Сериалы онлайн

«Козел»
Часть 70.

- Так, охламоны-тунеядцы, на сегодня урок окончен. Можете быть свободны, - в своей стандартной манере крикуна скомандовал Степнов. – И не забывайте хоть по пятнадцать минут в день тренироваться самостоятельно, разгоняйте мыщцу, - вдогонку рассыпающейся толпе учеников крикнул физрук и добавил, - у вас на носу ЕГЭ.
- ЕГЭ – как много в этом слове, - с издевкой пробурчала под нос Новикова, деловито вышагивая мимо Степнова, - особенно, когда он на носу ….или на конце, - многозначительно похлопала ресницами, всматриваясь в задумчивую мордаху учителя. – Да, Виктор Михалыч?
- Че? – не уловив смысла Лериных прозрачных намеков. – Ты чего хочешь, Новикова?
- Я? Ничего. Просто задумалась, почему в ЕГЭ не внесли лыжные дисциплины? – не унималась барабанщица.
- Какие лыжи летом? – снова не поняв намека, прикрикнул на нее Степнов.
- Как какие? Ну, вы как маленький, ей богу, - уже в открытую издевалась девушка. И не в силах остановить сей поток удовольствия, заговорщически -томным голосом произнесла: Можно обычные, классический лыжный ход для любителей миссионерства или слалом для тех, кто жаждет острых ощущений и адреналина, - она сделала паузу, эротично облизнулась, - а можно и фристайл для эстетов и профи в этом виде культурно-спортивной программы.- Подмигнула Степнову.
Он слушал внимательно, чувствовал издевку в словах своей ученицы. Но понять к чему эта бестия клонит так и не смог. Но держать морду веником перед учениками было надо и он просто рявкнул:
- Новикова! – Невинный взгляд ученицы немного сбавил тон. – Слушай, не морочь мне голову, а? Лыж не будет, а вот прыжки через козла…. Кулемина, заметив в куче последних уходящих своего детеныша, окликнул Виктор, ты, кстати, останься, - хитрый взгляд с прищуром, мысленная похвала своей находчивости. Нагло пожирая Ленку взглядом, представлял дальнейшее развитие событий и, стараясь не выдавать своих тайных желаний, сказал. – Ты мне еще норматив по прыжкам через козла не сдала. Пробел надо бы закрыть, - подмигнул ей.
« М-да, Степнов, ты явно пересмотрел сагу о Штирлице, конспиратор, блин», - подумала Лена, смотря на довольные, бегающие глазенки своего учителя. – «Чекист из тебя никакой», - понимала, что как минимум Новикова давно раскусила Степновские замыслы.
Лена спокойно подошла к нему, встала поближе, чтобы иметь хоть какую-то зыбкую возможность контролировать ситуацию.
- Через козла или на? – не преминула воспользоваться возможностью лишний раз подколоть Новикова.
- Лер, – понимающе улыбаясь, взглядом попросила остановиться Лена подругу.
- Ладно-ладно. Но согласитесь, как много тайных смыслов в ЕГЭ по физре? – на последок сказала неугомонная Лерка и, развернувшись, веля бедрами, неспешно пошла к выходу.
- Новикова! – рявкнул Степнов, когда до него, наконец, дошли ее намеки, - Иди…
- Нет, спасибо, провожать меня не надо, - перебила его Лера и, обернувшись, хитро так посмотрела на обоих, - дорогу знаю, дверь закрою, - вышла из спорт зала.
-Так что я должна досдать, Виктор Михалыч? – тихо на ухо спросила Ленка, когда за подругой окончательно закрылась дверь и в зале они остались вдвоем.

- Кулемина, ты эти мячи в подсобку отнеси, а я пока настрою оборудование для сдачи норматива. – наигранно серьезно громко сказал он, бросая хитрый, заигрывающее-облизывающий взгляд на Лену.
- Хорошо, Виктор Михалыч, - без лишних пререканий согласилась девушка и, взяв мячи, посмеиваясь и покачивая едва заметно головой, пошла в подсобку.

Стоило только Лене зайти в Степновскую берлогу, как тот в два с половинный кенкурушных прыжка достиг входной двери в спорт зал и, вытащив ключ из кармана широких штанин старых треников, вставил его в замок.
«Брысь отсель,» - грозно рыкнул он на одного из совершенно не вовремя заблудшего ученика и тут же захлопнул перед носом напуганного восьмиклассника –баскетболиста дверь. Закрыл на два оборота и для надежности оставил ключ в замке, поспешил к своему любимому снаряду, насвистывая под нос незатейливую мелодию.
«Ну-ну, Степнов», - в миг обострившийся слух позволил Ленке расслышать все: и крик полушепотом на ни в чем не повинного мальчугана, и щелчки закрывающегося замка, и даже бездарный победный клич, выраженный в песенке» Тили-тили, трали-вали, это мы не проходили….». Лена, стараясь не шуметь, положила в коробку мячи, и потихонечку, крадучись, подошла к двери. Аккуратно, не привлекая внимание, выглянула в спорт зал. Виктор пружинил на гимнастическом мостике, перегнувшись через парнокопытного товарища, что-то усердно подкручивал. Упругий зад физрука напрашивался стать мишенью для дартца или просто мишенью, но главное быть ею. Пакость прочным канатным плетением скручивалась в голове девушки. Глаза загорелись, мигая хулиганским огоньком, а руки так и чесались вытворить что-нибудь. Ленке проснулся шкодливый ребенок. Она бегло осмотрела подсобку, обдумываю что ей может пригодится. Шаг в сторону и как по заказу случайно наступает на старый совсем усохший грецкий орех. Еле-еле слышный треск, Лена сжалась и тут же убрала ногу.- «Фух», - облегчено выдыхает, видя, что не раздавила свое орудие. – «То, что надо!» - наклонилась, подняла «пульку» и, обернувшись, заняла метательную позицию.
Прицелилась, бросок…….

- Ай, ебт…..!!!!!
Русский народный фольклор волнами прокатился по спорт залу, когда меткий орех, рассекая плотный пыльно-потный воздух зала, попал точно в параллель меж ягодиц физрука. Сила гравитации от удара, как венчик миксера, взбила напопный тканевый пузырь треников, и тот, собравшись в ровную складочку красивым защипом застрял, разделив две Аполлоновы ягодицы.
Степнов резко обернулся, метая молнии взглядом, высматривал злоумышленника, одновременно потирая рукой свой зад и выковыривая из него «рюши» старой материи.
- Лен, - громко позвал свою любимую ученицу Виктор. В голосе его слышались не злость, а надежда на то, что его очень даже правдивые догадки лишь фантазия и удар это мистика.
- Да, Виктор Михалыч, - еле успев спрятаться за дверь, стараясь говорить как можно более спокойно, едва сдерживала смех. От напряжение щеки начинали побаливать, - уже иду. Что-то случилось? – с трудом сохраняло серьезность.
- Нет, ничего, задумчиво ответил Виктор.
« А вы, батенька, дурень», - на Чеховский манер тихо сказала Кулемина. – «Опа! А это то, что доктор прописал для лечения орехо-ушибов», - и снова этот шкодливый огонек в глазах.
Вот он, новый объект Степновских мучений на его же столе. Схватила со стола. Понадобилась всего минуту, чтобы хорошо спрятать, но быстро достать при удобном случае. Застегнула спортивную кофту и вернулась обратно в зал.
- Ну все, я готова. Можем начинать.

Пока она шла до Степнова, тот откровенно пожирал ее взглядом, представляя каждый изгиб тела, все имеющиеся родинки и особенно две аппетитные ямочки на спине. Слюноводопад топил разум и думать ему становилось труднее с каждой секундой.
- Так мне прыгать?
-А? Че?- Своим вопросом Ленка вырвала учителя из сладкого мира собственных сексуальных фантазий.
- Прыгать мне? – громче повторила свой вопрос Кулемина, надеясь, что весь этот цирк сейчас закончится его твердым «не надо».
- А? Ну да, прыгай, Кулемина, - все еще немного потерянным, но не оставляющим сомнений голосом ответил физрук.
И отошел, уступая козла.
«Ты еще за это ответишь, Степнов», - лена встала на позицию. Раньше она никогда не отлынивала от физры. Да и сам спорт приносил ей не мало удовольствия. Но сейчас это было уже дело принципа. Девушка бросила хищный взгляд на свою жертву. – «Будет тебе показательный прыжок».
Разбег, одна на мостике, вторая, подпрыгивает, упираясь руками в козла и… снаряд пошатнулся…
- Ай!!! – вскрикивает Лена, сватается за лодыжку, так и не перепрыгнув.
- Что? Что такое? – испуг в глазах, он подлетает к своему детенышу.
- Да ногу подвернула, - наиграно ойкает и всхлипывает Лена, потирая здоровую ногу. – У вас козел бухой, его штормит вон как, - она с силой толкает снаряд, демонстрируя шаткость конструкции.
- Лен, прости, прости, пожалуйста, - «Идиот, чуть не угробил своего детеныша! Вот какого тебе надо было эти прыжки затевать? Не мог просто сказать «Лен, я хочу тебя»? Нет, надо было как обычно, через жопу в Копенгаген!» - ругал себя на чем свет стоит. – Ленка, ты не прыгай, я тебе и так пять поставлю.
- Нет уж, твердо заявила Кулемина. Да и пьесу надо было доигрывать до конца, - поправьте свое животное и я перепрыгну.
В такие минуты счастливого избежание мнимой опасности. Особенно если опасность угрожала любимому детенышу, Степнов поразительно быстро тупел. Ни одна здравая мысль не посетила его голову, и вопросов не возникло, только съедающее желание все исправить, загладить вину.
Лена, прихрамывая, отошла в сторону. Степнов тут же принялся что-то подкручивать, регулировать шаткость конструкции. Кулемина со стороны наблюдала за усердным пыхтением физрука. Руки так и чесались исполнить задуманное незамедлительно. Элегантным движением руки расстегивает кофту. Какое-то странное дребезжание и…
- Ай,ё! – взревел Степнов и от неожиданности и боли подпрыгнул, хватаясь руками за зад.
Ногой случайно наступает на злосчастный орех, теперь переквалифицировавшийся из пули в противопрыжковую мину. Выскальзывать под силой давления и Виктор подворачивает правую ногу. Боясь завалится, пытаясь удержать равновесие, отступает на шаг назад, задевает ногой край гимнастического мостика. Шаткость положения, ноги разъезжаются в разные стороны и он, изобразив с легкостью грации бегемота балетный фуэте. Падает брюхом на козла. Крупная тушка бравого учителя физкультуры, как мешок с опилками. Повисает на любимом «животном». Он поворачивает голову в сторону Лены, испуганно смотрит. Брови его ползут наверх, а глаза становятся как два глобуса. Как говорится, у страха глаза велики. А когда тебя так раскорячило и рядом невероятно сексуальная живодерка зловеще, многообещающе рассекает тугой воздух твоим же кожаным ремнем, подобно дикому ковбою с хлыстом, невольно начинают труситься коленки и пульсировать мышцы пятой точки, будто там бьется испуганное сердце.
- Лен, не надо, - жалобная просьба и он крепко зажмуривается.
- Надо, Витя, надо! – интонацией Шурика из старого фильма «Операция Ы» отвечает Кулемина. – Это вас кара за козла настигла, Виктор Михалыч!

Зал. Учитель и его любимая ученица. Снаружи на двери невидимая табличка «Тихо! Идет экзамен», а внутри хлесткими ударами ремня о мягкое место идет пробная сдача ЕГЭ по физре.

Лена медленно открыла глаза, почти одновременно с плавным торможением машины. Постепенно, наслаждаясь, выходила из того мира релакса, в котором прибывала весь путь от дома до клуба. И совершенно плевать сколько прошло времени, как добирались. Все, что было до не интересно, будущие любопытно – результат, к которому так тщательно готовились всей компанией.
- Мы где? Куда приехали? - поинтересовалась Кулемина, с неподдельным интересом рассматривая в окно фасады старых Парижских построек.
- В центре, - ответил Вова и тут же с усмешкой добавил, - сексуально занятости преуспевающего населения.

Если хочешь что-то спрятать, положи это на самое видное место. Закон, действующий уже много времени безотказно.

