приветик, любименькие мои!:-***
вот, приползла практически с продой к вам...засыпаю на клавиатуре уже почти...на комментики завтра отвечу, обязательно! чмафик:-*** а сегодня - спаааать спааать спаааааать......Zzzzzz..... *- Не трясись.
- Я не трясусь.
- Трясёшься. – Уже почти шёпотом.
- Курить хочется.
- Сейчас забьёшь, и покурим вместе. – Ухо обжигало дыхание, поступающее с каждым его негромким словом, сказанным в десяти сантиметрах от её лица. Третьякова сжала зубы и, стараясь говорить ровно и как можно более равнодушно, произнесла:
- Покончим с этим. И курить я пойду. Одна.
- Как скажешь. – Его немного нервный ответ, резкий рывок рукой, так, что Лена почувствовала дискомфорт, когда разогнулся её и его локоть. Она нетерпеливо сбросила его руку со своей талии, и, не дожидаясь, пока шар достигнет цели, стянула со спинки дивана куртку и, не обращая внимания на удивленные взгляды девчонок, направилась к выходу.*
Лена шла сквозь огромный центральный зал, по пути доставая сигаретную пачку из кармана куртки. Запутавшись в подкладке кармана, она еле-еле выудила из него гладкую серебристую упаковку-портсигар. Едва будучи извлеченным, он тут же выскользнул из пальцев и полетел на гладкую чистую плитку торгового центра. Зло чертыхнувшись, Третьякова наклонилась, подняла пачку и ещё более быстрым шагом направилась к выходу из помещения – здесь курить не хотелось – а, точнее, ей просто хотелось «мозги проветрить».
Вышла из центра, подожгла сигарету, и, с удовольствием, нет, даже с каким-то остервенением, вдыхая горький никотин, неспешно отошла от главного входа на несколько шагов в сторону, чтобы не мешать выходящим из центра людям.
POV Лена.
~ Нет, я так не могу. Вроде бы и не распускает руки, и вроде как распускает! А упрекнуть-то вроде и не в чем – он ведь меня «учит»! Так и чешутся руки ему по морде заехать! Интересно, ему весело от того, что он вот так вот надо мной издевается, на ухо мне что-то шепчет, прижимается? Интересные у него развлечения – то он мне лекции читает, то дуррой выставляет перед всей съёмочной группой, то лапами своими прикасается. Такое ощущение, что ему не хватает личной жизни – и из-за этого он лезет в чужую. Иначе зачем ему необходимо заставлять меня выходить из себя, пытаться выбить меня из колеи? Если честно, я уже порядком от этого устала. Надо завязывать с этими постоянными нашими «пересечениями», ни к чему хорошему это не приведёт. Либо я ему в морду всё-таки дам, либо он…а что он мне может сделать? Ха, да у меня преимущество! Всё-таки хорошо быть девушкой. Значит, возьму и скажу ему, чтобы больше ко мне не приближался. Не знаю почему, но меня мутить начинает, когда он близко. Причём мутить как-то странно – не в желудке, а где-то в районе пупка. А может, это просто проблемы с пищеварением?
Чёрт, сигарета погасла. Да, определённо, сегодня не мой день… Вот как, как, скажите на милость, может погаснуть сигарета, которую я исправно курю в полное отсутствие ветра? Если бы сейчас здесь была Женька, она точно бы сказала, что это – знак. Она любит всякую подобную фигню – типа знаки, судьба и суеверия. Никогда не проедет на скейте там, где ей перешла дорогу чёрная кошка. Ну, не глупая ли? Хотя, это даже мило. ~
Она подожгла новую сигарету и снова сделала затяжку – горьковатое тепло заскользило под кожей, как будто обволакивая тело от лишних стрессов, неприятностей и дурных мыслей, как бы облекая в невесомую оболочку.
- Ты разве не чувствуешь? – услышала она спокойный, но с лёгкой ноткой иронии голос справа от себя.
Вздрогнула от неожиданности, повернулась, сверкнула в полутьме серебристой сталью глаз, и недоуменно, но как-то осторожно спросила:
- Чего?
Абдулов помедлил секунду, блестящими от тусклого света фонарей глазами всматриваясь в её лицо сквозь пелену только что выпущенного ею же дыма, и, без улыбки, без какой-либо эмоции в голосе или взгляде, ответил:
- Они пахнут совсем не так. Они – липовые.
Третьякова, которой понадобилась целая секунда, чтобы понять, о чём ей говорит Абдулов, с раздражением в голосе отозвалась, отгоняя от пупка противное мутное чувство, как будто тот бутерброд, который она съела дома, никак не мог понять, куда ему необходимо направиться – вниз или вверх:
- Я, кажется, сказала, что курить пойду одна.
Виталий удивлённо приподнял брови, однако, не улыбнувшись, и, всё тем же спокойным и бесстрастным голосом ответил:
- А ты и пошла одна. А я вышел позже. И я, как видишь, не курю. Так что кури себе одна на здоровье. Только вот куришь ты – полную фигню. Сколько тебе повторять, Лена, что скупой – платит дважды. Поскупившись сегодня на пачку нормального «Ричмонда», завтра ты можешь почувствовать, что в горле появляется противное жжение, а в носу – стойкий, ничем не перебиваемый запах. – Он отвернулся, став в профиль, и посмотрел на огни далёкой трассы. – Не злись на меня, Лен. И не начинай сейчас спорить или язвить. Я ведь этого всё говорю не потому, что хочу указать тебе на твою неграмотность в этом деле, а потому, что не хочу, чтобы тебе было плохо.
