Сериалы онлайн

— Грей, я только сейчас подумала, что, не будь ты моим мужем, отчим снова наложил бы на меня лапу. Он по прежнему волен был бы избивать меня и морить голодом. Разве это справедливо? — Голос Джек звучал еле слышно.
— Конечно, нет, родная! Но ведь ты всегда можешь снова связать простыни и удрать через окно спальни. Кстати, Дарнли рассказал мне, что все слуги гордятся твоим отважным поступком.
— Миссис Смитерс пыталась принести мне немного еды, но сэр Генри ей пригрозил, что выгонит без рекомендаций, если она хотя бы еще раз попробует сделать то же самое.
Барон ласково привлек к себе жену и, нежно поцеловав, заметил:
— Джорджи заснула, и теперь нам самое время малость перекусить!
Однако обед чуть не превратился для них в настоящую пытку. Этого не случилось исключительно потому, что Грей сумел вовлечь миссис Финч в легкую, ничего не значащую беседу.
Когда Джек встала из за стола, он как ни в чем не бывало заметил:
— Дорогая, почему бы вам с миссис Финч не отдохнуть в гостиной, пока мы с сэром Генри кое что обсудим?
— Нет, — отрезала Джек столь решительно, что барону сразу стало ясно: о разговоре с хозяином с глазу на глаз не может быть и речи, по крайней мере в этот вечер. Впрочем, он ни в чем не винил жену.
Зато сэр Генри брезгливо сощурился и процедил, обращаясь к миссис Финч:
— Моя падчерица не стесняется лишний раз показать, что плохо воспитана. Пойдемте, дорогая, я провожу вас домой. — Он с раздражением швырнул на стол салфетку, небрежно кивнул Грею и под руку с миссис Финч удалился.
Проводив его хмурым взглядом, барон тяжело вздохнул:
— Полагаю, нам с тобой тоже пора кое что обсудить?
— Прости, что я не послушалась тебя, Грей, но ты не должен иметь никаких дел с отчимом — во всяком случае, наедине, — убежденно проговорила Джек. — Я слишком хорошо его знаю. Ему нельзя верить ни на грош. Не удивлюсь, если он постарается ударить тебя в спину кинжалом, как только ты отвернешься! Нет, я ни за что не оставлю тебя с ним одного, без защиты! Я просто не смогу это сделать — особенно теперь, когда ты спас Джорджи! — Она скрестила руки на груди, давая понять, что ни при каких условиях не изменит своего решения.
— Джек, мне вовсе ни к чему твоя защита. Поймешь ты или нет, мне все равно — просто я обязан сказать то, что думаю. — Отодвинув в сторону свою тарелку, Грей подался вперед. — Послушай, ты не могла бы полностью положиться в этом деле на меня?
— Ну, если мы снабдим тебя пистолетом.
— Ладно, — расхохотался барон и покачал головой, — так и быть, только позволь мне остаться наедине с отчимом! У меня возник план, но я боюсь, что он не сработает, если ты будешь где то поблизости.
— Только не забывай, что я не успокоюсь до тех пор, покуда ты не окажешься снова рядом со мной — целый и невредимый!
Грей поднялся и, подойдя к жене, подал ей руку:
— Давай пройдем вместе к Джорджи, а потом ты отправишься в нашу спальню. Я присоединюсь к тебе, как только переговорю с твоим отчимом.
— Грей, я все еще боюсь, — не сдавалась Джек. — Ты ведь не знаешь его так, как знаю я! Он способен на любую подлость!
— Позволь мне самому в этом разобраться, дорогая женушка. — Барон ласково потрепал Джек по щеке. — Обещаю, я буду предельно осторожен.
Через полчаса Джорджи снова сменили полотенце и уложили на диванчик возле камина в дубовой комнате, находившейся на другом конце коридора. Джек пристроилась рядом с ней.
— Теперь, если она проснется, я буду поблизости и смогу ей помочь, так что мне не нужно будет зря волноваться.
Опустившись на пол возле дивана, где спала ее сестра, Джек, обхватив руками колени, с тоской смотрела вслед уходящему мужу.
— Не забудь пистолет! — прозвучал у него за спиной ее голос.
Грей почувствовал, как от этой заботы у него потеплело на душе. Обернувшись, он послал жене воздушный поцелуй и затем решительно вышел из комнаты.
Он нашел сэра Генри в библиотеке, где тот скрашивал свой досуг, потягивая из бокала бренди.
— Она все еще жива?
— Конечно, — ответил Грей. — Собственно говоря, она и не подвергалась особой опасности. Вы, сэр Генри, запаниковали раньше времени. Но теперь это уже не имеет значения, поскольку нам с Джек удалось достаточно быстро сюда добраться.
Сэр Генри замысловато выругался и стал нервно барабанить пальцами по столу.
— И вы, стало быть, туда же, милорд, — не устаете радоваться чудесному выздоровлению?
— Не совсем. Сказать по правде, этот ребенок раздражает меня не меньше, чем вас. — Произнося эти слова, Грей как ни в чем не бывало любовался своими ухоженными ногтями.
— Судя по отчету доктора Брейса, именно вы способствовали ее выздоровлению, даже, можно сказать, спасли ей жизнь. Без вас девчонке не удалось бы избавиться от мокроты в легких.
— Это Джек настояла нам том, чтобы я помог ее сестре. Судя по всему, сейчас ребенок вне опасности, и когда через пару дней я смогу забрать отсюда свою жену, она будет в хорошем настроении и мне не придется утешать ее в тоске.
Сэр Генри задумчиво посмотрел на пламя, бушующее в камине, и наконец произнес:
— Теперь то мне ясно, что эта мерзавка Уинифред дурачила меня, делая вид, будто ей наплевать на Джорджину. Все это было одной видимостью, верно? Она любит эту девчонку! — Сэр Генри промочил горло очередной порцией бренди, а затем загадочно спросил: — Послушайте, милорд, вы бы не хотели сделать приятное своей Джек?
— Сделать ей приятное? — Грей изумленно приподнял бровь.
— Милорд, вы меня неправильно поняли! Она до смерти хочет заполучить этого ребенка. Если вы поможете ей это сделать, то станете в ее глазах настоящим героем. Ну, так как вы на это посмотрите?
— Пожалуй, не буду возражать, если Джек станет навещать сестру раз или два в год. Да, шесть месяцев — самый подходящий срок, чтобы пресытиться и позволить ей ненадолго отлучиться.
Сэр Генри даже покраснел от злости.
Атмосфера в библиотеке так сгустилась, что, казалось, нечем стало дышать.
— Миссис Финч терпеть не может Джорджину, — сообщил он наконец.
— Ну, вряд ли это так уж важно!
— Но я собираюсь на ней жениться! А она ни за что не согласится иметь этого несчастного заморыша в качестве падчерицы!
— Слава Богу, меня это не касается! Кстати, должен вам сообщить, что Джек вряд ли тронется с места, пока не будет полностью уверена, что ее сестра поправилась. Так что мы непременно еще увидимся с вами завтра, сэр Генри!
Грей небрежно кивнул и поспешил покинуть библиотеку. Он успел заронить одно единственное семя и едва полил его водой. Но, судя по всему, сэру Генри так не терпелось избавиться от ребенка, что он готов был даже поступиться местью в отношении Джек. Барон не сомневался, что, если бы не присутствие несравненной миссис Финч, все обернулось бы совсем иначе. Теперь же ему оставалось лишь дожидаться, пока сэр Генри созреет окончательно и плод сам свалится в руки садовнику. Вот почему появление в этом доме миссис Финч барон считал столь же неожиданным, сколь и своевременным обстоятельством.
Насвистывая веселенький мотивчик, Грей бодро шел по коридору, как вдруг из за поворота на него налетела Джек, и маленькие кулачки принялись изо всех сил молотить по его спине…
— Так вот она, твоя любовь ко мне! — Джек тяжело дышала. — Мне следовало знать, что ты ничуть не лучше остальных самцов в этом проклятом мире! Я ненавижу тебя, Грей, ненавижу!
Барон обхватил жену обеими руками и прижал к себе, пытаясь успокоить.
— Значит, ты все подслушала? — Он незаметно улыбнулся.
— Негодяй!
— Полагаю, ты пошла следом за мной из страха, что у сэра Генри припрятан за пазухой кинжал?
— Так оно и было… Жалко только, что кинжала там не оказалось!
— Джек, но ведь я твой муж. Разве ты сама не обещала, что будешь мне верить? Вспомни, что ты говорила всего полчаса назад. Разве ты не поклялась, что во всем станешь полагаться на меня?
— Я ошиблась!
— Давай ка уйдем отсюда. — Грей прижал ее к себе еще крепче. — Я вовсе не хочу, чтобы сэр Генри наткнулся на нас. Он слишком умен, Джек. И поверь, мне удалось настроить его именно так, как это нужно нам обоим. Пойдем в спальню, там я тебе все объясню.
Как только они оказались в отведенной им комнате, Джек, встав у двери, решительно произнесла:
— Я не уеду отсюда без Джорджи.
— Разумеется, не уедешь — а как же еще? — Барон обнял ее и поцеловал в плотно сомкнутые губы.
— Не смей издеваться надо мной! Я отлично слышала все, что ты наговорил отчиму! Ты сам сказал, что Джорджи тебе не нужна!
— Да нет же, ты ничего не поняла…
— Еще как поняла! Ты просто отвратительный тип!
Тут барон не выдержал: схватив жену в охапку, он швырнул ее на кровать, а сам навалился сверху.
— Не смей на меня орать! Можешь просто лежать и убивать меня взглядом — этого вполне достаточно! Вот так то лучше. — Он с облегчением перевел дух. — А теперь скажи мне всего одну вещь, Джек. Чего тебе хочется больше всего на свете?
— Джорджи!
— Отлично. — Грей немного помолчал. — В таком случае не лучше ли тебе переменить свое мнение обо мне?
Нахмурившись, Джек неохотно процедила сквозь стиснутые зубы:
— Мне трудно сказать сразу. Для этого сначала нужно вспомнить весь твой разговор с отчимом и забыть о том, как я разозлилась на тебя!
— Будь добра, сделай такое усилие.
Внезапно выражение лица Джек изменилось, и на нем появилась робкая улыбка.
— Господи, Грей, ты самый большой пройдоха на свете! Еще никому не удавалось поймать рыбку в такой мутной воде. Так вот зачем ты представился чуть ли не вторым сэром Генри!
— Наконец то ты оценила по достоинству мои актерские способности! Теперь я почти уверен, что все пойдет как по маслу, — если только твой отчим действительно собрался жениться на миссис Финч. Понимаешь, она на дух не выносит Джорджи, и оттого желание отомстить нам больше не донимает сэра Генри с прежней силой.
— Как ты думаешь, она богата?
— Если она не окажется сказочно богатой — значит, сэр Генри круглый дурак или на него просто нашло помутнение от неумеренной страсти.
— Поверь, он очень хитрый. И никогда не был дураком. Но послушай, Грей, ты не забыл, что все еще лежишь на мне? И я кое что чувствую.
Барон вздрогнул и невольно прижался к ней еще сильнее.
— Я тоже кое что чувствую, Джек. — Он сделал над собой усилие и перекатился на бок.
— Что ты собрался делать завтра?
— Я хочу немного пошептаться по секрету с Дарили и с миссис Смитерс. Полагаю, в их лице мы обретем превосходных помощников. Ну а теперь уже слишком поздно, и как бы мне ни хотелось преподать тебе очередной урок семейной жизни, давай не будем забывать, что здесь спит Джорджи. Поэтому я просто желаю тебе спокойной ночи, Джек!
На протяжении последующих двух дней Грей ни разу не заводил с сэром Генри разговора о его дочери; зато Джек почти не отходила от своей сводной сестры. Джорджи очень быстро шла на поправку, она была упорной и крепкой малышкой. Когда Грей впервые увидел ее при свете дня, то не удержался от восхищенного восклицания. Джек только что вынула девочку из ванны и вытирала ей головку, что то мурлыча себе под нос; ее ловкие пальцы перебирали пряди густых темных волос.
— Ну вот, пончик, ты почти высохла. Но мы все равно будем настороже. Так что ступай ка к огню и досуши волосы у камина!
Грей подобрался поближе — и замер. У Джорджи один глаз был ярко синим, а другой — золотистым!
Барон не верил своим глазам. Разве такое возможно — глаза разного цвета?.. Он сделал еще шаг вперед, и малышка, заметив, что он рассматривает ее, ответила ему внимательным, спокойным взглядом.

Джек настороженно затихла и как бы невзначай привлекла девочку к себе.
— Это нисколько ее не портит! — Она готова была тут же встать на защиту сестры, но все же сумела сдержать себя и теперь говорила негромко и спокойно: — Джорджи вовсе не является дьявольским отродьем или чем то вроде того, и мне плевать, что викарий назвал ее однажды адовой отрыжкой. Она красивая и умная девочка! — Джек поцеловала малышку в висок. — Что, пончик, наверное, ты устала, пока купалась, да? Ну ничего, теперь ты скоро поправишься. Лучше поспи немного возле камина, здесь так тепло!
И действительно, едва Джек успела укутать ее в одеяло и отвести с лица пряди непослушных волос, как девочка послушно заснула.
Перебравшись к окну, Грей негромко произнес:
— Джек, когда мы в первый вечер беседовали с твоим отцом и миссис Финч, она обмолвилась, что было бы лучше, если бы Джорджи умерла. Не пугает ли ее именно эта особенность — разные глаза?
— Мерзкая баба! — вырвалось у Джек. — Да, наверное, все обстоит именно так. Сэр Генри тоже уверен, что Джорджи умственно неполноценная, — и все из за цвета ее глаз.
— А я не сомневаюсь, что когда твоя сестра вырастет, то станет грозой всех холостяков в Лондоне. Она красавица, Джек, просто красавица, такая же неповторимая, как и ты!
И тут Джек не выдержала. Оставив Джорджи, она бросилась к мужу в объятия. Это произошло так стремительно, что Грей не удержался на ногах и упал на кровать. На него тут же навалилось горячее, дышащее страстью тело Джек. Она стала осыпать его лицо беспорядочными быстрыми поцелуями, как вдруг из за края одеяла раздался голос:
— Фредди, кто это? И почему ты его бьешь?
Джек кубарем скатилась на пол. Подскочив к сестре, она поспешно схватила ее в охапку вместе с одеялами.
— Он мой муж, детка, и я вовсе не собиралась его бить. Просто мы так играли. Кстати, раз я вышла за него замуж, он стал твоим братом! Запомни, его зовут Грей; он спас тебе жизнь и он очень хороший.
— Грей? — Джорджи из за плеча Джек серьезно разглядывала незнакомого ей человека.
— Дай я немного причешу тебя, чтобы ты выглядела прилично! Первое впечатление — самое важное! Одерни как следует ночную рубашку! Вот так, Джорджина, теперь ты самая прелестная малышка во всей Англии! Ну ка, сделай брату реверанс!
Оставаясь у Джек на руках, девочка неловко поклонилась и попыталась улыбнуться.
— Привет, Джорджи! Знаешь, у меня есть отличная расческа! Твоя сестра уже вымыла тебе головку и высушила волосы, но в таком виде тебя все еще нельзя пускать на королевский прием. Хочешь, я тебя причешу? Иди ко мне!
Девочка вопросительно оглянулась на Джек.
— Меня он еще никогда не расчесывал, Джорджи. Может, мы позволим сперва попробовать на тебе? Как ты считаешь?
— Я не знаю. Волосы слишком запутались…
После множества ласковых уговоров и шуток Грей наконец усадил Джорджи на колени и принялся распутывать длинные пряди, пустив в дело карманную расческу. При этом он не умолкал ни на секунду, стараясь развлечь свою маленькую сестричку.
— Ну вот, теперь я победил еще один локон и направлюсь строго на запад, где притаилось целое гнездо запутанных волос, пожелавших спрятаться под твоим ушком. Если бы я был совсем маленьким зверьком, то очень боялся бы угодить в это ужасное место, ведь оно так коварно укрыто! Я бы наверняка заблудился там и умер от голода, потому что никто бы не нашел и не покормил меня.
Джорджи смеялась от души. Она еще слегка хрипела, но это уже не был тот ужасный звук, который совсем недавно вырывался из ее груди.
— И откуда только ты всегда знаешь, что и как нужно делать? — удивлялась Джек. Она устроилась возле них на маленькой скамеечке и теперь с улыбкой глядела на забавную пару.
— Помнишь, утром в день нашей свадьбы ты встретила Алекса Абдулова?
— Да, помню. Но при чем здесь он?
— Я ведь рассказывал тебе, как он спасает бездомных детей. Алекс занимается этим с тех пор, как ему исполнилось двадцать лет. Они с Джейн не оставляют без заботы ни одного ребенка из тех, кого Алекс привозит к ней в Брэндон Хаус Джейми, первого мальчика, попавшего под ее опеку, кто то просто выкинул на кучу отбросов в темной аллее, а Алекс подобрал его. С этого все и началось. Через шесть лет Алекс отстроил еще один дом на территории Котсуолдса. Насколько я могу судить, там сейчас содержится десятка полтора детей самого разного возраста. Когда я навещал их несколько лет назад, Алекс познакомил меня со своей дочкой. Он как раз занимался тем, что расчесывал ей волосы, и юная особа чрезвычайно милостиво позволила мне присутствовать при этом. Она даже разрешила мне немного поупражняться…
Грей на миг умолк, всматриваясь в прошлое, которое отнюдь не всегда приносило ему радость.
— Мать Дженни умерла во время родов, но сама девочка выжила, и хотя с рассудком у нее не все в порядке, ты нигде не увидишь другую такую милую малышку, Джек. Сейчас ей уже исполнилось двенадцать, и она настоящая красавица, как и ее отец! После Дженни мне пришлось не раз расчесывать волосы маленьким девочкам и даже делать им прически. Ну, теперь тебе наверняка захотелось узнать, что Алекс считает самым важным в семейной жизни?
Но вместо ответа Джек вдруг неожиданно заплакала.
— Ох, только не это! Я вовсе не собирался тебя расстраивать! Это ведь добрая история, а вовсе не мрачная! — Он привлек жену к себе и теперь держал их обеих — Джорджи одной рукой, а Джек другой. — Ну не надо, не плачь! Вот смотри, Джорджи ведет себя молодцом и даже ни капельки не хнычет!
Джек долго шмыгала носом, прежде чем отважилась поднять глаза.
— Когда я увидела Алекса Абдулова, то подумала, что такой красавчик наверняка должен быть настоящим дамским угодником — богатый повеса, которому ни до чего нет дела. Я вела себя ужасно!
— Но теперь то ты поняла, что Алекс — это совсем другое дело? О его занятиях никто не знает, даже его родные!
— Так откуда же об этом узнал ты?
— Ну, собственно говоря, лет пять назад он выручил меня из очень больших неприятностей. И так уж вышло, что со временем я проник во все его тайны. Хотя сам Алекс, конечно, и не думал чем либо передо мной хвастаться!
— Господи, Грей, что же с тобой приключилось тогда?
— Тебе лучше вовсе не знать об этом. Поверь, так наверняка будет спокойнее для нас обоих.
— Ты хочешь сказать, что никто не должен знать о спасенных Алексом детях?
— Нет, не совсем так. Говорю же тебе, Джек, выбрось это из головы.
— Но я твоя жена!
— Без году неделя!
— А я твоя сестра! — Джорджи неожиданно улыбнулась Грею и робко погладила его маленькими пальчиками по лицу.
— Так оно и есть. — Грей ласково поцеловал ее ладошку.
Джек молча ждала, но Грей больше не промолвил ни слова — может быть, он полагал, что такие истории не очень то подходят для слуха маленьких девочек.
— Ладно. Тогда расскажи, что Алекс Абдулов считает самым важным в семейной жизни?
К счастью, как раз в этот момент на пороге комнаты появилась Долли с небольшим подносом в руках.
— Ага, Джорджи, а вот и теплое молоко с печеньем! Ты бы не хотела пойти вместе с Долли и немного полакомиться? А потом можешь вернуться сюда и лечь спать!
— Миндальное печенье, Джорджи, — подхватила Джек, и это ее упоминание решило дело. Девочка с охотой побежала к двери.
— Я скоро приведу ее назад, — пообещала Долли, которая, видимо, сразу поняла, в чем дело. Еще раз с улыбкой глянув на новобрачных, она подождала, пока Джорджи подойдет к ней, и, пропустив девочку вперед, удалилась вместе с подносом, не забыв прикрыть за собой дверь.
Как только они остались одни, барон повернулся к жене. Увидев ее раздвинутые в ожидании губы, он тут же принялся их целовать. Лишь на миг он заставил себя оторваться, чтобы прошептать, обдавая жарким дыханием нежную щечку:
— Долли догадалась, что у нас с тобой на уме. Ну а про все остальное я скажу тебе, когда настанет подходящий момент. Только не сейчас. К нам вот вот должна вернуться совсем маленькая девочка, так что, пожалуйста, потерпи.
— Хорошо. Тогда лучше я пойду перекушу вместе с Джорджи. А потом сама приведу ее назад.
Через час обе сестры уже крепко спали. И только Грей, лежа на мягкой пуховой перине рядом с молодой женой, еще долго не смыкал глаз.
— Ты совсем голый, Грей, — приподнявшись на локте, шепнула Джек.
Барон мгновенно пришел в себя — как будто к самому его носу поднесли чашку с горячим кофе. Джек лежала поверх него, чуть не касаясь его носа своим, и лукаво улыбалась.
— И ты такой приятный на ощупь! Еще только начинает светать. Джорджи крепко спит, и мне кажется, ты мог бы дать своей жене урок. Я обещаю вести себя совсем тихо!
Скорее реки потекут вспять, чем женщине потребуются уроки для того, чтобы свести мужчину с ума! — подумал Грей. Ему ничего не оставалось, как только сдаться — его орган, кажется, вот вот готов был лопнуть.
— Пожалуй, я, так и быть, соглашусь. Наверное, мне придется вспомнить о великих предках, чьи портреты взирают на меня дома из старых золоченых рам, — столь древних, что трудно даже представить, как такие развалины вообще могли произвести кого то на свет!
Джек захихикала — нежнейший, желаннейший звук в этом мире!
— Итак, прежде всего замри, — приказал барон, и Джек тут же подчинилась. Теперь ему стало намного легче сохранять выдержку, но в результате он испытал немалое разочарование. — Ладно, можешь погладить меня пальчиком по губе. Не надо нажимать слишком сильно, просто касайся едва едва!
И тут он поймал ее палец губами. Когда Грей отпустил его, Джек недоверчиво произнесла:
— Никогда бы не поверила, что такое может случиться, если подержать палец во рту! Наверное, это глупо, но меня вдруг окатило жаром от макушки до ступней! Послушай, Грей, а что, если я дам тебе подержать сразу два пальца?
— Ох, какая ты хитрая — надеешься получить от этого двойное удовольствие? Но ведь дело тут совсем в другом! Давай ка повторим то же самое, только медленнее, чем в первый раз. И ты сама решишь, когда положить палец ко мне в рот.
Джек старалась изо всех сил, но в конце концов Грей не выдержал и поймал ее за запястье.
— Пожалуй, мы уже достаточно поупражнялись с пальцами. Теперь поцелуй меня в шею, а потом спустись ниже, на грудь. — Тут он сделал несколько глубоких вдохов, приговаривая сквозь стиснутые зубы: — У меня есть сила воли. У меня есть терпение. Я выдержу…
Джек стала медленно целовать его, то и дело заглядывая Грею в лицо в ожидании похвалы. Она так преуспела в этом упражнении, что барон едва успевал ей кивать. Его возбуждал каждый дюйм ее тела, и он уже не был уверен, действительно ли доживет до конца этой пытки, как вдруг к нему пришло спасение.
Это случилось тогда, когда Джорджи загадочным шепотом поинтересовалась:
— Фредди, а что это ты делаешь на Грее?
Барон едва удержался от смеха, даже несмотря на то, что близость горячего, податливого тела не давала ему прийти в себя.
— Джорджи, доброе утро, моя хорошая! Как ты себя чувствуешь? У тебя сегодня такой милый чистый голосок!
— Мне лучше, Фредди!
— Сейчас я подойду к тебе! — Стройные ножки осторожно скользнули по его паху, и барон едва не зарыдал.
— Джек, это уж слишком! Я всего лишь мужчина — несчастное создание, обреченное на смертную муку из за твоих выходок! Прекрати наконец, иначе…
Но он не успел докончить свою угрозу, так как в этот момент Джек чмокнула его в живот и, заливаясь хохотом, легкой походкой направилась к Джорджи.
Грей с интересом слушал, как сэр Генри ругается где то возле парадной двери. Дарнли как будто провалился сквозь землю. Превосходно.
Беспечно насвистывая себе под нос, барон не спеша вышел на крыльцо особняка Карлайсл. Утро выдалось на редкость ясным — ни одно облачко не омрачало небосвод, что для Англии само по себе являлось большой редкостью. Полной грудью вдыхая аромат свежескошенного сена, Грей наблюдал, как трое садовников старательно подстригали кусты с восточной стороны особняка. Карлайсл был тем прелестным местом, где человек мог счастливо прожить всю жизнь, не завидуя благам цивилизации, — настоящий бриллиант, оправленный изумрудами пологих холмов, покрытых живописными дубовыми перелесками.
Прогулка Грея затянулась больше чем на час, и первым, что он увидел по возвращении, было разъяренное лицо сэра Генри, стоявшего на каменных ступенях парадной лестницы и нахлестывавшего себя по сапогу стеком для верховой езды. Глаза хозяина поместья налились кровью, и весь он буквально дрожал от ярости.
Сделав вид, будто ничего не заметил, Грей приветливо помахал ему рукой, соскочил с седла и бросил поводья расторопному конюху.
Потом он старательно счистил пыль со своего жокейского костюма.
— Как вам нравится этот чудесный денек, сэр Генри?
— Вы изволили вернуться как раз вовремя! Будь я проклят, но такого в моем доме я больше не потерплю! — Тут сэр Генри завопил так, что задрожали стекла: — Или заберите отсюда эту девчонку, или я навсегда сошлю ее в Йорк!
— Девчонку? В Йорк? Простите, милорд, у вас здесь что то случилось?
— Я же говорил вам, что в доме все кувырком! Мне поздно подают завтрак, и он приготовлен из рук вон плохо! Лакей осмелился порезать меня бритвой! А теперь Дарнли сговорился с миссис Смитерс и заявил, что или они останутся в доме — или она! Им, видите ли, надоела эта суета и неразбериха! Так вот, я все успел обдумать. Уинифред мечтает заполучить к себе младшую сестру — и на здоровье! Пусть заберет! Увезите ее, милорд, увезите прямо сегодня!
— Прошу меня простить, сэр Генри, я не совсем понимаю вас. Вы действительно желаете избавиться от своего единственного ребенка?
— Если бы ребенок был мужского пола, все пошло бы иначе! А когда родилось это пугало с разноцветными глазищами, от него пошла одна суета. К тому же миссис Финн просто не выносит девчонку!
Грей молча обошел сэра Генри и направился в дом.
— Сэр, вы не можете просто так взять и уйти! Решите же что нибудь наконец!
— А позвольте поинтересоваться, какую выгоду я буду иметь с того, что избавлю вас от этой помехи? — недоверчиво процедил барон.
В это время Джек, войдя на лестницу, стояла, прислушиваясь, ни жива ни мертва. «Ох, Грей! — молила она про себя. — Только не перегни палку!»
— Ну а чего бы вы хотели? — Тон сэра Генри сразу заметно переменился.
Барон напряженно всматривался вдаль, изображая глубокую работу мысли.
— Денег! — изрек он наконец.
— Вы хотите, чтобы я заплатил вам за то, что вы заберете Джорджи?
— Вот именно, — подтвердил Грей. — Скажем, вы определите нечто вроде годового содержания в сумме ста фунтов, с помощью которых я хотя бы покрою расходы на ее еду и платье.
— Да за такие деньги можно нарядить саму королеву! Десять фунтов — и ни гроша больше!
— Ладно, так и быть, пятьдесят. И учтите, больше я уступать не намерен. Не забывайте, что мне еще придется платить жалованье этой ее няньке, Долли. Кроме того, от вас потребуется составленная по закону бумага, в которой будет сказано, что вы уступаете мне все права на девочку и я становлюсь ее опекуном, а вы, сэр Генри, полностью отказываетесь от своих родительских прав.
— Разумеется, отказываюсь! — Сэр Генри радостно потер руки — ведь он свято верил в то, что одержал великую победу. Ну что ж, тем лучше.
— Если так, то нечего зря тянуть время, — заметил Грей. — Наверное, для вас не секрет, что Джек не очень то нравится у вас. Как только будет покончено с формальностями, мы тут же уедем. Где здесь поблизости можно отыскать стряпчего?
Ровно в три часа пополудни Грей уселся в свою карету. Напротив устроились его жена и ее младшая сестра, заботливо укутанная в старое пальто Джек. Барон постучал кучеру, и, пока карета не миновала ворота поместья, никто не произнес ни слова.
— Как ты думаешь, он и в самом деле будет посылать тебе пятьдесят фунтов на содержание Джорджи? — недоверчиво спросила Джек.
— Как бы не так! Но разве сейчас это важно? Мне необходимо было до конца быть таким же прижимистым негодяем, каким является сам сэр Генри, — иначе бы он нас мигом раскусил и не отдал Джорджи, не содрав с меня кругленькую сумму!
— Он просто мерзкий тип!
— Что верно, то верно. Но у меня есть предчувствие — он очень скоро получит по заслугам, если все таки женится на миссис Финч.
— С чего ты это взял?
— Когда я прощался с Дарнли и миссис Смитерс и благодарил их за успешно проведенный спектакль, они шепнули мне кое что. Кто то из слуг в Сит Палас разнюхал, будто первым мужем миссис Финн был чрезвычайно богатый джентльмен, который загадочным образом скоропостижно скончался сразу после свадьбы.
— Неужели он был настолько старым?
— Ему не исполнилось и шестидесяти. Но важно не это, Миссис Финч оставалась вдовой целых четыре раза!
— Вот это да! — Джек изумленно уставилась на мужа. — Но послушай, Грей, мой отчим еще не старик и не такой богач!
— Так по твоему, миссис Финч просто в него влюбилась?
— А что, он умеет пускать пыль в глаза. Моя мама до самой смерти отказывалась верить в то, что он совсем не такой, каким видели его окружающие.
— Чему быть, того не миновать, — философски заметил Грей и наклонился вперед, чтобы поправить на Джорджи воротничок. Девочка лишь молча смотрела ему в лицо и не проронила ни звука. — Похоже, лорд Рай тоже положил глаз на эту достойную леди. Я слышал, будто она не раз появлялась в свете в его обществе.
Джек расхохоталась, схватила в охапку Джорджи, крепко прижала к себе и поцеловала в макушку.
— Ах, милая барышня, у тебя такие шелковистые волосы! Полюбуйся, Грей, как они блестят! Разве не прелестно?
— Я слышала, как па…
— Твой папа?
Малышка кивнула. Грей гадал, сможет ли она когда нибудь в жизни произнести без запинки имя родного отца.
— Он говорил сам с собой, что добьется своего и окрутит проклятую кобылу.
— Кобылу?
Двое взрослых изумленно уставились на ребенка. Наконец Грей произнес, стараясь скрыть смущение:
— По моему, это уже удар ниже пояса!
— Они оба только и думают, как обвести друг друга вокруг пальца! — Джек сокрушенно покачала головой. — Что ж, им предстоит нелегкая борьба…
— И пусть победит сильнейший! — докончил Грей. Он наклонился и ласково погладил Джорджи по щечке. — У тебя превосходная память, Джорджи! Ну а теперь скажи, тебе нравится Лондон?
— А что такое Лондон?