Неприметное, ни чем не выделяющееся здание, коих на Елисейских полях было множество. Без вывески и охраны, старинный серый фасад и столь же старая ручка-стучалка из позеленевшей от времени и влаги позолоты на входной двери вместо звонка. Лена определенно ожидала чего-то особенно пафосного и шикарного, некий обитель блажи высших мира сего со строгими церберами на фейс-контроле. А вместо этого обычный старый дом с обшарпанной дверью и входом не с центрального проспекта, а подворотни. Единственная принадлежность к шику – район, один из самых дорогих французской столице. Вот и вся экстерьерная роскошь этого клуба!
Они все вместе подошли к двери. Иван достал из кармана маленькую пластиковую карточку и поднес к неброскому считывающему устройству, тщательно замаскированному под чуть выступающий из стены кирпич. Писк, щелчок и дверь тихо открылась. Приглашая завсегдатаев и их спутницу.
- Прошу, - Иван толкнул сильнее рукой дверь и отошел, галантно пропуская друзей вперед.
Вова приобнял робеющую Ленку за талию, мило, успокаивающе улыбнулся и оба шагнули внутрь: один смело, другая все так же с опаской.
«Вот это да!» - пронеслось в Ленкиной голове, как только она оказалась в вестибюле клуба.
- Чего замерла? – откровенно посмеиваясь, шепотом спросил Иван.
- А? – на выдохе произнесла и повернулась к нему.
Затуманенные безумием глаза девушки неотрывно смотрели на мужчину. На лице Вани играла едва заметная улыбка победителя. Изумление на лице девушки ублажало его изощренное самолюбие. Взгляд на нее, на Вову и снова на Ленку. Они так виртуозно переговаривались глазами – язык взглядов как латынь в современном мире.
- Идем, все тем же томно-тихим полушепотом произнес Иван, касаясь от волнения похолодевшего носа Кулеминой своим.
Его взгляд так близок. Яркая, никому кроме Лены не заметная вспышка, разгоревшийся дьявольский пожар в его глазах длится всего мгновенье, но, кажется, что успеваешь в нем сгореть. Это взгляд как коридор в потусторонний мир, ослепил сознание и, беря доверчивую хрупкую девушку, повел за собой. Он будто вырвал этой мистикой взгляда ком неуверенности и страха из души Лены, подлив в тлеющий огонь воспламеняющего возбуждение жидкости. Голова закружилась и девушка слегка пошатнулась. Но тут же оказалась в крепких, заботливо придерживающих руках Вовы. Он крепко сжимал ее бока, прислонив спиной к своей груди.
- Не доводи девушку. – смеющийся голос мужчины, слова обращенные другу. – Ей еще массу новых впечатлений предстоит пережить, - уткнувшись в затылок ей, подталкивает, заставляя наклонить голову вперед. Горячие губы касаются шеи. Мужчина плавно начинает пересчитывать каждый шейный позвонок, оставляя влажные метки, что как холодок тающего кубика льда, возбуждает.
- Так…. – неуверенно, дрожащим голосом, - хватит! – собрав всю волю в кулак, с трудом отказываясь от того, что хочется больше всего, вырывается их столь желанных объятий рук и взглядов обоих своих мужчин. Не оборачиваясь, шагает вперед, пытаясь чеканить непослушными, ватными ногами шаги и небрежно, в истинно маклеровской манере бросает – Иначе я с вами ничего кроме этого холла и не увижу, - оборачивается, с вызовом посмотрела на них.
Да, она их не победила, пока ей такое не под силу. Но Лена справилась с собой. И это уже победа, брошена в личный зачет. А наградой за смелость и силу воли служат одобрительные улыбки двух холеных наглецов.
- Ну и где тут ваша богема прячется? – ерничает Кулемина.
Вова молча кивком указывает путь и Ленка смело идет вперед. Мужчины переглянулись, хитро улыбнувшись, не спешат следовать за ней, просто пропускают вперед, зная, что ее ждет там, что холл далеко не начало, а коврик для ног у двери….

Узкий, тускло освещенный коридор, будто дорожка в калейдоскопе сужался, а вдалеке призывно ярко горел свет. Шаг за шагом с таким трудом восстановленная уверенность постепенно растворялась в жерле этого пылающего непередаваемо откровенным сексом вулкане. «Именно так, наверное, выглядит дорога в ад, в тот, где котлы, остро-сладкий вертеп с шикарными обнаженными телами дев всех возрастов и похотливо смотрящими, постоянно что-то кричащими мужиками» - думала Лена. Внутри то все замирало, то выделывало невероятные по сложности кульбиты, растекаясь взрывной волной по телу. Стены- экраны, будто огромные занавешенные полупрозрачным шелком аквариумы, непрерывно показывали сюжеты с людьми занимающимися сексом. То как в замедленной съемки они плавно двигались, демонстрируя некую постановочную, умело срежессированную и от того особо грациозную красоту процесса и идеальность тел. То ускорялись, нагнетая и без того возбужденное сознание. Кулемина замедлила шаг. Страшно, непривычно, ново и жутко интересно. Боязнь откровенно смотреть и она старалась отводить взгляд, но все же видела все. Видела и чувствовала каждое движение тел, будто бы сама являлась непосредственным участником этой оргии. Становилось не по себе. Она не смотрела порно фильм, а скорее подглядывала в замочную скважину. Тело скручивало в возбуждении, даря особое, новое ощущение неопытному пока еще вуайеристу.
В длинном, узком помещение свободно гулял сквозняк. От каждого слегка прохладного дуновения свисающая со стен ткань колыхалась, бесцеремонно задевая Лену. Казалось, что ветер играет с простынями, пробравшись через открытое окно в спальню к неутомимым любовникам, подначивая их своим шкодным поступком. Невесомое касание ткани о ткань блузы разрядом тока проносился по телу Лены. Откровенная мелодия возбужденных тел заполняла коридор, проникая в каждую клеточку и создавая особый фон. Сердце бешено стучало в груди вторя музыке секса. Разноголосье стонов – гармоничное адажио. Эта великолепная, органичная песня: морской прибой куплета прелюдий, возбуждающий проигрыш процесса и бушующий шторм оргазма припева. Сквозняк столь же нагло как и руки ее маклеров, играет шелковой блузой девушки, щекоча ее тело.
Тонкая, пронизывающая нутро музыка, перерезаемая живой симфонией голосов мужчин и женщин окончательно надломило в миг ставшее хрупким сознание Лены. Шаловливый ветерок, что как непоседливый ребенок носился по коридору разврата, подносил необычный коктейль из легкого, с вкусной кислинкой аромата лимона, свежести морского бриза и пряности потных людских тел. Три ноты складывались в ароматную октаву, еще сильнее и сильнее возбуждая Кулемину. Казалось, что от нестерпимого сексуального желания сердце колошматит не в груди, а между ног, хлюпая как брошенный камешек по водной глади в естественной, порочной «воде».
«Схожу с ума…» - остановилась, не в силах идти дальше. Зажмурилась, тщетно пытаясь сбросить наваждение.
Чья-то рука по-хозяйски легла на ее плечи. Ленка вздрогнула и открыла глаза. Она бы могла поклясться, что это кто-то из ее мужчин. Но…
- Hi, cutie! – на нее, радушно улыбаясь, смотрел невысокий мужчина чуть за сорок. Лицо его было знакомо, но вспомнить, кто он не удавалось. – Let’s go, - произнес он добродушно и не дожидаясь от Кулеминой хоть какой реакции, повел ее за собой, все еще обнимая ее.
Конец этого злосчастного, завораживающего коридора. Дверь распахнулась и Ленка вместе со своим провожатым оказалась в большой комнате, напоминающей будуар французских монархов.
Все оттенки красного от насыщенного, теплого бордо до агрессивно алого цвета крови, как огни светились, создавая непередаваемую атмосферу камерности и мистики. Стены украшены необычными стеклами, за которыми размеренно журчали потоки воды, оставляя на прозрачной поверхности капли всевозможных размеров, и тихо шурша под действием не ощутимых воздушных потоков, пересыпался песок, вводя отдыхающих в транс. Интерьер помещения переносил в мир запретных, неизвестных иллюзий, восточных сказок Шахерезады.
По коже пробежали мурашки. Девушка слегка передернулась, начав судорожно вглядываться в лица присутствующих. Оркестр – так она про себя окрестила группу гламурно-богемной публики небрежно, вальяжно развалившихся на мягких диванах. В мгновенье страх нового и неизвестного растворился, сменившись любопытством ко всему вокруг. Лена не знала, что ее ждет, как пройдет этот поздний званный вечер, останется ли все как есть или гостеприимными «хозяевами» что-то уготовлено им. Великосветские беседы гостей клуба, от которых так и разило надменностью и пафосом, шорохом доносились до Кулеминского уха.
«Куда я попала?» - мелькнуло в ее голове. Это совсем не ее компания, не ее круг общения. Не знает, что здесь делать, как себя вести и сильно напрягает, что надо держать лицо перед этими зажравшимися буржуями. Сложно было предположить с кем и о чем она, Лена Кулемина, может говорить. – «Назад….как можно скорее…», - обернулась, посмотрела туда, откуда пришла, но к ее величайшему удивлению дверь просто исчезла – сплошная стена, плотно драпированная тяжелым гобеленом оттенка вина многолетней выдержки, медленно стекающего по стенкам бокала. Окончательно запутавшись, ничего не понимая, снова стала рассматривать присутствующих. – «Как? А как вы сюда попали?» - брови медленно поползли вверх, когда на одном из диванов в табачном тумане кальяна Лена увидела Ваню. Мужчина вальяжно сидел, откинувшись, в полулежащей позе, задрав одну ногу и, как на подлокотник, положив на собственное колено руку, ухоженными пальцами прокручивал мундштук.

Длинная, украшенная темным резным орнаментом палка, казалось, дышала пламенем, заполняя вкусным густым дымом помещение, извивалась как опасная змея меж аристократически белых, до неприличия ухоженных, не обремененных физическим трудом, с голубыми извилистыми прожилками вен пальцев рук Ивана. Завораживающие зрелище. Пронизывающая насквозь музыка ненавязчивым фоном разлеталась по комнате, словно густой ароматный дым любимых Ленкиных сигар, заполняла сознание Кулеминой. Лена сквозь призму поплывшего рассудка, будто смотря на голограммное изображение, видела наглую довольную полуулыбку маклера. А где-то рядом, чуть правее спасительной, успокаивающей добротой светила улыбка Вовы. Он как бы поглаживая ее по голове, расслабляющее посматривал на Лену.
Никакой логики во всем происходящим. Жизнь на уровне чувств и ощущений, иллюзорный мир, в который девушка сама погрузилась, позволяя накрыть себя «колпаком» развратного клуба. Реальность перестала существовать. Она и не заметила как стихли голоса людей, как и без того тусклый свет сменился по-особому таинственным полумраком, подогревающего созданную кем-то атмосферу чего-то нереального, запретного и недозволенного простым смертным. Музыка заиграла громче. Что это звучит? Странная мелодия, где вместо слов звоны женских голосов, срывающихся в откровенные стоны и крики сексуального наслаждения дуэтом переплетаются с гортанно-грудными звуками мужских голосов, и заводящий припев губ, что поцелуями скользят по губам и телам партнеров. Мистика! Невероятно …..
Ленка медленно обвела взглядом всех присутствующих. О боже! Еще совсем недавно чопорные, ведущие великосветские беседы завсегдатаи клуба, не стесняясь никого, представали в пугающих своим откровением позах.
«Что это?» - трудно поверить в то, что видишь, особенно если все предстает сквозь призму рассеянного тумана и снова исчезает в нем.
Как по команде, бросив с себя все запреты и маски, магнаты и шейхи, богема и нувориши самозабвенно пустились во все тяжкие. Без стыда и стеснения, плюя на недостатки и несовершенства собственных тел или, наоборот, не демонстрируя искусственно созданные пластическими хирургами идеалы, ваяли свою оргию. На глазах у всех, не боясь осуждения, эти люди играли каждый свою сольную, дуэтную или сливаясь в трио партии в едином развратном оркестре. Предложение ночи «отдам себя на прокат» пользовалось невероятном успехом у публики и вряд ли нашелся тот, кто смог бы от такого отказаться. И не важно с кем ты сюда пришел, не имеет значение что там, вне этого загадочного места, ты любишь пралине с миндалем. Вся обстановка, запахи, что источают возбужденные тела, усиливали игру дорогих парфюмерных композиций, сбиваясь в один общий, будоражащей похотливым откровением аромат. Совсем немного времени и ты начинаешь получать удовольствие, поглощая ненавистный в той нормальной жизни «метеорит» с грецкими орехами. Ведь он приправлен пьянящим ямайским ромом мужских феромонов и тонким ароматным дымком обжаренных зерен кофе не знающих границ дозволенного бесстыдниц.
Как в этой общей хаотичной массе тел она оказалась, не могла объяснить. Но на секунду придя в себя. Поняла, что сейчас сидит на диване среди не знакомых ей людей, а напротив, как в зеркале, видела своих маклеров.
Взгляд Лены плавно скользит по с каждой секундой все более и более оголяющимся телам, обрисовывая размытый контур, как неровная линия акварели в детской разукрашке, идеалов и не совершенств богатых мира сего. Кровь, мощным потоком хлынувшая по венам, гулким стомб-ритмом, стучала в ушах и висках, заставляя выпустить на волю самые потаенные желания, выплеснуть нарастающее как дрожжевое тесто возбуждение. Не в силах справится со своим телом, с бунтом либидо, что откликалось сильным трепетом между ног, просто замерла. Совсем не надолго. Не смелые первые трения о сиденье мягкого дивана и чья-то чужая рука нагло лезет в распахнутый ворот ее рубашки. Чувствует как горячие. Немного влажные от проступившего пота пальцы, прилипая к ткани, расстегивают маленькие пуговки. Взгляд на руку и на ее владельца. Пухлая, добротно вскормленная большими деньгами мордаха немолодого мужика похотливо пялится, пожирая взглядом юное тело Лены. Безумный, горящий взгляд мужчины, жадно облизывается, чуть ли не пуская слюни. Кульбит гнева и первое желание Кулеминой - разбить ему нос. Но Ленка сдержалась. Перехватив его руку, сбросила с себя эту лапу королевского «кролика». На его недоуменнее в глазах, молча отодвинулась от него подальше, насколько это было возможно. И….
…тут же чьи-то ухоженные мягкие руки легли на ее талию. Длинные пальцы теребили бока, поднимались выше, и снова пощипывали. Словно пришпоривая острыми коготками идеального маникюра непокорную Лену. Тонкий ненавязчиво сладковатый аромат какао смешанный с терпкой ноткой дорого табака как мягкое одеяло окутывал девушку. От этого необычного сочетания, от резких разрядов тока, появляющихся при каждом прикосновение чужих рук плотный ком возбуждения просто взорвался внутри, обжигающими искрами разлетаясь по всему телу. Лена обернулась.
- Calme, ma cherie! ( Спокойно, дорогуша!) – раскатистой французской «р» играла на языке незнакомка, расслабляя подобно тайскому массажу, снимая напряжение мышц Лены.
И подчинившись приказу, Кулемина расслабилась в руках кареглазой шатенки. Мягкие, но в тоже время волевые черты лица сильной женщины и ослушаться ее не было сил. Ленка с интересом изучала ее, не замечая, как тело стало острее реагировать на действие рук этой мадам. Шелковистые шоколадные пряди волос легонько щекотали шею и скулы девушки. Не ярко выраженная сеточка морщин у глаз выдавала не молодой возраст женщины. Но это совсем не портило незнакомку. Она явно умела красиво стареть и получать удовольствие от каждого прожитого года, чувствуя себя комфортно в своем возрасте, с достоинством преподносила его. И это вызывала уважение. Хитрый взгляд истинной царицы и Ленка парит, напрочь позабыв о похотливом кролике, который покушался на ее тело, и о маклерах, с которыми пришла, но оказалась на разных диванах. Она просто растворилась в этой женщине. Ленка невольно приоткрыла рот и замерла в ожидании того, когда эти красивые, идеально очерченные, пылающие невероятной страстью губы, безумно сексуально играющие буквой «р» коснутся ее губ.
Прочитав немое желание в зелени Ленкиных глаз, женщина понимающе улыбнулась. И не заставив себя долго ждать, молниеносным броском королевской кобры впилась в губы девушки. Невероятный по своей мощности электрический разряд волной прокатился по Ленкиному телу. Два пламени сливались в одно, безоговорочно подчиняясь стихии поцелуя. Не давая опомниться девушки, незнакомка истязала ее губы, демонстрируя всю свою власть. Поцелуй с особой сладкой жестокостью – поцелуй истинной стервы! Дурман в голове не давал дышать, вызывая сильнейшее головокружение. Тело и разум Лены давно сдались в плен этой особе благородных кровей. Ощущение запретного, того, что подвергается осуждению общества, словно цепями сковало Кулемину. Здравый смысл, давно махнув рукой, уступил место похоти, безудержному желанию познать другой секс и Ленка безропотно следовала за своей обаятельной зрелой ведьмой.
Треск, ощутимый, весьма болезненный шлепок подтяжек по рукам вырвал Ленку из забвения. Широко распахнула глаза и сквозь рассеявшийся туман увидела захватывающую картину. На противоположном диване, как арабский шейх, развалившись, сидел Иван. Расстегнутая рубашки и брюки, в руке с силой сжимаемый мундштук. Он запрокидывает голову назад, прядь шелковистых волос плавно соскальзывает со лба. Звуки блаженного удовольствия вырываются наружу вместе с клубками табачного дыма, как густой пар в хамаме, застилает лицо маклера. Ленкин взгляд спускается ниже, скользит по столь обожаемой мужской груди. Он сейчас не в ней, мужчина, которые последнее время часто находится рядом, которого, кажется, изучила достаточно, но до конца никогда и не узнает, такой желанный и всегда загадочный, сейчас так близок и далек. Лена смотрит на него со стороны, но даже на расстояние ощущая каждый импульс тела Ивана. Судорогой сводит собственное тело в преддверии его оргазма. Внутри все заходится, и кажется, что невидимое перышко щекочет ее, и девушка заводится от зрелища и собственных новых ощущений. Там, за пределами этого клуба Лена давно сгнобила бы блондинку, чьи губы оставляют свой след на его органе. Длинный алый язык «куклы» скользит по достоинству маклера, подчиняя себе, отбирает власть у этого наглеца. Все как в замедленной съемке. Девушка перехватывает Ленкин заинтересованный взгляд, подмигивает Кулеминой и, специально играя не только с Иваном, но со зрительницей, каждое ее действие работает на публику, девушка начинает захватывать в плен его плоть.
Снова пелена перед глазами. Лена сильно зажмурилась, тут же ощутив, как горячие руки ее партнерши снимаю рубашку. Дыхание учащается. Вновь открывает глаза, смотря через плечо своей «хозяйки», чувствуя, как клеймят ключицу пылающие губы мадам, наконец, замечает Вову. Его рука бесцеремонно шарит в конфетницы до краев наполненной ассорти из презервативов. По закону Архимеда, погружаясь, рука мужчины невольно выталкивает несколько «сладостей» и те, как монпансье, рассыпаются по стеклянному столику рядом с вазочкой. Новая яркая вспышка ослепляет Ленку. На секунду она теряет Вову из вида. А когда вновь открывает глаза, картинка уже сменилась. Обычно мягкий и нежный с ней, сейчас он делает все в угоду своего похотливого желания, ради собственного удовольствия, не заботясь о партнерши, мощными рывками пронзает доставшуюся в этот вечер ему мулатку. Пронзительные вскрики женщины и ее маленькие смуглые пальчики с силой впиваются в патинированную деревянную кайму спинки дивана. Он двигается быстрее и резче. И это колебание двух слившихся во едино тел, как раскачивающийся маятник, вводят и без того хрупкое, ускользающее от реальности сознание Лены в глубочайший транс….

