*Виталий был уже почти готов – Рита особо над ним не работала, хотя, и вопросов лишних не задавала. Это радовало. Но ехидная улыбка, будто она знает всё на свете, не сходила с её красно-оранжевых губ, и Виталий, заметив выходящего из гримёрки Арланова, когда как раз подходил к ней, понял, что Рита уже успела поделиться «новостью дня». Странно, но чувства собственного превосходства над Третьяковой у него не возникло. Возникло лишь одно не очень приятное ощущение. И самое пугающее, что это ощущение было связано с каким-то сожалением. Нет, не с сожалением по поводу содеянного, а с сожалением по поводу того, что на самом деле она действительно просто-напросто сушила ему брюки.* Лена медленно расхаживала по площадке взад-вперед, пытаясь запомнить хоть какие-нибудь слова из текста. Арланов отдавал последние указания оператору, а Женька, которая уже успела отсняться, вальяжно расселась в тряпичном кресле, больше похожем на шезлонг, и наблюдала за тем, как долговязая ранетка рассекает площадку вдоль и поперёк. Но ни Лена, ни Арланов, ни кто либо ещё не интересовали рыжую ранетку, которая поджидала главного героя сегодняшнего дня – а вот, кстати, и он.
Виталий быстро шагал по коридору в спортзал, где ему предстояли сцены «со Светочкой», «с Рассказовым» и, заодно, «с Гуцуловым», и где, по совместительству, Арланов сегодня раздавал сценарий.
Идя по коридору, он успел встретить пару коллег, которые мирно болтали у стены, одна из которых, Катя Астахова, была явно чем-то развеселена, так как, пройдя мимо неё, он услышал чуть приглушенный женский смех.
Не придав этому особенного значения, он направился дальше. Войдя в спортзал, он заметил только снующих туда-сюда операторов и хмурого Арланова, а также Третьякову, которая у окна пыталась выучить свою роль, только что полученную из рук ассистента режиссера.
Чувства вины у него не было, было только чувство незаконченности. Как будто что-то должно случиться. Третьякова, по всей видимости, его прихода не заметила – даже глаз не подняла. Или обиделась? Но ведь это же просто шутка, так? Она ведь не будет злиться на него из-за этой фразы, она ведь не какая-нибудь маленькая обиженная девочка.
Блин, а чего это все такие весёлые? Снова слыша у себя за спиной всё новые и новые смешки, он, подойдя к Арланову, протянул руку за текстом в зеленой папке и спросил:
- Серег, а что случилось, что все ржут? Может, я тоже посмеюсь? – Арланов лишь с непониманием во взгляде оторвался от созерцания сценария и, протянув Абдулову его папку, ответил:
- Мне-то откуда знать? Может быть, все уже в курсе по поводу твоей сегодняшней «победы», - и в раздражённой усмешке скривил губы, показывая всем своим видом, что ему совершенно не весело.
Абдулов хмыкнул в ответ и развернулся, чтобы отойти в сторону, чтобы хоть пробежать глазами текст. Но, спустя пару секунд, отойдя на пару шагов, услышал уже с задором насмешливый голос Арланова:
- Или «не победы»? Виталик, это, наверное, возрастное. Не переживай, брат.
- Чего? – до Абдулова, видимо, не дошло, о чём сейчас с таким угорающим выражением лица говорит режиссёр, развернувшись, он непонимающим взглядом уставился на Арланова.
- Ты хоть смотришь на себя в зеркало, когда одеваешься? – со смешком осведомился Арланов, наблюдая за тем, как выражение лица Абдулова становится всё более и более недоумевающим.
- А что, разве что-то не так? – Абдулов по инерции оглядел свои брюки – вдруг снова что-нибудь пролил?! Нет, с брюками было всё вполне нормально. Перевёл взгляд на майку – тоже всё в норме. – У меня что, что-то на лбу написано?! – Обернулся – увидел смеющиеся взгляды съёмочной группы и глотающую смех Огурцову, которая развалилась в кресле.
- Скорее, на спине. Олимпийку сними, да почитай, - похлопал его по плечу Арланов, и отошёл от Абдулова, проконтролировать установку оборудования.