Глава 22

— Вот уж не предполагал, что детская в моем доме так скоро перестанет пустовать! — Грей внимательно следил за тем, как Джек укладывает сестру в маленькую изящную кроватку. Это легкое сооружение с шелковым пологом и кружевными простынками пришлось самым срочным образом доставать с чердака. Не исключено, что в ней спала еще его бабка, — кто знает! Во всяком случае, кроватка была очень старой. Джек тем временем запела колыбельную — довольно пискляво, но по крайней мере не фальшиво.
Допев песенку до конца и с улыбкой кивнув на няньку, она сказала:
— Нам повезло, что Долли так крепко любит Джорджи и согласилась переехать сюда. Слишком большие перемены могут повредить малышке. Когда за ней явилась из Йорка сестра моего отчима, Джорджи было очень плохо. Она боялась попадаться на глаза взрослым, как будто надеялась, что если будет вести себя тихо как мышь, то про нее забудут и оставят в покое. Зато сейчас, я уверена, все будет в порядке — и это благодаря тебе, Грей!
— Ну а теперь, Долли, — Джек обернулся к няньке, — познакомься, это миссис Пиллер. Она самая лучшая экономка в Лондоне. Миссис Пиллер знает меня с трех лети все это время не устает жаловаться, что наш дом слишком мрачен без детского смеха. Она сказала, что ты можешь занять спальню напротив детской.
— Даже не верится, что теперь я буду жить в Лондоне! — широко улыбнувшись и показав отличные белые зубы, воскликнула Долли, которой едва исполнилось восемнадцать. Следом за миссис Пиллер она отправилась к себе в спальню, и Грей заметил, что Джек как то странно посмотрела ей вслед.
— Уж не ревнуешь ли ты кого нибудь к нашей новой служанке? — насмешливо спросил он.
— Приревновать к Долли из за того, что она краснеет всякий раз, когда видит тебя? Могу поклясться, что я и не думала ни о чем таком!
— Да нет же, Джек! Разумеется, она краснеет оттого, что ты постоянно норовишь поцеловаться со мной в ее присутствии. Я всего лишь хотел сказать, что ты ревнуешь, потому что она слишком близка с Джорджи!
— Милорд, приехал граф Нортклифф, — сообщил, появляясь в дверях, Куинси. — Они с супругой хотят поприветствовать молодую леди.
— Просто ужас, с какой скоростью разносятся по Лондону вести! Мы же едва успели войти в дом!
— Вы прибыли примерно полтора часа назад, милорд.
— Благодарю, Куинси. Идем, Джек, я познакомлю тебя с Еленой Абдуловой. Это настоящая леди!
Когда гости и хозяева поприветствовали друг друга, между ними завязался обычный светский разговор; и тут Джек заметила, что рыжеволосая графиня Нортклифф все время обращается исключительно к хозяевам. Она словно не замечала своего мужа и даже выбрала кресло как можно дальше от него. Все это выглядело как то странно. Может быть, гостья смущается?
Джек сразу отметила, что Елена была очень мала ростом, но зато обладала воистину выдающимся бюстом. В свою очередь, Виталий Абдулов по праву мог бы считаться гигантом среди мужчин. «Ну и ну! Да ведь он может раздавить ее, когда они занимаются любовью!» Едва подумав об этом, Джек поймала на себе внимательный взгляд Грея и тут же покраснела, не в силах скрыть возбужденный блеск в глазах.
«И все же, — размышляла она, — если граф с графиней враждуют между собой, какого черта им нужно было тащиться в дом к Грею и молчать у него в гостиной? А что по этому поводу думает сам Грей? Куда, наконец, испарились вездесущие тетушки?»
В конце концов Джек решила прийти на помощь графине.
— Мне очень нравятся ваши волосы, миледи. Именно такой цвет обожают итальянские художники. И вы так красиво уложили эту высокую прическу…
— Спасибо, — вздохнула Елена Абдулова. — Если хотите, зовите меня Леной! — Она пригладила непослушную прядь. — Только собрав волосы на самой макушке, как сейчас, я могу показаться хоть чуточку выше. Что делать, если вокруг меня одни великаны. К моему несчастью, кое кому из них взбрело в голову, что малый рост как то связан с куцыми мозгами! — Тут она бросила убийственный взгляд в сторону мужа.
Однако Виталий, который все это время делал вид, что не замечает выпадов жены, и на этот раз лишь многозначительно прокашлялся и как ни в чем не бывало обратился к Грею:
— Представь себе, Грей, Хелен Мэйберри все еще в городе вместе с отцом. Она так увлеклась этой своей лампой короля Эдуарда, что не желает даже слышать, будто речь идет о выдуманной истории. Хелен клянется, что у себя в графстве Хэммеринг нашли в развалинах какого то монастыря очень старый и ветхий пергамент с описанием лампы и ее поразительных свойств.
— Мисс Мэйберри — весьма впечатляющая дама, — заметил Грей. — Она тащила меня на плече, после того как я расшибся, упав с лошади, и даже глазом не моргнула.
А Джек добавила с невинной улыбкой:
— Еще она призналась на нашей свадьбе, что была влюблена в тебя, Виталий, когда ей было пятнадцать лет…
При этих словах Елена Абдулова подскочила как ужаленная, уперлась кулаками в бока и воскликнула:
— Ага, а ты пытался это отрицать! Нет уж, шила в мешке не утаишь! Ты, Грей, тоже хорош, нечего сказать! Но позвольте вам заметить, что я не меньше наделена разумом и силой духа, хотя и не могу тягаться с мисс Хелен Мэйберри в росте и весе! С чего вы взяли, будто я не узнаю абсолютно все до последнего слова, сказанного между вами или о вас?
— Лена, ну какая же ты дура! Хелен просто вспомнила детство, когда мы с ней были друзьями, вот и все!
— Как бы не так, будет она вспоминать всякие глупости ни с того ни сего. Полюбуйся на себя, Виталий Абдулов! Ты уже докатился до того, что утратил ко мне всякий супружеский интерес, — так что же мне прикажешь теперь думать? Твое равнодушие и мрачность объясняются довольно просто — ты возжелал другую женщину, и зовут ее Хелен Мэйберри!
— Лена, перестань! Если тебе так приспичило делать из мухи слона, дождись хотя бы, пока мы останемся одни! А пока мы в гостях у Грея и Джек, ты должна успокоиться и не вести себя как базарная баба! Пожалуйста, сядь в кресло, сложи ручки на коленях и улыбнись. И еще я бы посоветовал тебе поменьше открывать рот. Ты в таком обществе, где принято вести себя сдержанно и воспитанно, а не в спальне за закрытыми дверями, где можно орать и визжать на меня, сколько твоей душе угодно.
Однако графиня и не подумала сдаваться. Она ринулась в атаку на мужа и, не смущаясь присутствием хозяев, принялась бить Виталика по груди, выкрикивая при этом:
— Хватит говорить про Хелен Мэйберри так, будто она святая и настолько милая и умная, что все вокруг готовы плясать под ее дудку! Как бы не так! Она просто положила на тебя глаз, ты, ничтожный мерзавец!
— Лена, ради всего святого, успокойся!
— Поздно меня уговаривать! За последние два месяца ты не был дома целых три недели! Ты провел их с ней в этой дурацкой таверне с лампой! Я угадала, верно? Не нашел ничего глупее. И конечно, она охмуряла тебя разговорами про чудесные свойства лампы!
При виде того, как покраснела Ленка, Виталий в испуге отступил и чуть не свалился в камин.
— Послушай, Лена, — начал он, напустив на себя вид не менее грозный, чем тот, с которым представитель властей врывается в разбойничье логово, — ты перешла все границы! Если ты немедленно не справишься со своей необузданной ревностью, я силой отошлю тебя домой! И ты не ступишь оттуда ни шагу, оставаясь вдвоем со своей свекровью — да поможет тебе Господь! — пока не остепенишься и не придешь в себя. Я никогда не был в графстве Хэммеринг. Точнее говоря, однажды я приезжал туда в гости к лорду Прису, но это было очень давно, много лет назад, да еще нанес ему визит в «Гильон отеле» после свадьбы Грея, когда он пригласил меня на обед. Вот и все, больше ничего не было, Лена, так что выбрось Хелен из головы и приди наконец в себя! — Тут Виталий вдруг рассмеялся и повернулся к Грею: — Один лакей тогда здорово споткнулся и наверняка расшиб бы себе нос, но Хелен успела поймать его за шиворот!
— Скажите, какие мы храбрые и ловкие! Как же, я даже слышала, что эта дылда выставила за дверь Артура Келберна, похитившего Джек! Между прочим, Виталий, я бы проделала то же в два счета! То, что я мала ростом, еще не говорит ни о глупости, ни о трусости! Я бы и лакею не дала упасть! Подумаешь, подвиг!
Виталий схватился за голову:
— Нет, вы только посмотрите на нее! Послушай, Лен, ты бы не выставила за дверь Артура Келберна. Он просто не разглядел бы такую малютку, как ты! Нет, нет, давай скажем иначе! Если бы только он заметил тебя, то не увидел бы больше ничего, кроме твоего бюста! Да, именно так! Он так и застыл бы на месте и глазел на твои груди, пуская слюни и рискуя быть растоптанным остальными.
Графиня Нортклифф затряслась от негодования:
— Да что ты такое говоришь! Ну, Виталий Абдулов, какая же ты все таки скотина, если позволяешь себе при посторонних обсуждать мою грудь!
— Не волнуйся, дорогая, все мужчины этим только и занимаются — правда, не при леди. А ты в течение последнего часа была похожа на кого угодно, но не на леди. С той самой минуты, как мы уселись в карету, чтобы ехать сюда, у тебя был такой взгляд, как будто ты готова была убить меня.
— Между прочим, Виталий, — как бы невзначай вставил Грей, — если бы Джек обладала теми же достоинствами, которыми наделена Лена, Артуру Келберну не было бы дела до ее приданого. Он все равно похитил бы ее.
— Вот как! — Джек вскочила с места и посмотрела на мужа так, словно вдруг увидела перед собой таракана. — Стало быть, с такой тощей плоскогрудой вешалки, как я, Артур мог взять только деньги, которые достались бы ему после свадьбы!
«Говорил же себе: никогда не встревай в семейные ссоры!» — с тоской подумал Грей и тут же постарался как можно безмятежнее улыбнуться жене:
— Это не совсем так, дорогая. Просто, чтобы по достоинству оценить твою красоту, нужно сперва хорошенько тебя узнать…
— Даже не старайся, — перебил его Виталий, — все равно не поможет, ты уж мне поверь.
— Между прочим, у меня не меньше сил, чем у Лены! — заявила Джек и тут же доказала свои слова делом. Не тратя времени даром, она опрокинула тяжелое кресло вместе с сидевшим в нем Греем, в результате чего и она сама, и ее муж в один миг оказались на нежно розовом абиссинском ковре, устилавшем пол гостиной.
— О Господи, Джек! — мгновенно всполошилась Лена. — Разве вам можно ссориться с Греем? Вы женаты еще без году неделя! Мне не следовало нападать на Виталия у вас на глазах, простите меня!
— А передо мной ты не хотела бы извиниться? — напомнил Виталий и отважно подобрался поближе к жене. — Как никак, это мне ты чуть не перегрызла горло!
— Ни с места, Виталий! — Тон Лены тут же переменился. — А теперь отвечайте, ваша милость, не вы ли возили очаровательную мисс Хелен Мэйберри кушать мороженое к Гюнтеру в прошлый понедельник?
Граф остолбенел.
— Но… как ты узнала?!
Ленка снова принялась угрожающе махать кулаками перед лицом мужа:
— Ах ты, неверный кобель, так ты считаешь, что если я сижу дома, то ничего не вижу и не слышу?
Наверняка слуги что то пронюхали и проболтались горничной, а уж та не преминула шепнуть на ушко хозяйке. Граф тяжело вздохнул:
— Лена, просто до этого Хелен ни разу не была у Гюнтера, вот я и предложил прокатиться туда. Мы знакомы с ней уже пятнадцать лет, можешь ты это понять?
— И там она снова стала рассказывать истории про лампу короля Эдуарда? — невинно поинтересовалась Джек, которая к этому времени не без помощи мужа успела подняться с пола.
— Она сказала только, что надеется найти ее где нибудь на восточном побережье Англии, возле Эйдельберга. Жена короля Эдуарда, королева Элинор, обожала эти дикие места. Видимо, когда Элинор умерла, король похоронил вместе с ней и лампу — в знак своей бесконечной печали.
— Ни за что не поверю, что кому то может взбрести в голову за здорово живешь взять и зарыть в землю волшебную лампу, усыпанную драгоценными камнями! — заметил Грей.
— Ты просто незнаком с историей собственной страны, — отрезала Лена и многозначительно глянула на мужа. — Король Эдуард по настоящему любил свою жену Элинор, он ставил ее выше всех земных богатств. Он так горевал во время ее болезни, молил Всевышнего забрать себя вместо нее, лишь бы сохранить ей жизнь! Такое уже не встретишь в наши дни. Еще я могу добавить, что он частенько прерывал королевский совет и удалялся с женой в спальню — прямо средь бела дня. И когда ты, Виталий, сутками не высовываешь носа из своего кабинета или тебя вообще нет дома и ты мотаешься неизвестно где, даже не думая меня предупредить, когда и куда отправишься в следующий раз, — разве это не говорит о том, что ты меня разлюбил? Ты вообще готов позабыть о моем существовании!
— Чушь! — не выдержал Виталик. — В твоей фантазии не больше истины, чем в дурном сне!
И тут Елена Абдулова, нежное, воздушное создание с рыжими пушистыми волосами, выкрикнула во всю силу своих легких:
— Так, значит, Виталий, чтобы узнать истину, тебе потребовалась белобрысая вертихвостка? Ты решил угостить мороженым у Гюнтера эту доморощенную ведьму, потому что… потому что тебе надоело путаться со всякими недомерками, да? Ну что же, больше тебе не придется этого делать!
Ленка мигом схватила стул и, взлетев на него, сверху вниз грозно уставилась на мужа.
— Теперь, Виталий, я кажусь тебе достаточно высокой?
— Теперь я ничего не вижу, кроме твоего проклятого декольте, — проворчал граф Нортклифф.
Джек как зачарованная не сводила глаз с графа и графини, разыгрывавших все более интересный спектакль.
И как раз в это время граф наклонился и стал целовать грудь своей жены.

С трудом вырвавшись из рук мужа и спрыгнув со стула, Ленка отступила на шаг и патетически провозгласила:
— Я решила, что буду делать, и сегодня же отправляюсь кататься в парк! Хотя нет, вечер уже наступил! Тогда я сделаю это завтра утром, и притом в компании. Есть на свете по крайней мере один человек, который готов для меня на все, и он неплохо знаком тебе, Виталь. Это от него я узнала про тебя и Хелен Мэйберри. Интересно, так ли он искушен в науке плотской любви, как ты? До свидания, милые новобрачные, и примите мои поздравления! Очень надеюсь, что брак не станет для вас такой же дьявольской штукой, как для меня…
Тут Елена Абдулова схватила свою соломенную шляпку, на которой каким то чудом держались яркие гроздья винограда, и, гордо вскинув голову, торжественно покинула гостиную.
Парадная дверь с грохотом захлопнулась.
— Да, — промямлил Виталий, — я тоже желаю вам всего наилучшего и надеюсь на скорую встречу.
Грей, до сих пор еще не пришедший в себя от увиденного, все же ответил как можно вежливее:
— Спасибо, Виталь, это большая честь для нас, что ты заехал нас поздравить…
— Теперь, наверное, мне лучше всего вернуться домой, к маленькой дочурке. Она ужасно на меня похожа. Ей уже почти три года, и она меня обожает — не то что ее братья двойняшки, похожие на Мелисанду. Впрочем, они тоже меня обожают. Мелисанда — это сестра Лены, — пояснил он Джек. — Она так прекрасна, что от нее невозможно оторвать глаз. — Тут Виталик с тяжелым вздохом посмотрел на темное небо за окном. — Надеюсь, Лена не успеет сегодня отыскать Хитингтона и уговорить его поехать кататься в парк. Кстати, я слышал, что этот малый как раз предпочитает такую вот мрачную погоду — под стать своей темной душе.
— Ну и дела! — вырвалось у Джек, едва за Виталием Абдуловым закрылась дверь. — Это же настоящая авантюрная драма — никакая пьеса ей и в подметки не годится! И все случилось так просто, прямо у нас на глазах! Интересно, часто они закатывают такие вот представления для друзей?
— Честно говоря, я вообще впервые вижу, чтобы Виталик с Леной разругались всерьез. Они, конечно, всегда были шумной парой и не скупились на обидные прозвища, но все это не шло дальше обычной перепалки и кончалось тем, что Виталик начинал ласкать свою жену или Лена сама первой шла на мировую.
— На этот раз во всем виноват ты, Грей, — ведь все началось с того, что ты стал звать Хелен к нам на свадьбу. Бедная графиня, она так страдает — только потому, что ты привез сюда эту разлучницу!
— Можешь мне поверить, когда я приглашал Хелен, то и помыслить не мог, что все так повернется. По моему, Алекс и Дугласу просто немного приелась совместная жизнь. Оба знают друг друга наизусть, и каждый может предугадать любое слово и даже поступок другого. Зато эта размолвка наверняка внесет в их отношения свежую струю, ты согласна?
— А вдруг Виталий влюбится в Хелен по настоящему?
— Ни в коем случае. Между прочим, мы уже битых полчаса говорим о чужих проблемах. Тебе не кажется, что я слишком давно целовал тебя в последний раз?
Двинувшись по направлению к жене, Грей собрался тут же исправить свою оплошность, но так и не успел этого сделать, потому что в этот момент в парадную дверь вихрем влетел Алекс Абдулов и, швырнув свою шляпу на мраморный пол, с яростью принялся ее топтать.
— Вы даже представить себе не можете, что болтают эти тупые невежи! — выкрикивал он, усердно продолжая молотить по полу ногами. — Просто в голове не укладывается. И все это случилось со мной! Черт побери, до чего же может дойти людская низость! Эй, нечего корчить такие рожи! Не бойтесь, я не зарыдаю и не устрою истерику! Мне просто нужно знать, что вы по этому поводу думаете.
Перестав наконец терзать свою шляпу, Алекс решительно повернулся и направился из передней в гостиную, предоставив Куинси возможность подобрать с пола подобие грязного блина, в которое превратился головной убор разгневанного джентльмена.
— Интересно, что еще нас ожидает? — задумчиво приподняв бровь, пробормотал Грей.
Джек со вздохом кивнула:
— Я и не думала, что в Лондоне можно так превосходно развлечься, даже не выходя из собственной гостиной.
Тем временем Алекс уже успел сосредоточиться и приготовить для хозяев краткую речь.
— Итак, сегодня я понял, что просто обязан быть избранным в парламент, и, разумеется, дело тут не в моих амбициях. Все это из за детей. Господь свидетель — нам давно необходим закон, защищающий их права! — Тут он вдруг снова завопил, наливаясь багровым румянцем: — Потому что мистер Хорэс Редфилд, мой проклятый оппонент, жирный брюхан с вонючими гнилыми зубами, болтает направо и налево, будто в Брэндон Хаусе содержатся не сироты, выброшенные на улицу, а свора моих внебрачных ублюдков! Вы можете это себе представить? А ведь меня столько раз предупреждали: не верь проклятым вигам, чтобы у них языки поотсыхали! Но я все равно оказался не готов к такой подлости! Чертов подагрик, он настроил против меня всех своих дружков!
Грей от удивления даже присвистнул.
— Ты прав, Алекс, произвести на свет такую ораву — немалый труд! А кроме того, для этого нужно иметь более чем снисходительную жену! Сколько там сейчас детей?
— Четырнадцать. Иногда их бывает больше, иногда меньше — по разному. Но это еще не все! Редфилд имеет наглость намекать, что кое кого из этих детей прижили мои братья, а меня сделали ответчиком за непомерную похоть, ставшую фамильной чертой. Негодяй твердит, что даже мой брат Эдуард, викарий, подбросил туда парочку своих сыновей! Господи, Грей, ты же знаешь Эда! Если хоть одна женщина — не считая, конечно, его плоскогрудой злючки жены — посмеет ему подмигнуть, он тут же упадет в обморок! Нет, определенно я не успокоюсь, пока не придушу этого злоязычного вига собственными руками!
— Мистер Абдулов, а почему бы вам просто не сказать правду? — поинтересовалась Джек. — Разве этого не будет достаточно, чтобы разоблачить Редфилда как лгуна?
— Вы можете звать меня просто Алекс, — буркнул Абдулов, сбавляя тон. — А ответ на ваш вопрос состоит в том, что в политике в принципе не существует такого понятия, как правда. Здесь выигрывает сумевший лучше всех соврать, обратить обстоятельства себе на пользу и завербовать побольше сторонников. Вот и мистер Редфилд пытается всем доказать, что он отстаивает такие незыблемые ценности, как верность семье и долгу. По сравнению с ним я выгляжу настоящим развратником, человеком без совести и чести, оскорбляющим святыни брака, открыто живущим вместе с толпой своих внебрачных детей и опозоренной женой, которой совсем заморочил голову!
— Но если вы действительно содержите своих внебрачных детей, — возразила Джек, — разве это не говорит о вас как об ответственном и порядочном человеке, готовом позаботиться обо всех малютках, произведенных вами на свет?
Абдулов усмехнулся:
— Джек, вы такая милая, чистая… и такая наивная! Люди никогда не станут думать так, как вы предлагаете! Мистер Редфилд не брезгует даже подкупом, чтобы сочиненные им сплетни разносились как можно дальше. Дайте ему хоть малейший шанс безнаказанно вывалять кого то в грязи — так он сделает это не моргнув глазом, и, представьте, многие верят ему. Слухи про Брэндон Хаус волнуют почтенных обывателей уже не один год. Господи, разве можно тайком доставлять туда такие горы продуктов! Или возьмите сукно для платья — его приходится закупать штуками! А сколько требуется кожи на башмаки — всем известно, как быстро растут детские ноги! Конечно, мы не могли сохранить абсолютную тайну, и теперь, когда мистеру Редфилду удалось приплести сюда низменные страстишки и устроить скандал, люди с превеликой охотой переврут истину и поставят все с ног на голову! Это намного забавнее и приятно щекочет нервы — в отличие от занудной истории про приют для детей, оставшихся без крова.
Воспользовавшись паузой в пространной речи своего друга, Грей пододвинул гостю кресло:
— Присядь и успокойся, Алекс. Мы уже поняли, в чем заключается твоя проблема, а теперь попробуем вместе найти выход. Кстати, в вашем округе выборы контролируются кем то из местной знати?
— Теперь уже нет, — покачал головой Алекс, удобнее устраиваясь в кресле. — Род Локсли вымер лет двадцать назад, и мы перестали быть гнилым местечком, получив самоуправление и свободные выборы.
— Что еще за гнилое местечко? — удивилась Джек.
— Это округа, где автоматически выбирается в парламент глава самого сильного рода, притом что в некоторых округах и жителей то осталось раз два и обчелся. Понимаете, как это несправедливо?
— Хм м, — протянула Джек, — но тогда выход напрашивается сам собой!
Мужчины с удивлением уставились на нее.
— Все отлично, Алекс! — обворожительно улыбнулась Джек. — Вам просто необходимо снова превратить ваш округ в гнилое местечко! Вспомните о том, что вы Абдулов, и сами установите контроль над избирателями! Я не сомневаюсь, что ваш род намного стариннее и влиятельнее, чем какие то Локсли!
— Мне не очень нравится пускаться на уловки, которые поставят меня на одну доску с Редфилдом, — задумчиво проговорил Алекс. — Тем не менее было бы интересно узнать, каким образом это можно сделать.
— Вряд ли все так уж сложно. Вспомни, какие надутые идиоты в палате лордов умудрились не прогнить окончательно на протяжении многих веков! — Грей засмеялся. — Нет, ты только подумай! Я ведь и сам являюсь одним из этих идиотов!
— Мне нужно сперва все хорошенько обмозговать… — Алекс залпом проглотил чашку чаю. — А для начала, конечно, посоветоваться с Виталиком. Надеюсь, им с Леной уже удалось помириться. Я все никак не пойму, с чего они так сцепились?
— По моему, — осторожно начала Джек, — это как то связано с некоей высокорослой леди по имени Хелен Мэйберри. Той самой, которая помогла мне спасти Грея.
— Ах, Хелен! Так вот в чем дело! Я возил ее к Гюнтеру в этот вторник, так как она сказала, что была там в понедельник с Виталиком и ей ужасно понравилось мороженое. Значит, это из за Хелен Ленка с Виталиком чуть не перегрызли друг другу глотки? Но с какой стати, скажите мне ради всего святого? Она такая милая дама — никогда не обижается на шутки и не откажется от лишней кружки эля или от мороженого у Гюнтера! Когда мы катались с ней по парку, она раскланялась не меньше чем с дюжиной знакомых — оказывается, Виталик успел накануне познакомить ее со всем обществом! — Покончив с обсуждением всех этих подробностей, Алекс поднялся. — Ну а теперь пора заняться делом. Так, значит, установить контроль над выборами, а? Это действительно может оказаться подходящим решением. Большое вам спасибо, Джек!
Некоторое время супруги молча смотрели вслед Алекс у, который невозмутимо принял от Куинси возвращенную к жизни шляпу и вышел, бормоча что то себе под нос.
— Милорд, вам только что доставили два письма, — обратился Куинси к Грею.
— Хорошо, я прочту их позднее.
— Но по моему, они довольно важные, милорд.
Грей небрежно взял оба конверта и сунул в карман, а потом с улыбкой обернулся к Джек, подхватил ее на руки и понес к лестнице — уже во второй раз за этот вечер.