- Аааах, - протяжный грубо-хриплый стон срывается с Ленкиных губ.
Не в силах больше существовать в нескольких параллельных реальностях, она выбирает свою, с головой уходя в свой бессознательный мир эротического наслаждения. Ведомая опытной наставнице, приподнимается, выгнувшись, сама стягивает свои мальчишечьи–шкодлив­ые штанишки. Сползает с дивана, широко расставив ноги, отдавая свое тело во власть зрелой искусительницы…
- Тебе понравится, девочка моя! – мягкий голос колдуньи по-французски перекрывает все отступы.
Женщина бережно поглаживает тыльной стороной ладони лицо Кулеминой. Обводит ее приоткрытые, сухие губы, и облизнув свои, прикасается в невесомом поцелуе. Спасительная влага губ незнакомки – яд. Лена медленно закрывает глаза, а дальше….
… мелькающие картинки без сюжета и лиц, всезаполняющая чернота с яркими вспышками. Ленка парит по новому туннелю удовольствия. Тысячи ударов тока от каждого прикосновения незнакомки. Мир перевернулся с ног на голову. Лена не понимает, что с ней вытворяет эта женщина. Расслабившись, в нечестном пари дьяволом Ленка продала остатки стыда на новую дозу удовольствия, что судорогой оргазма прокатится по ее телу.
Темнота сильнее сгущалась. Оркестр вокруг затих для Лены и только яркие искорки, вспыхивая в сознании, приближали в сжигающему до тла оргазму. Пальчики до синевы сжимали обивку дивана, собирая по коротенькие ноготки частицы ткани. Совсем немного и…..
Мистическая полутьма, музыка фоном и многоголосье удовольствия за гранью понимания. Круглое бархатное ложе, на котором группа людей, найдя временного партнера, самозабвенно продавали на этой развратной бирже друг другу свои тела за хрупкую монету нереального, запретного оргазма.
И как в шейкере бармена, тонкий, с легкой кислинкой аромат Ленки смешивался теплым запахом какао и табака незнакомки в невероятно страстный коктейль, и сотрясались тела двух дам: совсем еще юной девушки и опытной зрелой женщины!

- Tu vas bien? ( Тебе хорошо?) – совершенно интимный вопрос дамы. Она улыбаясь, смотрит в глаза Ленки.
«Пиздец! Что это было?» - недоумевая, приходя в себя, пытается осознать новый члене Парижского закрытого клуба.

Но, думаю, они скоро объявяться и продолжать выкладывать А пока... продлю ощущение довно прошедшего праздника

P.S.: @KAT@, Катюша, напиши мне в личку на шипе, как сможешь

Какой самый любимый и ожидаемый праздник в году? Когда вне зависимости от возраста и статуса, дети и старики, а также те, кто в промежутке ждут и верят в чудо? Что заставляет даже самых отъявленных циников ожидать перемен к лучшему и верить, что это лучшее непременно настанет, заткнув свое пессимистическое я?
Конечно же, это Новый Год!
Мы на протяжении всего года осознанно и бессознательно готовимся к встречи Нового года, чтобы, проснувшись утром первого января, понять – а никаких разительных перемен и не произошло, мы те же и все вокруг по-прежнему. И, отойдя от сумасбродных развеселых пьянок, постепенно начинаем привыкать к новой старой жизни, запрягаем свою боевую упряжку и с тем же мазохистским рвением вливаемся в цикличный годовой забег, чтобы 31 декабря снова ждать чуда. Но как любимо это ощущение праздника – преддверие Нового года! Оно то и есть самое настоящее волшебство, аномалия, подаренная человеку природой, но воздвигнутая нами на пьедестал наград за грехи и пороки.
Как же все любят и ждут этот день, и особенно вечер 31 декабря! И даже самый грустный человек на свете, поддавшись всеобщей предпраздничной лихорадке непременно улыбнется. Ведь это глупое ощущение счастья прочно поселится в нашей душе и мы все, скептики и романтики, циники и праведники превращаемся в детей. А от красоты, царящей вокруг в это время, от ожидания чуда и нетерпения чешутся, будто кто-то их щекочет, ладони и весь мир в одночасье начинает благоухать хвоей, цитрусами и шампанским. И всю эту прелесть венчает, сплетая воедино как в рождественском венке чистый, невинно-юный морозец и снег.

«Это не погода, а форменное безобразие», - Лена грустно прела по улице, непрерывно ворча про себя.
Сутулая спина, пацанская походка, два капюшона от толстовки и куртки натянутые на голову, объемные пакеты в руках.
«И зачем я все это накупила?» - размышляла Кулемина. – «Для меня одной и шампанского с мандаринами выше крыше было бы».
Утро тридцать первого декабря, а на душе было так противно, настроение препаршивейшее и очень далеко от праздничного. Новый год на носу, а в Москве как назло ни грамма снега, да еще и мороз вдарил. Столбик термометра стабильно держался на отметке минус десять по Цельсию и иногда колебался, опускаясь ниже. И от этого становилось совсем тоскливо и мерзко. Казалось, мороз пробирает до костей, а ты стоишь абсолютной голый и незащищенный. Да, это не сама самая низкая температура для этого времени года, но дефицит снега откликался омерзительным, колким холодом и особенной озлобленностью людей. Видимо не заслужили в этом году праздничного снега.

- Куда прешь, придурок?! – прокричала Ленка, когда черный внедорожник Volvo чуть не задел ее правым крылом на пешеходном переходе. Лена шагнула в сторону и машина повернула туда же. Шаг назад в попытке обойти, но водитель быстро сманеврировал, сдал назад, нарочно преградив ей путь. – Че совсем….!- Ленкина брань прервалась на полуслове, стоило только увидеть вышедшего из машины водителя.- Ооо, - ехидная улыбка тронула ее милое личико. – Ты что здесь забыл?
- С наступающим тебя.

Обошел машину, подошел к Ленке. Не спрашивая согласия, взял у нее из рук пакеты, и по-хозяйски приобняв, повел к машине. Галантно открытая перед ней дверца так и заманивала теплом и уютом внутрь, приглашая присесть. Ленка недоверчиво посмотрела на мужчину, но, не в силах сопротивляться настойчиво приветливому, щекочущему теплом воздухом ноздри букету ароматов из кожаной отделки и пропитанного благородно-древесными нота мужского парфюма салона дорого авто, все же приняла приглашение. Он же, закинув ее пакеты с праздничным провиантом на заднее сидение, быстро занял свое водительское место.
- А ты чего здесь делаешь? Дела или поддался покупательскому ажиотажу? – ехидно поинтересовалась Кулемина, когда машина, подчиняясь приказам хозяина, стала плавно вливаться в общий, хаотичный, похожий на стаю мелких рыбешек, автомобильный поток.
- По новогодним делам, - будто бы и не заметил ее ехидства, ответил он. – Организовываю себе шикарную встречу нового года.
- Уууу, - протянула лена. – И как? Удачно? – она так и норовила уколоть его словами, прекрасно понимая, что это пустое занятие. Но сама словесная акупунктура доставляла удовольствия, теша девичье самолюбие.
- Начало положено отличное. – довольно усмехнулся Вова. И мельком глянул на свои спутницу. – Удастся тебя расшевелить, могу считать, что праздник удался.
- Что значит это «тебя»? И… - Лена затихла. Он не свернул, они просто проехали поворот к ее дому, - …ты поворот проскочил! – ошарашено-возмущенно договорила она. Но, быстро сообразив, что к чему, настороженно спросила. – Куда мы едем?
- Встречать Новый Год, - невозмутимы, спокойный, будто все так и должно быть, тон мужчины окончательно сбил с толку Кулемину.
Она несколько секунд молча смотрела на Вову. С трудом собравшись с мыслями, прекрасно понимая, что все уже решено за нее, все же попыталась предпринять хлипкую попытку к отступлению:
- А с чего ты вообще решил, что я буду встречать новый год в вашем обществе? – слова расходились с мыслями. Она сама себе напоминала рака вяло пятившегося назад кипящей воды в кастрюле. Смирение и спокойствие – она либо станет классической закуской к пиву, либо, доверившись деду Морозу в образе Вовы, сама отведает шампанского с омарами. – Меня дед дома ждет, девочки вечером подтянуться, и Степнов…
- Ахаааа, - громкий смех заполнил салон. Пальцем смазал невидимые слезы смеха под глазами. – Дед твой в санатории по путевке от союза писателей до пятого января, физрук к родителям умотал по первому звонку соскучившейся мамочки, Кстати, не пойму, почему тебя с собой не прихватил? – но заметив потупившийся Ленкин взгляд, тут же добавил. – А и хорошо, что не увез. Оставил сокровище на радость истинных ценителей, - и хитро подмигнул Ленке. – А у Леры твоей новый ухажер, которого она просто не может оставить без присмотра. Об остальных и говорить не стоит. Так? .
В том, что он знал все, сомневаться не было смысла.
- Угу – под нос себе пробубнила Кулемина.
- Не грусти, Ленка, - ободряюще сказал мужчина. – Вон, посмотри, и снег долгожданный пошел.
И действительно, словно по волшебству, повалил снег, белыми крупинками, как пух из разодранной подушки, прилипал к лобовому стеклу. Взмах дворниками сгонял проказниц-снежинок. Тихий скрип резины по стеклу напоминал ворчливого дворника во дворе, бурчащего не злобные ругательства в адрес тех, кто мусорит.
Снег валил все больше и больше, накрывая некой исцеляющей белизной депрессивную серость предновогодней Москвы. Лена как завороженная следила за грациозным вальсом снежинок. Сколько времени прошло, она не знала. Но, будто погрузившись в сон, на время просто выпала из реальности. Тихая, расслабляющая, но с каким-то надрывом музыка плавно лилась из динамиков, как шоколадная глазурь на рождественские кексы, теплотой согревала душу и оповещала о чем-то новом, светлом и чертовски приятном. Все дальше по МКАДу и все проблемы и невзгоды вместе с тяжелым звучанием мелодии медленно затихали, растворяясь в уходящем году.
«Разбавлю белым снегом за окном
Его манящий взгляд цвета эспрессо.
В машине так уютно и тепло,
А в городе противно дует ветер.

