* * *
И потом потянулись долгие часы ожидания, натянутыми нервами обернувшись в дни.
Бессонные ночи, нелепые мысли, молчание в коридорах школы, бездумные ответы на уроках, тихое постукивание мячом, но уже без него – это стало обыденным, это стало ее настоящим.
Лена тревожно, словно не находя себе места, как загнанный зверек, носилась по комнате, не в силах сидеть на месте. Казалось, что только дед видит ее насквозь, иначе как объяснить тот факт, что он даже не пытался заговорить с ней, не спрашивал, что случилось, не задавал нелепых вопросов, типа как дела, а просто, вроде беспристрастно, разговаривал на обыденные темы, но в его глазах можно было прочесть и смешанное сожаление, и понимание, и заботу…
Где-то там была война за завод.
Где-то там людей брали в заложники.
Где-то там, совсем близко к этому ужасному месту, был он.
Вечерние новости стали уже привычной единственной телепередачей.
Магнитофон на столе припал тонким слоем пыли, а ведь раньше из него по всей комнате разносилась музыка. Плеер в ящике стола лежал меж тетрадями с запутавшимися проводами от наушников. Теперь она ходила в школу, погрузившись не в мелодичные произведения, а в собственные размышления и утреннюю тишину…
Гитара стояла где-то в углу рядом с баскетбольным мячиком. И только этот круглый предмет такого оптимистического оранжевого цвета изредка отбивал ритмы о бетонную стенку, забывая, что с другой стороны соседская кухня. Странно, что соседи еще не проходили жаловаться… А даже если бы и явились выяснять причину этого беспочвенного шума, ей до этого нет никакого дела.
Зато мобильный телефон всегда находился под рукой. Даже в душ она ходила с этим чудом современной технологии.
Очередные смс-ки словно снимали тяжелый груз с души, тянувший в бездну мрака…
Но когда их количество изо дня в день стало уменьшаться…
Невыспавшаяся, бледная, она была похожа на приведение, неуспокоенную душу. На душе было тяжело, словно камень, висевший там, вдруг увеличился в своих размерах, грозя разорвать сердце в клочки. И нет теперь спасения в виде сообщений…
Порой ей казалось, что она сходит с ума.
«Наверное, я сойду с ума, если еще это не сделала.
И вот он результат: я не могу с тобой, не могу без тебя…»
А, возможно, так оно и было. Может не зря именно она поет эту песню?
Лена не находила себе места. По вечерам смотрела в небо, надеясь увидеть хоть там благую весть о Викторе… Его имя означает Победитель. Так что надо отбросить все предчувствия и верить в него! Но словами это сделать легко, а вот на практике…
А часто девушка просто просматривала газеты, надеясь найти хоть что-нибудь, что сможет ее если не успокоить, то хоть развеселить... Совсем чуть-чуть…
Ей было трудно.
Ей казалось, что продолжения уже не будет… никогда… Она снова сидит на кухне, она опять смотрит в бездонное небо, полное блеклых мерцающих огоньков, называющихся звездами. Она шепчет то, о чем не говорят вслух. То, о чем не рассказывают даже самым близким друзьям. То, о чем никогда не узнает даже мама. То, о чем не узнает никто и никогда... Никогда... Какое это страшное слово. Оно похоже на беззвездное небо безлунной ночью. Такое же беспросветное, тяжелое и необъятное. Но сегодня небо совсем не такое – все просто усыпано звездами, они светятся, играют, мерцают, сводят с ума... И все же, слово «никогда» не дает ей покоя. Оно так и вертится на языке, будоражит туман ее мыслей...
«Ты знаешь, ты говорил, что любишь меня, что я – смысл твоей жизни, а я отвечала тебе тем же… но только в своих снах… в другой параллельной реальности…»
Прошлое… оно неумолимо преследует ее… даже здесь, высоко над городом, где чувства должны отдаваться бушующему, пронизывающему ветру… но ей не холодно, она просто не чувствует холода… она просто стоит на балконе в легкой маечке и шортиках, отдавшись на растерзание этому ночному ветру, уже прохладному, даже с каким-то морозцем, который отдается инеем в самом сердце…
Иногда хочется, чтобы было семь жизней, как и семь дорог, чтобы не стоять на перекрестке, на распутье, и не думать куда идти, куда свернуть... Но нам дана лишь одна жизнь. И дорогу мы выбираем сами, без чьей-либо помощи. Мы строим ее с маленьких кусочков, с легких, невесомых детских паззлов. И когда не досчитываемся хоть одной частички, дорога разрушается, уходит с-под ног крутым обрывом…
А наши мечты… Для них есть отведенное место в нашем сердце. Такая маленькая беззащитная частичка счастья борется с сильной безысходностью...