— Наконец то наш мальчик женился! — проворковала миссис Пиллер, стоя под большим портретом виконта Сент Сайра. — Подумать только: носит барышню на руках средь бела дня и милуется и целуется с ней на глазах у всех! Представляю, как смутилась бы моя дорогая матушка! Она всегда говорила, что в ее времена в благородных домах такого не допускали!
— Вот и наврала твоя матушка, — отрезал Куинси. — В благородных домах всегда допускали все, что угодно!

— Я дал клятву, что не пропущу ни дня и постоянно буду доказывать тебе на деле, что близость с мужем дарит женщине слезы радости. Но день уже на исходе, а мы до сих пор не улучили минуты для этого блаженного занятия. Нам стоит поторопиться, Джек, чтобы не нарушить клятвы.
— А что, если сумерки наступили раньше из за дождя?
— В таком случае мне следует свериться с часами. — Грей опустил жену на пол посреди спальни. — Это моя комната. Она станет намного светлее, если раздвинуть плотные портьеры, но тогда испанская мебель, которую отец привез когда то из Кордовы, может показаться тебе слишком массивной.
— Тебе не кажется, что вот этот сундук в изножье кровати мог бы выдержать твои уроки лучше, чем я? — Джек лукаво посмотрела на мужа.
В ответ Грей лишь глухо застонал. Пуговицы, никогда прежде не проявлявшие к нему враждебность, вдруг словно сговорились и не желали вылезать из своих петель. Барон чертыхнулся.
— Нет, не надо мне напоминать! Твоя мама накормила бы меня репой!
— Ты становишься грубым, Грей! Знаешь, что я чувствую в такие минуты?
— Желание удрать к себе в спальню и спрятаться под кровать или подыскать себе другого мужа, способного напустить на себя сдержанный вид?
— А вот и не угадал! Каждый раз, когда твои пальцы путаются в застежках, на меня словно снисходит благословение! Ты так сильно хочешь меня, что теряешь контроль над собой, и мне нравится это, Грей, очень нравится! — Она ласково тронула мужа за руку, и вдвоем они с успехом расправились с длинным рядом пуговиц на ее платье.
Но вот наконец изящные туфельки полетели в сторону, чулки были сняты с очаровательных ножек, и Грей, отступив на шаг, смог без помех любоваться ее стройной фигуркой.
— Ох, Джек, я жутко измучился, пока избавил тебя от всех этих проклятых тряпок! Зато теперь, когда ты стоишь передо мной нагая, я волен ласкать тебя как угодно. Даже глаза разбегаются: не знаю, с чего и начать!
— Наверное, — голосок Джек странно зазвенел, — тебе не мешало бы тоже раздеться? А то я чувствую себя как то странно…
— Согласен, но я просто не в силах отвести от тебя глаз! Я говорил тебе раньше, как меня волнует твоя грудь?
— Да, — ответила Джек, потупившись, и расстегнула пуговицы у него на жилете. — Знаешь, чего я хочу больше всего?
Вместо ответа Грей охнул и потянулся было к Джек, но тут же схватился за застежку у себя на брюках.
— Так чего же?
— Помочь тебе освободить это место от одежды.
— О Господи, я этого не выдержу! Нет нет, не приближайся. Ты же понятия не имеешь, что со мной творится! Я вот вот сорвусь, я еще ближе к последней черте, чем был в первый раз, а ведь тогда все висело на волоске, и я, конечно же, не выдержал… Нет, ты уж лучше вообще ничего не делай, просто стой себе тихонько, а я буду смотреть на тебя и обмирать от счастья. Кстати, ты и правда можешь помочь мне с пуговицами.
Тут он дернулся как ужаленный — судя по всему, рука Джек угодила как раз туда, куда нужно. Однако очень скоро Грею стало ясно, что ему больше не выдержать, и он простонал:
— Умоляю, хватит!
Сдернув наконец сапоги и зашвырнув их подальше, барон подхватил Джек и опрокинул ее на кровать, а потом, плюхнувшись рядом, прижался к ней всем телом, блаженно зажмурился и попытался хоть немного прийти в себя.
— Теперь я приподнимусь на локтях, чтобы видеть твою грудь.
— Грей!
— Хм м… Кажется, я вот вот овладею собой настолько, что смогу начать… Нет, Джек, мне нельзя думать о том, как приятно прижиматься к тебе и чувствовать каждый дюйм твоего тела. Оно такое нежное, бархатистое…
— Но, Грей, я только хотела сказать, что, наверное, все же лучше было бы раздвинуть портьеры!
Пальцы барона замерли на полпути к вожделенной груди, и он растерянно захлопал ресницами.
— Прости, Джек, что ты сказала? Кажется, что то насчет портьер? Если они тебе не по вкусу, мы обдерем их в два счета.
— Нет, погоди, я имела в виду совсем не то. Ты сейчас ведешь себя как призовой жеребец, которому нужно обязательно прийти первым к финишной черте, а из меня сделал жокея, даже не потрудившись объяснить, где у тебя поводья и как ими править. Я вообще ничего не понимаю!
— Прости, Джек, но это все так странно…
Барон наклонился и поцеловал ее грудь, а потом принялся покрывать легкими, щекочущими поцелуями ее губы, лицо, шею, и в этих поцелуях не было ничего угрожающего или подозрительного. Джек не заметила, как оттаяла. Грей знал толк в поцелуях, и ей нравился вкус его губ. Мало помалу Джек все больше погружалась в свои новые ощущения. Она положила руку мужу на плечо, и тогда он решился наконец погладить ее по груди.
— Ох, — вырвалось у нее, — как это приятно, Грей! Теперь ты снова меня дразнишь!
— Джек, я готов дразнить тебя всю оставшуюся жизнь! Клянусь, больше я никогда не стану об этом забывать!
Он поцеловал ее груди, продолжая ласкать. Джек невольно подалась вперед.
— Вот, хорошо, — бормотал барон между поцелуями, — наслаждайся и не спеши, Джек, — я не собираюсь набрасываться на тебя и распинать на кровати!
Вскоре Джек возбудилась настолько, что выгнулась всем телом и стала сама искать его губы, а потом просунула язык ему в рот и прижала Грея к себе что было сил.
— Нет, Джек, не так скоро! — нежно прошептал он.
Как бы невзначай ладонь Грея легла на ее живот, мышцы которого сразу затвердели; но он не стал убирать руку — просто оставил ее лежать неподвижно на горячей бархатистой коже. Наконец Джек заметила:
— Ох, Грей, по моему, нам пора двинуться дальше…
В ответ барон только молча кивнул, так как не находил в себе сил произнести хоть одно слово. Но стоило его пальцам проникнуть во влажную ложбинку между ее ног, как Джек чуть не соскочила с кровати.
— Ох, кажется, теперь ты зашел слишком далеко! Это уже ни на что не похоже…
— Погоди, Джек! — Тут на смену его пальцам пришли губы и язык, и Джек уже больше не сопротивлялась. Она впала в восхитительное забытье, извиваясь под ним всем телом… И тогда Грей вошел в нее. Джек чуть не взорвалась от ни с чем не сравнимого чувства полной отдачи, единения с человеком, о котором она ничего не знала еще месяц назад.
— Похоже, я сейчас умру! — выдохнула она, упиваясь мощными рывками навалившегося на нее тела, прерывистым, тяжелым дыханием и жгучими поцелуями Грея. — Боже, я даже не представляла себе ничего подобного!
И тогда Грей Сент Сайр, барон Клифф, крепко зажмурился и дал волю своей страсти. Последней разумной мыслью его было то, что он наконец слит с ней воедино, хотя и недостоин такого счастья.
Когда первые восторги остались позади, Грей показал Джек, как можно устроиться поверх него и, превратив его в горячего послушного скакуна, управлять им по собственному желанию. Их скачка продолжалась так долго, что в конце концов Джек вынуждена была немного вздремнуть, чтобы снова набраться сил.
Очнувшись от дремоты, она улыбнулась, и тогда Грей, наклонившись, поцеловал ее в губы, а затем лукаво спросил:
— Интересно, о чем ты сейчас думаешь?
— О том, как ты целовал меня в шею, когда был внутри меня.
— Отличный ответ! Да да, припоминаю — тогда ты лежала на боку, а я обнимал тебя сзади. Кажется, с того времени прошло не более получаса?
Сердце Грея уже снова сильно билось, а в жилах закипала кровь. Ну что ж, он вполне готов продолжить.
В этот момент Джек решительно опустила руку к нему в пах.
От неожиданности барон чуть не подскочил.
— Ох, Джек! — глухо взмолился он. — Мы движемся чересчур быстро. Если ты не дашь мне передышку…
И тут, словно услышав его жалобу, в дверь их спальни громко постучали.
— Милорд!
— Пошел прочь, Куинси! — выкрикнул Грей, не желая, чтобы кто то вместо него решал его проблемы.
— Но, милорд, уже пробило восемь часов! Вы наверняка хотели бы подкрепиться, ведь скоро ночь!
Грей посмотрел на свою молодую жену и обреченно вздохнул.
— Куинси прав, чтоб ему провалиться: я просто умираю от голода! Пожалуй, новые уроки могут подождать, как ты считаешь?
Джек потянулась к его шее и лизнула солоноватую от пота кожу.
— Я согласна, — прошептала она.
Они уселись за стол в обществе Джорджи, которой предстояло лакомиться сладкой овсянкой с медом, присланным братом миссис Пост с его фермы в Сассексе.
— Как тебе нравится новая детская? — спросил барон, слегка потрепав девочку по волосам.
Джорджи с опаской поглядела на своего новоприобретенного братца, который вышел к ужину в одном халате и теперь собственноручно кормил Джек кусочками сладкого пудинга.
— Там мне хорошо, сэр.
— Джорджи, я для тебя не «сэр». — Грей внимательно посмотрел в широко распахнутые глаза девочки. — Ты бы не могла звать меня по имени?
— Ты такой же большой, как Фредди, но не такой старый, как папа…
— Снова проблема с именем! — засмеялась Джек. — Ну что прикажешь с этим делать?
— Джорджи, а как ты думаешь, ты бы могла привыкнуть к тому, что вот эту даму теперь всегда будут звать Джек, а не Фредди? — осторожно спросил барон.
Малышка аккуратно положила ложку рядом с тарелкой, вскарабкалась на ручку кресла, в котором сидела сестра, и доверчиво прижалась щекой к ее щеке.
— Могла бы, — тихо проговорила она.
— Вот и отлично, — подхватила Джек. — Знаешь, давай договоримся так: ты будешь звать меня тем именем, которое выберешь сама.
Она прижала к себе девочку, чтобы чмокнуть ее в ушко, и Грей заметил, как глаза его жены заблестели от слез. Потом Джек стала баюкать Джорджи, тихо приговаривая:
— Ах, как я рада, что ты здесь, со мной, маленький пончик! Нам будет так весело! Кажется, где то в городе есть место под названием Астли — там показывают дрессированных лошадей и наездники проделывают на них всякие забавные штуки! Ты бывал когда нибудь в Астли, Грей?
— Когда мне исполнилось десять лет, меня водил туда лорд Берли. Я предлагаю отправиться туда втроем на будущей неделе.
Тут вдруг Джорджи неожиданно открыла глаза.
— Я очень люблю лошадок, — сообщила она, после чего заснула окончательно.
На следующее утро Грей проснулся на удивление рано. Он чувствовал себя отдохнувшим и был переполнен энергией. С наслаждением потянувшись, он задел рукой чье то горячее плечо и замер. Да как же он мог хотя бы на миг позабыть об этом!
Его жена. Джек. Всю эту ночь она спала рядом с ним!
Он осторожно привлек ее поближе и потом еще долго лежал, улыбаясь сам себе и следя за тем, как в комнату медленно проникает рассвет.
Наконец он решил встать, но постарался сделать это так, чтобы не потревожить Джек, которая, как он знал, очень устала после их бесконечной учебы. Еще бы, ведь он сам сделал все, чтобы довести ее до полного изнеможения!
На цыпочках Грей прокрался в гардеробную и позвонил своему личному слуге, Хорэсу, когда то рекомендованному ему Алексом Абдуловым.
Алекс спас Хорэса от ссылки на Ботани Бей, когда его, десятилетнего оборванца, поймали с поличным: он пытался стащить золотые часы из кармана какого то джентльмена. Мальчишку избили до полусмерти, и Алекс понимал, что он не выживет во время плавания к берегам Австралии. Тогда он подкупил надзирателя и вытащил воришку из Ньюгейтской тюрьмы прямо в ночь перед отплытием.
В день, когда Хорэсу исполнилось восемнадцать лет, Грей был в гостях у Алекса и Софи в Чедвик Хаусе. Хорэс всегда благоговел перед благородными джентльменами; больше всего его восхищала их изысканная английская речь. В конце концов благодаря урокам Алекса он и сам стал говорить по английски ничуть не хуже любого аристократа. «Почему бы и нет?» — подумалось тогда Грею, и он взял юношу к себе на службу. С тех пор они не расставались уже целых четыре года, ровно столько, насколько один был старше другого.
Хорэс без утайки выкладывал Грею буквально все: от подробностей последних похождений ловеласа Реми до настроения Дурбана и других лошадей в конюшне.
Когда Хорэс, заметно превосходивший хозяина в росте, тощий, прямой, как палка, с перебитым в детстве носом, вошел в гардеробную, в руках у него белели два изжеванных конверта.
— Это еще откуда? — удивился барон.
— Я наткнулся на них, когда чистил вашу одежду, — отвечал Хорэс, передавая конверты хозяину. — От мистера Куинси я узнал, что вы вчера изволили торопиться и не успели их прочитать, после того как ушел мистер Алекс. Мистер Куинси ужасно переживал, потому что мальчишка, доставивший одно из писем, передал на словах, что оно очень срочное. Теперь мистеру Куинси не терпится убедиться, что вы его прочли.
Грей развернул одно из писем, разгладил его ладонью и, не удержавшись, выругался. Это оказалось очередное угрожающее послание от настырного Клайда Барристера. Грей раздраженно подумал, что больше не стоит откладывать свое обещание вышибить из мерзавца дух. Он вдруг вспомнил предыдущее письмо, доставленное как раз перед тем, как приехали тетушки. Но тогда он еще не был женатым человеком.
— Милорд?
Хорэс, не спускавший с хозяина преданного взгляда, вопросительно наклонил голову.
— Что такое? Ах, это! Всего лишь очередная дурацкая записка от негодяя Барристера. Надо бы мне повидаться с ним и решить наши проблемы раз и навсегда. Давай сюда следующее письмо.
Быстро пробежав глазами послание, Грей облегченно вздохнул.
— Это от лорда Берли. Он хочет видеть меня по какому то неотложному делу. — Барон покачал головой. — Хотел бы я знать, о чем идет речь. По крайней мере, хорошо уже то, что он снова пришел в себя! Но кажется, он все еще слишком слаб. Вот, взгляни на почерк — некоторые буквы едва можно разобрать.
Хорэс прочел послание один раз, второй, а затем поднял глаза и озабоченно заметил:
— Лорд Берли — ваш крестный отец.
— Да, — кивнул Грей. — Именно так. И кроме того, он опекун ее милости.
— Если лорд Берли все еще так слаб, то, по моему, милорд, вам следует поскорее принять ванну и одеваться.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Грей. Его уже и самого начинала тревожить причина, по которой лорд Берли так срочно вызывал своего крестника.

— Милорд! — Грей почтительно пожал руку лорда Берли. Ему нелегко было сохранять невозмутимый вид: изможденный, расслабленный старик лишь отдаленно напоминал прежнего крестного — властного, энергичного джентльмена, которого барон знал всю жизнь.
— Грейсон. — Берли ласково улыбнулся. — Я слишком тебя люблю, чтобы заставлять без надобности любоваться на того, кто не может донести ложку до рта! Присядь пока, а Анджела угостит тебя чаем.
Леди Берли, верная подруга лорда Берли на протяжении тридцати восьми лет, подала Грею чашку чаю и, ответив молчаливым кивком на его благодарность, снова уселась на другом краю кровати.
Больной прикрыл глаза, словно хотел набраться решимости для не слишком приятной беседы.
— Его здоровье восстанавливается, но очень медленно, и приходится экономить силы, — пояснила леди Берли. — Нет нет, вы напрасно так испугались, он действительно идет на поправку. Пейте же ваш чай, Грейсон, пока он не остыл!
— Милорд, ваше письмо я прочел только нынче утром.
— Да, — все так же не открывая глаз, откликнулся лорд Берли, — и ты сразу пришел сюда. Я не сомневался в этом. Моя дорогая, не могла бы ты попросить Снелла, который наверняка подслушивает сейчас у двери, немного передохнуть и оставить нас с Грейсоном наедине?
— Но, Чарлз…
— Нет, Анджела! И не трясись надо мной так, будто я уже одной ногой в могиле! Это слишком важное дело, пойми!
Произнеся эти слова, лорд снова бессильно умолк. Грей следил, с какой неохотой леди Берли покидает комнату больного. Также ему бросилось в глаза и то, что все шторы были раздвинуты, а на полу лежали яркие пятна солнечного света. Неужели никому здесь нет дела до того, что лорд Берли не переносит такого освещения? Едва подумав об этом, барон тут же встал и старательно задернул все три широких оконных проема. В спальне воцарился мягкий полумрак.
— Ах, благослови тебя Господь, мой мальчик! Ненавижу слишком яркий свет — он выжигает мне мозги! Не пойму, отчего моя дорогая жена вбила себе в голову, что, только если в комнате будет светло, я смогу поправиться! — Тут лорд Берли негромко рассмеялся. — Если бы она только знала, о чем говорит! — Тут он снова закашлялся.
— Это мистер Харпол Дженнер напомнил мне о том, как вам неприятен солнечный свет. Но что все таки случилось, сэр, и чем я могу вам помочь? Не сомневайтесь, я сделаю для вас все, что в моих силах.
— Твоя свадьба, — прохрипел лорд Берли и дотронулся до руки Грея. — Мой мальчик, я и понятия не имел, что ты неравнодушен к Уинифред Леверинг Бэскомб! — Он снова замолк и дышал так слабо, что казался почти неживым; руки его разжались и безвольно опустились на одеяло.
Грей поглядел на дряблые складки кожи на этих старческих руках, а затем невольно перевел глаза на свои руки — сильные, с твердыми, ловкими пальцами. Ожидание всегда давалось ему с трудом, и он нетерпеливо нахмурился. Что же все таки случилось и при чем тут Джек? Пока он ничего не мог понять.
Наконец, когда лорд Берли снова открыл глаза, Грей поспешно напомнил:
— Милорд, вы были слишком больны, а нам срочно нужно было оформить брак, и поэтому мистер Дженнер и лорд Брикер позволили себе составить брачный контракт. Оба они были уверены, что, поскольку речь идет о вашем крестнике и вашей подопечной, вы будете счастливы узнать о нашем союзе.
На щеках лорда Берли проступил слабый румянец, но Грей, ничего не замечая, продолжал:
— Я познакомился с Джек, то есть, простите, с Уинифред, всего три с половиной недели назад. Вы хотите знать, как все вышло?
— Нет, теперь это уже не важно. Харпол Дженнер и лорд Брикер рассказали мне о твоей свадьбе сразу, как только я пришел в себя. То был настоящий удар, смертельный удар.
— Ну, мне тоже вся эта история далась недешево, милорд, но я очень люблю вашу подопечную. Вы, конечно, понимаете, что я женился на ней не ради денег, а прежде всего для того, чтобы спасти ее репутацию. Это удивительная девушка, милорд, такая отважная, любящая, преданная, и она не даст мне скучать! Я уже забрал к себе ее младшую сестренку, Джорджи. Клянусь вам от всего сердца, что постараюсь сделать ее счастливой!
— Нет, Грей! — Глаза старика вдруг закрылись, бледное лицо покрылось испариной. Увидев на столике чистую сухую салфетку, Грей осторожно промокнул ею лоб лорда Берли.
— Все в порядке, сэр! Вы только не волнуйтесь так!
— Увы, мне больше не видать покоя, Грейсон! Слишком поздно!
На этот раз тон лорда Берли был настолько мрачным, что у барона мурашки поползли по спине.
— Что то я вас не совсем понимаю, сэр.
— Ты не должен был стать мужем Уинифред Леверинг Бэскомб! У меня нет слов, чтобы описать весь ужас этого события!
— Ужас? Просто чертовщина какая то! Но скажите же ради Бога, сэр, почему?
Лорд Берли снова схватил Грея за руку. От напряжения его глаза потемнели так, что казались почти черными.
— Выслушай меня, Грейсон. Мне жаль, мне ужасно жаль, что так случилось, но у тебя действительно нет иного выхода. Ты обязан расторгнуть этот брак. Это единственный способ не дать совершиться несчастью.
— Сэр, я вас умоляю! Вам нужно успокоиться. Я совершенно ничего не понимаю. При чем здесь мой брак?
Пальцы лорда Берли с неожиданной силой сжали Грею запястье.
— Дело в том, мой мальчик, что ты не имеешь права жить с ней как с женой! Такие вещи противны Господу, потому что Уинифред Леверинг Бэскомб — твоя сестра!
— Нет! — Голос Грея прозвучал словно выстрел в мрачной пустоте спальни.