Он не мой Санта, не мой дед Мороз.
Гадать о замыслах его я и не смею.
Просто доверилась и он меня увез
Навстречу новогодним приключеньям.»

В какой-то момент Лена абсолютно потеряла связь с реальностью. Размеренная музыка успокаивала и снимала напряжение. Запах мужчины вперемешку с терпким запахом кожаной отделки кресел, как кружка горячего английского чая умиротворял, согревая теплым воздухом обогревателя. Они давно съехали с МКАДа, и теперь машина, как хищный зверь, пробираясь за своей добычей сквозь непроходимые леса, рассекала полупустую трассу. Снег как по заказу сильнее и сильнее валил, постепенно перерастая в метель. Белая снежная перина аккуратно накрывая, скрывала противную мерзкую серость разбитого асфальта. Монотонный шум дворников, сметающих снежинки с лобового стекла и оставляя переливающие кристаллы снежных капель. Лена следила за этим завораживающей игрой зимних кристаллов и незаметно для себя задремала…

- Приехали, - бодро произнес Вова и, припарковавшись, заглушил мотор.
Лена неспешно открыла глаза, старательно пытаясь прогнать сладкую дремоту. Зевнула. Посмотрела в окно, но … тут же зажмурилась. Вова, улыбаясь, наблюдал за ее реакцией. Кулачками потерла заспанные глазки, а затем поочередно, как нашкодивший ребенок, сначала открыла один глаз, вновь вглядываясь в пейзаж за окном. Зажмурилась, и снова приоткрыла другой, будто картинка могла изменится, но она оставалась прежней. Опять крепко зажмурилась, собираясь с духом, и вдохнув, решительно распахнула глаза.
- Красота! – восторг охрипшим заспанным шепотом вырвался из груди Лены. – Как в сказке!
Среди огромных вековых сосен, умело маскируясь, стоял красивый бревенчатый дом. Широкие большие окна с золотой раскладкой в тиле Лондонских домов очень органично сочетались самим домом. Темные бревна фасада великолепно контрастировал с девственно невинной белизной снега. Казалась, что дом будто стелется по земле, как талый шоколад в керамической мисочке, не нарушая зимней природы. Сказка!
- Ну что, пошли? – предложил Вова ошарашенной Ленке, подмигнув.
Он первым покинул теплый салон. Обошел машину и, галантно открыв дверцу с ее стороны, помог выбраться. Затем достал пакеты с продуктами. И не говоря ни слова друг другу, оба направились к дому.

- Вань, встречай гостей, - крикнул с порога Вова.
- О, приехали, - откуда-то из недр дома появился Иван в джинсах, футболке и веселеньком фартуке. – С наступающим, красавица! – обезоруживающая улыбка мужчины заставила трепетать все внутри.
Он подошел к Лене, помог снять куртку, поцеловав в щеку, потерся носом об ее нос. Было что-то в этом жесте уютное, родное, что вызывало некое ликование и радость в душе Лены.
«Черт! А могла бы сидеть в квартире и поднимать бокал шипучки с пузырьками и закусывать мандаринами. Но нет же, тебе, Кулемина, вечно неймется. Какой же новый год без праздника того, что ниже талии?» - судорожно обдумывала, куда вляпалась, жадно вдыхая теперь уже аромат Ивана дерзким провокационным сочетанием леденящего северного океана и древесной теплотой. В тот момент, когда Иван чуть наклонился к ней, Ленка, уткнувшись намерено- случайно в его плечо, постаралась еще раз вдохнуть этот завораживающий запах мужчины. – И тебя с наступающим, - голосом прибалдевшего токсикомана в слух сказала она, а про себя подумала- «Показалось, что ли? Прикольно…» - улавливая в общем ароматном потоке дерзости и холенной наглости не свойственный мужчине домашний запах свежей выпечки.
- Лен, поднимайся наверх. Там тебя уже ждет горячая ванна с пеной. Отдыхай. Занимайся с собой, а мы пока здесь все закончим.
- Когда будет все готово, мы тебя позовем – добавил Вова, передав часть поклажи другу.
- Свою комнату найдешь по приоткрытой двери, - сказал Иван напоследок и оба мужчины ушли, как предположила Ленка, на кухню, оставив ее одну.
Лена еще несколько минут постояла в холе, а затем несмело поднялась наверх.
Второй этаж, коридор, единственная открытая дверь. Вошла в комнату. Все, как и было обещано: новые вещи на открытой вешалке и по всей видимости новогодний костюм на спинке стула, дверь в ванную, откуда так настойчиво-призывно веяло расслабляющим теплом и согревающим застывшую в городской промозглости душу чем-то вкусным. Заглянула за дверь. Так и есть – огромная ванна обшитая деревом, напоминающая большую кадку, наполненная горячей водой с ароматной пеной. Лена, не колеблясь, быстро поскидывала с себя вещи.
Горячая вода заботливо принимала продрогшее тело девушки. От перепада температур кожу начало немного покалывать. Медленно погружаясь в пахучую пену. Ленка переносилась в иной мир – мир неги и умиротворяющего спокойствия, мир пахнущий спелыми мандаринами и горьким миндалем. Лежа в ванной, неспешно потягивая заботливо приготовленный специально для нее глинтвейн маклерами, получала удовольствие, любуясь пейзажем за окном.
Там, по другую сторону большого витринного окна, не переставая, мело. Миллионы снежинок, словно танцовщицы бразильской самбы в белых новогодних одеяниях танцевали зажигательный танец, рисуя узоры босыми ногами на песке знаменитой Капакабаны. Сильный ветер задувал, насвистывая новогоднюю песенку. А горячая пряная жидкость напитка, волной растекаясь по телу, заполняла вены будоражащей виной «кровью». Легкий привкус корицы и гвоздики оттенял букет вина, расслабляя и согревая Ленкино тело подобно мягким пальчикам тысячи проворных массажисток. И казалось, что внутри вспыхивал огонь.
- Лен, как закончишь свою спа-процедуру, одевайся и спускайся к нам. – Бархатный голос, вспышкой ворвавшись в расслабленное сознание Лены, жгущим электрическим разрядом прокатился по телу. – Хммм, - усмехнулся Вова, когда так старательно выуженная двумя в пене Ленкиными пальчиками долька апельсина плюхнулась обратно в бокал.
- Черт. – тихо выругалась Кулемина. И, облизав собственные вымоченные в горячем вине пальцы, высунув кончик языка на бок от прилагаемых усилий, снова запустила их в бокал. – Вива! – неподдельно по-детски победно выкрикнула она, наконец, достав апельсиновый кругляшек.
- Ленка, Ленка, - не скрывая улыбку, произнес мужчина и добавил, - твой наряд на стуле в комнате. Думаю, видела уже. Наслаждайся, пенная снегурочка ты наша, - подмигнул ей.
- Угу, - промычала в ответ Кулемина, смешно морща нос и по-детски жмурясь, невероятно сексуально начала облизывать истекающий сладко-кисловатым вымоченном в вине соком апельсиновую дольку, от удовольствия причмокивая.

Вырвалась из своего пенного курорта, когда за окном совсем стемнело. Облачилась в приготовленный наряд. Немного покрутилась перед зеркалом, разглядывая себя. Дольше смеялась. Смеялась не над своим комичным видом. Выглядела Ленка превосходно – длинные голые ноги провоцировали своей розовой юной наготой из-под толи удлиненной белой майки, толи очень короткого платья, едва прикрывая попу, обтянутую такими же белоснежными трусиками-шортами. А посмеивалась над тем, до чего хорошо ее изучили маклеры, осознавая на какую удобную простоту роскоши она покупается. Ее позабавил тот факт, что даже на Новый год они предоставили ей полноценную свободу в виде этой простецкой майки и трусов. И никаких тебе каблуков-мучителей, мозолей под конец праздника и неудобных дизайнерских шмоток. Свобода и раскрепощения, ведь даже этот наряд всего лишь условность, скрывающая истинную красоту «Евы».
- Снегурочка, блин, - хихикнула Ленка и, еще раз окинув себя критическим взглядом, спустилась вниз.

А в гостиной ее уже поджидали. Огромная, упирающаяся в потолок верхушкой елка украшена красивыми шарами серебряного и ярко красного цветов. Пушистая лесная красавица невероятно вкусно пахла хвоей, воспоминанием из детства, когда от предвкушения праздника все замирало внутри. Десятки мелких огоньков гирлянды, переливаясь, шустро бегали по серпантину богатой кроны, каскадом веселых вспышек спускались от верхушки вниз, туда, где завернутые в красивую бумагу и перетянутые нарядными лентами горкой лежали коробки подарков. И все это богатство охранял меховой дед Мороз. Да-да, именно дед Мороз, а не опостылевший русской душе заморский Санта Клаус. В душе все трепетало от восторга и дыхание перехватывало, на время прекращалось биение сердца и снова заходясь, начинало еще сильнее стучать. Ленка прошлепала по теплому полу к камину, около которого на богато расшитых подушках и настоящей медвежьей шкуре, потягивая традиционный марокканский чай с мятой в прикуску с пьянящим вишневым ароматом табака кальяна, в разгильдяйских позах сидели маклеры. Оба в белом. Нарочито небрежно измятые брюки с закатанными брючинами, на половину расстегнутые рубашки, пикантно оголяющие мужскую грудь и свободно болтающие рукава с не застегнутыми манжетами. Оба босиком, как и Лена.
- Милости прошу к нашему шалашу, - произнес Иван, расплываясь в наглой улыбке.
- Проходи, располагайся. Будем провожать старый год, - добавил Вова, наполняя бокал легким аперитивом, и протянул его Лене.
Низкий длинный столик весь усыпанный всевозможными закусками. Рядом столик поменьше, но как ягоды на виноградной грозди, уставленный выпивкой на любой вкус – от традиционного для встречи нового года шампанского и до родной русскому человеку водки до зеленого Змия Абсента и сексуально-горячей как бразильское солнце Кашасы.
Ленка быстро заняла удобную позу, разлеглась на животе на шкуре медведя. Болтала ногами, поблескивая своими розовыми аппетитными пятками в таинственном полумраке праздничной гостиной. Улетая за обе щеки все, что ей предлагали маклеры, запевала легким вином, медленно хмелея. Разговоры обо всем, шутки, смех смешиваясь с густым табачным дымом, еловым запахом и алкоголем, одурманивали троицу. Голова все сильнее и сильнее кружилась…
Мерное, расслабляющие потрескивание дров в камине, за окном усиливался снегопад. К полуночи превратившись в метель. Зимняя сказка заметал все проблемы, оставляя их в уходящем году.
Бой курантов! Взрыв и пробка от шампанского с шумом взметается вверх. Пенный напиток, как извергающийся вулкан, игривыми пузырьками наполняет изящные стройные бокалы, завораживая золотыми переливами благородного новогоднего напитка.
- С новым годом! – звон бокалов и….
… Деды Морозы. Вова и Ваня, загадав желания с первым выпитым глотком шампанского, незамедлительно приступили к его осуществлению. Мягкие влажные губы мужчины одаривали тело девушки поцелуями, вырисовывая затейливые узоры от пальчиков на ногах, двигаясь выше и выше, оставляли следы, как мороз на стекле. Игра трех теней в свете огня, от которого веяло первобытностью и елочной гирлянды, отголоска современной роскоши. Пьянящий новогодний коктейль страсти разливался по гостиной трехголосным оргазмом, сплетаясь в изголодавшийся за последний часы уходящего года пульсирующий ком…

Где-то там, в шумной Москве грохочут, разрывая праздничное небо всевозможными вспышками, фейерверки. А здесь, за городом свой праздник. Украшенное морозным узором стекло загородного дома с тонкими ниточками золотой раскладки, сквозь поднимающиеся змейки пузырьков шампанского в бокале, как старая кинокамера, выхватывала фрагменты тел двух мужчин и юной девушки, увеличивая через призму пьянящего сознания красоту и грацию занимающихся любовью людей в свете потрескивающего в камине пламени …!

Разве не такого праздника мы ждем весь год? Ведь все мы в тайне мечтаем о тихом сексуально фейерверке и зимней загородной феерии. С новым годом!