И тогда встречаются мечты и реальность. Дорога делает крутой спуск и возвышается резко ввысь. И ты не знаешь, что лучше: падать тяжелым камнем вниз или подниматься невесомым телом вверх…
* * *
Никогда, никогда, никогда… Это слово меня преследует! Никогда… Никогда – как это, спросите вы? Что же ответить? Как охарактеризовать это слово, навеивающие холод одиночества, тоску безразличия, грусть происходящего, тревогу будущих событий, печаль, просто печаль жизни… Никогда… Семь букв, способных причинить боль… Нет, не физическую, ее можно вылечить, а душевную, от которой, увы, лекарств еще не изобрели… Разве что переступить тонкую черту, отделяющую два миры – мир Жизни и мир Смерти… Но второй кажется чем-то неизведанным, пустым – страх затмевает разум и ты боишься туда попасть, хватаешься за последнюю тонкую соломинку жизни, которая очень часто ломается в самый неподходящий момент – и тогда ты летишь сквозь бездну тьмы. Но куда попадешь – неизвестно… На небо, к звездам, в рай – так ответит любой ребенок, но что происходит на самом деле? Неизвестно, равно как и сама смерть… А жизнь? Что это? Пустое слово? Конечно, нет… Это тоже загадка. Но эта тайна не такая страшная, как смерть, эта тайна навеивает надежду… Глупо наивно полагать, что Жизнь – это Свет, а Смерть – Тьма. И Жизнь, и Смерть – две составляющие ланки одного целого, чего-то возвышенного, чего-то, что простому смертному не понять. Высший разум, именно высший, ограничивает человека, не дает ему возможности свободного действия. А ведь если здраво мыслить, не зря же животные рискуют жизнью за своих детей. Так почему люди так боятся того неизвестного под жутким словом Смерть? Может, здесь ничего страшного нет? Как узнать, как понять…
«Я никогда не плакала в подушку, когда тебя не было рядом»…
Но я так часто не могла заснуть, когда не знала где ты. Я долго-долго лежала и смотрела то на причудливую игру теней на потолке, то на медленный, словно нереальный, бег стрелок моих настольных часов. Я могла лежать так до утра, пока серая рассветная дымка не приносила мне беспокойный сон...
«Я никогда не писала тебе писем»...
Нет, не электронных. Таких я написала тебя целую кучу. Я говорю о настоящих. Те маленькие записочки тоже не в счет. Я не писала именно тех писем, что влюбленные девушки (или женщины) пишут на конвертах музыкальных пластинок, на салфетках в уютных кафе, что рассыпаны вдоль широких бульваров и узких, почти средневековых, улочек. Пишут на бумаге, которая обязательно должна пахнуть их духами... Пишут тонким, каллиграфическим почерком, острым кончиком перьевой ручки, губной помадой, пишут всем своим сердцем, оставляя чуть заметные следы чистых, как и их чувства, слез…
«Я никогда не звонила тебе по ночам, не звала приехать, не умоляла дрожащим от слез голосом»...
Зато я рисовала тебя. Медленно, с наслаждением выводя каждую твою черточку на запотевшем от дождя стекле. И ты становился ближе. Ты фактически приходил ко мне в гости… Просто был с другой стороны комнаты, разделенной прозрачной стеной.
И ты был так близко… И я так сильно тебя любила… Но… между нами стеклянная стена… Возможно, это было нашим началом… Началом, которое казалось беззаботным сном. Но стоило проснуться – и все исчезало, оставляя за собой пустоту…
«Я никогда не говорила тебе те самые заветные три слова: «Я люблю тебя»…
Ведь слова ничего не значили по сравнению с тем, как я дрожала в твоих руках, как я смотрела в океан твоих глаз, окунаясь в них, растворяясь в них без остатка…
Я просто не могла – слова сами собой застревали у меня в горле, когда я смотрела в омут твоих бездонных глаз, когда не могла уснуть, окутанная темнотой и одиночеством ночи, когда писала тебе письма и сообщения. Я просто не верила... Не верила себе…
И корила себя за пустые попытки. Некоторые из которых были сном… Сказочным, волшебным, чудесным, но сном… Но все же ты тогда улыбался… Не знаю, может ты и слышал мои признания… Но все-таки мне хотелось бы сказать тебе эти слова, глядя в твои глаза. Серо-зелеными в небесно-голубые…
...А теперь мне так хочется сказать тебе эти три слова. Сказать их тихим, только тебе слышным шепотом. Сказать так, чтобы ты поверил. Так, чтобы ты вернулся... Тихим шорохом осенних листьев, их разноцветным вальсом, прощальными криками улетающих к югу уток, блюзом серебряных струн дождя, вечерними прогулками в парках, увядающей красотой человеческой любви...
Комментируем!