Грей добрался до дому уже далеко за полдень. Слава Богу, он не попался на глаза Джек.
Хорэс был на месте и ждал хозяина. Взглянув в его застывшее, бледное лицо, он с тревогой сказал:
— Присядьте поскорее, вот сюда, милорд. Надеюсь, вы узнали, что хотел от вас лорд Берли?
Грей рухнул в кресло и сидел, зажав руки между колен и бессмысленно уставившись на запертую дверь спальни.
— Ее милость выехали прокатиться с тетушками, — словно предупреждая его вопрос, заторопился Хорэс. — Тетя Матильда выразила желание взглянуть на могилу королевы Елизаветы в Вестминстерском аббатстве, и они взяли с собой Джорджи…
Хорэс беспомощно замолк. Он не знал, о чем говорить дальше, и теперь терпеливо ждал указаний своего хозяина. Наконец Грей поднял на него глаза.
— Лорд Берли — мой крестный отец.
— Да, я это знаю.
— Тебе также известно, что он опекун ее милости.
— Верно.
— Так вот, сегодня он сообщил мне, что ее милость — моя сестра по отцу.
Хорэс так и застыл на месте с раскрытым ртом. Его взгляд натолкнулся на пушистые теплые полотенца, которые он грел у камина на тот случай, если барону вздумается принять ванну.
— И как это я забыл! — Хорэс смотрел на эти полотенца, как утопающий смотрит на соломинку, надеясь с ее помощью вернуться к жизни. — Вы ведь уже мылись сегодня утром, а я стал их греть…
Тут он, видимо, наконец что то сообразил и быстро произнес:
— Побудьте здесь, милорд, я сейчас же вернусь…
Когда слуга через несколько минут вошел в комнату, Грей по прежнему сидел, скорчившись в кресле, бессмысленно глядя в пространство.
— Пожалуйста, выпейте вот это, вам сразу станет легче. — Хорэс протянул хозяину бокал с бренди.
Грей послушно сделал несколько глотков, но на этот раз огненный напиток показался ему ледяным.
Тем временем Хорэс подхватил теплое полотенце и накинул его барону на плечи. Он не пытался заговорить, просто стоял и ждал.
— Это не может быть правдой, Хорэс, не может — и все! — неожиданно выпалил Грей. — Лорд Берли наверняка ошибся.
Барон Клифф выглядел как человек, получивший смертельную рану. В свое время Хорэс собственноручно нанес своему хозяину немало тяжелых ударов в боксерском клубе, но ни один из них не мог сравниться по силе с тем, который Грей получил на этот раз.
Прошло уже немало времени с тех пор, как барону было сообщено страшное известие, а он все не находил в себе сил взглянуть в лицо реальности. Когда ему сказали, что Джек переодевается в вечернее платье, он попросту сбежал из дома — сбежал украдкой, как вор. Он еще смутно помнил, что вроде бы обещал повезти ее на какое то представление, однако название спектакля начисто вылетело у него из головы.
Добравшись до ресторана, Грей уселся за отдельный столик и заказал обед, но так и не притронулся к еде — от одной мысли о необходимости что то глотать ему делалось тошно. Он смог лишь выпить бокал отборного французского коньяка, и снова напиток показался ему ледяным. В конце концов, покинув ресторан, барон пошел бродить по улицам, даже не замечая, как кончается день.
Около полуночи он оказался возле реки и, усевшись на берегу, уставился на черные волны, лизавшие борта лодок, освещаемых нависшим над противоположным берегом ярким чистым рожком луны.
Вы только подумайте — его сестра по отцу! Разумеется, это не могло быть правдой.
Барон словно наяву увидел лицо лорда Берли, белевшее на высокой подушке, и услышал его слабый голос:
— Мне бесконечно жаль, Грейсон. Ты зовешь ее Джек. А знаешь, как хотел назвать ее ваш отец?
Грей покачал головой:
— Нет, откуда… — Но, едва произнеся эти слова, он вдруг вспомнил: — Грациэлла!
— Да, потому что это имя было так похоже на твое! Грейс… Но его жена не захотела. Может быть, она что то подозревала — кто знает. Как бы там ни было, девочку окрестили Уинифред.
На Грея вдруг напал смех. Он хохотал и хохотал, и все никак не мог остановиться. Наконец, с трудом отдышавшись, он произнес:
— О Господи, милорд, вы понимаете, что все это значит? Тот ничтожный мерзавец никогда не был моим отцом, и во мне нет ни капли его чудовищной крови! Ну разве это не милость Божья?
— Ты прав. У человека, воспитавшего тебя, нет права называться даже твоим родственником. Честно говоря, мой мальчик, я знал обо всем с самого начала, но не видел тогда необходимости говорить об этом ни с тобой, ни с кем бы то ни было еще — даже с твоим настоящим отцом, Томасом Леверингом Бэскомбом, бароном Йорком. Я помню, как Томас пришел ко мне вскоре после смерти мужа твоей матери. Он хотел пойти к ней и признаться в том, что до сих пор ее любит и что, если она изъявит желание, он готов сам воспитывать тебя. Он готов был поклясться чем угодно, что не допустит огласки, но как раз в этот момент твою бедную матушку одолел смертельный недуг, и говорить о чем то уже не имело смысла. Томас не находил себе места от горя. Он чувствовал себя чудовищно виноватым и чудовищно несчастным — ведь ты был его родным сыном и даже не подозревал о том, кто твой отец. Я никогда в жизни не видел человека, настолько убитого горем, — ни до, ни после этой истории. Через несколько месяцев Томас обратился ко мне и умолял, чтобы я стал опекуном Уинифред в случае его смерти. Естественно, я попросил объяснений, и тогда твой отец признался мне, что только сейчас понял, как ненадежна и хрупка человеческая жизнь. Он сказал, что не может рассчитывать на свою жену, так как одному Богу известно, что за тип может втереться к ней в доверие в случае, если она останется вдовой. Тут он рассмеялся и добавил: «Ты только посмотри, кого она выбрала себе первым мужем! Да, Чарлз, посмотри на меня!»
Лорд Берли с трудом перевел дыхание и затем продолжил:
— Когда твой отец, Томас Бэскомб, неожиданно умер всего год спустя после этой сцены, я испытал сильнейший шок. Незадолго перед своей кончиной он говорил мне, что желал бы внушить тебе доверие и стать для тебя человеком, на которого можно опереться в трудную минуту. Он знал о тебе буквально все и даже хвастался передо мной твоими успехами в Итоне. Но он слишком рано ушел из жизни и не успел добиться того, чего хотел.
После этого трагического события я стал опекуном Уинифред. Когда ее мать вышла замуж во второй раз, сразу стало ясно, насколько Томас был прав — ведь сэра Генри Уоллеса Стэнфорда можно считать лишь пародией на нормального человека. Прости меня, Грей, но эта мрачная тайна всегда лежала камнем у меня на душе. Твой настоящий отец, которого ты так и не узнал, умер год спустя после смерти человека, которого ты считал своим родителем.
Лорд Берли устало прикрыл глаза. Тогда Грей осторожно приподнял больному голову и поднес к его губам стакан с водой.
— Прости меня, Грей. Все это так чудовищно. — Старик сокрушенно вздохнул.
— И вы до сих пор хранили все в тайне, милорд! Не лучше ли было взглянуть правде в глаза, как пришлось сделать мне много лет назад? Случись та сцена сейчас, я поступил бы точно так же, не раздумывая. Вы ведь знаете — человек, считавшийся моим отцом, не просто взял и умер сам по себе…
— Томас Бэскомб никогда ничего не подозревал. Я не мог ему об этом рассказать, а твоя мать и подавно.
Тут лорд Берли впал в забытье, и его рука выпустила наконец запястье Грея.

Барон вспомнил эту беседу и зажмурился. Совсем рядом о гранитную набережную мягко бились волны, но Грей уже ничего не замечал. Остановившимся взглядом он бездумно следил за блестящей рябью на поверхности воды.
Итак, ему суждено было жениться на своей единокровной сестре, а не далее как в прошлую ночь он занимался с ней любовью четыре раза подряд. Но если она уже забеременела!..
Это предположение, еще вчера заставившее бы Грея раздуваться от гордости; теперь повергло его в отчаяние. Нет, конечно, Джек не могла понести так скоро!
Часы томительно тянулись один за другим, и все это время барон тревожно вслушивался в звуки ночи: шелест листвы старого дуба, ветви которого нависали над ним, далекие выкрики ломовых извозчиков в порту, плеск весел одинокой лодки.
Наконец он поднялся. Его собственный мир лежал в руинах, тогда как все вокруг продолжало идти своим чередом и ночь сменилась тусклым рассветом.
Грей побрел домой, едва уворачиваясь от повозок, развозивших дневные припасы, и спешивших куда то спозаранок карет, не слыша пронзительные голоса лоточников, торговавших пирожками, и не замечая толпы клерков в строгих черных костюмах, с насупленными лицами торопившихся на службу по Флит стрит. Едва он успел поставить ногу на ступени своего крыльца, как дверь распахнулась и навстречу ему выбежал Куинси.
— Милорд, слава Богу, это вы! Что случилось? Вы в порядке? Идемте же скорее в дом! О Господи, вы только посмотрите на себя: вы весь пыльный, мокрый, а ваши чудесные новые ботинки измазаны грязью… — Тут Куинси замолк на полуслове, а потом ласково взял хозяина за руку и повел в дом. — Пойдемте ка в ваш кабинет. Там вы немного отдохнете, а я принесу коньяк, — заботливо произнес он.
В кабинете Куинси осторожно усадил барона в кресло и поспешил к буфету.
— Нет, не надо коньяка! — Грей вдруг замахал руками. — Разве ты не знаешь, что от коньяка у меня все леденеет внутри? Я выпил вчера натощак целых два бокала и чуть не умер от холода!
— Ничего страшного, милорд, я сию минуту подам вам завтрак и горячего крепкого чая!
— Я думаю, мне лучше сразу подняться наверх. Произнеся эти слова, Грей замер. Там, наверху, находилась Джек — возможно, она даже спала в его постели!

— Скажи, Куинси, который час?
— Почти семь часов утра, милорд.
Убедившись в неизбежности того, что вот вот должно было произойти, Грей стал медленно подниматься по парадной лестнице, не сомневаясь, что верный Куинси смотрит ему вслед, не находя себе места от тревоги и догадок. Но что он мог ему объяснить? Что хозяин поднимается к себе в спальню, чтобы заняться любовью с женой, которая оказалась его сестрой?
Тут он расхохотался и продолжал глупо улыбаться даже тогда, когда увидел спешащего ему навстречу Хорэса.

Сидя в ванне, окутанный облаками горячего пара, Грейс пытался успокоиться, но рассказ Хорэса, стоявшего тут же с большой махровой простыней в руках, вряд ли мог способствовать улучшению его настроения.
— Нынче ночью здесь был настоящий ад, милорд. Ее милость металась по всему дому, проверяла все комнаты и расспрашивала всех и каждого о том, куда вы могли деться. Мне пришлось запастись книгой потолще и укрыться в погребе, иначе она отыскала бы меня и не отпустила, пока не сумела бы докопаться до правды. Я слышал, как она рычала на челядь — не хуже собаки, у которой отняли кость, и поэтому сидел в погребе до полуночи. Потом пришел Куинси и сказал, что миледи взяла трех дюжих лакеев и в карете отправилась искать вас по городу. Она, конечно, испугалась сверх всякой меры — ведь от вас не было ни записки, ни курьера. Даже тетушки принимали участие в поисках. А маленькая девочка не переставала плакать, видя, как расстроена ее сестра. Ее милость вернулась посреди ночи, но не ложилась спать — все ждала, все ходила взад вперед по гостиной и только уже перед самым рассветом поднялась в спальню.
Грей все это время машинально тер мылом свое колено.
— Они все равно не сумели бы меня отыскать, — буркнул он и глянул на Хорэса. — Я был у реки, смотрел на воду и думал о том, как время уносит нашу жизнь.
Барон замолчал и больше, пока мылся, брился, одевался и причесывался, не проронил ни слова. Наконец он снова стал походить на джентльмена, и только выражение его лица свидетельствовало о глубокой душевной муке.
Грей неслышно прошел в спальню. Часы на каминной полке показывали восемь тридцать утра. У него было такое чувство, будто он находился здесь в последний раз не меньше десяти дней назад! Голова его разрывалась от хранившейся в ней тайны, готовой уничтожить их обоих. Ах, как ему не хватало сейчас сумерек, чтобы смягчить остроту жуткой реальности!
Джек, закутавшись в одеяло, сидела на подоконнике; светлые волосы свободно рассыпались по плечам. Она следила за Портмен сквер. Грей смотрел, как тонкие бледные пальчики рисуют узоры на запотевшем стекле.
— Джек!
Она обернулась — медленно, как во сне. Горем и страхом повеяло из глубины широко распахнутых глаз.
— Это ты… — Джек кубарем скатилась с подоконника и ринулась к нему. — Грей… слава Богу, ты вернулся! — прошептала она, обнимая барона за шею так неистово, что он подивился ее силе.
Медленно его руки стали подниматься, чтобы сжать Джек в ответном объятии, но вдруг застыли на полпути. Он зажмурился. Он думал о том, что никогда больше не сможет обнимать ее, целовать, заниматься с ней любовью, и эти мысли приводили его в отчаяние. Сестра. Нет, он этого не переживет…
Джек отстранилась и заглянула ему в лицо.
— Господи, ты не болен? — Она стала торопливо ощупывать его всего: плечи, руки, грудь. — Кажется, все цело! Но что же случилось?
Она снова встала и прижалась к нему. Барон почувствовал, как Джек дрожит. Но разве здесь холодно? Нет, просто она боялась. Боялась за него. Он невольно прикрыл глаза.
Боже, какой же он негодяй, эгоистичный, трусливый негодяй!
— Все в порядке, — Грей подивился тому, как равнодушно звучит его голос, — со мной ровно ничего не произошло.
— Но почему тебя так долго не было?
— Послушай, нам надо поговорить.
Он подал ей халат. Джек машинально взяла его, но даже не подумала надевать: она не спускала глаз с мужа.
Тогда Грею пришлось одеть ее самому, словно маленькую.
— Присядь. — Он жестом указал на глубокое кресло возле камина, а затем, опустившись на корточки, развел огонь. — Ну вот, скоро станет совсем тепло.
Последив некоторое время, как огонь охватывал сухие поленья, барон выпрямился и подошел к Джек.
— Прости меня, — глухим голосом произнес он. Джек нетерпеливо отмахнулась.
— Сначала объясни, за что ты просишь прощения… Она словно пыталась заглянуть ему в самую душу, но Грей знал, что ее взгляд не обладает столь невероятной силой; иначе она увидела бы перед собой человека, всю ночь боровшегося со своими демонами — и проигравшего.
Джек вдруг прижала пальчики к его губам и качнула головой, словно пытаясь отсрочить то ужасное, что предстояло ей выслушать.
— Погоди минуту, Грей.
Она взяла колокольчик и громко позвонила, не выпуская Грея из поля зрения, как будто боясь, что он может неожиданно раствориться в воздухе.
Как только появилась горничная, Джек приказала подать легкий завтрак — только кофе и тосты — к ним в спальню.
К ним в спальню!
Грей откинулся на спинку кресла и, сжав руки в кулаки, глядел перед собой остановившимся взглядом, а Джек встала рядом. Ее легкая рука легла ему на плечо. Барону захотелось скинуть с себя эту руку и заорать что было сил, чтобы она не смела к нему прикасаться. Его сестра не должна обращаться с ним так, как это дозволено жене или любовнице. Он напрягся всем телом, как от удара, но промолчал и, лишь заглянув ей в лицо, горько улыбнулся.
— Может, ты все таки присядешь?
Грей понимал, что на протяжении всей этой ночи Джек вела отчаянную борьбу со своим страхом за него, бросившего ее в одиночестве и неизвестности. Ему не было ни прощения, ни оправдания, однако он чувствовал, что поступил бы точно так же, доведись ему пережить все это еще раз.
— Когда я стою, мне легче держать себя в руках. — Джек выжидательно смотрела на него. — Неужели все так плохо? — Ее голос заметно дрожал. — Неужели все еще хуже, чем я предполагала?
Грей уже не помнил, сколько раз он пожалел о том, что лорд Берли очнулся, а не ушел спокойно в могилу, унося с собой ужасную тайну. Но что, если его крестный умрет сегодня, сейчас? Знает ли о тайне рождения Грея кто то еще?
Барон был почти уверен, что нет. Если лорда Берли не станет, они с Джек смогут жить дальше как ни в чем не бывало и он постарается забыть разговор, поразивший его до глубины души.
Но ведь он знал, знал, кто его отец! Это знание меняло всю его прежнюю жизнь.
— Грей!
Джек смотрела на него, жалобно приподняв брови, и он прочел в ее прекрасных синих глазах, что ей вовсе не хочется быть посвященной в эту неведомую пока для нее жуткую тайну. В глубине души Джек уже догадывалась, что впереди ее ждет нечто ужасное, нечто такое, что положит конец их счастью.
— А вот и наш завтрак! — Джек поспешила к дверям, явно обрадовавшись, что может хотя бы ненадолго отвлечься от мрачных предчувствий.
Когда они уселись за стол и отведали ароматного, крепкого кофе, приготовленного миссис Пост, Грей заметил:
— Кажется, сегодня будет погожий день.
— Да, — согласилась Джек. — Скоро взойдет солнце. Оба они какое то время пытались делать вид, будто смакуют кофе, но наконец Джек не выдержала.
— Пойду проведаю Джорджи, — быстро проговорила она и поднялась.
— Нет, пожалуйста, не уходи. Я понимаю, я сбежал, оставил тебя одну, и теперь будет только справедливо, если ты поступишь со мной так же. Но я не в состоянии перенести это. Давай поговорим.
— Но мне нечего тебе сказать. — Джек вцепилась в спинку кресла так, что побелели пальцы. — Впрочем, я забыла одну вещь. Сегодня тетушки возвращаются домой. Их очень беспокоило твое исчезновение вчера вечером, и Джорджи тоже.
— Я знаю.
Грей чувствовал, что откладывать объяснение больше невозможно.
— Помнишь то письмо, которое Куинси всучил мне вчера, когда я потащил тебя в спальню? Она кивнула.
— Наутро я прочел это письмо. Его прислал лорд Берли. Он писал, что должен срочно повидать меня. Я отправился к нему и выяснил все, что он собирался мне сообщить.
Джек видела, что Грея терзает невыносимая боль, вызванная, как она теперь уже не сомневалась, той тайной, которую он узнал. А может, она все это напридумывала от страха? Нет, ей вовсе не хочется ничего знать, совершенно не хочется!
Она задрожала от ужасного предчувствия, и ей пришлось снова вернуться в кресло, чтобы не упасть.
— Прошу прощения за то, что не вернулся домой вчера вечером. Я просто не в состоянии был это сделать. Наверное, я повел себя как безвольный трус. Я не устоял перед таким ударом, не смог с этим справиться, хотя и пытался.
Удар. Да, он перенес удар — Джек видела это по его лицу. Она застыла, затаив дыхание и обмирая от страха, в ожидании этого самого удара, хотя до сих пор не имела понятия, о чем пойдет речь.
— Мой крестный открыл мне, что у нас с тобой был один отец, Джек, — не в силах и дальше таить это в себе, произнес Грей. — Томас Леверинг Бэскомб произвел на свет не только тебя, но и меня.
Джек замерла с полуоткрытым ртом, позабыв, что только минуту назад собиралась что то сказать. Нет, этого не может быть, она просто ослышалась! Ее рассудок все еще блуждает в сумерках собственных страхов — и оттого ей показалось, что Грей произнес какую то смешную чепуху, не укладывающуюся в голове. Скорее всего он собирался признаться ей, что успел ее разлюбить, или что собрался привести в дом свою любовницу, или… Ах да, это вероятнее всего — что не желает больше держать Джорджи у себя в доме. Ну что ж, она сумеет пережить любой из этих ударов.
— Джек, ты — моя сестра по отцу.
Его — кто?.. Сестра? Нет, конечно, это неправда!
— Не может быть.
Ее голос был едва слышен.
— Сначала я тоже не поверил, но лорд Берли привел слишком убедительные аргументы. Об этом рассказал ему Томас Бэскомб, твой отец.
Медленно, чувствуя, как слабеют ноги, Джек приподнялась с кресла и оперлась ладонями о стол.
— Это все несусветная чушь. Я отказываюсь в это верить.
— Отец мечтал назвать тебя Грациэллой. Ты рассказала об этом сама. Меня, твоего старшего брата, назвали Грейсоном, и он хотел, чтобы наши имена звучали похоже. Однако твоя мать предпочла, чтобы ты звалась Уинифред. Догадывалась ли она о моем существовании? Лорду Берли это неизвестно.
— Значит, мой отец соблазнил благородную леди, зачал с ней сына и отказался жениться? Но Томас Леверинг Бэскомб был честным человеком! Он никогда бы так не поступил! Никогда!
— Единственное, о чем можно теперь сказать с уверенностью, — что твой отец и моя мать любили друг друга и были близки. Но его неожиданно отправили в Колонии для переговоров о мире между Америкой и Англией. Он не знал, что моя мать успела забеременеть, а когда вернулся, у нее уже родился я и она вышла замуж за человека, чей титул я теперь ношу.
— А как ты докажешь, что это правда? — воскликнула Джек.
— Письменных свидетельств не осталось. Есть только слово лорда Берли.
— И ты так легко поверил во всю эту чушь, которую он нагородил?!
— Я не хотел ему верить. Но где то к середине прошлой ночи я понял, что он сказал мне чистую правду, и сделать вид, будто я по прежнему ничего не знаю, значило бы совершить преступление.
Выпрямившись, Джек отступила назад.
— Теперь мне все ясно. На протяжении целой ночи ты изволил сидеть, забившись в какую то дыру, и в полном одиночестве не спеша занимался самоистязанием, а сегодня утром с гордостью объявил всему свету, что родился новый философ. Зато у меня не было такой возможности, и теперь моя очередь убежать. Сейчас я иду к Джорджи, а потом мы с ней отправимся в город — я обещала купить ей розовую ленту для волос.
— Но, Джек, нам нужно принять какое то решение!
— Об этом мы побеседуем с тобой завтра утром. Кто знает — может, к тому времени я тоже предпочту стать философом!