Домой, в одну из Парижских квартир маклеров вернулись под утро уставшие, но чертовски довольные. Мужчины, закаленные подобным досугом, держались бодрячком в отличие от Ленки. Растрепанная, взъерошенная, с бегающими глазками, дорогущий наряд беспощадно измят – была похожа на маленького драчуна, которого за ногу выдернула мама из общей кучи такой же дерущейся детворы. На ватных ногах вошла в квартиру, на ходу сбросила с себя одежду, заплетающейся легко-похмельной походкой перешагивала собственные брюки. На автомате умылась и вот так, не вытираясь, с мокрой мордахой, найдя на ощупь спальню, и тут же упала на широченную кровать, развалившись морской звездой. Как уснула, не помнила. Измученное сексом тело требовало отдыха.
Картинки снов пролетали в голове, не оставляя четких следов, лишь приятное послевкусье. Тело отдыхало, а мозг по кадром прокручивал назад кадры пережитого, как из сбившихся в ком ниток разматывая в Ленкиной голове последние события в ровный клубок. Хмель развратного подпольного клуба плавно развевалась, словно густой табачный дым в придорожном трактире, когда пришедший официант открывает все двери – прохлада и нега, и где-то вдалеке въевшийся в тело «запах» дурмана…
…Лена заворочалась в постели. Вдохнула свежий, немного прохладный и в тоже время теплый, как летнее утро, запах чистой наволочки. Похлопала рукой по постели в поисках «солежателя». Никого не найдя, поморщилась, перевернулась на живот, взлохматила волосы рукой, невнятно что-то пробурчав себе под нос. Резко открыла глаза. Еще не проснувшийся взгляд. Она осматривалась, уткнувшись в бок мягкой подушкой помятой мордахой.
- Ой,ё!...- сонно-охрипшим голосом протянула Лена.
Циферблат электронного будильника стоявшего на прикроватной тумбочке упрямо показывал «11:34». К обеду ее должны вернуть родителям. А так не хотелось. Бренное тело отказывалось шевелиться, выползать из уютных объятий мягкой постели мозг предательски подначивал, если не поспать, то хотя бы повалятся минут пятнадцать-двадцать­. Но, к сожалению, за каждую минуту сна пришлось бы расплачиваться временным лимитом общения с маклерами и расширением познавательной пропасти. Сложный выбор дался не легко. Четыре минуты метаний и мучительных раздумий и почемучка в ней одолела соню. С огромным трудом, прилагая не мало усилий, Ленка, подобно амебе стащила все-таки свои телеса с манящей негой перины.
- Ай, бля! – совсем охрипший бас Кулеминой поздоровался с помещением, пожелав всему интерьеру доброго утра, в особенности паркетному полу, о который она смачно ударилась коленкой. – С добрым утром, блин! – одной рукой потирая ушибленное колено, а другой протирая заспанные глазенки, босая в одних трусах, сбившихся складками на круглой розовой попе, пошлепала на поиски ванной, проигнорировав лежавший на пуфе банный халат и футболку.

Вышла в коридор, остановилась в раздумьях. Шум льющейся воды доносился из ванной. Приоткрытая дверь в одну из комнат. Решила действовать последовательно. Любопытство толкнуло засунуть свой помятый ото сна нос в щель приоткрытой двери.
«О, если Ваня здесь, то Вова тогда в ванной», - сделал сложные для этого времени суток умозаключения, увидев мирно спящего на кровати Ивана. – « Прикольно выглядит, когда спит. А я раньше и не замечала», - улыбнулась своим мыслям.
Не будя одно, направилась к другому. Смешная мордаха, почти нагое тело, походка лунатика – неопытный алкаш, только вставший на тропу большого секса, после первого серьезного перепоя. Шлепала, чвакая босыми ногами по деревянному полу. Вразвалочку ввалилась в ванную. Ни стеснения, ни стыда – все это еще сладко и крепко спало в ней. Дверь оказалось открытой. А раз ей туда надо, вошла без лишних колебаний совести. Нечего по утрам светлую голову забивать такими глупостями.
Зашла, по инерции закрыла дверь на щеколду и преспокойно уселась на опущенную крышку стульчака досыпать последние самые сладкие минуты. Под шум воды и пар из-за задернутой шторки так хорошо дремалось.

-Аха, доброе утро! – бодрый голос Вовы заставил открыть глаза.
Сонным взглядом посмотрела на улыбающегося мужчину. Вова, перешагнул через бортик ванны, снял с держателя большое банное полотенце. Совершенно не стесняясь присутствия юной сони, вытерся, а затем обернул полотенце вокруг бедер.
- Юмористка ты, Лен, - ухмыльнулся он и еще больше взъерошил и без того торчащие во все стороны сосульками от наличия всевозможной парикмахерской химии волосы Кулеминой. – На унитазе слаще спится?
- Угу, - буркнула в ответ, все так же продолжая восседать на унитазе, подпирая кулаками голову и абсолютно бессмысленным взглядом пялилась на мужчину, пытаясь хоть что-то уловить.
- Как спалось-то? – со смеющейся интонацией в голосе спросил он и. не дожидаясь ответа, отвернулся к раковине, продолжа свой утренний моцион бритьем.
- Отлично, - чуть бодрее, но все еще вяло растягивая каждый слог, ответила Ленка, не сводя глаз с Вовиной спины.
От каждого движения его рук мышцы на спине волнами играли, прорисовывая мускулистый рельеф. Капля воды срывается с мокрого завитка его черных полос на затылке, падает на предплечье, плавно стекая по лопатке вниз, начинает свой путь. Таинственно светясь в припудренном паром свете помещения, эта ароматная «слезинка» скользит по спине, как слаломист, выделывая витиеватые крюки по трассе то расслабляющихся, то напрягающихся мышц. Нахлынувшая в миг жажда одолевает. Нестерпимое желание перехватить эту каплю, украсть, пленить. Заставить продолжить путь уже в своем рту и, наслаждаясь вкусным пресноватым ароматом воды с тонкой пряностью мужского геля, чувствовать, как она закипает на языке, распадаясь на молекулы, как капсула экстази, растворяясь, донося вкус мужчины ее клеткам.
Громко сглотнула, вызвав тем самым его улыбку.
- Лен, - он обернулся, - ясно. – Мимолетного взгляда хватило, чтобы подтвердить свои предположения.
Еще недавно заспанный взгляд быстро стал отрешенно-возбужден­ным. Ленка сидела, не терпеливо хлопая босыми стопами по кафелю. Все еще подпирала руками голову и, чаще облизывая пересохшие губы, зелеными огоньками обезумевших, выдающих нестерпимое возбуждение глаз, как лазером, проводила границу- меридиан между тем, что желанно и доступно взору и запретной зоной, куда так хотелось пробраться. Лена то и дело сглатывала слюну, вновь и вновь провожая завистливым взглядом редкие, сбегающее по Вовиной спине капли воды. Казалось, эти мелкие, сверкающие засранки нарочно дразнят ее, и прежде чем скрыться за махровым «шлагбаумом», довольно улыбаясь, машут ей ручкой.
Запах его геля для душа вперемешку с запахом чистой кожи мужчины, растворяясь в облаке пара, проникая внутрь, будоражил возбужденное сознание. Дыхание участилось, голова пошла кругом, Ленка быстрее стала постукивать ногой по полу. Навязчивая мысль сорвать с него чертово полотенце шурупом ввинчивалось в мозг, наглухо перекрыв отступы здравомыслия.
Кап! – еще одна капля срывается с волос и, приземлившись на шее, начинает свой спуск. « Гадина!» - не в силах больше бороться с собой, со своим желанием и наглыми выходками водяной «рецидивистки», Лена вскакивает со своего места. Прилипшая к пластику взмокшая от нетерпения и ерзанья попа, громко чпокнув, с шумом отлипает от крышки стульчака. Всего какой-то шаг и Лена присасывается губами к Вовиной шее, одолев, наконец, свою соперницу. Ощущая столь сладкий вкус победы, на мгновенье этой маленькой частицей утоляет жажду. Такой кайф чувствовать как тысячи молекул живительной влаги с терпковатым древесным привкусом, смешиваясь со слюной, подобно героину в крови разносят опьяняющий дурман, судорогой желания скручивая тело.
- Ленка, ты что творишь? – улыбаясь, интересуется Вова.
- Молчи, - на мгновенье отрывается от желанного тела, позволив ему смыть с лица остатки пены, и вновь припадает губами теперь уже к пульсирующей венке на шее.
Руки ее скользили по торсу мужчины, а пальчики путались в волосках на груди. Она неторопливо перебирала пальчиками волоски, а те нежно щекотали подушечки этих самых девичьих пальцев, будоража нервные окончания и еще больше распаляя желание. Губы жадно исследовали шею, плечи, спину – Лена как мореплаватель, заново открывала для себя карту сексуальных континентов на теле мужчины. Она вдыхала его запах. Зарываясь носом в волосах. Шумный вдох, будто втягивала белую дорожку чистого колумбийского кокаина и эйфория, легкое головокружение. Лена словно парит в облаках, и тело в невесомости. Избавление от тяжести, нежный танец на пушистых завитках облаков. Сейчас она не в душной, пропитанной паром ванной, а где-то на пирсе. И свежий холодок окутывает ее, и брызги шаловливых вол обдают с ног до головы. Она стоит, морщиться, улыбаясь теплому солнышку, подставляет свое лицо ободряющим холодным каплям. Дрожь по телу оставляет возбуждающие следы. Кислород, смешиваясь с кровью, вызывает чувство неописуемого восторга. Снова вдох и новая доза с запахом бушующего океанического шторма наркотика. Возбуждение накатывает волнами. Крепко затягивая тугой приятно ноющий узел в животе. Боязно и безумно очаровательно. Адреналин, азарт, кураж – буря эмоций, бой с невидимым, но очень сильным противником на придуманном ею ринге.
Тело сильно скручивает судорогой возбуждения. Не выдержав этой передозировки, Ленка впивается зубами в плечо Вовы.
- Сумасшедшая!- срывающимся, дрожащим голосом говорит он.
Какая-то доля секунды и, развернувшись, мужчина прижимает Лену к стене. Как в замедленной съемке, пытаясь зацепиться, прихватывает полотенце на его бедрах. Срывает его. Влажная ткань, сейчас как легкий шелк, извиваясь. Падает на пол. Спиной она касается холодной поверхности настенного кафеля. Вздрагивает, отстраняясь от стенки. Ловким движением руки Вова срывает с нее трусы и вновь прижимает к стене. И вновь по телу пробегает мощный по своей силе разряд от соприкосновения разгоряченного тела с холодной поверхностью. Хочется оторваться от этой леденящей кожу стены, но мужчина лишь сильнее наваливается сверху. Его руки беспардонно исследуют Ленкино тело, особо не церемонясь. Завелись оба и назад дороги нет.
Нестерпимая пульсация между ног. Ленка еще сильнее елозит, окончательно сбрасывая трусы с ног. Перешагивает, но не откидывает их в сторону, а просто наступает ножкой на скомканную материю. Неудобный тканевый комок под ногой, но плевать.
На миг оба замирают, остановившись. Испепеляющий взгляд глаза в глаза, прерывистое дыхание жаром обдает кожу партнера. Полнейшее сумасшествие. Сердце отбивает чечеточный ритм. Приоткрытые губы манят, но оба, как заправские садисты, выжидают, получая не меньшее удовольствие. Лена первая сдается. Подмигивает, подав сигнал Вове. Выстрел прозвучал! Жадный, истязающий, граничащей с жестокостью поцелуй – борьба губ и языков, сражение двух диких грациозных кошек. Руки Вовы блуждают по телу девушки. Он с силой сжимает аппетитные места, причиняет боль, оставляя следы от своих пальцев на ее теле. Но все его жестокие ласки приносят Лене ни с чем не сравнимое удовольствие. От поступаемого адреналина, кровь в венах закипает, сжигая любовников до тла.
Он прихватывает ее за попу, придвигая ближе к себе. Чувствует его твердую плоть.
Еще совсем недавно освежающий аромат морской прохлады, источаемый Вовиным телом, превратился в запах раскаленный пустыни. Это уже не муссон, а песчаная буря в Сахаре. Головокружение усиливается, перед глазами все поплыло. Температура тела зашкаливает и Ленка, будто наяву ступая по раскаленному песку. Чувствует как каждое прикосновение его рук, его ласки обжигают, а где-то вдалеке виднее спасительный оазис. Достаточно просторное помещение в мгновение сужается. Становясь невероятно маленьким. И воздуха не хватает. Лена судорожно хватает ртом воздух. Каждый вздох дается с трудом, шумный выдох похожий на стон. Одно желание – как можно скорее утолить свою жажду, ощутить его в себе.
Поцелую давно переросли в укусы. Вова сжимает губы на Ленкиной шее, заводясь от молочного- невинного вкуса ее кожи с ярким. Кричащим, срывающим с катушек любого даже самого здравомыслящего мужчину ароматом ангельского порока. И от места укуса тепло лужицей растекается дальше по телу, доставляя невероятное удовольствие девушке.
- Боже, что я делаю? – невнятный проблеск сознания на выдохе быстро исчезает, уступая место безумию.
Ленка забрасывает ногу на бедро мужчины. Медлить дальше уже нет сил!

Шум воды почти не заглушал откровенные томные звуки голос, доносящиеся из-за двери ванной комнаты. Стоял, слушал. Раздирающие мозг мысли и в жилах закипала кровь, бурлила, обжигая вены взрывающимися парами вулкана негодования. Шуршание тел сквозь бьющиеся о белый фаянс струи воды. Фантомные воспоминания рисовали шикарную по красоте картину. Он видел каждый изгиб Лениного тела, рельеф напряженных мышц, как стекают капельки пота с ее лица, слышал, как к нагретому от постоянно трения кафелю прилипает ее влажная от проступившей испарины попа и спина, видел, как губами хватает воздух, этот опьяняющий своей невероятной сексуальностью безумный горящий взгляд юной чертовки. Он точно знал, что сейчас, после сна, она непременно пахнет чуть сладковатым запахом молока и ванили. Знал, что солоноватая капелька пота, слизанная с ее ключицы по вкусу напоминает свежее кокосовое молоко. Дурманящий утренний коктейль дрянной девчонки.
- Черт! - ярость, зародившаяся внутри, сильным ударом кулака о стену выплеснулась наружу. Не отпустило до конца, но дышать позволило свободнее.

