Совершенно довольна тем, что вам интересно читать. Получается медленно, так как приходится соблюдать древнеславянскую достоверность и с именами тоже не все сразу выстраивается, но вроде бы и эта часть вышла неплохо. Кулемина, приученная жизнью к самостоятельному решению проблем, присматривалась к окружающему её новому миру. Чтобы сделать выводы, нужно иметь информацию, и девушка весь день пыталась добыть как можно больше сведений. Некоторые новости были смешными, некоторые печальными, а кое-что пришлось постигать с тумаками.
За сумеречное зимнее утро «Еленка» успела переделать прорву работы. Воду носила, пол мела, в сенях убрала то, что сама в потемках уронила. Вместе с Любавой складывала готовые пироги в большие берестяные короба. И никак не могла понять, в какой век и страну её занесло. Даже время суток определяла с трудом. Проснувшаяся Надька жрала пироги, сидя на печи и свесив ноги в толстых носках. Рубашка на девке была тонкой и белой, вышивка на подоле отличалась яркостью и шириной. А работнице поесть никто не предлагал, как впрочем, и деду тоже.
Дверь отворилась и с клубами морозного воздуха в избу ворвалась закутанная в шубу женщина. Поверх рогатой шапки был закручен платок и наружу торчал только красный от мороза нос. Женщина освободила лицо от платка, и Ленка обнаружила, что перед ней точная копия школьной завхозихи. Хозяйка бросилась к гостье.
- Ой, Елица! Ты со Жданом едешь нынче? Я готова, а мужики пусть в лес сходят. Кулёма! Дежу и стол приберешь, да ступай дрова пилить, неча попусту сидеть!
- Ты давай живей, а то почти рассвело, - при выходе Елица посмотрела на Лену добрыми коровьими глазами и незаметно сунула что-то в руку, выразительно подмигнув при этом. В сенях девушка рассмотрела, что в руках у неё булка.
«Раз выдали тайно, значит, и потребить стоит втихушку»,- справедливо решила Лена, и булка недолго мучилась. В избе девушка решила попробовать по-хорошему, все сделать что велено, может и перестанет хозяйка вытупать? Отмыла доски, стол и кадушку от теста, все выскоблила, слила воду в ведро и чуть снова не опростоволосилась. На улице дед едва успел перехватить ведро.
- Ты куды ж вылить хотела! Это корове! – и унес ведро в пристройку к избе.
Потом сели с дедом пить чай, в горшке была напарена мешанина из листьев смородины, ягод и корней, но пахло приятно и на вкус питье оказалось вполне сносно. Лена достала с припечка блюдо с пирожками. Пешок, воровато оглядываясь, оставил по паре штук, а остальное убрал. Оба не заметили, как Надька выглянула с печки и надула губы. После обе девки снаряжались на улицу. Надька к подруге в гости, а Лена – дрова пилить. Неженка одевалась первой, шуршала за печкой, как мышь. Спортсменка и активистка подглядывала, удивляясь увиденному. Надежда одела поверх тонкой рубашки еще одну, потолще, растопырилась и ловко подхватила заднюю часть подола, протянула край рубашек между ног и спереди подоткнула под поясок. Получились штаны на манер вьетнамских. Два сарафана, душегрейка, длинные вязаные гольфы, платок и шапка, шуба на лисьем меху – девка была похожа на копешку, но мороза не боялась в таком наряде!
Лена потом проделала то же самое, только пояска не нашла и приспособила веревочку на талию. Носки ей видно тоже не полагались, но с грехом пополам завернула ступни в лоскуты пестряди и обула подшитые валенки, выбрала на вешалке у дверей шубу подлиннее, замотала на голову дыроватую шаленку.
- Дед, а у меня подруги есть? – выведывала у Пешка.
- Так были ране.
- А теперь где?
- Так замуж повыходили, они ж городищенские все.
- Это как городищенские?
- Так в городище живут, мы тоже прежде там жили.
По тому, как горестно дед замолчал, стало понятно, что была до этой жизни другая, лучше и веселее, но что-то случилось. Не стала печалить старика, решила спросить про иное.
- А городище как зовется?
- Медвежье. Князь у нас медвежьего роду, знатный мужик, и бояре у него башковитые. Главный-то боярин Путимир. До этого разные князья были. Я вот помню Лиховида, Хруля, Бровку. Потом Беспал был, ох и шебутной мужик! А теперь ничего, потише будет.
- Дед, а за кого подруги замуж вышли?
- Так Анея одна в другое городище уехала с купцом, Заяц его кличут. Чернава, которая Липкова дочь, за мельника вышла. Злату кузнецу отдали, она там весь дом держит, сама кует, сама в повозке ездит, даром, что баба. Только кузнецы и взяли рыжую, другие-то и сватов слать боялись, не девка, гроза! Вторая Анея невестится пока. А у воеводы дочка сама замуж нейдет, все ищет жениха. Веселина то, Новикова дочка, самая твоя подруга и есть.
- Новикова? – повторяла вслед за дедом Лена.
- Ну, отец у ней Новик! Стало быть, она - Новикова дочь.
- Дед, а татары нас не беспокоят или половцы? – вспоминая школьный курс истории, задала очередной вопрос девушка.