Было восемь часов вечера, когда Джек вошла в кабинет мужа. Шторы на окнах были плотно задернуты, а огонь в камине почти погас; лишь редкие оранжевые вспышки иногда пронзали темноту, делая еще отчетливее сумеречные тени по углам.
Она не сразу разглядела Грея. Барон сидел за рабочим, столом, опустив голову на руки.
Джек подошла к стоявшему на столе массивному подсвечнику, зажгла в нем все свечи и тут убедилась, что барон спит.
— Грей!
Кажется, кто то окликнул его, какой то пронзительный голос, совершенно ему незнакомый.
— Грей, проснись!
Опять тот же голос, суровый и холодный. Барон с трудом открыл глаза, поднял голову и увидел перед собой ярко освещенное лицо Джек.
— Привет! Кажется, я задремал, а сейчас мне приснилось, что кто то зовет меня противным жестоким голосом. Теперь я вижу, что это был не сон. Но неужели ты способна так обращаться ко мне?
Вот как, ее голос показался Грею жестоким? Что ж, тем лучше! Она действительно ожесточилась, застыла изнутри и теперь была похожа на хрупкое зеркало: стукни по нему посильнее, и оно рассыплется на множество осколков, которые никогда не соберешь вновь. Одно Джек понимала с беспощадной ясностью — у нее нет иного выхода, кроме как предельно собраться, стать жестокой и целеустремленной. Если только Грей разглядит за внешней оболочкой израненную, трепещущую от ужаса душу — конец всему. Тогда ей придется сдаться, смириться с тем, что жизнь разрушена без возврата.
Джек сделала глубокий вдох и затем произнесла:
— Я пришла сообщить тебе свое решение, но…
Барон моментально позабыл про сон. С напряжением и даже с некоторым страхом глядя на Джек, непреклонную, холодную, как луна, он ожидал, что же будет дальше.
— Сначала я бы хотела получить ответ на один вопрос.
— Конечно.
— Ты любишь меня?
Это был удар ниже пояса. И все равно он не должен терять голову, допускать опасную близость — только так он может защитить не только себя, но и ее.
Слегка постукивая по столу кончиками пальцев, барон произнес:
— Я не верю во все эти французские бредни про любовь с первого взгляда, Джек. Наверное, мы бы неплохо подошли друг другу: у нас было неплохое начало, но, по сути, дальше этого так и не пошло.
Джек безошибочно различила тонкий, уязвимый щит его внешней невозмутимости, возведенный ради нее, ради необходимости спрятать глубоко внутри горе и боль, и это ее ничуть не удивило. Она даже нашла в себе силы улыбнуться.
— А я то гадала, что ты придумаешь на этот раз, какой ложью постараешься заморочить мне голову. Ну что ж, эта ложь по крайней мере не самое худшее из того, что я уже успела услышать, и я как нибудь сумею ее пережить. — Внезапно появившаяся на лице Джек улыбка расцветала все шире. — Пусть все, что было между нами, считается неплохим началом, которое остается в прошлом только для тебя, но не для меня!
Грей отшатнулся, его руки безвольно упали на колени. Ну как заставить ее понять и принять необходимость смириться с очевидным, с тем, что все равно уже не исправить? В конце концов он решил запастись терпением и произнес как можно ласковее:
— Джек, мы больше не можем говорить про нас как про мужа и жену, и нам придется с этим смириться. Однако меня крайне волнует то, что ты могла забеременеть.
— А я бы совсем не расстроилась, если бы это случилось.
Этот ответ не на шутку встревожил Грея. Он открыл было рот, чтобы возразить, но Джек оборвала его на полуслове:
— Нет, Грей, выслушай меня до конца! Лорд Берли ошибся. Томас Леверинг Бэскомб не мог быть одновременно моим и твоим отцом. Я отказываюсь в это поверить. Нам остается лишь найти доказательства, и тогда мы легко развеем все эти нелепые подозрения.
От удивления у Грея глаза полезли на лоб.
— Ты не веришь, что лорд Берли сказал правду? Думаешь, это сказка, выдумка, которую рассказывают детям на сон грядущий?
— Именно так, — не допускающим возражения тоном произнесла Джек и, повернувшись, стала нетерпеливо мерить комнату стремительными шагами. Наконец, замерев в дальнем конце кабинета, она в упор посмотрела на мужа. — Мне непонятно, с какой стати ты так легко принял все, что сообщил тебе лорд Берли, за чистую монету — ведь у него нет никаких доказательств! Ни записки, ни даже клочка бумага — ничего! Ни одного свидетельства, подтвержденного третьим лицом. Да, это сказка, и хотя твой крестный твердо верит в ее правдивость, она не станет от этого реальностью! Понимаешь, лорд Берли принял за правду утверждение моего отца, что моя мать забеременела именно от него, а ты, Грей, склонился перед его слепой верой. Оно и неудивительно — ведь ты знаешь этого джентльмена всю жизнь. Ну а я никогда в глаза не видела лорда Берли, не сидела возле одра болезни этого несчастного старика, не слушала его суровых обличений и сожалений по поводу твоей участи — по поводу участи нас обоих. Ты поставил меня перед фактом, но этот факт не сумел уничтожить нашу любовь, хотя и причинил боль нам обоим. Теперь слезы высохли, боль притупилась, и вот я говорю тебе: это не может быть правдой! А раз так, нам остается только решить, как мы будем добиваться истины.
Грей медленно поднялся с кресла.
— Джек, я должен признаться тебе кое в чем. Выйдя от лорда Берли, я чувствовал себя разбитым, уничтоженным. Меня мучил страх, я боялся, что ты забеременела. Честно говоря, я действительно ему поверил. Наверное, это случилось оттого, что я был слишком обезоружен страданиями и болью самого лорда Берли — они целиком завладели моей душой. Но не это важно. У меня нет причин не доверять мнению крестного. Поверь, он тоже хотел, чтобы все это оказалось выдумкой, но не мог не сказать правды. Я должен ему доверять. Или ты считаешь, что я просто сдался без боя?
И тут Джек, подобрав подол своего темно серого платья, метнулась к столу. Оказавшись лицом к лицу с Греем, она отчеканила:
— Нет, ты мне не брат, черт тебя побери! И я ни за что не поверю, что ты готов по доброй воле вышвырнуть меня из своей жизни, из жизни нас обоих! Раз уж твоих отца и матери больше нет на свете, нам придется раскопать кого то еще из твоей родни, кто знал твоих родителей!
При этих словах Грей как то странно прищурился и сокрушенно покачал головой:
— Моя мать жива. Почти все поверили, что она скончалась десять лет назад, но это не так. Она живет в моем поместье возле Мэлтона, на реке Дервент, — это в нескольких милях к северо востоку от Йорка.
— Твоя мать? Так она не умерла! — Джек чуть не подпрыгнула на месте от возбуждения. — Но это же просто чудо, дар небес! Это решает все проблемы, Грей! Просто не понимаю, почему ты до сих пор не догадался поехать и расспросить ее! Уж она то не станет скрывать от тебя правду, не так ли?
— Пожалуй, это было бы так, — промямлил Грей, — если бы она вообще была на что то способна.
Он отвернулся от Джек и теперь смотрел куда то в угол кабинета, уставленный книжными полками.
— Да что с тобой, в чем дело?
Когда барон снова повернулся к Джек, она даже вздрогнула. Его лицо застыло, обратившись взором к далекой пустыне прошлого, словно маска, а глаза казались пустыми. Он смотрел словно куда то внутрь себя.
— Я думаю, после всего, что случилось, ты имеешь право знать правду, — глухим, лишенным выражения голосом произнес Грей. — Моя мать лишилась рассудка в тот самый день, когда я прикончил своего отца или, точнее, ублюдка, едва не забившего ее до смерти.
Джек, не произнося ни слова, обошла вокруг стола и обняла мужа. Так это он пристрелил своего отца!
В первый момент она отозвалась лишь на его душевную боль и только через секунду осознала значение услышанного признания. Как же долго ему пришлось жить один на один с содеянным в детстве убийством — ведь больше о случившемся не знала ни одна живая душа! Джек могла поспорить, что это было именно так. Бедняга мучился виной в полном одиночестве. Наверное, она сама не пережила бы такой боли.
— Мне так жаль! — прошептала Джек. — Я знаю, твой отец был не из лучших, но такое!..
— Не из лучших? Это мой то отец? Да он был настоящим чудовищем! Сколько я себя помню, он непрерывно избивал мою мать, а потом, войдя во вкус, принялся за меня. Мать кричала, плакала, но его это ничуть не трогало. Однажды, когда мне было двенадцать лет, я услышал из спальни родителей громкие вопли. Когда я вбежал туда, то увидел, что мать стоит на четвереньках, опустив голову. Она уже едва могла кричать, а отец, расставив ноги пошире, все бил и бил ее, стараясь ударить побольнее. И тогда я не выдержал. Кажется, я крикнул, чтобы он остановился. Отец обернулся на крик, и я увидел, что он улыбается. А потом он заговорил — весело, игриво, едва ли не ласково: «Ах вот как, щенок, ты хочешь, чтобы я больше не бил эту суку? А что ты станешь делать, если я тебя не послушаю?» Тут он расхохотался, отвернулся от меня и ударил так, что окончательно сшиб мать на пол. Тогда я помчался в его спальню и схватил пистолет, который отец прятал в нижнем ящике своего гардероба. Я даже не потрудился проверить, заряжен он или нет. Потом я снова вернулся в спальню, только теперь у меня в руках было оружие. Я до самой смерти буду помнить его слова: «Так ты решил меня убить? Ну, теперь пеняй на себя!» И он двинулся ко мне. Тогда я выстрелил. Я угодил ему прямо в грудь. Отец словно застыл на миг; казалось, он все еще собирается меня схватить. Помню, каким удивленным было его лицо. «Ты все таки застрелил меня, сопливый щенок!» Я не отвечал. Он сделал еще шаг, и тут изо рта у него хлынула кровь. Она залила белую рубашку, на которой уже проступило алое пятно на месте раны. Тогда я поднял пистолет и выстрелил снова. На этот раз пуля пробила ему горло. До сих пор я и понятия не имел о том, что в пистолете может оказаться две пули. Отец попытался сказать что то, но лишь беспомощно захрипел и рухнул на пол.
Джек крепко обнимала Грея и при этом пыталась представить маленького мальчика, его мать… Однако образ того чудовища, которое их терроризировало, все время ускользал от ее внутреннего взора.
— Мать кое как снова поднялась на четвереньки и подползла к тому месту, где лежал ее мучитель. И тут, подняв ко мне лицо, залитое слезами, она произнесла слова, которые я никогда не забуду: «Ты убил мою единственную любовь!» Потом она упала к нему на грудь и рыдала, рыдала без конца. А я пошел к дворецкому, Джеффри, и рассказал о том, что сделал. Я помню, как лорд Причер, глава магистрата, явился, чтобы побеседовать со мной. Джеффри и остальные слуги как один встали на мою защиту, но мне и без того нечего было опасаться — ни для кого из соседей не было тайной, что за человек был мой отец. Он не вызывал ни сочувствия, ни сожаления, и поэтому его ненавидела вся округа. Лорд Причер просто попросил меня повторить рассказ о том, как все случилось. Он даже не стал требовать встречи с моей матерью, только похлопал меня по плечу и ушел.
Отца похоронили на следующий же день, а еще через день моя мать выказала первые признаки безумия.
Что касается лорда Берли, то именно он позаботился о том, чтобы я получил образование в Итоне и Оксфорде, ввел меня в высший свет и сделал членом самых привилегированных клубов. Все эти годы, вплоть до вчерашнего дня, он не подавал и виду, что мое родство с убитым может быть поставлено под сомнение. Берли понимал, что, если эта история получит огласку, я наверняка буду лишен и поместий, и титула.
Джек ласково погладила Грея по щеке:
— Ты был отважным мальчиком и не побоялся положить конец жестокости. И ты мой муж, а никакой не брат! Мы немедленно едем в Мэлтон, к твоей матери, и сделаем все, чтобы доказать, что это неправда!
— Но вдруг ты уже беременна, Джек?
— К тому времени когда я смогу сказать это с уверенностью, мы уже успеем убедиться, что между нами нет кровного родства, а значит, будем рады вдвойне!
И тут у Грея словно пелена спала с глаз: ему стало ясно, что Джек совершенно права. Он цеплялся за руку ослабевшего лорда Берли, видел, как мучается его старый добрый друг, и принял за чистую монету то, во что верил крестный. Он сдался перед лицом привычного авторитета, не посмел задавать вопросы — так, как это сделала Джек.
Грей улыбнулся загадочной улыбкой, говорившей ей так много, и неожиданно спросил:
— Послушай, сколько тебе на самом деле лет? Ты рассуждаешь слишком умно для неотесанной провинциалки!
Джек рассмеялась. Она и сама удивилась, что еще способна смеяться, но этот смех словно сбросил оковы с ее души, и она искренне радовалась шутке мужа.
— Женщинам на роду написано быть умнее мужчин, особенно таких неотразимых баловней судьбы, которым красота дарована не по заслугам! И тебе, мой дорогой, ничего не остается, как только смириться с этим фактом!
Поездку к матери Грея каждый из ее участников воспринимал по своему. Хорэс и Долли ехали во второй карете, причем это приносило им гораздо большее удовольствие, чем можно было ожидать. Что касается Джорджи, то она все время перебиралась из одного экипажа в другой, так что к исходу шестого часа пути даже Джек призналась, что постоянный восторженный визг пятилетней болтушки может заставить кого угодно поседеть раньше времени. Что касается Грея, то он был готов пожертвовать хоть всей шевелюрой, лишь бы Джорджи наконец перестала его дичиться. Барон самоотверженно играл с ней в ястреба и цыплят на протяжении целого часа и двенадцати минут, не делая ни одной передышки и не ссылаясь на мнимую головную боль, как поступила Джек.
Честно говоря, если бы не Джорджи, барон даже не представлял, как бы им с Джек удалось вытерпеть весь этот путь. Будь Грей католиком, он назвал бы дорогу до Мэлтона чистилищем, в котором грешникам приходится ждать решения своей участи. Его бросало от ослепительной надежды к беспросветному отчаянию, способному поглотить его навсегда.
Ночевать им приходилось в гостиницах, где Джек спала в одной комнате с младшей сестрой и Долли. Она не говорила Грею ни слова — просто брала Джорджи за руку и вела в свой номер. И каждый раз барон чувствовал одновременно и облегчение, и ярость. Он даже не подозревал, что человек способен испытывать разом столь противоположные ощущения.
Хорэс не отходил от хозяина ни на шаг, и Грей был признателен ему за его молчаливую преданность.
Через четыре дня они приехали в Нидл Хаус, наследственное поместье Сент Сайров. Небольшой трехэтажный особняк из красного кирпича, радовавший глаз прямыми строгими пропорциями георгианского стиля, был возведен прапрадедушкой Грея около ста лет назад.
Сейчас Грей молился про себя, чтобы третий барон Клифф действительно оказался его прямым предком, чье семя дало жизнь деду его отца. Каким бы он ни был чудовищем — сегодня молодой человек, как никогда в жизни, желал быть его родной плотью и кровью.
Здесь никогда не существовало обширного парка с лужайками, но окрестности дома выглядели достаточно ухоженными, а по сторонам длинной подъездной аллеи тянулась аккуратная живая изгородь. С той стороны дома, что выходила к реке, зеленела березовая роща.
Когда карета остановилась у крыльца, Джек взяла его за руку:
— Все будет в порядке, слышишь? Мы справимся!
Барон кивнул, но не смог взглянуть на нее или хотя бы улыбнуться.
Джек тоже не промолвила больше ни слова.
Парадная дверь распахнулась, и седовласый высокий старик стал неуверенно спускаться по крутым ступеням. Дойдя до середины лестницы, он остановился, заслонил глаза от солнца и оглушительно крикнул:
— Это вы, милорд? Я не ошибся, это вы? Или миссис Клег ошиблась и это не вы, а викарий приехал за старыми вещами для сиротских приютов?
— Это барон Клифф, Джеффри! — прокричал Грей в ответ, хотя находился от старика не далее как в пятнадцати футах. Обернувшись к Джек, он пояснил: — Джеффри очень слаб глазами, а что касается слуха, то его не было никогда. Постарайся говорить с ним как можно громче и медленнее. Он достойный старик, помнит дела давно минувших дней и приехал в это имение вместе с матерью, когда она вышла замуж за моего… — Тут он замолчал на полуслове.
— Не волнуйся, я уже и так все поняла. — Джек очень хотелось обнять мужа, но она не могла сейчас себе этого позволить. Вместо этого она обратилась к Джорджи: — Видишь, пончик, это Джеффри. Правда он красавец?
— Не знаю, — протянула малышка.
— Да, верно, — неожиданно отозвался Грей. — Из за его седых волос мне всегда казалось, что Джеффри стар, как дорожная пыль.
Джорджи робко захихикала.
Хотя Джеффри так и не смог толком разглядеть молодую баронессу, он порадовался ее юному ясному голосу, признательно улыбнулся и с низким поклоном проводил Джек в гостиную Нидл Хауса.
— Миссис Клег, куда вы запропали? — позвал он. — Вам следует выйти и поклониться ее милости! Ага, кажется, я вас чую! От вас всегда чудесно пахнет лавандой! И не забудьте подать на ужин ваши особенные пышки с лимоном! Маленькой девочке они наверняка понравятся.
— На самом деле, — тихо обратился барон к Джек, — обязанности экономки сейчас выполняет Нелла, дочка миссис Клег. Ее голос до того похож на голос матери, что Джеффри так и не научился их различать. Когда то давно он был влюблен в мать, но она, насколько мне известно, предпочла лесника. Однако Джеффри по сей день при всяком удобном случае целует Неллу в щечку и заверяет, что в один прекрасный день они все таки поженятся. Слава Богу, у Неллы достаточно чувства юмора и сердечности — в ответ на ухаживания старика она лишь смеется и отшучивается, говорит, что для жениха Джеффри слишком лохматый, или убеждает его, что такая простушка, как она, не смеет стать обузой для столь умного и образованного мужчины. — Грей умолк, глядя в окно на пышный сад, где безбоязненно паслись олени, и затем добавил: — Еще она прекрасная сиделка для моей матери.
Джек со страхом думала о том, какой мукой должно быть для барона свидание с матерью. Вспоминает ли он всякий раз при этих встречах ее слезы, ее проклятия, ее бегство от действительности в сумерки рассудка?
Она по прежнему нисколько не сомневалась, что Грей не может быть ее братом по отцу, но ее все же мучили сомнения. Что, если им не удастся добыть необходимые свидетельства? Она знала, она чувствовала всем сердцем — без веских, неопровержимых доказательств Грей по прежнему будет настаивать на разводе. Он станет ненавистен сам себе, и это убьет его, но благородный человек всегда поступает так, как велит честь.

Джорджи, не выпуская из руки лимонную пышку, сидела на коленях у Неллы и, посматривая на Джеффри, переспрашивала каждые пять минут:
— Он красавец, правда?
— Ох, малютка, — отвечала Нелла, — когда говорит такой милый ангелочек, как ты, разве это может быть неправдой?
А тем временем барон Клифф, прихватив с собой Джек, направился туда, где его определенно не ждали.
Вдовствующая баронесса занимала в восточном крыле Нидл Хауса апартаменты из трех просторных помещений, отделанных в бледно желтых, салатных и белых тонах. «И впрямь роскошные комнаты», — подумалось Грею. Вот только вряд ли его матери есть до этого дело. Прежде чем отправиться наверх, он успел переброситься с Неллой парой слов. Деликатно отвернувшись от Джорджи, служанка заметила:
— Она стала совсем тихой, милорд. Теребит да теребит без конца свои шали — уже всю бахрому поотрывала. А выглядит она хорошо, и цвет лица такой здоровый. Доктор Понтефракт без конца твердит, что она всех нас переживет. Он подолгу у нее бывает, сэр, просто сидит да толкует про то, как служил на флоте или какие города построили в Колониях. Думаю, она не чувствует себя несчастной и не представляет своего положения. Уж я не знаю, на каком свете она существует, но могу сказать одно — ей там хорошо, милорд! Может, она вернется к нам, грешным, когда узнает, что вы женились и привезли с собой молодую невестку? Я уже говорю о малышке. Просто невероятно, чтобы у человека были такие глаза, правда? Один синий, а другой золотой — прямо чудо! Ох, ну вот, опять меня понесло! Супруг мой только головой качает, как я принимаюсь без конца языком чесать! Вы уж простите меня великодушно, милорд! Поднимайтесь прямо наверх вместе с ее милостью, а я скоренько подам вам чай. Ваша матушка страсть как любит пить чай с моими лимонными пышками. Да и мистеру Джеффри они по вкусу — ведь я пеку их по маминому рецепту.
Чем ближе Грей подходил к спальне баронессы, тем медленнее становились его шаги. Но вот наконец они с Джек остановились перед последней преградой — массивной дубовой дверью.
— Ты ведь слышала, что сказала Нелла. Все эти годы мать почти не разговаривает и лишь иногда осознает, кто она такая. Я не знаю, сможем ли мы хоть что то у нее выведать…
— Я все понимаю, — отвечала Джек. — Ничего страшного. Поверь, нам это обязательно удастся.
Грей грустно улыбнулся и еле слышно постучал в дверь. Затем он нажал на ручку и перешагнул порог.
Войдя в спальню, барон двинулся к ряду окон, выходивших в небольшой ухоженный сад с уже начавшими распускаться цветами, за которым начинался лес.
Именно там находилось большое кресло, и в нем сидела его мать.
Грей осторожно взял ее руку и припал к ней губами.
— Здравствуй, мама, это я, твой сын! Я приехал тебя проведать.
Прелестное, неземной красоты лицо, обрамленное роскошными светлыми волосами, медленно обратилось в его сторону, и тут стало видно, что Грей унаследовал от матери зеленоватый оттенок глаз и стремительный разлет бровей, хотя его волосы казались чуть чуть темнее.
— Мама! — Он ласково погладил тонкую руку. — Я приготовил тебе сюрприз!
В безмятежных глазах баронессы промелькнул слабый интерес.
— Сюрприз? Я люблю сюрпризы. Доктор Понтефракт часто приносит мне сюрпризы. Он такой милый. — Ее голос звучал тихо и мелодично.
Итак, она заговорила с ним. Это уже немало. Грей продолжал:
— Я женился, мама, и привез тебе новую дочку. Это и есть мой сюрприз.
Он жестом подозвал Джек, и та, повинуясь, подошла, невольно замедляя шаги по мере приближения к этой необычной женщине.
Остановившись рядом с креслом, Джек промолвила:
— Миледи! Меня зовут Уинифред. Мы с Греем поженились совсем недавно и захотели поскорее приехать, чтобы рассказать об этом вам.
Алиса Сент Сайр, вдовствующая баронесса Клифф, охнула и спрятала лицо в ладонях.
— Нет! — еле различимым шепотом воскликнула она. — Только не ты! О Боже, уходи прочь! Я не желаю тебя видеть!
— Мама! Что с тобой? — Грей чувствовал, как страх все больше овладевает им.
— Уходите оба!
Баронесса все не отнимала руки от лица. Она плакала, плакала не таясь, навзрыд, задыхаясь и всхлипывая. Грей медленно поднялся и помог подняться Джек.
— Все. Теперь разговаривать с ней бесполезно. Пойду позову Неллу.
Джек покинула уютную спальню следом за ним. На прощание она оглянулась… и вздрогнула. Оказывается, вдовствующая баронесса все это время не спускала с нее глаз. Что было в этих глазах? Страх? Ненависть? Это ей еще предстояло узнать.
Поскольку Грея в спальне не оказалось, Джек без труда догадалась, что теперь он постарается держаться от нее на еще большем расстоянии, чем прежде. Сокрушенно вздыхая, она подошла поближе к камину и протянула руки к желанному теплу, стараясь развлечь себя воспоминаниями о том, как только что поцеловала Джорджи и пожелала ей доброй ночи. Малышка на удивление спокойно отнеслась к тому, что на новом месте у нее в комнате будет спать только Долли: ведь Нелла окажется на другом конце коридора, а Джек — через две комнаты от нее.
Но куда же подевался Грей? Он так и не произнес ни слова с той минуты, как они вышли от его матери. Сейчас уже десять часов вечера. Может, он тоскует где то в одиночестве или, что еще хуже, составляет подробный план их развода?
Джек в тревоге металась по роскошно обставленной спальне. Внизу, в гостиной, большие напольные часы отбили двенадцать долгих ударов. Неужели уже полночь? Нет, ей все равно не уснуть. Она хотела видеть Грея. Знать бы, где он укрывается, — помчалась бы туда сию же минуту. Ей хотелось обнять его и поцеловать крепко крепко — даже если он будет сопротивляться!
Наконец Джек почувствовала, что больше не в силах выносить неизвестность. Она схватила канделябр и, выбежав из спальни, по темному коридору направилась к концу восточного крыла. Дойдя до спальни баронессы, она уже подняла было руку, чтобы постучать, но неожиданно движения ее замедлились. А вдруг больная уже спит?
И тут в щели под дверью промелькнул лучик света. И тогда Джек осторожно нажала на ручку. Если свекровь просто позабыла погасить свечу, она всегда успеет выйти.
Алиса Сент Сайр неподвижно сидела в том же самом кресле. На коленях у нее лежала раскрытая книга, рядок стоял канделябр с зажженными свечами, а глаза больной были закрыты, голова покоилась на мягких подушках.
Джек растерялась. Неужели Алиса любит читать? Значит, не такая уж она сумасшедшая!
— Почему ты стоишь там, у дверей?
Джек чуть не подскочила на месте — так неожиданно прозвучал в комнате этот мягкий, нежный голос.
— Я не хотела тревожить вас, мадам.
— Сядь вот в это кресло, чтобы я могла видеть твое лицо.
Джек подошла ближе и села.
— Ты не труслива, и от тебя веет энергией. Чего тебе надо? — Алиса потупилась и не отрывала глаз от роскошно переплетенного томика Вольтера.
— Вы сказали, что не желаете меня видеть. Вы прогнали меня… — Джек умолкла, набираясь решимости, прежде чем спросить самое трудное, о чем ей вовсе не хотелось бы знать: — Вам знакомо мое лицо?
Баронесса молчала. Она застыла в неподвижности и, казалось, даже не заметила, как конец тонкой норвической шали соскользнул с ее плеч на пол.
— Грей внешне очень походит на вас, — снова заговорила Джек. — Может быть, я также похожа на кого то, с кем вы были знакомы прежде?
— Слава Богу, он нас покинул.
— Кто покинул, мадам?
— Лев. Он ушел. Я никогда его не прощу. Он был чудовищем. Совсем не такой, как мой драгоценный супруг. И зачем только Грею понадобилось его убивать, зачем?
— Он застрелил вашего супруга, мадам, потому что тот избивал вас и мог забить до смерти. Грей испугался за вашу жизнь. Ему было необходимо что то предпринять. Он считал своей обязанностью защищать мать. По моим понятиям, он спас жизнь вам обоим.
— Но я не нуждалась в спасении. Я не нуждалась ни в чем, кроме Фарли! Он любил меня!
Джек с тоской подумала, что Грей был прав. Это безумие не укладывалось в нормальном мозгу. И как теперь прикажете разбираться в такой каше?
Но она не собиралась отступать.
— Мадам, а кто такой Лев, которого вы любили?
И тут впервые за все это время Алиса посмотрела Джек прямо в глаза.
— Ты совсем молоденькая. Я тоже когда то была такой. Мой сын уже говорил, что любит тебя, моя милая?
— Да, мадам.
— Ах вот оно что… Но ты лишь тогда сможешь поверить в его любовь, когда он почувствует себя с тобой совершенно свободным и не побоится ударить тебя — как прежде ласкал. Мой милый Фарли — он обучил меня множеству премудростей! Доктор Понтефракт твердит, что он был ненормальным — дескать, нормальному мужчине никогда не захочется избивать женщину ради удовольствия. Но что он понимает в любви, этот доктор? Да, Фарли не жалел сил, он постоянно учил меня, как сделать счастливым его и самой испытать счастье. Грей застрелил его. А что, Грей еще не начал тебя учить?
— Да, начал. Но только он меня не бил. Он думает так же, как доктор Понтефракт. Мой муж никогда не поднимет на женщину руку!
Тут Джек вздрогнула — она попыталась представить, что подумал бы Грей, присутствуй он при этом разговоре. А вдруг старые кошмары ожили бы в его памяти?
— Мадам, вы узнаете меня?
Но Алиса уже отвернулась от Джек. Резким движением она поправила шаль, взяла с колен тоненький томик Вольтера, равнодушно глянула на него и бросила под ноги.
— Я устала! — капризно заявила она. — Может быть, мне наконец то удастся заснуть. Уходи. Я больше не желаю тебя видеть.
Джек медлила, не представляя, что же теперь делать.
— И забери с собой того мальчишку, который убил моего драгоценного Фарли. Пусть держится от меня подальше. Всякий раз, когда он уезжает, я вздыхаю с облегчением, надеясь, что он больше не вернется, — но он приезжает опять, каждый раз приезжает опять. Я почти не разговариваю с ним, но он ужасно упрямый. Однако теперь это уже не играет роли. Ведь он похитил у меня единственную любовь…
— Между прочим, этот мальчишка — ваш сын! Он любит вас. Он любил вас всегда и оттого был вынужден выстрелить в Фарли. Защищая вас, он сделал единственное, что могло бы вас спасти, — застрелил человека, бившего вас смертным боем. Ну почему вы не вспомните все так, как было на самом деле?!
— Мой несравненный Фарли бил меня смертным боем? Какая несусветная чушь! Меня ни от кого не требовалось защищать!
Внезапно Алиса с неожиданным проворством вскочила с кресла и набросилась на Джек. Тонкие хрупкие пальцы, сомкнувшиеся на ее горле, оказались на удивление цепкими и сильными. И все же Джек не стоило большого труда высвободиться. Однако даже после этого пальцы баронессы так и остались скрюченными, напряженными, готовыми в любую минуту снова вцепиться в горло обидчице и разодрать в клочья ненавистную плоть.
— Хватит! — прохрипела Джек, крепко держа Алису за руки. — Хватит! — Она встряхнула ее так, что у Алисы клацнули зубы. — Вы узнали меня или нет, черт бы вас побрал? Кто такой этот Лев?
Вместо ответа Алиса вдруг обмякла, словно тряпичная кукла, и повисла на невестке, так что та едва успела ее подхватить.
Но Джек и не думала успокаиваться.
— Скажите мне, любили вы когда нибудь Томаса Леверинга Бэс… — прошептала она в завитки легких светлых волос. — О Боже! Так ведь он же и есть Лев, верно? Лев — так вы звали моего отца? Господи, но вы назвали его чудовищем! Что вы хотели этим сказать? Вы ненавидели его за то, что он вас оставил? Пожалуйста, расскажите мне все до конца!
Она беспомощно всматривалась в лицо баронессы, белое, безжизненное, как студеный зимний день, но видела перед собой одну лишь пустоту и холод — ни отблеска чувства, боли, воспоминаний. Прекрасная, безупречная маска — и только.
Джек понимала, что терять ей уже нечего. Прерывисто вздохнув, она произнесла:
— Если вы расскажете мне все про Томаса Леверинга Бэскомба, я сумею убрать от вас навсегда того мальчишку.
Глаза Алисы неожиданно раскрылись.
— Он убил моего Фарли.
— Понимаю. Я больше никогда не допущу его к вам — только расскажите мне про человека по имени Лев.
Алиса по прежнему безвольно опиралась на Джек, и ей пришлось подтащить свекровь обратно к креслу. Кое как усадив больную, она помахала рукой перед застывшим лицом. Невесомые завитки волос слегка заколебались.
— Мадам, очнитесь!
— Лев хотел на мне жениться, — неожиданно забубнила Алиса безжизненным речитативом, не обращая внимания на собеседницу, словно целиком уйдя в воспоминания. — Он уламывал меня, как мог, но я уже познакомилась с моим Фарли, и никто другой мне не был нужен. Однажды вечером мы гуляли вдвоем — Лев и я — в нашем саду. Это был очень теплый вечер, по небу плыли белые облака. Лев снова стал меня умолять. Потом он поцеловал меня. Я просила его перестать, но он не послушался. В тот вечер Лев лишил меня невинности. Он взял меня силой. Потом он встал, как хозяин, и, упершись кулаками в бока, сказал, что теперь со мной все кончено: я должна стать его женой и больше не имею права выбора, так как отныне принадлежу только ему.
Алиса содрогнулась от рыданий; из горла ее вырывались жуткие, проникавшие в самую душу горестные звуки. Джек порывисто наклонилась и обняла старую леди за плечи:
— Все в порядке. Это случилось давно, много лет назад! С каждым словом Джек чувствовала, как в ней умирает надежда. Так, значит, отец изнасиловал эту женщину? Боже, разве такое могло быть? Кто угодно — только не ее отец, не человек, которого она беззаветно любила. Она так ясно помнит, как он катал ее верхом на своем огромном жеребце, крепко обнимая сильными руками и при этом напевая какую то веселую песенку! В то же время Джек не могла не видеть полные бессильной обиды и боли глаза оскорбленной женщины, не могла отвернуться от очевидного. Алиса рассказала чистую правду.
— Все в порядке, — снова зашептала она на ухо больной. — А что было потом, вы не могли бы мне рассказать?
— Лев пообещал, что на следующий же день нанесет визит моему отцу и они составят брачный контракт. Тогда моя репутация не пострадает.
— А вы не признались отцу в том, что с вами случилось?
— Это все равно бы не помогло, — покачала головой Алиса. — Он бы сперва вышел из себя от гнева, а потом поступил в точности так, как это считал необходимым сделать Лев, — силой выдал бы меня замуж. Мне даже не надо было напрягаться, чтобы представить, как отец кричит и проклинает меня, а потом сам тащит к алтарю — для него это был единственный выход.
— Ну а дальше?
— Я увиделась с Фарли. Я любила его. И я ушла из дома, сбежала к нему. Фарли жил тогда в Лондоне, снимал меблированные комнаты на Джермин стрит, и он не отказался принять меня. Я знала, что отец ищет меня по всему городу, но где ему было догадаться, куда я спряталась! Я осталась с Фарли навсегда, и мы поженились. А через девять месяцев у нас родился Грей.
Джек, отшатнувшись, почувствовала, как у нее подгибаются колени. Все кончено, надеяться больше не на что. В ее жизни не осталось больше ничего доброго и светлого — ни тепла, ни радости. Она знала, что рыдает, но почему то не слышала никаких звуков. Все внутри у нее пылало, а она не чувствовала ничего, кроме пустоты — той пустоты, что станет ее уделом до конца жизни. Грей оказался прав — нельзя больше относиться к нему как к мужу; их совместная жизнь кончилась, едва успев начаться. Нет, это невыносимо, этого просто не может быть…
Джек вскочила, воздев руки к потолку, и выкрикнула во всю силу легких:
— Не ет!
— Что случилось?
Это спросила Алиса. Каким то невероятным образом она снова превратилась в совершенно нормальную женщину — как будто они только что мило беседовали о ранних нарциссах.
— А то случилось, что я вышла за Грея, не зная, что он мой брат по отцу!
У Джек чесались руки придушить эту женщину, сжимать и сжимать ее тонкую белую шею, пока не утихнет эта проклятая боль… Но разве такая боль может утихнуть?
— Ты дочь Лева, — рассудительно промолвила Алиса. — И днем мой сын сказал, что женился на тебе.
— Да, я дочь Лева.
— Ты очень на него похожа. Я ужасно испугалась, увидев это сходство.
— Да, я знаю. А кроме того, я немного похожа на Грея, а Грей похож одновременно и на вас, и на отца, Лева. Разве вы сами не замечали? У нас обоих светлые волосы и глаза — хотя у него они немного зеленоватые.
— Послушай, о чем ты толкуешь? Я ничего не понимаю!
— Лев — мой отец. Лев был также и отцом Грея. Вы сами только что об этом рассказали.
— Так ты вообразила, что Лев — отец Грея?
Джек бессмысленно уставилась на странную женщину, и ей вдруг стало казаться, что она уже и сама не в состоянии до конца понять, кто из них двоих сумасшедший.
Неожиданно Алиса расхохоталась и тут же принялась обмахиваться рукой, словно веером.
— Ах, ну что за глупая девчонка! Ты так ничего и не уразумела! Когда Фарли взял меня под свою опеку, он спас меня, спас мою жизнь. Через две недели у меня случился выкидыш: я не смогла носить ребенка от Лева и скинула его как раз перед самой свадьбой, да в довершение всего чуть не умерла сама оттого, что никак не удавалось остановить кровотечение. Фарли не бросил меня, он меня выходил! Ох, я до сих пор вспоминаю, как он обрадовался, что мне не придется рожать ребенка от другого мужчины. Он был так рад, что напился допьяна. Для моего возлюбленного Фарли тогда не играло никакой роли то, что я лишена невинности и что Лев овладел мной первым. Это стало важно потом, когда я оказалась плохой ученицей и не сразу сумела понять всю свою вину перед ним. Фарли так старался, чтобы я осознала, насколько обязана ему, что каждую ночь я думала только об этом. И он был прав.
— Но Лев, судя по всему, твердо верил в то, что Грей его сын, — раздельно произнесла Джек. — Он даже сумел заставить поверить в это лорда Берли.
И тут Алиса снова улыбнулась очаровательной улыбкой.
— Да, я знаю. Это было приятно Фарли — заставить их верить. А потом он мог еще сильнее наказывать меня за ложь. И это тоже было ему приятно.
— Лев звал меня Грациэлла, чтобы это напоминало ему Грея.
— Лев оказался болваном. Как жаль, что он не умер еще там, в Колониях! Наглец, он всю жизнь не давал мне прохода! Он посмел заявиться сюда, в Нидл Хаус, после того как Грей убил Фарли. Я так и знала, что он по прежнему хотел меня. И еще он хотел, чтобы я призналась ему, будто Грей — его сын. Но я отказалась его принять. Джеффри сумел убедить его, что я ужасно захворала, и ему ничего не оставалось, как убраться не солоно хлебавши! Он ведь умер в конце концов, не так ли?
— Да, Лев в конце концов умер. А вы скажете Грею, что его настоящий отец — Фарли?
— Ты пообещала, что я никогда больше его не увижу.
— Это правда.
Некоторое время Алиса задумчиво разглядывала свою холеную белую руку.
— Я хотела бы вообще позабыть о том, что он существует на свете, но мне придется повстречаться с ним еще раз, чтобы рассказать то, о чем ты сейчас узнала…
— Вам не придется этого делать. Вы можете написать все на бумаге. Вы ведь подтвердите, что Лев не был его отцом, а я не прихожусь ему сестрой…
В этом месте Джек пришлось прерваться, так как Алиса, расправив плечи, вдруг проворно вскочила с кресла и, торжествующе заглянув ей в лицо, с неожиданной силой прокричала:
— Я все обдумала и отвечаю «нет»! Он лишил жизни моего Фарли, и если на свете существует страдание — пусть он тоже отведает его в полной мере! С какой стати ему быть счастливым после всего, что он натворил? Будет просто смешно, если его семейная жизнь окажется счастливой, — нет уж, пусть себе думает, что женился на единокровной сестре! От такого кому хочешь станет тошно. Он чудовище, он поднял руку на своего родного отца! Он убил мою единственную любовь!..
Выпалив все это единым духом, вдовствующая баронесса Клифф резко отвернулась; затем, прошествовав к дальнему окну, она уставилась в ночную тьму и не проронила больше ни слова.
А Джек так и осталась стоять возле кресла, с отчаянием понимая, что не в ее силах найти слова, способные сломить упрямство этой женщины.