Судороги оргазма, Лена взлетает на вершину блаженства, но мощная, леденящая непонятной тревогой и злостью вибрация, пробежавшаяся от стены по спине, быстро вернула Ленку на грешную землю. Потихоньку восстанавливая дыхание, кое-как на дрожащих ногах выбралась из сетей Вовиного тела. Не говоря ни слова, подошла к ванне, перешагнула через бортик, обеими руками открыла оба вентиля. Вода мощным потоком хлынула на голову. Лена запрокинула голову, подставив воде лицо. Волосы намокали, прилипая к лицу. Она смывала хмель секса.
Резким движением руки задернула шторку.
- Хм…- многозначительно хмыкнул Вова и, подняв с пола и закинув на плечо свое полотенце, вышел из ванной.

Покончив со всеми утренними процедурами, оделась в свой парадный костюм и, наконец, вышла на кухню.
- Привет, - с какой-то не свойственной ей виноватой осторожностью, но достаточно бодро поздоровалась она с Иваном.
Он сидел за столом, читал газету, с наслаждением попивая свой горячий кофе. Странно, но он даже не взглянул на Лену.
- Утро доброе, Лен, - уж очень официально сказал он. И, дождавшись, когда Ленка присядет за стол, добавил. – Лен, завтракай быстрее и поехали, - только сейчас он оторвался от своего чтива, посмотрев на нее. Но от такого его взгляда по спине пробежал холодок.
- А куда поедем? – хотела спросить игриво, но голос предательски сорвался. – В зоопарк? – неподдельный наивно детский испуг и непонимание в ее голосе вызвал у мужчины искреннюю улыбку.
- Домой тебя отвезу и сдам родителям, - с добродушной усмешкой ответил Иван. И тут же на еще не произнесенное Ленкино возражение ответил, - обещал вернуть после полудня, так что цигин-цигин, ай-лю-лю, - указал на время, постучав ухоженным пальцем по циферблату своих наручных часов.
- А зоопарк?
- Лена, - и глазами сказал «нет» и никаких возражений.

Сразу после позднего завтрака Лена вместе с Иваном уехали. Девушка едва успела бросить короткое «покеда» Вове, когда он с чашкой кофе в домашних джинсах и футболке вышел в коридор проводить их. Краем глаза, выходя, успела заметить, как в ответ он махнул ей рукой.
Всю дорогу до дома Кулеминых Иван не проронил ни слова. Пугающее молчание разбавлял надрывный голос Тиля Линдемана. Не свойственная исполнителю лирическая мелодия умиротворяла и одновременно пугала.
Никогда не замечала, что Иван слушает Rammstein, - размышляла Лена, внимательно изучая маклера. – Классика, джаз от классического до нью, этническая музыка – это его. Но рок, да еще такой!? Да, эта песня без традиционного раммштаинского грубого, кричащего исполнения… Но… Что все это может значит?» - она откровенно рассматривала Ивана, пытаясь в чертах его лица найти ответ.
Ни о чем не говорящий взгляд, мнимое спокойствие. Вроде все как всегда. И только руки с силой сжимающие руль выдавали внутреннее напряжение. Ивана явно что-то беспокоило, а вернее злило. Он старался держать себя в руках и этого у него получалось. Но необъяснимая напряженность, исходящая от него, пропитала весь салон, пугая своим зловещим безмолвием Ленку. Мужчина нарочно старался не смотреть в Ленкину сторону. Мысли обоих крепко сплетались в единую сеть и каждый тянул эту паутину недосказанности, пытаясь понять другого. Тонкие нити нарастающей проблемы затрещали, и хрупкие волокна прежде свободных, непринужденных отношений разрывались.
- Приехали, - особо холодно сказал Иван, заглушив мотор.
- Проводишь? – несмело спрашивает Лена.
- Конечно, - улыбается ей в ответ.
Но эта улыбка лишь сильнее заставила напрячься и насторожиться Лену. Вроде все в нем как всегда. Но мнимое дружелюбие вызывало дрожь в коленках. Страшно, непонятно и от этого еще страшнее. Такое хрупкое, пугающее ближайшее будущее вынуждало осторожничать, выверять каждое действие. Хотелось остаться в машине, спрятаться, уткнуться в подмышку, вдохнуть такой дурманящий, успокаивающий аромат мужчины и, заглянув в его глаза, понять, что все это всего лишь страшный сон, ее безумные фантазии, Лене просто привиделось. И еще ужасно хотелось вернуться в то счастливое вчера или сегодняшнее утро. Но…
… Внутренний страх сковывал волю и Ленкина рука сама потянулась к ручке дверцы. Девушка открыла дверь и так же молча вышла из машины.

Лена шла впереди, Иван на шаг позади. Так же поднимались по лестнице. Она чувствовала спиной дыхание мужчины и сходила с ума. Внутри нарастал смерч, закручивая все чувства: и страх, и возбуждения – в единую все сметающую на своем пути воронку. Казалось, сердце бьется где угодно, но не в груди, шумом напоминая о себе не только Лене, но и всем внешне спокойному дому. Ноги наливались свинцом, и каждый шаг по старым скрипучим ступенькам давался ей с большим трудом. Иван шел позади, не обгоняя и не подгоняя Кулемину. Все так же продолжая молчать, останавливался каждый раз, когда Лена притормаживала.
«Что происходит?» - внутренний голос истошно кричал. Ленка слышала эти опасения, но предпринять что-либо была не в силах.
Мистика, дьявольщина. Каждый шаг приносил мучения, а мысли, как острые лезвия, садистски кромсали ее волю, оставляя глубокие кровоточащие ссадины. Ей бы бежать, бежать сломя голову, не оглядываясь, но тяжелые невидимые цепи пронизывающего взгляда Ивана прочно сковали тело. Она сейчас, как попавшая в паутину муха, в несмелых попытках выбраться, запутывалась сильнее. Страх и молчаливая паника овладевали ею, сердце бешено стучало, а тело млело, возбуждаясь от едва доносящегося шороха, издаваемого ее карателем, что так грациозно-осторожно­ ступал по ступеням.
Кожа девушки вспыхивала от каждого легкого дуновения Ивана. Но она не слышала биение его сердца. Оно либо так тихо стучало, либо не стучало вовсе, будто его и не было. Дикий страх гнал мощным потоком хлынувшего в кровь адреналин. Кто он сейчас, ее мужчина? Человек? Дьявол? А может тот самый граф Дракула, легенды о котором вот уже столько веков заставляют стынуть кровь в жилах?
Только сейчас, идя по этой лестнице жизни, Лена начала понимать, что совсем не знает Ивана. Иллюзия того, что она хоть чуточку стала ближе к нему, что немного понятнее стала его жизнь для нее, как замок из песка от накатившей волны, растаивал в пенной воде на глазах. Он всегда будет для Лены загадкой, которую невозможно разгадать, но можно открыть для себя только отдельные ребусы.
- Вань? – так тихо, боязливо-осторожно на выдохе позвала.

До заветной двери в собственную квартиру оставался всего шаг. Что ею двигало в этот момент? Затмение. Лена делает шаг и, повернув, проходит мимо своей двери, продолжает свой путь дальше, наверх.
Ступенька, другая… дерево под ногами боязливо поскрипывает…
Ленка замирает, так и не ступив на следующую ступень. Секунды, растянутые до вечности, безмолвный миг ожидания, как полет над пропастью. Она резко разворачивается и сразу же попадает в руки Ивана. И снова выжидающая пауза. Они смотрели друг на друга и глаза их, как магический хрустальный шар, внутри которого искрящийся электрический разряд, зеркалили мысли своего визави. Игра, сложная, запутанная. Биение сердец – стук съеденной пешки и победителя ферзя о шахматную доску.
«Не играй со мной, девочка», - он просит Лену остановиться первой, зная, что она не поймет этой просьбы и, зная, что сам не отступит, просто не сможет.
Этот странный миг, они стоят у края пропасти, готовые шагнуть в нее. Тишина на лестнице и только их дыхание разбавляет ее. Они как два зверя перед схваткой. Волны мощной, агрессивной энергии, как горящая огнем плетка, хлещет, рассекая тугой воздух старой лестничной клетки. Страх одной и дикое возбуждение и злость другого. Лена смотрела, не отрываясь. Под пристальным взглядом Ивана ее тело немело и жгло и стало покалывать подушечки пальцев. Сейчас ощущала себя глупым непоседливым ребенком, случайно забравшимся в клетку к дикому зверю и раздразнившим его. А Иван как лев, непокорные, беспощадный, властный. Дразните свою милую кошечку, не подозревая, что в один прекрасный момент она превратиться в опасного хищника, жаждущего крови. И вот этот самый момент настал- все в ожидании, открытая пасть, агрессия в глазах, он ловит вас…одно неверное движение и броском вцепиться в глотку своей жертвы…
Тихое, сказанное шепотом умоляющее «не надо», как призыв к действию, то самое опрометчивое движение, отпустившее зверя!

Иван рывком прижал Лену к себе, впившись в ее губы. Жестокий, истерзывающий поцелуй. Он не просит подчинится, не заставляет, просто берет. Треск порвавшихся пряжек. И некогда дорогущий, а теперь безнадежно испорченный аксессуар сиротливо болтается на брюках. Злость на себя. На нее, ревность, болезненными уколами ранила изнутри, в эту минуту вырвавшаяся наружу, руками Ивана, сжимая хрупкое, трясущее от страха тело девушки, причиняло физическую боль. Иванова пятерня путается в волосах Лены, сжав их в кулаке, потянул. Боль, адская боль. Она вынуждает Кулемину запрокинуть голову, схватив за руку маклера. Он проводит носом по подбородку, обводит ее скулу, спускаясь ниже, шумно вдыхает запах своей порабощенной дикарки. Опьяняющий, дурманящий аромат страха и адреналин распылялся по тонкой розовой коже девушки. Он сочился из бешено пульсирующей венке на ее шее, словно из винтажного флакона духов с мягкой помпой, на которою непрерывно нажимал Иван. И тут же, вдоль насладившись ароматным облаком, следуя по тому же пути, пробует ее страх на вкус, слизывая невидимую пряную дорожку языком с ее кожи. Уже не причиняет боль, ослабил хватку. Но Лена все равно неподвижно выжидает, замерла и только сердце сумасшедшим ритмом стучит в груди. Она понятия не имеет чего ждать, но где-то глубоко внутри свербящим червячком что-то постоянно сигналит о том, что эта все затмевающая боль может вернуться в любую секунду. Страх кольцами наброшенной сети опоясывает тело Лены.
«Черт, что я творю?!» - осознание болезненным похмельем отрезвляет голову мужчины в тот самый опасный момент, когда рецепторы на языке отчетливо чувствуют привкус крови.
Ее страх – он солен, как холодные капельки пота, немного сладковат, как еще теплое, четким вкусом невинности, парное молоко и пугающим металлическим привкусом железа, словно лезвие ритуального кинжала. Этот коктейль нужен был Ивану для утоления собственного беспощадного голода, колючей ревностью завладевшего им. Но теперь все, хватит! Дальше только пропасть. Они не упад в нее вместе, а окажутся по разные стороны мерзкой ямы и могут не сойтись больше никогда, не преодолеют ее.
- Прости, - Иван опускает руки, освобождая Ленку.
Шаг назад, он поворачивается спиной к ней. Ленка стоит ошалелая, не в силах что-либо сказать. Пытается отдышаться, смотрит в такую родную и такую пугающую своей властной, величественной осанкой спину Ивана.
И снова эта угнетающая тишина, только слышно как на пару этажей кто-то из жильцов, не ушедших по делам, тихо шуршит у себя за дверью. Опять безмолвный штиль и они одни на старой лестнице Парижской многоквартирке. Лена с Иваном постепенно приходили в себя, пытаясь каждый для себя осознать произошедшее. Скрипучие, покрытые кое-где уже пооблупившимся от частой ходьбы лаком ступени лестницы с красивыми резными перилами и старинными барочными балясинами. Запах старины, пожелтевших от времени листов и книжной пыли, как в публичной библиотеки заполнял встревоженные хаосом мысли организмы, поглаживая и успокаивая подобно заботливым добродушным, изрезанным морщинками мудрости, рукам любимой бабушки.
Иван глубоко вздохнул, запрокинув голову и засунув руки в карманы брюк. Ленка осторожно протянула свою руку, с опаской, то и дело, одергивая, будто пытается дотронуться до горячего казана, пальчиками схватилась за его ремень. Злость вперемешку с сильнейшим чувством собственичества все еще скручивали сознание, разгоняя кровь по венам. Но Иван был не был собой, не достиг всех тех высот, не умей он контролировать свои эмоции. С каждым новым вдохом самообладание постепенно возвращалось к нему. Мыльно горько усмехнулся над собой, собственной глупостью и жуткой нелепостью, ревностью, в конце концов, которые чуть не погубила все, что она так долго и кропотливо создавал. Всю свою сознательную жизнь он умел контролировать свои действия, выверять и просчитывать любые шаги, как свои так и соперников, на давая волю эмоциям, душил их на корню, и от этого ощущения власти над самим собой испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение, сродни самому мощному оргазму. Каждый раз, смотря в испуганные глаза людей, от простых работяг, что трудились на него, до равных по силе противников, получал удовольствие, вдыхая острые, горячие, как обжигающая глотку водка, флюиды первобытно-животног­о страха, исходивших от поверженных. И вот сейчас, стоя в этом пропитавшейся насквозь временем и пылью лестнице, видел тот самый животный страх в глазах Лены, его Лены и испугался…испугался­ самого себя, понимая, что возбуждается от яркого страха в ее глазах, ощутив островатый привкус власти и собственной силы, который как жгучий мексиканский Чили обжигал нутро, высвобождая жестокого зверя.
- Лен… - тихим, ровным голосом поглаживал испуганную дрожащую Ленку.
Мягкий баритон мужчины, словно плед из легкой теплой шерсти, наброшенный на хрупкие оголенные женские плечи, согревал и успокаивал.
Иван намерено не оборачивался. Он итак спиной чувствовал любое ее движение, чувствовал как крепко и в тоже время осторожно девичьи пальчики вцепились в ремень. Он позвал ее, в надежде, что она поймет и остановиться, разорвет эту дьявольскую цепь. Ждал Ленкиного ответа, прекрасно осознавая, что одно нелепое движение и он снова сорвется. Лене стоило только разжать пальцы и отпустить. Но…