- Окстись, дочка! В такую тайгу отродясь никакие бусурмане не захаживали, окромя волков и Любки бояться некого.
«Жесть! Времена древние, а девчонки все равно и здесь есть. Вот бы увидеть!» - лихорадочно думала Ленка, дергая тупую пилу на пару с дедом.
Несколько чурок они успели отпилить, и за дедом пришел сосед, в лес идти. Когда девушка услышала, как зовут мужа Елицы сил у неё не осталось, от смеха упала в сугроб за домом и чуть снегом не подавилась. Вот же имечко выбрали – Петун! Следом приперся ещё один дедок, и опять Кулемина валялась в сугробе. Этого старикана, отличающегося от Василия Данилыча только бородой, величали просто Вас, а отец у него был Давило. Выходит Вас Давилыч!
«Ну, ржач! Петун и Вас Давилыч! Нужно срочно пресс качать, а то с непривычки от смеха живот болит», - резонно рассудила девушка, и пошла проводить деда до калитки.
- Мы недалеко, дочка. Кулёмки проверим и вернемся.
- Чё проверите? – Лена уже стала привыкать к новой речи и сама не заметила, что стала говорить схоже с другими.
- Да загородки на зверя, можа горностай попадется али соболюшка. Все прибыток в дом.
Когда дед вернулся, в избе стоял рев и крик. Бабы ругались. Терпению Кулеминой пришел конец, и вот почему.
Приехавшая с торга Любава обнаружила чистую дежу. Кто бы знал, что кусок теста надобно сохранить, размочить в воде и снова замесить жидкое тесто на опару? Когда человек привык, что сухие дрожжи продают в любом ларьке, да и тесто продают, кому в голову взбредет опару ставить? Тетка орала, что её разорили и по миру пустили. Масла в огонь подлила Надька, которая пожалобилась, как её объедали сегодня.
- Маманя, они с дедом пироги трескали, а мне и не оставили!
- Да мы взяли несколько штук, - пыталась оправдываться Лена.
- Ишь, чё удумала! Тебе и хлеб не за что давать, не тока пироги! – вопила Любка и по привычке вцепилась в волосы падчерицы.
Но не тут-то было. Девушка совершенно рефлекторно выставила локоть, о который пузом угодила мачеха. Удар был болезненным и неожиданным, тетка отскочила, наступила на подол длинного теплого сарафана и шмякнулась на задницу. Дочка кинулась спасать мамку, но вовремя выставленная нога в большом валенке отправила её в объятия к родительнице. От испуга, что покорная, работящая девка превратилась в драчунью, обе выли в голос.
С приходом старика Любка осмелела и выперла Лену на улицу, а сама осталась плакаться на тяжкую долю.
- Иди к соседям, проси опару, можа кто и подаст, - напутствовала она девушку.
В сумерках Лена брела по деревне, пока её не окликнул парнишка лет тринадцати.
- Елень! Мамка тебя зовет!
- Ты пошто бродишь? Проходи! – заботилась о ней Елица, потащила к столу. – Ешь скорее, пока твоя захребетница не явилась.
Кулемина хлебала из глиняной чашки горячее варево и между глотками рассказала, что опару вылила корове. Соседка горестно вздыхала, достала с печи горшок с опарой, тут же замесила колобок покрепче и завернула в холстинку.
- Зачем же дед на такой женился? – спросила девушка.
- Как твоя мать померла, так он печалился шибко. Тут Любка и подвернулась. Мужик у ней в острог попал навечно, а дом за долги забрали. Вот она и подластилась к Пешку, уговорила его из городища съехать, дом продать. Дескать, о жене прежней не поминать чтобы, а сама избу купила, а остатние денежки прибрала.
- За что муж в острог? - удивилась Лена.
- Это Гуща-то? На дороге разбоем промышлял, обозы грабил. Ты иди, родимая, а то опять тебя бранить будут.
У самых дверей Ленка вспомнила, что её так интересовало весь день.
- Подруги мои замуж повышли, а меня никто не сватает что ли?
- Эх, девка! Без приданого не каждый возьмет, да не в том дело. Не отдает тебя тетка, работницу ей жалко пустить в другой дом. Я бы тебе нашла жениха убегом, да боязно, вдруг тоже разбойник попадется?
- Как это убегом?
- Ну, сбечь из дому по тишку и взамуж в другую деревню! Чтоб Любка не дотумкалась!
- Я подумаю.
- Вот и умница!
- А чего Надька замуж не идет?
- Да кто ж в своем уме такую ленивицу замуж возьмет. Да ещё со здрешной мамкой знаться не хотят. За приданое все одно жениха найдут, Надька не пропадет, мужика только жалко, который её за себя примет.
«Так. Подводим итоги. Я – падчерица, у меня мачеха. Приданое зажали, замуж не пускают. Деда запилили, на него никакой надежды нет. Где-то я этот расклад слышала. То ли в сказке какой, то ли в школе на литре читала. Зима, мороз. А в сказках всегда подчерицы в разборки попадают, то пряжу прядут, то перину Деду Морозу выбивают, а то вообще в колодец головой. Не хотелось бы! Значит нужно на всякий случай приготовиться!»
матушка-лень вперед меня родилась... 