Войдя в спальню, Джек опустилась на ковер перед камином. Остановившимся взглядом она некоторое время следила за тем, как разгорается толстое полено, а потом зажмурилась и спрятала лицо в ладонях.
Она не двинулась с места, даже когда почувствовала, как Грей положил руку ей на плечо.
— Нет, Джек, черт побери, только не сейчас! Мы еще не проиграли до конца. Пойдем со мной. Я только что вспомнил о большом портрете — его писали с моего отца, когда он был ненамного старше меня. Сразу после того, как я его застрелил, я снял этот портрет и запихал в самую дальнюю кладовку под лестницей. Пойдем же, посмотрим на него вместе!
Так, значит, он тоже не сдался и вовсе не думал о том, как устроить развод? Голос Грея звучал бодро, с надеждой. Джек подняла заплаканное лицо и постаралась поскорее проглотить дурацкие слезы.
— Выходит, — переспросила она, — у тебя сохранился отцовский портрет?
— Ну да, хотя меньше всего в жизни мне хотелось бы снова увидеть этого мерзавца! А еще я сидел внизу, в библиотеке, и пытался отыскать хотя бы какие то записи, относящиеся к Томасу Бэскомбу или ко мне и моему происхождению. Правда, мне так ничего и не попалось, но наверняка что то должно проявиться, ну хоть какая то зацепка. А пока пойдем отыщем для начала этот портрет.
Он борется, он не сдался! Джек сжала ладонями его лицо.
— Прости, что я такая размазня, мне не следовало распускаться! Идем скорее!
Не прошло и десяти минут, как Грей уже вытаскивал из кладовки портрет в четыре фута высотой и два с половиной шириной. Этот шедевр, наверняка весивший больше двенадцатилетнего мальчишки, некогда спрятавшего портрет под лестницу, был завернут в плотное белое голландское полотно.
— Давай отнесем его в кабинет, — предложил Грей. Он взвалил портрет себе на спину и двинулся вперед по темному коридору.
— Джек, свети мне под ноги — тут непроглядная темень и грязь. Нужно напомнить об этом Нелле.
Не спуская взволнованного взгляда с завернутого в холстину портрета, Джек молча следовала за мужем. Она снова и снова повторяла про себя, что на этом портрете непременно должно что то быть, какой то знак, какое то доказательство…
Войдя в кабинет, Грей прислонил портрет к столу и не спеша стал снимать с него холстину. Затем он смел с полотна пыль.
— Иди сюда. Мы должны увидеть это вместе. Не бойся. Он осторожно забрал из ослабевшей руки Джек канделябр и поставил на низкий столик возле дивана.
— Что с тобой? — Грей легонько обнял ее за плечи. — Ты сама уверяла, что все будет хорошо, и даже пристыдила меня за то, что я поверил лорду Берли и не посмел задать ни одного вопроса. И вот теперь я вспомнил про эту картину. Ну же, выше нос, давай вместе посмотрим в лицо этому презренному типу!
Ободренная решительностью Грея, Джек встала, схватила канделябр и водрузила перед портретом, на который теперь падал яркий свет. Затем она отступила назад.
Теперь Джек могла без помех рассмотреть изображенного на портрете высокого, горделиво державшего голову человека, стоявшего возле конюшни. Рука его в черной перчатке крепко сжимала уздечку, другая рука упиралась в бок. На нем был надет идеально пошитый роскошный костюм для верховой езды; он слегка прищурил глаза, как будто только что хохотал над какой то забавной шуткой.
Грей с трудом перевел дух.
— Оказывается, я совсем забыл, как он выглядит. Вот уж не думал, что мне придется это вспоминать…
Барон Клифф старший был смуглым, почти черным, как сам Люцифер, и одного взгляда на портрет было достаточно, чтобы понять, что под напудренным белым париком прячутся густые, черные, как ночь, волосы. Брови его выгибались дугой, и их острые концы резко выделялись на высоком лбу, но выражение глаз — безжизненных, словно лишенных света, — ничего не могло сказать даже внимательному зрителю.
— Как же я его ненавидел, — процедил Грей. — Больше никогда в жизни я не испытывал такого. Он словно сам сатана, верно? Даже на картине видно, что в нем нет ни капли человечности — только жестокость, море жестокости и ненасытная жажда власти. Отец буквально упивался этой своей властью над другими людьми. Никто не смел пойти против него, я это отлично помню. Ему доставляло удовольствие по хозяйски смотреть на мою мать, гладить ее дивные волосы, ласкать ее лицо и плечи. Ангел и демон — именно такое впечатление они вызывали, когда находились вместе. Тут Грей замолк, предавшись воспоминаниям.
— Да, в нем явно есть нечто необычное, — как то очень по взрослому, рассудительно заметила Джек. — Ты ведь не отрицаешь, что он был выдающейся личностью? Колотил почем зря свою жену, избивал сына, безжалостно издевался над всеми, пока сын не набрался духу и не взялся за пистолет. Итак, поверхностный осмотр не выявил ни единой черты, которую он передал тебе по наследству. Что ж, изучим портрет более подробно! — Она взяла Грея за руку и потянула поближе к полотну.
— Посмотри, какие темные волосы у него на тыльной стороне ладони. — Грей указал на руку без перчатки, упертую в бок. Он поднес свою ладонь поближе к канделябру: — Его кисть квадратная, а моя нет.
— Зато у него длинные ноги. И у тебя тоже.
— У многих мужчин длинные ноги, — возразил Грей. — Но зато у него длинные узкие ступни, как у меня. И все таки это нам ничего не дает, Джек. Правда, он совсем смуглый и темный, а я нет. Похоже, я больше похожу на мать, чем на отца.
Но Джек уже не слушала его. Она уставилась на густо, напудренный и стянутый черной лентой на затылке парик на голове Фарли Сент Сайра. Ее пальчик медленно коснулся лица на портрете.
— Грей, присмотрись повнимательнее!
— Парик? Ну да, в те времена это было модно.
— Но парик не совсем точно совпадает с верхней кромкой волос, разве не так? У него есть вдовий треугольник, видишь? Это такая стрелка темных волос, она выступает из под края парика… — Тут Джек с улыбкой обернулась к Грею и ткнула пальцем ему в лоб. — Вот и у тебя тоже есть вдовий треугольник, почти такой, как у него. Грей рассмеялся:
— Я даже и не подозревал, что у этой штуки есть название! Вдовий треугольник? А разве это не обычная вещь?
— Ох, ну конечно, нет! У тебя его почти не видно из за прически, он точно посередине, в виде острой стрелки, и хотя не так бросается в глаза, но он тоже есть!
— Пучок волос, именуемый «вдовий треугольник», — пробормотал Грей, отступая от портрета. — И я должен признать это чудовище отцом только потому, что у нас одинаково растут волосы на лбу?
— Ну вот кое что посущественнее.
И тут Джек выложила все про свой второй визит к его матери.
— После похорон твоего отца Томас Леверинг Бэскомб приезжал сюда?
— Но я совершенно не помню ни его лица, ни имени…
— Ты и не можешь ничего помнить. Твоя мать отказалась его принять. Она знала, что он все еще хочет ее, мечтает на ней жениться.
— Она совершенно не в себе, Джек.
— Возможно, но в ее рассказе нет и следа сумасшествия! Томас Бэскомб изнасиловал ее, чтобы вынудить стать его женой. Но она выносила до конца и родила не его ребенка, а ребенка своего законного мужа. Ей нет нужды врать, что у нее случился выкидыш. Твой отец выходил ее, а потом всю жизнь мучил за то, что она досталась ему обесчещенной. Мучил и терзал — и в то же время не переставал любить…
— Довольно странный способ выражать свои чувства. Мне кажется, он избивал бы ее, будь она даже святой.
— Действительно странный. — Джек содрогнулась. — Но твоя мать так не считает.
— Ты говоришь, что она не желает рассказать мне правду и не хочет даже написать об этом? Не понимаю почему?
— Баронесса не стала ничего писать, потому что захотела причинить тебе боль.
Грей надолго замолк. Кажется, он был не в силах отвести взгляд от загадочных глаз на портрете.
— Я теперь вспоминаю, что отец никогда не прикасался к ее лицу. Зато ее спина… Господи, Джек, на ней наверняка нет ни одного живого места — она вся в шрамах от пряжки на его ремне!
— Да, скорее всего так оно и есть. Но ведь прошло столько времени, Грей. Твоя мать все еще живет в прошлом, все еще видит в нем мужчину, который обожал ее. Похоже, ей так и не удастся найти в себе силы, чтобы простить тебя.
— Выходит, она до того ненавидит меня, что именно из за этого отказывалась разговаривать, когда я приезжал ее проведать?
— Возможно. Только когда она неожиданно увидела мое лицо, ее оборона поколебалась.
Джек не сомневалась, что угадала правильно. А еще она не сомневалась в том, что ненависть к сыну стала доминирующей для баронессы Клифф и отныне это чувство всегда будет руководить ее поступками. Ее снова пронзила боль при мысли о том, как Грей в двенадцать лет спас мать единственным доступным ему тогда способом — а в награду получил вечное проклятие. Больше всего на свете Джек хотелось избавить мужа от страданий, причиненных самыми близкими людьми, отцом и матерью, но она не знала, как это сделать.
— Значит, на протяжении стольких лет я просто не замечал очевидного, — пробормотал барон. — Вряд ли это говорит о моей душевной чуткости!
Эти слова поразили Джек. Неужели он снова готов взвалить на себя бремя вины за чужие ошибки? Как можно небрежнее она возразила:
— Если это о чем то и говорит, то лишь о загубленном рассудке несчастной женщины, не нашедшей в себе силы противостоять своему мучителю и предпочитавшей оставаться жертвой и пьянеть от его жестокости, как пьяница — от виски, да к тому же до сих пор неспособной осознать правду. Завтра же я снова постараюсь вызвать ее на разговор. Ты спрячешься где нибудь поблизости и послушаешь ее рассказ. А теперь скажи мне, Грей: хватит ли тебе этих доказательств — вдовьего треугольника твоего отца и признания твоей матери?
— Кажется, да. Но отчего лорд Берли был так уверен в обратном?
— Да оттого, что в это твердо верил мой отец. Он был очень серьезным человеком и отличался невероятной рассудительностью и способностью убеждать. Я к тому же считала его человеком добродетельным и честным. Но я ошиблась. Он совершил тяжкий грех и виноват перед твоей матерью. Но он умер, и не нам спрашивать с него за то, что он натворил. Думаю, Томасу Леверингу Бэскомбу хотелось считать тебя своим сыном прежде всего оттого, что моя мать не сумела подарить ему наследника. У них родилась я, и больше детей не было. Грей и Грациэлла… — Джек медленно покачала головой. — Подумать только, какое это было горе, Грей. Но ведь это не наше горе. Вот пусть и остается в прошлом — там ему самое место! А мы можем считать себя свободными от всех этих переживаний, потому что ты не мой брат, а мой муж, и слава Богу!
— И все же я хочу услышать это из ее собственных уст, — отчеканил Грей. — Я обязан, понимаешь?
— Да, — спокойно подтвердила Джек. Она даже нашла в себе силы улыбнуться. — Я понимаю, что ты не можешь поступить иначе.

Не выпуская из руки узкую ладонь Джорджи, Джек наставляла ее всю дорогу до гостиной:
— Она очень милая дама, Джорджи, и хотя почти не выходит из своей комнаты, в этом нет ничего страшного. Зато нам всегда известно, где ее можно найти.
Оказавшись в покоях вдовствующей баронессы, Джорджи с любопытством огляделась.
— Мне нравится комната, — решила она наконец, отцепилась от Джек и потянулась пощупать ярко расцвеченную шелковую шаль.
— Ты кто такая? И почему ты не здороваешься? Джек мигом откликнулась на вопрос Алисы:
— Это моя младшая сестра, мадам, ее зовут Джорджина. Она очень любит яркие краски и тонкие ткани. Джорджи, милая, познакомься с ее милостью!
Брови баронессы приподнялись от удивления.
— Господи Боже, что у нее за странные глаза! Золотой и синий! Как это необычно и в то же время очаровательно!
Джорджи оставалась совершенно невозмутимой и спокойно смотрела на сидевшую в кресле изящную леди.
— Она сама не менее очаровательна, чем ее глаза, — заверила Джек. — Вы позволите нам немного побыть с вами? Я обещала Джорджи показать ваши прекрасные комнаты, если вы не против…
Затаив дыхание, Джек наблюдала за тем, как Джорджи подходит к креслу матери Грея. Она всегда полагала, что нет на свете человека, способного остаться равнодушным при виде ее сестры, и не ошиблась. Алиса тут же игриво прикрыла своей шалью темную головку девочки и сказала, что та, наверное, боится, как бы ее волосы не растрепал ветер, — ну разве не чудесная игра? Затем баронесса накинула шаль девочке на плечи. Она вела себя совершенно нормально, забавляясь, как любой человек, любящий детей. А Джек не спускала с нее глаз. Наконец она предложила:
— Джорджи, если ее милость не против, ты могла бы подойти с этой замечательной шалью к окну и расправить ее так, чтобы на нее попадало солнце. Ты станешь волшебницей, владеющей солнечным светом!
— Неплохо придумано, — заметила Алиса, любуясь тем, как Джорджи играет возле окна. — Ты привела ребенка, чтобы вернее добиться своего. Лев ведь не мог быть ее отцом?
— Нет, она моя сводная сестра. Когда Лев умер, моя мать вышла замуж еще раз. Вы, конечно, угадали. Я привела Джорджи с собой неспроста — боялась, что вы не захотите видеть меня снова.
— И ты не ошиблась. Я не прогнала вас до сих пор исключительно из любезности. К тому же эта малышка просто прелестна.
— Да, и теперь она находится под моей опекой. Отец, правда, не бил ее, но ему было наплевать, есть она на свете или нет. Зато со мной ей будет хорошо.
— А что про нее думает Грей?
— Он уже послушно пляшет под ее дудку. Ваш сын — очень хороший человек, мадам, и я никак не могу согласиться с тем, что он заслужил боль и страдания, — это было бы несправедливо по отношению к нему. Тем более это несправедливо по отношению ко мне или к Джорджи.
— Справедливость не имеет ничего общего с нашей жизнью, — резко возразила Алиса, смерив Джек ледяным взглядом. — В доказательство достаточно посмотреть на меня.
— Мадам, вам действительно пришлось пережить большое горе, и это случается со многими женщинами на земле. Но сейчас вы ни в чем не знаете нужды. Отчего бы вам не заняться каким нибудь делом, вместо того чтобы просиживать годами кресло в этой уютной гостиной? Тогда, возможно, вы бы обратились к настоящему, а не цеплялись за прошлое, полное страданий, и вам не нужно было бы лелеять это прошлое, смаковать его, не давая ослабеть терзающей вас боли, оправдывающей ваше пристрастие к самообману… — Джек перевела дух, набралась отваги и продолжала: — Вы настоящая красавица с рассудком ничуть не менее здравым, чем у меня — а уж я то не могу пожаловаться на свой рассудок! Господь тому свидетель, подчас мне самой жилось бы легче, если бы я соображала немножко похуже!
Джек подошла вплотную к баронессе, наклонилась и схватила ее за плечи.
— Послушайте, почему бы вам не выбраться из этой чертовой комнаты? Неужели вам ни разу не пришло в голову распахнуть эти глухие двери и вырваться на волю? Разве вам не хочется хотя бы иногда прокатиться верхом с доктором Понтефрактом, мадам? Там, на конюшне, в деннике стоит смирная кобылка по кличке Поэтесса! Она светлой масти, и вы смотрелись бы на ней просто неотразимо! Ах, ну вот, вы уже начали бледнеть и отворачиваться от меня, словно я ведьма! Возможно, так оно и есть! Возможно, вы неспроста боитесь заглянуть мне в лицо!
Джек медленно выпрямилась, скрестив руки на груди.
— Что ж, я действительно мешаю вам посиживать у себя в кресле — такой тихой, безобидной и беззащитной, что просто хочется с умилением погладить вас по головке, этакую хрупкую красавицу! Да только вы вовсе не так уж безобидны, верно? О нет, напротив, вы злопамятны и бездушны! Вам угодно лелеять в себе ненависть к человеку, который спас вашу жизнь много лет назад! Эта ненависть для вас стала дороже всего на свете, потому что больше нечем заполнить холод и пустоту в сердце! Как это у вас ловко получилось: извратить и прошлое, и настоящее, уничтожить их до того, как они успели стать реальностью, потому что вам неугодно было напрягаться и пытаться найти в себе хоть что то доброе, достойное любви! Вы и возненавидели двенадцатилетнего мальчишку — вашего родного сына, — потому что не пожелали взглянуть в лицо правде, побоялись взять на себя ответственность за собственную жизнь, навсегда потеряв тирана, который руководил вашими поступками и мыслями!
— Черт бы тебя побрал! Заткнешься ты наконец или нет, мерзавка?
Но Джек и не собиралась отступать. Она решительно выпрямилась, расправила плечи и осведомилась, иронично приподняв бровь:
— Видите ли, мадам, я никогда не играла на давно случившемся несчастье, чтобы добиваться своего и без конца вызывать к себе жалость, и не отвергала собственную плоть и кровь только оттого, что не осмелилась увидеть прошлое таким, каким оно было на самом деле!
— Нет, ты врешь! Ты злая, несправедливая и не понимаешь, что мне пришлось пережить!
В ответ Джек лишь презрительно улыбнулась:
— Вам крупно повезло в жизни, мадам, — вы стали сумасшедшей. Вот и упивайтесь своим сумасшествием до конца дней. Хольте его и лелейте, как мужчина лелеет свою любимую, как мать лелеет дитя, — потому как это все, что у вас осталось, все, что вы когда либо осмеливались себе позволить! — Резко отвернувшись, Джек позвала сестру: — Джорджина, детка, нам пора покинуть ее милость.
Малышка, владевшая благословенным даром не вслушиваться в ссоры между взрослыми, спокойно обернулась:
— Благодарю вас, мадам, за то, что позволили мне поиграть вашей красивой шалью.
У Алисы невольно сжалось сердце. Она так давно не видела детей, и теперь общение с этим милым ребенком, даже такое мимолетное, заставило ее задуматься. В самом деле, чего ради она затворилась от всего света и лишала себя самых простых радостей жизни? Ее взгляд устремился к Джек и дальше, туда, где на пороге, скрестив руки на груди, застыл ее сын с осунувшимся, мертвенно бледным лицом. Возможно, в тот момент она впервые заметила боль в его взгляде, одновременно обращенном и в прошлое, и в настоящее, и пожалела о том, что сама явилась причиной. Нет, больше она не хочет длить эту муку!
Медленно поднявшись с кресла и царственным жестом остановив бросившуюся ей на помощь Джек, Алиса промолвила:
— Ты можешь не сомневаться в своем происхождении, мой мальчик. В твоих жилах действительно течет кровь человека, которого ты ненавидишь до сих пор. Лицом ты похож на меня, это правда, но ты его кровный сын. Вполне возможно, что в один прекрасный день ты станешь так же учить эту девчонку, чтобы сделать из нее настоящую женщину. Я не удивлюсь, если ты наконец услышишь голос крови. А теперь уходите оба и заберите с собой ребенка, пока мы не испугали девочку окончательно нашим криком.
— Спасибо, мама! — только и смог вымолвить Грей побелевшими губами.
Но Алиса больше не желала говорить — вернувшись в кресло, она застыла в своей привычной позе, выражавшей полное равнодушие ко всему окружающему.
— Грей, — заметила Джорджи, теребя барона за штанину, — эта леди такая странная, но она очень красивая!
— Ты права. — Грей погладил малышку по голове. — Хотя за последние полчаса странности в ней заметно поубавилось. И знаешь что, Джорджи? Ты совершенно очаровательная маленькая девочка! Давай мы сегодня вместе съедим наш ленч, ладно?
— Ладно, — согласилась Джорджи и с обезоруживающей улыбкой уцепилась одной рукой за платье сестры, а другой — за руку барона.