Какие-то доли секунды, мощный толчок и Ленка оказывается прижатой к стене. От удара и охватившей боли на мгновение становиться трудно дышать. Но заслуженная, как ей казалось, боль отступает, вновь уступая первенство порабощающему сознание страху. Лена смотрела в глаза мужчины, ища там ответ, намек, подсказку о его намереньях и ничего не видела. Темный, холодный взгляд, похожий на бушующее внутри ледяного куба пламя. Пытается коснуться взглядом, желая ощутить ожог от пламя, но ее лишь обжигает демонический холод. Сколько бы ни смотрела, не разгадывала, как японский кроссворд, старательно зачеркивая мелкие клеточки в попытках получить абстрактный рисунок, видела в этом взгляде лишь одно – он больше не причинит ей боли. Но уж лучше бы он заставил испытать ту боль снова и снова, оставляя на теле синюшные кровоподтеки и кровоточащие раны, а не так беспощадно полосовал душу взглядом, словно тонкий лист бумаги, надрезая изящным канцелярским ножом для вскрытия писем. Чем дальше, тем сильнее боялась, не его, себя, свои чувств, не поддающихся здравой логике, которые все сильнее завладевали хрупким, как богемское стекло разумом. Маниакальное желание испытывать физическую боль при каждом сильно шлепке его руки, который бы отражался в «зеркале» тугого кома возбуждения, будто дрожащая мембрана барабана, отрывистыми низкими, глухими звонами вол растекалась по телу, сильнее возбуждая и влюбляя жертву в своего мучителя.
Лена крепко зажмурилась, ожидая хоть каких-либо действий Ивана. И он не заставляет себя долго ждать. Расстегивает ее брюки, резко дернув на себя, отрывает вжавшуюся в стену от страха Ленкину попу, стягивает брюки вместе с трусами. Но вопреки ожидаемы шлепкам, Иван легонько поглаживает напряженную как камень попу, затем бедро своей до безобразия холеной рукой. Мягкие подушечки пальцев мужчины, щекоча, пробегают по внутренней стороне бедра снизу вверх, вызывая совсем другую дрожь в Ленкином теле. Снова и снова эти ухоженные пальцы скользят по ее ногам, словно поднимаются по винтовой лестнице не порочной келье, так и не доходя до точки, туда, где из больше всего ждут. Неприличное, похотливое желание расставить шире ноги и Лена пытается, но застрявшие у колен брюки, как кандалы, не позволяют ей этого. Она задыхается от этой изощренной пытки. И кажется, будто десяток тонких, мягкие шнурочки кожаной плетки поглаживают ее бедра. Дерзкая, сбивающая с толку, смесь ароматов немного кисловатого запаха свеже-выдубленной кожи и дурманеще сладкого с легкой горчинкой запаха дикой, необработанной ванили, окутывает обоих, заполняет лестничные пролеты старого Парижского дома пьянящим, варварским коктейлем животной страсти, осмысленных человеческих пороков и кровавым привкусом ревности.
Даже не открывая глаза, леденящий, поглаживающим гневным холодом взгляд Ивана на себе. Он давно перестал касаться Лены, и сейчас просто смотрел на нее, внимательно оценивал свое. Как же ей хотелось, чтобы Иван поцеловал ее или хотя бы невзначай коснулся губами, скулой, носом, да чем угодно, ее щеки. Хотелось вновь ощутить то спокойствие и умиротворение, которое она часто испытывала, находясь рядом с этим мужчиной. Но еще сильнее, нестерпимо сильно хотелось секса с ним, дикого, отчаянного, страстного с изощренными ласками, на которые только он был способен. Желала немедленно ощутить его в себе, полностью отдаться. Легкая сладкая горечь ванили заполняла сознание, от чего сильнее стала кружиться голова. Лена слышала свой запах, тот, что так ярко издает ее возбужденное тело, впервые ощутила в полной мере недремлющий вулкан разврата внутри себя, извергающийся с той самой минуты, как она ступила на завуалированную невинностью и многовековой культурой порочную землю Парижа. Вулкан в ней то затихал, то вспыхивал с новой силой. И впервые она не чувствовала запаха Ивана: ни вкусной свежести бушующих волн, ни теплоты можжевелового леса, ни даже холеного маняще-утонченного аромата аристократизма, выраженного в благородном благоухании пряного кубинского табака и обжигающего рома. Ничего не чувствовала и вызывало еще большую тревогу…
Осторожно, боязливо-украдкой Ленкина рука. Словно высвободившейся из тугих веревочных оков пленник, пробиралась туда, где тело жаждало мужчину.
- Не смей, - холодным спокойным тоном произнес Иван. В его голосе словно дрожал металл. Он крепко сжал хрупкую ладошку Лены, отвел ее руку.
Горячая волна прокатилась по Ленкиному тело от этого сильного прикосновения. Так и не решаясь открыть глаза, прислушивалась, как быстро, но в тоже время без особой нервозной суеты Иван расстегнул сначала ремень, а затем и сами брюки…

Пыль тяжелой пудрой с терпким ароматом старой древесины заполняла легкие. Истошный, жалостливый скрип рассохшихся от времени скрип ступенек под слившийся в неистово бьющийся ком на них тел. Чем резче становились движения Ивана, тем больнее впивались в спину ребра ступеней, оставляя отчетливые монотонно серые следы, так напоминающие обыденную суетливую жизнь любого среднестатистическо­го жителя мегаполиса, на белой Ленкиной блузке и красные, словно неровными мазками кисти талантливого непризнанного гения-мазохиста, борозды на нежной девичьей коже. Последние мощные толчки, блаженство и награда для него, и наказание без удовольствия для нее!

Ленка сидела на самой нижней ступени. Облокотившись плечом о резную балясину, уткнулась носом в согнутые колени, смотря из-под растрепанной челки на дверь собственного временной квартиры, где жила с родителями. Иван стоял на пролет ниже, опираясь одной рукой о перила, второй, пропуская сквозь ухоженные аристократически длинные пальцы шелковые пряди, поправлял упавшие на лицо волосы.
-Лен, спокойно окликнул ее. Лена подняла на него глаза. – Запомни, я не выношу закрытые двери, особенно те, что не могу открыть.
Образно. Но так доходчиво. Лене не нужно было быть Нострадамусом, чтобы понять о чем он сейчас говорит. И в знак согласия, она просто моргнула.
- А ты ему ничего не сделаешь? – такое осторожное, будто ласковая кошечка аккуратно прощупывает мягкой лапкой ногу хозяина, задала интересующий ее вопрос.
Иван же в ответ лишь усмехнулся, приподняв уголок губ:
- Будь спокойна. – и он потеребил рукой светлую макушку девушки.
- Ой, вы уже вернулись?- И лена, и Иван как по команде обернулись на приветливой голос Ленкиной матери, которая по какой-то загадочной случайности только сейчас открыла входную дверь и радушно улыбаясь, стояла на пороге.
- Добрый день, - вежливо поприветствовал женщину Иван, и легкая снисходительная улыбка едва коснулась его лица. – Возвращаю вам ваше чадо.
- Может, зайдете на чашечку кофе? – не унималась Вера.
- Спасибо, но вынужден отказаться, дела. – снова поправил волосы, запустив в них пятерню. Завораживающий жест гипнотически действовал на женщин всех возрастов и Ленина мама стала не исключением, откровенно следящая за этим действом мужчины. – Всего доброго! – и он стал спускаться, оставив двух женщин, мать и дочь, вдвоем.
- До свидания! Заходите еще, Ванечка. Мы всегда вам рады, - в спину крикнула уходящему мужчине Вера, и как-то укоризненно, осуждая такого «гостеприимство» Лены, посмотрела на дочь.
Ленка поднялась с насиженного места, демонстративно-небр­ежно стряхнула с попы пуль рукой и, деловито прошагав мимо матери, буркнула:
- Даже не начинай.
- Лена, - закрыв входную дверь, Вера, семеня, проследовала за дочерью, - Иван такой замечательный человек, а ты… - она прервала свою речь на полуслове, резко остановилась, нос к носу столкнувшись на пороге комнаты со своим уже взрослым ребенком.
- Мам, а тебя не смущает, что я с этим, как ты выразилась, замечательным, - намеренно акцентировав на этом слове внимание Веры, - мужчиной сплю, а? – и, не дожидаясь ответа, захлопнула перед носом матери дверь.

По утрам люди часто напоминают суетливый пчелиный рой. Все гуда-то спешат, куда-то бегут. Кто-то на ходу жует, запихивая за раздутые щеки свой бутерброд, другие досыпают последние сладкие минуты сна – этакий «перекур на ногах» прежде чем впрячься в суматошный трудовой день. И в этом ни на секунду не умолкающем рое никуда не спешащие личности, позволяющие себе вальяжно прогуливаться по улицам утреннего города, выбиваются из общей картины. Но не так-то просто в этой снующей толпе приметить счастливчика, наслаждающегося своей размеренной утренней прогулкой.

Аккуратные каблучки изящных женских туфелек неспешно ступали, цокая, по мокрому от ночного дождя асфальту. Мелкие брызги разлетались как капли от бьющей струи фонтана из под элегантных каблучков, падали неподалеку, орошая живительной влагой серую, забитую обыденностью жизни тротуарную дорожку. Этим весенним утром Париж по-другому задышал, Легче, свободнее – в воздухе витала прохлада и свежесть. Казалось, будто весь город задышал полной грудью, обновив свое забитое стереотипами сознание, осмыслили скучную жизнь и, скинув бремя проблем, упивались свежими ароматами весны, и от каждого вздоха пуще прежнего кружилась голова.
Не красивая, элегантная женщина средних лет брела по улице. Легкий вязанный кардиган и необычно повязанный вокруг шеи платок придавал особый аристократический шарм. Она шла, погруженная в свои мысли, то и дело, сталкиваясь то одним, то другим плечом со спешащими прохожими. Каждое столкновение на мгновенье возвращало ее в этот мир. Тихо вежливо произнося «excuse-moi», продолжала свой путь, вновь и вновь уносясь от реальности вслед за своими мыслями. Она то немного хмурилась, то ее лицо трогала едва заметная интеллигентно-смуще­нная улыбка. Она шла вперед, наслаждаясь погодой и своими думами, разбавляя задумчивым цоканьем каблучков суетливое топанье людей.
Мелодичное звучание саксофона, олицетворяющее рассвет, где-то вдалеке, едва уловимый чарующий невинностью миг пробуждения сменялся более живыми напевами аккордеона и заводных битов молодежной музыки улиц. Прохладный ветер, словно непослушный мальчишка, оборвавший с клумбы ворчуна-соседа только-только распустившиеся цветы, наполнял весеннее, немного пасмурное из-за затянутой тонкой ватой облаков утро нежным, прохладно-сладким ароматом цветущих пионов и теплым, легким, как кружево из тонкого мохера, щекочущего кожу своими ворсинками, запахом молодого жасмина суетливо-скучные улицы и улочки Парижа. Пьянящий коктейль ароматов словно умелые руки арфистки, перебирал мягкими «пальчиками» оголенные нервы женщины, пощипывая, вводили в глубокий транс мыслей. Среди серого дня, суеты и прохлады чей-то тихий взрыв эмоций. Лужица, другая, пьянящий запах пионов в воздухе проникал в душу.
Вера шла, ведомая неосязаемыми нитями кукловода собственных мыслей, не разбирая дороги. О чем она сейчас думала, знала только она сама. Но брошенная накануне днем Ленкой фраза никак не отпускала Веру. Она так и не поговорила с дочерью, ни позже вечером, ни сегодня перед своим уходом. Лена хранила гордое молчание, не считая нужным что-либо рассказывать и тем более объяснять. Отсиживалась у себя в комнате, игнорируя родителей, лишь изредка совершая набеги на кухню за провиантом. А Вера предпочла, как страус, спрятав голову в песок, замолчать проблему. Она и мужу ничего не сказала, решив что лживо -счастливое спокойствие лучше скандала ради прояснения ситуации с дочерью и ее знакомыми. Хотя в том, что Никита закатил бы Ленке скандал, и сама не была уверена. Одним словом, сомневалась. А раз так, то единственным мудрым решением было промолчать, в одиночку все проигрывает в голове.