Дважды просить Виталия не пришлось - он тут же стянул с себя пресловутую олимпийку и перевернул. Первая же мысль, промелькнувшая у него в мозгу в тот момент, когда в его глазах тут же разгорелся недобрый огонёк, состояла всего из одного слова: «Третьякова…».
Лена сразу заметила, что с появлением Абдулова в спортзале стало заметно веселее – однако вида, что в курсе о его появлении, она не подала. Бросила взгляд только тогда, когда он развернулся к Арланову. И не смогла сдержать смешка. Впрочем, как и вся съёмочная группа. Но, как только он начал стягивать с себя олимпийку, у неё в душе тут же поселилось не очень приятное ощущение – догадается ведь… И точно. Как только он прочёл написанное, он тут же бросил гневный взгляд в её сторону, так, что она даже не успела спрятать глаза. А потом направился в её сторону. И она уже начала морально готовиться к головомойке.
- Это что ещё такое, Третьякова? – с угрожающими нотками в голосе осведомился Абдулов, держа перед собой олимпийку, подойдя к стоящей возле окна Лене, которая делала вид, что увлечена изучением текста сценария.
- Мм, ты о чём? – даже не подняла глаз она, продолжая бездумно глядеть в папку.
- Посмотри, - рывком протянул ей олимпийку Абдулов и испытующим взглядом уставился в её лицо.
- Мне некогда. Неужели тебе не хватило тех пятнадцати минут наслаждения, которые я подарила тебе сегодня утром? – и снова смотрит в сценарий, зная, что если поднимет глаза, столкнётся с разъяренным взглядом. По крайней мере, голос Абдулова не предвещал ничего хорошего.
- Лена, не включай дурочку, посмотри! – уже потребовал Виталий, терпение которого подходило к концу. Он расправил олимпийку и требовательно посмотрел на Лену. А те смешки, которые совсем недавно раздавались в его сторону, прочно засели в его мозгу, равно как и сочувствующее похлопывание Арланова по плечу, вкупе с сожалеющим взглядом и наглой ухмылкой режиссера.
Третьякова не смогла удержаться и подняла глаза. Переведя взгляд на надпись на олимпийке, вздрогнула от прорывающегося наружу хохота, но старалась держаться изо всех сил.
- «Вэри ИМПОТЕНТ пёрсон». А что, простенько и со вкусом, практически эксклюзив, - отозвалась она, опустив руку, в которой был сценарий, а другой упёрлась в бок. Играющая на её лице ухмылка окончательно вывела Абдулова из себя:
- Слушай, Леночка. Я тебе такой эксклюзив устрою, что мало не покажется, - процедил сквозь зубы он. Внутри бушевала стихия – он метался сейчас между двумя желаниями – убить Третьякову на месте, или схватить её за руку и увести куда-нибудь, чтобы доказать, что написанный на олимпийке «эксклюзив» - абсолютно ничего не значащая фраза. И наличие второго желания его пугало гораздо больше, нежели та репутация, которую могла обеспечить ему эта насмешливая надпись.
- Ха, очень страшно. Судя по дизайну твоей олимпийки – МНОГО не покажется, - уже открыто издевалась над ним Третьякова, упираясь одной ладонью в бок, а правую ногу отставив на приличное расстояние от левой, и смотря в синие глаза Абдулова бесстыжим сероглазым взглядом.
- Это типа месть? – Виталий прищурил глаза, ощущая, что самообладание потихоньку возвращается к нему, однако противное «второе» желание никак не проходит.
- Это типа опровержение. – Сухо отозвалась Лена, - Меньше надо языком трепать. Запомни: со мной лучше так не шутить. На меня Арланов, как на простигосподи, твою любовницу, посмотрел. А по мне, так лучше уж в монастырь. – Захотелось курить. Невыносимо, ноюще, нетерпимо. Похлопав себя папкой по карману, Лена поняла, что сигарет из машины не забрала. Чёрт. Ладно, фиг с ними. После съёмки обязательно заберёт и выкурит сразу две. А то и три.
- Много ты понимаешь, - странно, но в этот момент Абдулов не нашёл, что сказать, кроме этого. Может быть, виной тому была пелена неприязни, застилающая глаза, а может быть, чувство разочарования, родившееся где-то на самом дне души в тот момент, когда Третьякова произнесла последнюю фразу.