— Итак, сэр, все эти годы вы хранили мою тайну. — С такими словами Грей обратился к лорду Берли — человеку, бывшему его наставником с двенадцати лет. — Теперь я искренне выражаю вам за это благодарность. Но — все кончено. Я оказался сыном именно того человека, который всегда считался моим отцом. Поверьте, все же менее тяжело смириться с тем, что в моих жилах течет кровь этого чудовища, чем считать себя внебрачным ребенком, зачатым в результате насилия. Впрочем, я полагаю, что это уже не так важно. И тот и другой оказались бесчестными людьми.
Лорд Берли удобно сидел в глубоком кресле, весь закутанный в большой плед. Лицо его к этому времени уже утратило жуткий землистый оттенок, а взгляд приобрел былую остроту и ясность. Правда, слабость пока не позволяла ему выходить из спальни, но леди Берли поспешила заверить Грея, что больному с каждым днем становится все лучше.
Откинувшись в кресле, хозяин кабинета прикрыл глаза.
— У меня все еще не укладывается в голове, как Томас Леверинг Бэскомб мог учинить нечто подобное тому, о чем я сейчас узнал. Ах, когда мужчина любит всем сердцем, он готов на что угодно! Наверное, он был слишком привязан к твоей матери.
Грей даже скрипнул зубами от досады: похоже, даже лучшие мужчины готовы оправдать в себе любую низость, если они могут не колеблясь изнасиловать женщину и потом назвать это любовью. Однако он постарался отвечать сдержанно и почтительно:
— Милорд, я никогда не соглашусь, что любовь может быть совместима с насилием. Эта неоправданная жестокость вполне ставит отца Джек на одну доску с моим отцом.
Лорд Берли снова вздохнул и прикрыл глаза.
— Пожалуй, ты в чем то прав. Но ведь я знал его на протяжении долгих лет и, честно говоря, очень любил. Ты вполне уверен, Грей, у тебя не осталось никаких сомнений?
— Боюсь, что так, сэр, — улыбнулся Грей. — И от этого я чувствую бесконечное облегчение, даже счастье. Там, внизу, ждет моя жена, она пьет чай с вашей очаровательной супругой. Возможно, вы хотели бы увидеться с ней? Поверьте, она просто чудесная, и я уверен, что одна лишь ее близость не даст мне раньше времени постареть и заставит прожить долгую, деятельную жизнь!
— Да, я с удовольствием с ней познакомлюсь. Приведите же сюда леди, которую зовут Джек!
— Я очень рад, что вы нашли друг друга, — произнес лорд Берли, как только Джек вошла в его кабинет и встала рядом с Греем. — А еще больше я рад тому, что для вашего союза не было и нет никаких препятствий!
— Вы научили нас не распускаться, милорд, — не колеблясь ответила Джек, останавливаясь возле его кресла. — Повернись все по другому — кто знает, возможно, мне пришлось бы вас пристрелить… Но зато теперь я могу сказать совершенно искренне: меня переполняет безграничное счастье… и знаете еще что?
— Скажите же мне это поскорей. — Лорд Берли не мог сдержать улыбки при виде столь живой, непосредственной реакции Джек.
Она наклонилась и шепнула что то ему на ухо.
— Ах, — воскликнул лорд, — это просто превосходно! Грей заметил многозначительный кивок леди Берли и выступил вперед:
— Джек, дорогая, его светлости сейчас подадут ленч, а потом он должен отдыхать. Смотри не заговори его до смерти! — Он мягко взял жену за руку. Баронесса Клифф отвесила лорду и леди Берли глубокий поклон и легкой походкой вышла вслед за мужем.
— Так ты готова была его пристрелить? — спросил барон, как только за ними закрылись тяжелые двери кабинета. Не выдержав, он расхохотался. — Вот так шутка!
Однако Джек ничуть не смутилась:
— Но это ведь чистая правда, а я вовсе не хотела врать твоему крестному!
— А что ты прошептала лорду Берли на ушко?
— О, так, ничего особенного, просто приятную мелочь — ты и сам догадаешься, если потрудишься подумать!
Барон шутливо нахмурил брови:
— Говори сию же минуту, не то я удушу тебя и спущу с лестницы!
В ответ Джек лишь прижала пальчики к его губам.
— Если бы ты знал, какое это счастье — снова целовать тебя как мужа, как любовника!
— По твоему, я в счастье ничего не понимаю? — Грей наклонился и сам поцеловал ее в губы. — Дальше я идти не смею — мы все таки не у себя дома. Так что даже не пытайся заговаривать мне зубы! Признавайся немедленно, о чем ты шепталась с лордом Берли! Тогда, так и быть, я поцелую тебя еще разок!
— Я всего лишь сказала ему, что люблю своего мужа всем сердцем и буду лезть из кожи вон, чтобы сделать тебя самым счастливым человеком на свете!
И тут Грей почувствовал в груди уютное тепло, совершенно неведомое ему прежде. В тот же миг ему стало ясно, что ответное чувство к Джек прячется именно где то внутри этого теплого сгустка, наполняя его радостью и предчувствием великого счастья. Барон не находил слов, чтобы определить это непонятное, новое для него состояние, и оттого переспросил осипшим от волнения голосом:
— Всем сердцем? И ты готова на все ради моего счастья?
— На все, что угодно!
— Ну что ж, в таком случае мне стоит оставить тебя при себе. — Он погладил кончиками пальцев жилку у нее на шее. — Мне так нравится быть счастливым!
Он снова поцеловал Джек, и чудесное, незнакомое прежде чувство еще подросло. Похоже, теперь оно так и будет расти в нем всю жизнь. При мысли об этом Грей ощутил необычайную радость.

Когда новобрачные добрались наконец до особняка Сент Сайров, там их встретил неожиданный гость. Колин Кинросс, граф Эшбернхем, выбежав навстречу, чуть не сбил с ног ошарашенных хозяев.
— С ней все будет в порядке! — выкрикивал он, схватив Грея за руку. — Ты что, не слышишь? Кэтрин не умрет из за нашего ребенка! Видишь ли, доктор Бреньон — такой прекрасный малый! Он сказал, что у нее очень широкие бедра и что она создана для того, чтобы родить столько детей, сколько пожелает или сколько пожелаю я. Но не в этом дело. Главное то, что Кэтрин не покинет меня и будет мучить своими выходками до тех пор, пока мне не придет пора отдать концы! Когда Кэтрин соберется рожать, доктор Бреньон со своей женой, Энн, приедут в Шотландию и будут ожидать наступления решающего момента у нас в Зеленом замке. Ах да, вы же только что вернулись домой! Надо полагать, вы были в свадебном путешествии, верно? Пылкая, юная любовь — в мире нет ничего прекраснее ее! Ну, как бы там ни было, мне то с любовью можно подождать. Главное то, что Кэтрин останется живой, здоровой и способной рожать детей!
Тут Колин схватил Джек в охапку и закружил по комнате.
— Ваш несравненный молодой муж ниспослал спасителя моей Кэтрин!
Он все кружился и кружился, не выпуская Джек из объятий, а она смеялась до колик и даже осмелилась слегка толкнуть Колина в бок, отчего он чуть не согнулся пополам и едва не уронил ее на пол. Хорошо еще, что Грей был начеку: он вовремя успел подхватить жену и поставить ее на ноги.
Барон ласково взглянул на Джек и шепнул:
— Прости, любовь моя, но Колина сейчас ничем не уймешь… Он не успокоится, даже если я прямо здесь полезу к тебе под юбку!
— Кто его знает… — Джек смущенно потупилась под откровенным взглядом мужа. Он назвал ее «любовь моя». Ну почему бы Колину Кинроссу не убраться отсюда ко всем чертям!
А тот как ни в чем не бывало повторил, обращаясь к Грею:
— Ты только представь себе: Кэтрин останется со мной и будет допекать меня до конца моих дней!
— Именно с этой целью я как раз и явилась сюда! — провозгласила Кэтрин с порога. У нее за спиной маячил Куинси с такой широченной улыбкой на лице, что при желании можно было разглядеть дырки на месте его коренных зубов. — Больше мой муж не рвет на себе волосы, посмотрев на мой живот. Напротив, он чрезвычайно доволен, и я тоже. Грей, мы тебе очень благодарны!
— Поздравляю тебя, Кэтрин. — Джек порывисто обняла графиню.
И тут Кэтрин из за ее плеча посмотрела на своего великана мужа с такой улыбкой, от которой впору было расплавиться медным застежкам у него на камзоле. Затем она обратилась к Грею:
— Огромное спасибо вам обоим! Пока мой Колин мучился сам и заставлял мучиться меня, у вас на уме наверняка были одни поцелуи и прочие милые глупости и забавы. Так что вы, наверное, сейчас мечтаете отправить нас отсюда куда нибудь за тысячу миль, к примеру в Италию!
— Ты права, Италия действительно находится довольно далеко, — с любезной улыбкой отвечал Грей, сдувая несуществующую пылинку с рукава, — но Греция расположена еще дальше. Насколько мне известно, это удивительная страна. Нет, Кэтрин, мы с Джек вполне счастливы — ничуть не меньше вас, почтенных ветеранов супружеской жизни, — и тоже собираемся мучить друг друга до конца своих дней. — Он обернулся к жене, погладил ее по щеке и ласково спросил: — Как ты полагаешь, Джек, нам не надоест портить друг другу настроение на протяжении ближайших восьмидесяти лет?
— Уверяю вас, милорд, я сделаю все возможное, лишь бы вы были довольны!
Барон наклонился и легонько поцеловал Джек в губы. Кэтрин томно закатила глаза.
— Я вспоминаю, как мы были молодоженами и Колин не пропускал ни одной возможности поцеловать меня или утащить в ближайшую спальню, или на кухню, или к себе в кабинет на самой башне…
Тут Колин довольно бесцеремонно прервал эти излияния и громогласно расхохотался:
— Это я то не пропускал ни малейшей возможности ее поцеловать? Ну конечно, теперь ты можешь болтать что угодно! На самом деле это ты, Кэтрин, ухитрялась всякий раз оказаться там, куда отправлялся я! Представляешь, Грей, она могла спрятаться под лестницей, за дверью, за ширмой для переодевания — словом, где угодно, чтобы выскочить оттуда в самый неожиданный момент и захватить меня врасплох. От нее невозможно было отделаться! И представь, она вечно умудрялась добиваться своего! В последний раз она выскочила на меня из гардероба и взяла в плен не меньше чем на час — это было не далее как вчера!
— Ну ну, — вмешался в разговор Виталий Абдулов, появляясь на пороге и с благодушной улыбкой озирая собравшееся общество. — Это чрезвычайно напоминает вечеринку, которую я закатил в честь предстоящей свадьбы. Разница была лишь в том, что на вечеринке присутствовало шесть леди и… — тут он сокрушенно вздохнул, — лишь один несчастный джентльмен. Так вот, они не отпускали меня и требовали развлечений чуть ли не до середины следующего дня!
— Что ж, милорд, продолжайте в том же духе, и ваша жена наверняка выпустит вам кишки!
Теперь все собравшиеся дружно уставилась на супругу Виталика, Лена, и на Хелен Мэйберри, стоявшую возле нее.
— Хм, — замялся Куинси, — возможно, кто нибудь из джентльменов желает отдать мне шляпу и трость, а заодно снять пальто? Вдобавок у дам тоже найдется что передать мне…
Однако никто не обратил внимания на эти слова. Колин Кинросс заметил, повернувшись к жене:
— Пожалуй, нам пора отправиться домой и обсудить предстоящее прибавление в семействе. — Он чопорно поклонился Кэтрин и подал ей руку.
Графиня едва успела лукаво подмигнуть Джек на прощание:
— Скоро увидимся, моя милая! До свидания и спасибо вам! Виталий, Лена, не слишком утомляйте Грея и Джек — как никак они все еще новобрачные!
Лена Абдулова, сделав ручкой Кэтрин и Колину, тут же подошла к мужу, задрала повыше нос и грозно осведомилась:
— Где это ты развлекал целых шесть леди? Я желаю знать адрес этого места. Я также требую перечислить их имена! Ты представишь мне полный список, и я постараюсь терпеливо втолковать каждой из них, что ты больше не в состоянии принимать участие в подобных оргиях!
— Но, Лена, это было еще задолго до нашего знакомства, восемь лет назад! Да ты посмотри на меня повнимательней! Перед тобой всего лишь дряхлый женатый старик…
— Из которого так и прут воспоминания о разгульной молодости! Ну что ж, я тоже имею право на развлечения. Восемь джентльменов — это как раз то, что мне нужно! — Тут Ленка стала прохаживаться по комнате, с философским видом поглаживая подбородок и делая вид, что обдумывает детали своей мести.
— Твоя шутка кажется мне неудачной. — Голос Виталия стал каким то колючим, как у судьи. — Тебе следует прекратить разговаривать со мной в таком тоне, потому что это меня раздражает и наверняка будет раздражать мою мать, твою свекровь, — а уж с ней то тебе не справиться!
— Знаю, знаю! — просияла Лена. — Надо отыскать Хитингтона! Уж ему то известны все тонкости разврата! Помню, когда мы только познакомились и я была совсем одна, он был готов стать моим наставником. Но в тот момент я просто не сообразила дать ему повод для надежды. Может, он уже придумал его сам? Вот было бы интересно…
Тут уж Виталий не выдержал: он схватил жену в охапку, поднял над головой и стал трясти так, что из рыжих волос мигом выскочили все шпильки, а прическа рассыпалась беспорядочной копной по спине и плечам.
— Ты не посмеешь встречаться с Хитингтоном! Он спит и видит, как бы тебя соблазнить, и если это ему удастся, тебе не понадобятся остальные семь мужчин для твоей оргии! Он будет уверять тебя, что один заменит целый десяток. Но это неправда, он много на себя берет! И ты не будешь разговаривать с ним, Елена!
— По моему, — вмешалась Хелен Мэйберри, — мне было бы приятно познакомиться с таким порочным типом. Надеюсь, Виталь, он достаточно высок?
— Он одного роста с тобой, Хелен, не выше. А я выше тебя на целых два дюйма! И он тебе совсем не понравится. Он ведет жуткий образ жизни, заполненный столь нездоровыми развлечениями, что ты не найдешь себе места от смущения, если станешь участвовать в них вместе с ним…
— Это я то не найду?! — Хелен со смехом хлопнула Виталия по плечу, но тот даже не обернулся, поскольку в это самое время медленно и осторожно прижал Алекс к себе, а затем, крепко поцеловав в губы, произнес:
— Довольно болтать об этом безобразии! Только я имею право быть твоим наставником. О Хитингтоне ты лучше и думать забудь! А тебе, Хелен, нечего так закатывать глаза и надувать губы!
— Я просто стараюсь как следует запомнить его имя, Виталь. Итак, Хитингтон. Мне непременно нужно с ним познакомиться. Может быть, я уговорю Алекса отвезти меня на прием, где можно его встретить. Софи все еще не добралась до Лондона, и, значит, Алекс пока свободен.
С трудом вырвавшись из объятий мужа, Ленка подошла к Хелен и ласково пожала ей руку.
— Послушайте, вам не следует слишком вольничать с Алексом. Вы же не знаете Софи. Она становится настоящей мегерой и ведет себя как рыночная торговка, позабыв о воспитании и хороших манерах, стоит ей заметить возле Алекса другую женщину. Поверьте, Хелен, она не такая мягкая и податливая, как я… А ведь даже я готова была утопить вас в Темзе только потому, что сразу не разобралась в происходящем. Я поддалась ревности и вела себя не лучшим образом, но если бы вы оказались женой такого обаятельного человека, как Виталий, то сами без труда поверили бы в то, что ни одна нормальная женщина не может не влюбиться в него! Вы единственная, кому удалось устоять перед его чарами, и, к счастью, Виталий не охладел ко мне, завороженный вашей красотой. В конце концов он признался, что за последние два месяца успел дважды побывать во Франции с тайной миссией от военного министерства, и именно это было причиной его странного поведения. Через две недели ему предстоит ехать с новым поручением, а я до сих пор не решила, что буду делать все это время. По моему, мне просто придется отправиться с ним. За восемь лет постоянной практики мой французский стал ничуть не хуже, чем у Виталия, и я запросто смогу сойти за парижанку. Да, дорогой, я поеду с тобой и буду твоей защитой! — Тут миниатюрная Елена Абдулова просияла и гордо выпрямилась, скрестив руки на груди.
— Это же надо: вообразить, будто я ей неверен! — пожаловался Грею Виталик. — Ха! А что касается ее бесподобного французского — то Боже тебя упаси его услышать! При мне она выражалась по французски дважды: когда пыталась ругаться во французском ресторане и когда восемь лет назад хотела поразить окружающих в заведении у Хукмена, сообщив всем, что собирается с мужем в Париж. Помнится, Хитингтон присутствовал при этом и чуть не лопнул от смеха!
— Хитингтон? — насторожилась Хелен и хищно пошевелила длинными холеными пальцами. — Нет, мне непременно следует познакомиться с джентльменом, который стал притчей во языцех и умудряется всякий раз оказаться на месте, стоит случиться чему нибудь интересному! Ты знаешь, Виталий, наверное, меня не очень смутит даже то, что он одного со мной роста.
— Немедленно выбрось из головы Хитингтона! — воскликнул Виталий. — У этого бесчестного ловеласа найдется тысяча способов заставить женщину добровольно задрать перед ним юбку! — Тут вдруг в его голосе послышались елейно сладкие нотки: — Послушай, Лена! Вскоре мне предстоит еще одна, последняя, поездка. Две первые должны были подготовить почву для третьей, самой важной. Я должен буду вывезти за пределы Франции одного пожилого джентльмена, готового поделиться с Веллингтоном сведениями, от которых зависит наша жизнь на долгие годы вперед. Клянусь тебе, в этом нет ничего опасного. Я уеду во вторник и не далее как в следующий четверг буду снова с тобой. Надеюсь, теперь, когда тебе все известно, ты не будешь возражать?
Некоторое время Лена в глубокой задумчивости изучала лицо мужа. Наконец она величаво кивнула:
— Так и быть, я согласна, но только с условием, что сама посажу тебя на корабль с Истберне и дождусь там твоего возвращения. Кроме того, ты в подробностях посвятишь меня в свой план, чтобы я не чувствовала себя обманутой. Идет?
— Наказание ты мое, да ты мне дороже всего на свете! — Виталий взял в большие ладони прелестное лицо Ленки. — Я с нетерпением буду высматривать тебя на берегу, когда вернусь назад из Франции! — Произнеся эти слова, он скрепил их договор крепким поцелуем.
— Ну, — заметил Грей, — теперь то, кажется, всем ясно, отчего Виталий перестал заниматься с Леной любовью по три раза на дню…
— Зато мне еще предстоит отработать этот долг, не так ли? — с чувством промолвил Виталий и тут же весело засмеялся, а за ним, не удержавшись, рассмеялись и все остальные.

Грей заметил мелькающие то и дело в дверях любопытные физиономии слуг и только тут понял, что вся их челядь затаилась по углам и с восторгом глазела на представление, которое устроили благородные господа. С верхних ступеней лестницы Матильда и Мод также внимательно следили за непринужденным общением молодежи.
— О Господи! — тихо промолвила Джек. Она тоже почувствовала неладное.
— Оргия? — уточнила Матильда. Мод тут же подхватила:
— Если бы Матильда хотела изложить вопрос более подробно, она бы сказала…
— Пожалуй, нам лучше перейти в гостиную. — Грей схватил Виталия за руку и потащил за собой. — Джек, забери отсюда Хелен! Тетя Мод, тетя Матильда, вы не присоединитесь к нам? Куинси, подай прохладительное, да не забудь постучать, прежде чем войдешь! Не падай как снег на голову со своим чайным подносом, ладно?
— Я могу войти со стуком, милорд, а могу прокрасться незаметно, как мышь, — гордо заявил слуга. — А еще я могу…
— Заткнись, Куинси! — отрезала Матильда и стремительно направилась в гостиную. — Будь добр, подай чай. И не забудь, что коньяк только для мужчин!
Когда наконец все перебрались в гостиную, Хелен, словно продолжая прерванный разговор, произнесла:
— Вы имеете полную возможность вступить со мной в переписку, если, конечно, пожелаете. А теперь хочу напомнить, что мы слишком долго испытываем гостеприимство хозяев. Тетя Мод, тетя Матильда, я рада, что увидела вас в добром здравии. До свидания всем! Я удаляюсь на поиски Хитингтона!
И Хелен, гордо вскинув голову, величаво выплыла из гостиной, сопровождаемая пристальными взглядами присутствующих дам.
— Непременно напишу и поинтересуюсь, как ей удалось осуществить свой план! — прощебетала Лена. — Вы полагаете, она действительно собирается отыскать Хитингтона?
— Кажется, это Куинси скребется под дверью, — словно не слыша вопроса, хладнокровно заметил Грей. — Если все уже успели подать свои реплики в нашей выдающейся пьесе, не пора ли нам промочить горло?
— Мне нужно срочно заняться кое чем с моей женой, — тут же заявил Виталий. — Надеюсь, ты не станешь возражать, Лена?
— Если хозяева не сочтут наш отъезд невежливым…
— Честно говоря, вряд ли такое возможно! — Грей от души расхохотался.
— Чудесный человек, — похвалила Виталика Матильда. — Надеюсь, вы приедете к нам еще не раз!
— Непременно, мадам! — Виталий с чувством поцеловал все еще изящную руку старушки. Затем он заговорщически улыбнулся Мод и поднес к губам чашку.
Едва допив чай, Виталий с Леной поспешили в карету, возбужденно хохоча и чуть не подпрыгивая на ходу.
— Все идет отлично, — сообщила Матильда сестре. — Теперь и нам можно ехать.
— Я слышал краем уха, — как бы ненароком заметил Грей, — что «Крылатые камни» уже восстановлены во всей своей былой красе. Даже самые ничтожные следы ужасного пожара и последующего потопа благополучно уничтожены. Но вам вовсе ни к чему торопиться домой. Вы мои самые любимые тетушки, и я буду рад, если вы проведете здесь столько времени, сколько пожелаете.
Потупившись, Мод с преувеличенным вниманием стала поправлять складки на своем красно коричневом платье, а потом подняла голову и наградила присутствующих добродушной улыбкой:
— Спасибо, но мы и так уже, кажется, слегка загостились. Твой отчим, Джек, скоро женится на миссис Финч, той самой леди, которая и на леди то не похожа, но по крайней мере не жалуется на бедность. — Мод снисходительно похлопала Джек по руке. — Полагаю, она сумеет сохранить сэра Генри в хорошей форме! И все же, честно говоря, я немного сочувствую ему. Вряд ли его жизнь изменится к лучшему.
— Животные удовольствия — вот чего им обоим не хватает, — отчеканила Матильда.
— Ты права, — согласилась Мод. — Большего он и не заслуживает. Ну а теперь идем, а то молодым людям не терпится почитать друг другу стихи — я угадываю это по их глазам. Мы подышим свежим воздухом в парке.
Произнеся эти прощальные слова, старушки отбыли, предварительно заставив Куинси разбираться с ворохом шляпок, перчаток, шалей и напоследок позволив одарить себя корзинкой малинового печенья.
— Да, вряд ли наш образ жизни назовешь заурядным! — весело рассмеялась Джек.
— Честно говоря, — отвечал барон, ласково беря жену за руку, — я был бы не прочь немного его упорядочить.
— И проводить наедине хотя бы пару часов после полудня, а?
— Ты угадала, как всегда! — Он чмокнул Джек в кончик носа и тут же увлек ее к лестнице.
Вслед за этими событиями новобрачных ожидали целых две недели полного счастья. Однако вскоре Грею и Джек пришлось в очередной раз убедиться, что всему хорошему когда то приходит конец.
Это случилось почти у самого их дома. Все произошло в мгновение ока: барон едва успел заметить краем глаза движение в густой тени — и тут же в воздухе сверкнула сталь кинжала. Он попытался увернуться, но клинок уже пронзил камзол и вошел в плечо. Слава Богу, он проник не слишком глубоко. Плечо обдало холодом, а потом оно стало неметь.
Грей сгруппировался, повернулся и нанес противнику удар в челюсть. Нападавший взвыл от боли и отлетел на пару шагов; это дало Грею несколько драгоценных секунд и пространство для маневра. Барон покосился на Джек, не спускавшую глаз с незнакомца, который беспомощно тряс головой, но при этом не переставал держать наготове свое ужасное оружие.
— Любовь моя, пожалуйста, отойди и не вмешивайся!
Но юная баронесса Клифф уже торопливо оглядывалась в поисках хоть чего нибудь подходящего. До дверей их особняка оставалось не больше полсотни футов, на улице было еще довольно светло — и все же негодяй осмелился напасть из за угла!
Тем временем бандит пришел в себя и снова ринулся в атаку. Грей отскочил вправо, легко пританцовывая на носках, в точности так, как учил его тренер в боксерском клубе. Он старался смотреть обидчику прямо в глаза. «Никогда не давайте противнику отвести глаза, милорд!» — неустанно твердил ему тренер.
Барон сделал бросок, перехватил руку с кинжалом и извернулся в прыжке, уходя от удара. Кинжал упал на землю, и тут же Джек кинулась за ним. А чего же еще было от нее ожидать? Чтобы она стала прятаться? Кто угодно, только не его жена! Грей даже улыбнулся, не забыв при этом ударить убийцу снизу в подбородок. Изрыгая потоки брани, противник взвыл и рухнул на четвереньки.
— Ах ты, падаль! — Он и так продолжал стоять на четвереньках, тряся головой, хрипя и отплевываясь, не имея сил драться дальше. — Вот дьявол! А он болтал, будто подколоть тебя — раз плюнуть! Чертов враль! Я то думал, замочу тебя — да и дело с концом! Думал, мне нечего бояться!
— Конечно, меня не стоит бояться. — Грей грозно навис над негодяем. Заломив ему правую руку и заставив встать, он выкручивал ее все сильнее и сильнее. — Отвечай, кто был этот чертов враль? Кто тебе заплатил?
Незнакомец глухо застонал и обмяк.
— Грей! — Джек была тут как тут, с кинжалом в руке. — Он же тебя ранил! О Господи, он попал тебе в плечо!
— Ничего страшного, не хнычь. Проклятый ублюдок потерял сознание, прежде чем успел выложить мне, кто его подослал. Надеюсь, у него есть хоть какие то бумаги!
Наклонившись, барон обшарил карманы незнакомца и в одном из них нашел мятый клочок бумаги; но на улице было слишком темно, и Грею так и не удалось разобрать корявые буквы.
— Ладно, пойдем, все равно здесь нам больше делать нечего.
Они ухватили бродягу за руки и поволокли через площадь к своему дому.
Куинси был настороже: стоило Джек его окликнуть, как он тут же открыл дверь.
— Милорд! Ох, Боже мой, что это за несчастный джентльмен с вами и что с ним приключилось?
— Это вовсе не джентльмен, Куинси, — отрезал Грей. С помощью Джек он затащил бандита в переднюю и кинул на мраморный пол.
— Куинси, — Джек изо всех сил старалась сохранять спокойствие, — немедленно отправь лакея за доктором для его милости! Этот человек ранил его!
Но Грея уже не было в передней — убедившись, что бандит больше не опасен, он быстро скрылся в библиотеке.
Джек опрометью ринулась следом, однако, войдя, тут же остановилась и с недоумением наблюдала за мужем.
Грей стоял возле своего рабочего стола и расправлял найденный клочок бумаги. Покончив с этим, он поднес листок поближе к канделябру и, прочтя записку, выругался сквозь стиснутые зубы.
— Этот бродяга — всего лишь наемный убийца, — произнес он, не оборачиваясь. — А подослал его мерзавец, чью жену я спас месяца три назад. Как раз перед приездом тетушек я получил от него письмо с обещанием заставить меня страдать так же, как пострадал из за меня он. Ублюдок, он не поленился прислать и еще одно письмо — две недели назад!
Джек распирало от желания узнать все поподробнее, но тут она заметили, как сквозь пальцы, которыми барон пытался зажать рану в плече, сочится кровь!
— Пойдем скорее на кухню — там мне легче будет тебя перевязать.
— А Куинси пусть пришлет сюда Реми, чтобы последить за этим негодяем.
В кухне Джек усадила Грея и помогла ему снять камзол. Ей с трудом удалось унять дрожь в руках. Стащив с мужа рубашку, она внимательно исследовала рану на плече.
— По моему, ее не нужно зашивать, Грей. Позволь, я ее просто промою. Она уже почти перестала кровоточить.
— Нет, миледи, лучше это сделаю я! — Миссис Пост, сурово сверкая глазами, решительно отодвинула хозяйку в сторону и тут же принялась за дело. — И как только это с вами приключилось, милорд? Видно, здешняя шпана совсем обнаглела! Подайте мне сюда того, кто это сделал, и я его мигом приведу в чувство! — Произнося эту грозную тираду, она внимательно осматривала рану со всех сторон. — Повреждение, конечно, неприятное, но не опасное. Ну а теперь, если ее милость соизволит не путаться у меня под ногами, я мигом приведу моего бедного хозяина в порядок!
За все время болезненной процедуры Грей не издал ни звука. Рана была тщательно промыта, и миссис Пост велела Тильди, своей помощнице, разорвать на полосы чистое муслиновое полотенце.
— Смотри аккуратнее, Тильди! Да нет же, безмозглая ты чушка, не смей цапать полотенце зубами!
Грей уже направлялся в свой кабинет, когда приехал доктор Грэнфорд.
— Вы лучше займитесь этим паршивцем, сэр. Я в полном порядке.
Но доктор Грэнфорд отказывался ехать домой до тех пор, пока не убедился, что барону ничто не угрожает.
— Рана обработана вполне профессионально, — наконец сообщил он. — Превосходно, миледи. Полагаю, ваша работа?
— Я пыталась сделать это сама, сэр, но миссис Пост, наша повариха, посчитала, что это ее обязанность. Так вы подтверждаете, что заражения не будет?
Доктор Грэнфорд, высокий, нескладный, с удивительно густыми темными бровями, только усмехнулся:
— Я знаю лорда Клиффа с тех пор, как этот юный дикарь прибыл в Лондон из Оксфорда, и уверен, что это не самое тяжкое увечье, от которого мне приходилось его лечить. Например, однажды он сильно расшибся, упав с лошади. Нет нет, миледи, не надо тревожиться — то всего лишь дела давно минувших дней. Можете не сомневаться: его милость скоро будет совершенно здоров. А что касается мерзавца в вашей передней — он, похоже, слегка очумел от трепки, которую вы ему задали, милорд. Удивительно, как вы не сломали ему челюсть! Сейчас его жизни также ничто не угрожает — о чем я готов пожалеть. Джентльмены из магистрата были бы только рады избавиться от такой обузы.
— У меня складывается ощущение, что этот бродяга действительно хорошо им знаком, — заметил Грей. — Но я уже и сам выяснил, кто его подослал, — а это намного важнее.
Голос барона дрогнул от едва сдерживаемой ярости, и доктор Грэнфорд с любопытством взглянул на своего пациента:
— Я понимаю, что это меня совершенно не касается, но все же взял бы на себя смелость предостеречь вас от свидания с вашим врагом нынче вечером — вы потеряли довольно много крови. Это дело могло бы подождать до завтра?
— О да. — Грей задумчиво глядел на угольки, потрескивавшие в камине. — Скорее всего он решит, что его подручный добился успеха. Но даже если он и пронюхает, что я еще дышу, то вряд ли встревожится. Откуда ему знать, что несчастный болван, которого он подослал, чтобы убить меня, уже попытался выполнить его приказ?
Вполне удовлетворившись этими разъяснениями, доктор Грэнфорд раскланялся и отбыл.