Третьякова бросила быстрый взгляд на его лицо, пользуясь тем, что он её не смотрит на неё в упор – какие-то странные, равнодушные и спокойные, неподвижные черты лица, осмотрела полностью - засунутые в карманы брюк руки, напряжённая поза, ровно стоящие ноги, безукоризненная осанка. Что-то в нём изменилось, всё-таки изменилось – стоящий перед ней человек был уже не тем Виталиком, который поучал только от нечего делать, который постоянно пытался навязать свой авторитет и переделать всех вокруг себя по своему образу и подобию. Или он – всё тот же? Вроде бы, он остался прежним. Только его постоянные перепады настроения и непонятные колебания эмоций, то он – наглый, расчётливый и эгоистичный, то – равнодушный, уставший, апатичный. То нервный и импульсивный – то спокойный, уверенный и вполне дружелюбный. Какой он сейчас? Наверное, что-то между вторым и чётвертым вариантами. Лена снова затянулась. Посмотрела на сигарету, потом на стоящего рядом Абдулова, который, видимо, всё ещё обдумывал, стоило ли произносить последние три предложения, судя по тому, как он с прищуром вглядывался в даль ночных огней, играя желваками. Выбросила сигарету на землю, несмотря на то, что неподалёку находилась урна, стоило только сделать три-четыре шага в сторону - и можно было не загрязнять окружающую среду. Но отходить не хотелось, глупо, но ей показалось, что своим любым заметным движением она может помешать ему думать, отвлечёт, собьёт с мысли. Отругав мысленно себя за проявленную на мгновение слабохарактерность, она всё-таки произнесла:
- Ты говорил, что тебе доставили блок твоего «настоящего» «Ричмонда», может быть, дашь тогда, сравнить и разницу почувствовать? – Абдулов отвлёкся от созерцания чего-то там вдалеке, и направил на неё удивлённый взгляд. – Я не язвлю и не иронизирую. Я действительно хочу почувствовать разницу. – Она посмотрела на него удивительно спокойным и сосредоточенным взглядом, и Виталию даже показалось, что она выпила успокоительное, пока он не видел – в её глазах исчезли те стальные злобные искорки, а на вид она уже не выглядела такой нервной.
- У меня в машине лежит весь блок. Пойдём, я тебе пачку дам. Вот увидишь – привыкнешь и уже не захочешь курить ничего другого. Гарантирую, - улыбнулся одним взглядом.
«Нет, всё-таки четвёртый вариант», - не без удивления подумала Третьякова и последовала за мужчиной в сторону автомобильной парковки.
Они подошли к его автомобилю, Абдулов открыл водительскую дверь, потянулся за коробкой, стоявшей на пассажирском сидении, поставил её на водительские кресло, и достал оттуда красивую упаковку, на вид ничем не отличавшуюся от упаковки третьяковского «Ричмонда». Лена опустила взгляд на фирменную коробку, покоившуюся на водительском сидении и снова перевела взгляд на протянутую ей пачку. Потом, как будто обжёгшись взглядом о серебристый портсигар, снова с крохотной толикой паники метнула взгляд на коробку. В голове послушно сцеплялись в крепкую цепь отдельные звенья случайных (а случайных ли?) фактов и атаковали Ленин мозг всё новыми и новыми догадками. Вытерев ладонь о ткань штанов, она взяла из рук Виталия протянутую пачку и, наблюдая за тем, как он закрывает дверь авто, а после – оборачивается, как бы в попытке удостовериться, что она всё ещё держит в руках пачку, а не выбрасывает её в первую попавшуюся урну, Лена в оцепенении пыталась убедить себя, что три совпадения – это ещё не закономерность. Но мозг упорно доказывал обратное.
Абдулов, вечно грузивший её своим «Ричмондом» и доброжелатель «коготь» со своим ненавязчивым советом… «коготь», жалующийся на то, что курит Парламент потому, что ему никак не доставляют Ричмонд и Абдулов, который, как подросток, прячет за спиной «палевную сигарету», а сейчас говорит, что ему только что доставили его любимые «элитные»… Абдулов, оказавшийся сегодня в «Меге» «совершенно случайно»… ещё этот «скупой», который «платит дважды»…и, наконец, блок «Ричмонд Импайэ Эдишн» в коробке магазина «Мир табака»! Нервно сглотнув, Третьякова невольно попятилась. Абдулов, заметив это странное движение, озабоченно сдвинул брови:
- Что-то не так?
- Нет, всё нормально. Спасибо за сигареты. Я деньги верну, у меня в сумке, в зале. – Поспешила придать лицу беспечное выражение Лена, и, кажется, ей удалось убедить Абдулов в своей беззаботности.
- Гусары с женщин денег не берут. – Ухмыльнулся-таки Абдулов, но снова улыбнулся взглядом: - Забудь, Третьякова. Это подарок твоим альвеолам от меня. Доигрывать пойдём или как? – Спросил он, складывая руки на груди и в упор смотря на Лену, стараясь по её мимике предугадать её ответ.
Но та лишь пожала плечами, ответила с равнодушным выражением лица:
- А у нас есть выбор? – и, повернувшись, направилась к входу в торговый центр, чувствуя спиной внимательный, насквозь пронизывающий душу синий взгляд.