- Еxcuse-moi, - виновато затараторила Вера, когда случайно, проходя мимо мирно сидевшего за столиком уличной кафешки человека, задела бедром. – Je suis si maladroite, pensee et… (Я такая не уклюжая, задумалась и…)
Мужчина неторопливо обернулся и все доселе льющиеся непрерывным, будто вода из сорванного крана, потоком слова застряли в горле у Веры. Она только и могла, что ловить ртом воздух. Как выброшенная на берег рыбка. Что предвещала ей эта неожиданная встреча, она не знала. Но…
- Доброе утро, Вера… - он сделал паузу, уточняя отчество своей визави.
Вежливые интонации в голосе, свойственная ему, придающая особую благородную сексуальность интеллигентность и аристократическая галантность, как всегда безупречный внешний вид. Поздоровавшись, он тут же встал и, услужливо отодвинув стул, кивком пригласил Веру присесть за его столик. Почти не колеблясь, приняла приглашение и, не сводя с него глаз, молча стала усаживаться, ориентируясь на ощупь. Снисходительный насмешливо-игривый взгляд поверх сползших с переносице очков, элегантный шарф небрежной петлей повязанный на шее только сильнее подчеркивал красивую линию мужских скул, мягкий вязаный пиджак из серой грубой домашней пряжи, надетый поверх тонкой белой хлопковой футболки и простые темные джинсы. Похожий и на небрежного балагура художника с Монмартра, и на английского лорда с Кенсингтон стрит, он располагал к откровенному разговору, но оставляя за собой право озвучить тему этого самого разговора.
- Доброе, Ванечка, - наконец, смогла выдавить из себя Вера. И, тут же спохватившись, добавила, - Без отчеств. Для вас просто Вера.
На ее реплику он лишь снисходительно улыбнулся.
- Что-нибудь будите? – мягкий, твердым оттенком безоговорочной власти баритон ласкал слух любой дамы. Как заклинатель змей, исполняя свою тихую, мнимо робкую и такую тонкую, будто шелковая нить, мелодию, вводил женщин в транс. – Здесь подают чудесный кофе. Варят его по-особому рецепту, очень советую, - и не дожидаясь положительного ответа, который обычно почти всеми женщинами выражается в неуверенном «нет-нет, не стоит…», Иван, подняв руку над головой, жестом подозвал официанта.
- Ой, что вы, не стоит беспокоиться. Я…, - одного небрежно брошенного взгляда Ивана хватило, чтобы оборвать весь этот поток клишированных фраз благочестивой дамы, которую вздумала изображать Вера.
Вера тут же притихла. Возражать Ивану не было никакого смысла и это она прекрасно понимала.
Вышколенный парнишка, будто пыл по воздуху, беззвучно подошел к столика Ивана и Веры и, радушно улыбаясь, поздоровался с женщиной, чуть склонившись, подал ей немного потрепанный кожаный буклет меню. Раскрыв меню, Вера быстро пробежалась по ассортименту взглядом, особо не акцентируя ни на чем внимание, сказала:
- Un caf, s’il vous plait. (чашечку кофе, пожалуйста)
- Votre dpose (Вашего фирменного), - не позволяющим возразить тоном добавил Ваня. – Et “Imperial treasures”. – Et oui,et rptez encore un caf pour moi. Merci, c'est tout (Ах да, и мне кофе повторите. Спасибо, это все.) - и, забрав из рук Веры меню, ловким движением захлопнул ее, вернул официанту.
Юркий парнишка, склонившись, вежливо поблагодарил за заказ и быстро удалился.
- Ванечка, ну мне, честное слово, как-то неудобно, - сново завела жалостливую песнь вежливости Вера, - не стоило…
- Вера, строго прервал ее показательное выступление маклер, собирая свои бумаги, которые до встречи с ней изучал, неспешно попивая свой кофе за столиком этой уютной кафешки, аккуратно сложив их в папку, - давайте договоримся, - снял очки до сих пор украшавшие лицо, придававшие особый аристократический шарм и породистость его облику. Убрал их в изысканный, без каких-либо пошлых украшений футляр, еще сильнее подчеркивающий наличие безупречного вкуса владельца, продолжил, - вы не будете больше возражать мне, а я в свою очередь буду обращаться к вам только по имени. Идет?
Вере ничего не оставалось, как кивнуть в знак согласия. Она, не сводя глаз, смотрела Ивана, а в голове, как две трындычихи, на перебой голосили мысли. Не поспевая за бегущей строгой собственных дум, мучительно соображала с чего начать разговор, как завязать беседу? Импозантный мужик с потрясающе обворожительной наглой полуулыбкой одним молчаливо-проникнов­енным взглядом подчинял волю взрослой, умудренной опытом женщины, будто она всего лишь тряпичная кукла-варежка, надетая на руку кукловода-садиста, готова склониться в низком реверансе покорности. Вера продолжала ловить каждый его взгляд, жест. В сознании ожесточенная противостояние – в изматывающей душу схватки схлестнулись женщина и мать. Брошенные с горяча. От обиды, нарочно пытаясь больнее задеть Веру, Ленины слова мощными техничными апперкотами добивали в Вере женщину, убивали смелые и робкие желания и мечты. Ей так хотелось все выяснить, разузнать и сделать выводы, хотелось отстоять честь дочери, как бы наивно это не выглядело, и, пожалуй, оправдать перед самой собой собственную же глупую слепоту, овладевающую ею каждый раз при появлении Ивана. Но..
…он вытащил из пачки сигарету и, поднеся ее к губам, взглядом спросил «можно я закурю?». Снова магический, захвативший хрупкое женское подсознание гипноз, сотканный из утонченных жестов, уверенного взгляда, опьяняющего ненавязчивого аромата, и «маятник» длинных ухоженных пальцев, сжимающие темную табачную палочку «черного Капитана», вводил Веру в транс, заставляя принимать нужные ему решения и выражать их посредством неосознанного кивка головой.
Пряный, как аромат благовоний в буддийском храме, дым растворялся в свежем, прохладном воздухе, от которого веяло манящим ароматом странствий. Этот запах, проникая внутрь, полностью заполнял легкие женщины. Мелкие, невидимые частички густого дыма, собираясь в единое облако, превращались в «кулак», чтоб точным ударом крепкого, немного острого аромата отправить «мать» в нокаут. И, лежа на ринге Парижского шарма, сильнее пропитываясь обаянием демонического рефери, Вера слащаво пропела:
- Ванечка, вы так поспешно вчера нас покинули. А Лена…
- Что Лена? – спокойно, без суеты и откровенного интереса уточнил Иван.
- Леночка расстроилась, - ища понимания, преданно с надеждой заглядывала в глаза мужчине.
- Ваша Лена взрослая, самостоятельная и самодостаточная личность, - еще более спокойным и ровным тоном заговорил Иван. Спровоцировать его сейчас было практически невозможно.
- Но… - и она тут же осеклась, судорожно соображая, стоит ли продолжать? Мать в вере по-тихоньку вставала с колен. Но влияние, под действием которого она находилась, не давало возможности облачить терзающие душу мысли в слова.
- Но? – маклер с откровенной издевкой в голосе усмехнулся, затянулся. И едкий вкусный дым, застилая лицо, поднимался вверх. – Вера, вы хотели что-то сказать, так продолжайте, - взгляд уверенный, надменный, будто плетьми полосовал и без того поверженную его обаянием женщину. – Что вас волнует? Какие отношения у меня с вашей дочерью? Сплю ли я с ней? Да, сплю. Но это вы и сами прекрасно знаете. И брошенные в порыве инфантильного гнева, обиды, уж не знаю чего именно, Леной слова, не стали для вас открытием. Ведь так? - этими словами он не просто поставил веру на колени, а заставил низко поклониться, говоря очевидные для обоих вещи. – Вы и раньше это знали, но предпочли ходить в шорах, - и снова наглая ухмылка. Он еще раз затягивается, с наслаждением выпуская облако дыма.
- Да. Вы абсолютно правы, - она горько вздохнула и отвернулась. Так было проще убежать от себя, не смотря ему в глаза. Ванина манера говорить просто о сложном, откровенность, невозмутимость и уверенность в своих словах растормошили в Веру то, что так стремилось крепко уснуть. – Вань, я действительно знаю о ваших отношениях с моей дочерью, - говорить столь же прямо, не стесняясь, пока не получалось. – Да что уж там говорить, я вас видела тогда, в ресторане, - она набралась смелости и взглянула ему в глаза, - мы вас видели, - намерено сделала акцент на слове «мы».- Застали практически все, ели не начало, то фееричную кульминацию точно. И чего лукавить, мне…хотя нет, это не имеет отношения к теме нашего разговора, - и Вера, снова отведя взгляд, залилась легким румянцем. Она быстро прикрыла руками порозовевшие щеки, пытаясь скрыть смущение, и, мило улыбнувшись, продолжила. – Вань, поймите, я просто не умею права указывать своей дочери, с кем ей общаться, а с кем и как проводить свободное время. Лена чуть ли не с пеленок предоставлена самой себе. Мы с Никитой все время в разъездах. А Ленка хоть и живет с дедом, но, по сути, она глава их маленькой семьи…
- Там, в Москве, так и есть, Лена за старшую. – Иван улыбнулся, вспомнив причину их знакомства. Он не мог не уважать совсем юную девушку за столь смелый, решительный, по-настоящему взрослый поступок. Настоящий самоотверженный боец в теле хрупкой девушке. Он улыбался и было в его улыбке что-то мягкое, доброе. Вера наблюдала и не могла понять, как он это делает? Как без слов. Одним уголком губ мог заставить трепетать от страха, возбуждать самые откровенные желания, наказывать и поощрять? Странная, непонятная такая простая сложная игра, которую Вере не под силу понять. – В этом отношении Лена у вас молодец. – после этих слов Вера выдохнула и немного расслабилась. – Но, ваше отсутствие в жизни дочери на этап взросления играет далеко не главную роль в нынешней ситуации.
Вера не ожидала такой словесной пощечины после нежного и успокаивающего поглаживания. И, снова съежившись, попыталась быстро оправдаться:
- Вань, вы очень интересный человек, умный, интеллигентный, обаятельный, да в конце концов, чертовски красивый мужчина. Такие мужчины сейчас редкость, на вес золота. И любая мать желала бы для своей дочки такого зятя…
- Или себе такого любовника, - и снова этот хитрый, как шпагами, пронизывающий насквозь взгляд. – Не берусь утверждать, но более чем уверен в истинных причинах такого вашего поведения. А вот чем руководствуется ваш муж, поступая так же? – он сделала последнюю затяжку и, задумчиво выпуская в сторону струю вкусного терпкого дыма, демонстративно затушил окурок, сминая его о пепельницу, как поверженного противника.
- Мы ни разу с Никитой не обсуждали увиденное в Монпарнасе. И, признаться честно, - Вера совсем сникла, - я струсила. Просто побоялась разрушить не столько мир дочери, сколько свой собственный мир впечатлений и потаенных желаний, который вы, не Лена, а именно вы оставили моей душе, сознании… называйте как хотите. Он такой хрупкий, такой не осязаемый, не доступный, и поэтому так любим мной. – Впервые за всю беседу Вера смогла смело взглянуть ему в глаза. Она бросила некий вызов. Хотя во взгляде все еще отчетливо читался страх осуждения, стыд за свои откровенно смелые желания. – Я эгоистка и просто промолчала. Решила, что муж моим фантазиям только помешает, спугнет, все разрушит, как слон в посудной лавке.
Сколько мужества и силы было у этой милой, интеллигентной женщине, чтобы переступить через себя, признаться, обнажить душу, озвучив свои мысли, которые долгое время скрывала даже от самой себя. Как не побоялась быть высмеянной? Вера пристально смотрела в глаза мужчины, ожидая ответа. На кон поставлено все: смелость и страх, совесть и порок, уважение, как хаотичная горка фишек на игровом столе, закрывали счастливую цифру на игровом поле надежды, ожидая, что выкинет капризная фортуна.
- Вера, вы очень смелая и сильная женщина, – наконец, после выдержанной паузы, заговорил Иван спокойным, без капли иронии и сарказма, голосом. Он был предельно серьезен и честен, никакого намека на фальшь. – Не каждой женщине по силам то, что вы переживаете. И то, как вы себя повели, как поступили, не могло не подкупить меня. Да, вряд ли стоит гордиться, но и стыдиться нечего. – Его баритон ласкал слух, словно прохладный шелковый палантин скользил по горячей обнаженной коже. – Вы совершено правильно поступили, Вера. Бывают случаи, когда лучше промолчать… - он хитро подмигнул женщине, ловко раскрутив ее на улыбку. – У вас необычная семья, а Никита Петрович просто уникум. Мне еще предстоит разгадать шахматный замысел и сделать правильный ход. Вера, не смейтесь, но ваш муж действительно похож на сложный шахматный расклад на доске, тем мне и интересен. И время на раздумья у меня еще есть, - Иван вновь подмигнул женщине, достав из пачки новую сигарету. – А вот и наш заказ, - кивнул в сторону варьировавшего с подносом между столиками официанта.
Подойдя. Гарсон ловко расставил все принесенное: чашечку ароматного с благородной горчинкой кофе, их которой спиралью вился пьяняще-сладкий, с запахом лесного ореха дымок и изящную, стилизованную под колониальный сундучок коробочку конфет. Каждая в своей ячейке, как драгоценности в дамской обшитой бархатом шкатулке, лежали изысканные шоколадные конфеты.
- Какая прелесть! – искренне восхитилась кондитерскому чуду Вера.
- Оно еще и потрясающе вкусное чудо. Пробуйте. Говорят, они удивительным образом подчеркивают истинную красоту тех женщин, которые осмеливаются их попробовать. – Иван улыбался. Незначительный прикуп, зато теперь на руках отличный расклад. – Эти конфеты не всем приносят и деньги совсем не играют роли. Уж не знаю, от чего зависит, но официант может принести их, а может и не принести, сказав «Je suis desole. Vous est refuse» (Мне жаль. Вам отказали). Но стоимость этого лакомства в счет все равно внесут, - и Иван засмеялся. – Там повезло сегодня, - он улыбнулся Вере, и, повернувшись, обратился к гарсону – Le compte, s’il vous plait. (счет, пожалуйста)
- Bon appetite! – пожелал официант и оставил женщину с мужчиной вдвоем.