— Расскажи мне подробнее про ту женщину, которую ты спас, — попросила Джек, осторожно прижимаясь к Грею.
Барон вздохнул и неловко повернулся к жене.
— Ну вот, теперь ты лежишь рядом со мной в постели как ни в чем не бывало, и я не чувствую ни капли желания ни в твоем теле, ни в твоем женском умишке!
Джек со смехом поцеловала Грея в губы.
— Тебе полагается накапливать силы, а не растрачивать их налево и направо! Если бы я стала тебя дразнить, это было бы нечестно! Ну а теперь выкладывай все про спасенную тобой женщину — или мы будем спать. Третьего не дано!
— Джек, ну какая же ты упрямая!
Она снова засмеялась — ей ужасно хотелось ласкать его без конца, наслаждаясь жаром этого сильного, неистового тела. Впрочем, в конце концов так все и вышло. Когда Грей перекатился поверх нее, приподнял левой рукой подол ее ночной рубашки… он чуть не сошел с ума от восторга, ощутив под собой дивную податливую плоть. Позабыв обо всем, даже о своей ране в плече, он любил ее, любил страстно и нежно.
— Кажется, на этот раз ты точно забеременеешь, — бормотал барон, в очередной раз сливаясь с ней воедино.
Ее тело приняло его легко и с охотой, однако Грей все же чувствовал, что ум Джек по прежнему занят мыслями о его ране и о напавшем на него негодяе.
— Я хочу, чтобы ты позабыла обо всем, кроме меня и нашей близости. — Грей приподнялся, балансируя на здоровой руке. — Думай о том, как я вхожу в тебя, все глубже, глубже. Ах, ты так чудесно принимаешь меня и сжимаешься туго туго! А какое чувство сейчас у тебя?
— Когда ты внутри? — Ее голос стал каким то тонким и ломким. — Ты, Грей, очень горячий, и еще… — Тут она охнула, выгнулась всем телом и прижала Грея к себе, яростно целуя в губы. Он и смеялся, и стонал от наслаждения, чувствуя, как трепещет в ответ ее плоть, как судорожно обхватывают его талию стройные ножки. Уже в следующий миг он вскинулся и закричал от восторга.
— Джек, мне было очень хорошо в этот раз.
— Ничего удивительного, — невнятно прошептала она, помогая Грею снова улечься на спину. — Очень поучительный урок, большое тебе спасибо за него.
— Всегда к твоим услугам, — галантно отвечал барон. — Но если тебе по прежнему хочется продолжать учебу, дай мне передохнуть хотя бы несколько минут. — Проговорив это, он тут же заснул, не в силах больше противиться усталости.
Джек долго лежала неподвижно рядом с мужем, закинув руки за голову. Ее ночная рубашка задралась до пояса, а ноги по прежнему оставались широко раздвинутыми, но она чувствовала такую истому во всем теле, что не в силах была даже шевельнуться.
— Благодарю тебя, Боже, — шептала она, глядя в потолок. — Он мой! Благодарю тебя! — Она принялась едва слышно насвистывать в тишине комнаты. — И он меня любит, — добавила Джек, обращая взгляд на звезды, сиявшие за окном. — Я знаю, что это так!
— Ну да, — промолвил Грей у нее под боком. — Конечно, я тебя люблю. Или ты считаешь меня круглым идиотом?
— И ты готов в этом поклясться?
— Я клянусь! Как я мог тебя не полюбить? Ты явилась ко мне в дом, переодетая лакеем Джеком, ты украла мою лошадь, тебе хватило наглости свалиться больной мне на руки и сделать из меня своего защитника! Все это могло иметь только один конец.
С этими словами Грей тут же снова заснул, тихонько посапывая носом. Джек долго лежала, не выпуская его руки, и наконец тоже заснула с улыбкой на устах.

— Вот так я и познакомился с Алексом Абдуловым, — сообщил Грей на следующее утро, сидя за завтраком, и тут же ласково поцеловал жене кончики пальцев. — Алекс спасал детей, которых истязают собственные родители. Ну а я старался помогать женщинам, страдающим от жестокости собственных мужей.
Джек вслушивалась в выразительный, спокойный голос Грея, любовалась его одухотворенным, прекрасным лицом, и думала: «Это и неудивительно, ведь ты вдоволь насмотрелся на то, что твой отец сделал с твой матерью!»
— Я был двадцатилетним молодым повесой, необузданным в страстях и желаниях, — иными словами, беззаботным прожигателем жизни, настоящим баловнем судьбы. Однажды, засидевшись допоздна с друзьями, я возвращался домой глубокой ночью. Идти было меньше мили, и я любовался чистым небом со сверкавшими на нем звездами. Мне было так хорошо! Я шел себе, насвистывая какой то веселый мотив, как вдруг услышал женский крик, доносившийся из ближайшего дома. Через щелку в раздвинутых шторах мне нетрудно было различить женщину, метавшуюся по гостиной, и гонявшегося за ней мужчину. Я сразу понял, что происходит, и, подбежав к парадному крыльцу, стал ломиться в дверь. Она оказалась заперта. Тогда я вернулся к окну и подпрыгнул так высоко, как только мог, а потом перевалился через подоконник внутрь. До сих пор помню, какой испуганной была физиономия у мужчины, когда я появился у него в гостиной. Он глянул на меня, потом снова ударил несчастную, причем на этот раз удар был такой силы, что у нее, как выяснилось впоследствии, оказалась сломанной пара ребер. Тогда мне все окончательно стало ясно. Негодяй принадлежал к тому мерзкому типу мужчин, которые получают сексуальное удовлетворение, истязая женщину.
Он бил ее аккуратно и расчетливо, стараясь попасть либо по ребрам, либо по животу. Затем он набросился на меня, требуя, чтобы я убрался прочь, и тут я, больше не раздумывая, замахнулся и сбил его с ног. Тогда женщина попыталась схватить меня за руки и принялась умолять, чтобы я пощадил ее мужа.
«Не надо его убивать, он того не стоит! Он того не стоит!» — причитала она. Я словно очнулся. Проклятый мерзавец валялся без чувств, но был еще жив. Он и не думал помирать! В конце концов выяснилось, что жена умудрилась разгневать его, отправившись в гости к сестре без соизволения своего благоверного. Правда, женщина не сразу решилась довериться мне — ведь она видела перед собой всего лишь юнца, а сама была тридцатилетней замужней дамой. Но когда я вытянул из нее всю правду, то понял, что должен вмешаться, если не хочу, чтобы история повторилась. Несчастная угодила точно в такую же ситуацию, в какой когда то оказалась моя мать. Разница состояла лишь в том, что эта женщина давно возненавидела своего мужа. Она готова была сбежать от него хоть на край света — ей уже было все равно. Но она не решалась сделать это в одиночку, потому что боялась своего супруга. Он пообещал, что прикончит ее, если поймает. Еще у нее было двое маленьких детей — девочка по имени Джоан и мальчик по имени Уильям. Сначала я и сам толком не знал, что буду делать, но оставить ее на растерзание этому ублюдку я так и не смог. Для начала я связал его, заткнул ему рот и затащил в темный угол за диваном, затем подождал, пока женщина соберет вещи и подготовит к путешествию детей.
Я перевез их всех к себе домой, и там они скрывались на протяжении четырех дней. Как раз в это время я познакомился с Алексом. Он спорил с каким то стариком у нас в клубе. Старый вояка вопил о том, что давно надо очистить от шпаны наши улицы, а всех бродяг без разговоров отправить либо в Колонии, либо в Австралию, и жаловался на то, что в Лондоне не стало прохода от малолетних попрошаек и карманников. Абдулов держался подчеркнуто сдержанно и возражал, что взрослые сами произвели на свет этих детей, а потом бросили без средств к существованию. Что же остается делать детям? Однако старик ничего не хотел слушать. Я попытался вмешаться в спор, но Алекс уже понял, что тратит слова понапрасну, и удалился, предоставив старикашке пускать пузыри в свой бокал с бренди. Не прошло и десяти минут, как я уже излагал своему новому другу историю дамы, которую прятал у себя в доме. Через два дня Алекс придумал, как окончательно избавить ее от угрозы побоев.
— Кого «ее», Грей?
— Леди Сесили Грэнтсом.
Джек изумленно покачала головой.
— Ты наверняка сама скоро познакомишься с ней, — заверил Грей. — Кажется, она скоро вернется из Шотландии, где гостила у родных. Она будет очарована тобой, вот увидишь.
— А что ты сделал с ее мужем?
— Мы с Алексом вдвоем отправились побеседовать с ним. Негодяй был вне себя — он божился, что собственными руками удавит эту суку, а заодно и ее чертова ухажера. Было очевидно, что он не узнал во мне человека, сбившего его с ног. Видела бы ты его лицо, когда мы с Алексом растолковали «благородному мужу», что же случилось на самом деле! — Тут Грей победоносно улыбнулся. — Лорд Грэнтсом чуть не лопнул от злости, когда услышал, что именно я разукрасил ему физиономию, а теперь прячу его жену и детей и не собираюсь их возвращать до тех пор, пока не получу убедительных гарантий их безопасности. Он снова впал в ярость и стал кричать, что я лезу не в свое дело, что она бесстыжая потаскуха и заслуживает любое наказание, какое ему будет угодно придумать. Он снова попытался наброситься на меня, а я опять сшиб его с ног. — Грей даже потер руки от удовольствия. — Кажется, в этот момент к нам в гостиную сунулся было дворецкий, но тут же поспешил скрыться. Ни для кого из челяди не была тайной звериная жестокость их хозяина. Пока он валялся на полу, обливаясь кровью, я спросил его, понимает ли он, что я собираюсь сделать с ним дальше. Грэнтсом был далеко не дурак и сказал, что больше не станет бить свою Сесили, но я ему не верил. Я заставил его подписать бумагу с обещанием никогда больше не поднимать руку ни на жену, ни на детей. Только когда Грэнтсом поклялся, что исправится, мы с Алексом ушли. Через два дня Сесили вернулась домой. Я сопровождал ее — на всякий случай. Лорд Грэнтсом вел себя на удивление спокойно и вежливо, Сесили казалась довольной, и я уехал с легким сердцем.
Однако через три дня нанятый мной наблюдатель явился ко мне домой и сообщил, что злодей снова устроил побоище, еще более жуткое, чем прежде.
Я тут же схватил пистолет и отправился в дом Грэнтсомов. Бледные как смерть слуги прятались по углам, не смея ничего предпринять. Да и что они могли сделать — ведь Грэнтсом был их хозяином, господином! Ворвавшись в гостиную, я прострелил ему ногу, но он и не думал униматься. Тогда мне пришлось прострелить ему вторую ногу.
— И что же было дальше? — Джек с любопытством и страхом ожидала продолжения этой жуткой истории.
— С тех самых пор лорд Грэнтсом прикован к инвалидному креслу. Вот уже шесть лет его существование зависит от доброй воли его жены и слуг.
— Боже, какая ужасная кара! — Джек, словно ища защиты, крепко прижалась к Грею так, что он застонал от боли в раненом плече, но уже в следующую секунду подхватил ее и усадил к себе на колени.
— Да, получилось весьма удачно. Сесили теперь вполне независимая дама и сама управляет поместьями лорда Грэнтсома. Его никак не назовешь счастливым человеком — и я очень этому рад, не меньше, чем его жена. К середине лета они наверняка вернутся из Шотландии, и я познакомлю тебя с их детьми — Джоан и Уильямом. Вся родня со стороны мужа обожает Сесили за ее доброту, самоотверженность и трогательную заботу о беспомощном графе. Они думают, что он расшибся, упав с лошади, а граф не отрицает этого из гордости.
— Так он к тому же и граф? Владетельный пэр и все такое?
— В таких вещах ничто не играет роли, Джек. Часто именно нищета иссушает рассудок и душу, но если речь идет о животном начале, тогда не важно, беден человек или богат.
— А ты спасал других женщин?
— Я пытался. После Сесили их было ровно десять. Но именно Сесили все эти годы служит мне надежной опорой и помогает устраивать их дальнейшую судьбу — ведь каждый случай особенный, не похожий на предыдущие. Если бы ты знала, сколько часов я провожу в бесплодных раздумьях, стараясь изобрести какой нибудь универсальный способ борьбы с этой напастью!
— А тот человек, что подослал убийцу? Кто он такой?
— Это достопочтенный Клайд Барристер, мерзавец без совести и без чести. Он без конца слал мне письма с угрозами. Я ответил ему лишь однажды, получив самое первое письмо, и пообещал, что если он не успокоится, то пусть пеняет на себя. Похоже, он так мне и не поверил, потому что его второе письмо принесли одновременно со срочным приглашением к лорду Берли. Надеюсь, ты не удивляешься тому, что после визита к крестному я начисто забыл об этом деле. А Клайд, по видимому, окончательно перетрусив после того, как отправил мне новое письмо, решил, что спасет свою шкуру, если подошлет ко мне наемного убийцу.
— И что ты собираешься теперь предпринять?
— Пожалуй, я не откладывая нанесу визит вежливости этому джентльмену.
— Ты уверен, что он принялся за старое и снова бьет свою жену?
— Ни в коем случае. Его Маргарет живет сейчас у старшего брата Клайда. Он — глава рода и чрезвычайно богатый человек, так что благосостояние нашего почтенного джентльмена сильно зависит от этого источника. Вот отчего он не посмеет пойти против брата, зато постарается устранить меня — причину его неудач. Однако Клайд напрасно надеется: скоро я покажу ему, где раки зимуют!
При этих словах барон решительно поднялся. Видя, что ей не удастся его удержать, Джек по крайней мере сумела настоять на том, чтобы Грей позволил ей пойти вместе с ним.
— Я не хочу, чтобы ты навредил себе, — повторяла она, осторожно накладывая свежую повязку. — Рана выглядит хорошо, но тебе не следует перенапрягаться — вдруг снова начнется кровотечение! Вряд ли это понравится доктору Грэнфорду.
Они уже одевались, когда раздался громкий стук. В дверях стоял Алекс Абдулов: обветренный, загорелый, пышущий здоровьем, он возбужденно сверкал своими синими глазами. Казалось, солнечный свет проник вместе с ним в сумрак просторной передней.
— Эй, что тут у вас творится и что с твоим плечом, Грей? Джек, в чем дело? Не успел я отлучиться, как твой муж заработал эту рану? Черт бы тебя побрал, Грей, мне что, водить тебя за ручку, чтобы ты не попадал в разные неподходящие истории?
— Не волнуйся так, Алекср, я вполне здоров. — Грей приосанился. — Куинси, подай нам чаю, а заодно и все, что там у миссис Пост найдется съестного.
Отдав эти распоряжения, Грей вкратце изложил Алексу последние события. Во время всего рассказа Джек сидела тихо и не перебивала мужа.
— Так, значит, теперь вы вдвоем собрались к этому мерзавцу, чтобы поучить его хорошим манерам?
— Именно так, хотя, если говорить честно, я все еще не решил до конца, что сделаю с этим ничтожным подлецом мистером Клайдом, — признался Грей.
— Может, нам стоит свернуть ему шею, а потом выдать это за несчастный случай? — невинно хлопая глазами, подсказала Джек.
Грей со смехом привлек ее к себе.
— Вот так то, Алекс! Не вздумай когда нибудь покушаться на меня, не то тебе придется иметь дело с моей женой! Ну а теперь выкладывай свои новости.
— Наверняка вы уже придумали, как восстановить контроль над выборами? — спросила Джек, на этот раз уже серьезно.
— Увы, у меня не хватило времени, а в результате мои дети взяли все на себя.
— Ваши дети?
— Ну да, причем сразу все четырнадцать!

— Когда я вернулся домой, чтобы разузнать, каким образом можно осуществить придуманный с вашей помощью план, а заодно предпринять что нибудь против этого мелкого пакостника, Хорэса Редфилда, мне стало известно, что он не терял времени даром и многих успел настроить против меня. У моей Софи просто чесались руки надрать негодяю уши. Как раз в это время Джереми и Оливер вернулись из Итона…
Увидев недоумение на лице Джек, Алекср пояснил:
— Джереми — младший брат Софи, а Оливеру уже исполнилось шестнадцать, и это прекрасный юноша. Виталик очень благоволит к Оливеру и собирается дать ему образование, чтобы сделать управляющим в Нортклиффе, но это уже другая история. Так вот, мальчики моментально поняли, что происходит. Тогда они собрали всех, кого им только удалось разыскать, и сообщили им, что собираются раздавить одну гадину! — Тут Алекс перевел дух и радостно потер руки. — Ах, какие у меня чудесные парни!
— И чем же все кончилось? — не удержавшись, снова спросила Джек.
— Джереми с Оливером решили, что такой мерзавец, как мистер Редфилд, не может быть без греха за душой, и принялись за ним следить. Им ничего не стоило выяснить, что Редфилд тайком навещает одну женщину, которая живет на окраине деревни возле Примптона. Ее зовут Фанни Джеймс, она была когда то актрисой, но теперь сошла со сцены. Дамочка не постеснялась признаться моим парням, что не умеет ни шить, ни готовить и не желает наниматься в судомойки или горничные, чтобы не попортить свои хорошенькие ручки. Поэтому ей ничего не оставалось, как сделаться содержанкой Редфилда. Тогда они попросили ее поделиться секретами сценического мастерства, и Фанни Джеймс не имела силы отказать — тем более что к ней привели кучу детей, которые сидели вокруг нее и разинув рот ловили каждое ее слово. Потом она побывала у Джейн в Брэндон Хаусе, где и познакомилась с Софи и нашими домочадцами.
Тут Алекс вдруг замолк, уставившись на свои сапоги, а потом запрокинул голову и весело расхохотался.
Грей терпеливо выждал некоторое время, и затем спросил:
— Этой Фанни Джеймс было невдомек, что Редфилд порочил твое имя, верно?
— Она ничего об этом не знала, — отвечал Алекс, качая головой. — Мало помалу она накрепко привязалась к моим детишкам, и к Джейн, и к другим женщинам, что работают в Брэндон Хаусе, ну и, конечно же, к Софи. Все тут же решили, что неплохо бы им иметь собственного художественного директора, который будет давать всей компании уроки актерского мастерства. Великолепная идея, не правда ли? Это и впрямь поможет маленьким сорванцам бороться со скукой, особенно в зимнее время!
— Так вы устроили свой спектакль, Алекс? — спросила Джек. При виде самодовольной улыбки Алекса Абдулова она не смогла удержаться и улыбнулась в ответ. — Ну же, не тяните, чем все кончилось? И что в конце концов стало с Хорэсом Редфилдом?
— Постепенно Фанни узнала, чем занимается Редфилд. Она так разъярилась, что даже сочинила пьеску про сварливого коротышку, который, чтобы стать мэром, пытается опорочить доброе имя своего соперника. Для этого негодяй объявляет, что в их городе дети все до одного — незаконнорожденные, и он лично готов выяснить имя их отца, дабы призвать его к ответу. Мы устроили небольшое представление на окраине той деревни, в которой жила Фанни. Слава Богу, день тогда выдался как на заказ — теплый и ясный. Содержание пьесы мы держали в строгой тайне, объявив лишь, что внебрачные дети Алекса Абдулова устраивают спектакль на потеху почтенной публике. Хорэс Редфилд явился на спектакль одним из первых, представительный и важный, в новом желтом жилете. Он лопался от злорадства и уже предвкушал, как заколотит последний гвоздь в крышку моего гроба, назовет позабытых и позаброшенных малюток живым укором; да только все приготовленные им гвозди оказались вколочены в его собственный гроб! Наши дети были бесподобны, да и Фанни тоже оказалась на высоте. Одному из учителей в Брэндон Хаусе, мистеру Форбсу, поручили роль мистера Редфилда. Это был настоящий жирный пижон. А в конце на сцену вышла сама Фанни и перед двумя сотнями собравшихся заявила, что посвящает эту пьесу мне в благодарность за то, что я подбираю на улицах брошенных детей, кормлю их, одеваю, даю им крышу над головой и забочусь о том, чтобы из них выросли честные и порядочные граждане. При этом она не спускала глаз с Редфилда, оставшегося в полном одиночестве. Даже жена не пожелала сидеть рядом с ним. Выборы состоятся на будущей неделе, и теперь я не сомневаюсь в своей победе, а благодарить за это должен моих детей и бескорыстие женщины, состоящей теперь у меня на службе. Я плачу ей достаточно, чтобы она могла вести приличную жизнь и не идти на содержание к очередному мерзавцу.
— Вот это здорово! — воскликнул Грей. — Жаль, нас там не было!
Обернувшись, Джек взяла мужа под руку.
— Мне кажется, Джорджи будет в восторге, когда познакомится с детьми Алекса; так что не стоит ли и нам поехать в Брэндон Хаус?
Грей кивнул.
— Поедемте вместе! — тут же предложил Алекс. — Завтра я собираюсь вернуться домой, поскольку уже согласовал в Лондоне с лидерами тори нашу стратегию и подписал необходимые бумаги. Вот только я не знаю, кто такая Джорджи…
— Это младшая сестра Джек, — пояснил Грей. — Ты обязательно полюбишь ее, Алекс. Кстати, вот и она…
Тут все обернулись к двери, где стояла Долли, держа за руку маленькую темноволосую девочку.
— Я слышала, как кричал этот джентльмен, — неожиданно сказала малышка.
— Ну, я не то чтобы кричал… — Алекс подошел поближе. Он опустился на одно колено и внимательно посмотрел Джорджи в глаза. — Просто мне необходимо иметь такой громкий голос, чтобы меня могли услышать все мои четырнадцать детей.
— Четырнадцать? Это много?
— Думаю, немало. А когда ты приедешь к нам вместе с сестрой и Греем, это число увеличится до пятнадцати. Как тебе это нравится, Джорджи?
Алекс еще не успел договорить, как девочка неожиданно подбежала к нему и обхватила за шею обеими руками.
Грей и Джек молча следили за тем, как Джорджи забралась к Алексу на колени и стала кормить его абрикосовым пирожным. Она болтала и болтала без умолку, время от времени принимаясь весело смеяться.
— Просто поразительно. — Джек растерянно улыбнулась. — Я глазам своим не верю!
— Остается только пожелать, чтобы Алексу так же легко удалось приручить парламент! — засмеялся Грей.
— Будем надеяться, что это ему удастся. — Теперь и Джек рассмеялась.
Поскольку Алекс никогда не изменял ни себе, ни детям, доверившимся ему, он нисколько не тревожился ожидавших его в парламенте почтенных лордов и не сделал ни шагу из дома Сент Сайров до тех пор, пока усталая от счастья Джорджи не заснула у него на руках. Передав ее Долли, он на прощание обнял Джек и крепко пожал руку Грею:
— Ну, теперь вы можете наконец отправляться к Клайду Барристеру!
Однако когда молодые супруги прибыли на место, оказалось, что достопочтенный Клайд Барристер уже успел покинуть пределы города. Растерянный дворецкий смог лишь сообщить им, что хозяин ничего не объяснил и все бормотал что то про Грецию и про злодеев, идущих за ним по пятам.
— Похоже, он теперь и носу не сунет в Англию! — Джек не в силах была скрыть разочарование.
— Еще бы, он же не дурак! Я уже догадываюсь, кому придется покрывать его долги. Но во всяком случае, Маргарет теперь ничего не грозит!
Несколько позднее тем же вечером, после неистовых занятий любовью, Грей, поцеловав жену, сказал:
— Я очень счастлив с тобой, Джек, можешь мне поверить!
— Я тоже. По правде сказать, я даже думаю, что стала самой счастливой женщиной на свете, потому что ты вознес меня на вершины счастья. — Джек поцеловала мужа в шею и прошептала: — Я хочу поблагодарить тебя, Грей. Поблагодарить от всего сердца за то, что ты поймал меня в ту ночь, когда я украла Дурбана, и сумел не выпустить из своих рук до тех пор, пока я не убедилась, что должна остаться с тобой навсегда, на всю жизнь.
Тут, блаженно улыбнувшись, Джек скрепила свои слова новым сладким, бесконечно длящимся поцелуем.

Конец 4 части)

Аннотация

Можно ли представить себе более классическую пару охотников за сокровищами, чем решительная старая дева и циничный холостяк авантюрист? Пожалуй, нет. Ну а если “старая дева” вдруг окажется молодой красавицей, слишком независимой, чтобы легко поддаваться мужским чарам? Если «циничный холостяк» — это самый блистательный обольститель английского высшего света? Во что тогда превратится погоня за сокровищами? Во что превратится история опасных и забавных приключений, если в планы кладоискателей неожиданно и неуместно вмешается нежная, страстная любовь — бесценное сокровище, которое, сами того не заметив, Хелен Мейберри и Спенсер Хизеринггон УЖЕ ОБРЕЛИ?..