Сериалы онлайн

— О ком ты, папа?
— О Мэри Роуз, той самой, которой ты не более двух часов назад несла чай. Послушай, Мегги, она попала в беду. Большую беду. Скорее говори, где она.
Но Мегги упрямо сжала губы, шагнула к отцу и, обхватив его руками, спрятала лицо у него на груди.
— Папа, я так боюсь… Честное слово, я сама собиралась прийти к тебе! Она ужасно больна, трясется в ознобе и к тому же вся исцарапана и в синяках. Страшно смотреть! По моему, у нее жар, а я не знаю, что делать. Пожалуйста, папа, не дай ей умереть, пожалуйста!
Эдисон обнял дочь, чмокнул в макушку и тихо сказал:
— Все будет хорошо, милая. Я не позволю, чтобы с Мэри Роуз что нибудь случилось. Верь мне. Куда ты ее поместила?
— Помогла добраться до твоей спальни, папа. Услышала крики сэра Лайона и скорее побежала сюда, чтобы увести ее. Паудер сидел у входа, так что в спальне точно никого не было. По моему, он уже успел привести в порядок все твои галстуки, — Наверное. Во всяком случае, он опять дремлет на своем стуле — Он сжал ее плечи. — Так ты отвела ее в мою спальню? Почему именно туда?
— Я знала, что сэр Лайон не посмеет сунуться в хозяйские покои, папа.
Почувствовав, как дрожит дочь, Эдисон стал гладить ее по спине, пока девочка не успокоилась.
— Я не позволил бы сэру Лайону совать нос во все углы. Это не его дом. Все равно ты молодец, Мегги. А теперь нужно сделать вот что…
Эдисон осторожно приоткрыл дверь в спальню. В комнате было тепло, в камине горел яркий огонь. Должно быть, это дело рук Мегги. Да, малышка потрудилась на славу! Бесшумно ступая, он подошел к кровати и взглянул на Мэри Роуз. Волосы, все еще влажные и спутанные, казавшиеся красными, как кровь на белой ткани, разметались по подушке. Лицо неестественно разрумянилось. Мегги права: у нее лихорадка. Он на мгновение прикрыл глаза, представив, как беспомощную девушку уносит неукротимый поток. И камни, острые, твердые, безжалостные, от которых нельзя спрятаться. Присев на кровать, он легонько похлопал Мэри Роуз по щекам, покрытым уродливыми синяками. Да она вся пылает! И никак не реагирует на его прикосновение!
— Мэри Роуз, очнитесь. Поговорите со мной. Я никому не позволю вас обижать. Ну же, Мэри Роуз, откройте глаза.
Она застонала, тихо, как раненое животное. Эдисон откинул одеяло и улыбнулся. Мегги ухитрилась напялить на нее одну из его ночных рубашек. Эдисон положил руку на ее грудь. Сердце билось медленно, но ровно. Он выпрямился и только сейчас заметил ее исцарапанные, покрытые засохшей кровью руки. Что ж, видно, она нашла единственный выход. Помочь ей было некому. Он стянул рубашку до талии и тихо ахнул. Живот, плечи, ребра девушки покрывали синяки — ярко зеленые, желтые, фиолетовые. Синяки и порезы. Десятки порезов, неглубоких, но кровоточащих. Эдисон, служитель Божий, которому не подобало осуждать людские поступки, вновь представил, как она борется с течением, и ощутил не только леденящий страх, но и гнев. Объектом его гнева был человек, который довел ее до такого состояния.
Что делать? У миссис Макфардл наверняка имеется какая нибудь целебная мазь, которую можно наложить на царапины, после того как Мэри Роуз искупается. Нет, не стоит впутывать в это экономку. Он не хочет, чтобы она узнала о девушке. Вряд ли старухе понравится, что с незаконнорожденной обращаются как с королевой. Он чуть сильнее прижал ладонь к груди раненой, пытаясь ощутить биение сердца. И не смог совладать с собой. В этот момент он смотрел на нее, как мужчина на женщину, невольно отмечая, как изящно она сложена, какие у нее совершенные груди, как бела кожа. Пальцы его сжали упругий холмик, но он тут же опомнился и отдернул руку. Нельзя! Он не должен. Он не позволит себе уподобиться человеку, который ее преследовал! К тому же девушка больна. Услышав негромкий стук, Тайсон поспешно натянул рубашку на плечи Мэри Роуз и накрыл ее одеялом. На пороге стояла Мегги с тазиком горячей воды, салфетками, перекинутыми через руку, и пузырьком какого то бальзама.
— Превосходно, дорогая. Как тебе удалось выманить снадобье у миссис Макфардл?
— Пришлось соврать. Поскольку она не знает меня так хорошо, как ты, то сразу поверила, когда я сказала, что ты порезал руку.
— Все правильно. А теперь возвращайся к себе. — Папа, позволь мне помочь. Ведь Мэри Роуз… — Что ты хочешь этим сказать?
Мегги посмотрела на молодую женщину, лежавшую в полуобмороке на отцовской постели.
— Видишь ли, — начала она запинаясь, — она очень одинока, хоть и живет в доме, где полно людей. Но по моему, у нее нет друзей. Она всем безразлична, даже своей матери. Мне очень ее жаль. Она нуждается во мне.
«Как и я», — подумал Эдисон, улыбаясь своей необыкновенной дочери.
— Обещаю, что позабочусь о ней, — шепнул он, погладив девочку по щеке. — Пока ни одна живая душа не должна знать, что Мэри Роуз здесь. Если кто нибудь будет меня спрашивать, скажи, что я неважно себя чувствую и решил полежать. Иди вниз и отгоняй от спальни всех, кому вздумается меня навестить. Давай, милая.
— Ты позовешь меня, если ей станет хуже?
— Обязательно. Обещаю.
Дождавшись, пока Мегги выйдет из комнаты, Эдисон запер дверь и снова подошел к кровати. Он никогда не ухаживал за больными, если не считать собственных детей. После смерти их матери ему приходилось укачивать малышей, отгонять чудовищ, когда дети бредили, вытирать горящие от жара лбы, держать голову, если кого то рвало, растирать животики, когда начинались колики. Но Мэри Роуз не дитя. Она взрослая женщина, но не его супруга. Однако выбора нет. Либо он возьмет на себя роль сиделки, либо придется во всем признаться миссис Макфардл, а этого, разумеется, делать нельзя. Эдисон вспомнил, что, когда Мэри Роуз повредила щиколотку, экономка отказалась ей помочь только потому, что считала, будто девушке не место в гостиной Килдрамми, в обществе приличных людей.
— Значит, Мэри Роуз, — произнес он вслух, — я единственный, кто у тебя есть.
Он бесцеремонно раздел ее, осмотрел, обмыл теплой водой и стал втирать бальзам, пахнущий сосной и лавандой, в каждую царапину, ссадину и порез. Нет, он не разрешит себе думать о ее белоснежном теле, о мягкой, нежной плоти. Увидев, что девушку снова бьет озноб, Эдисон поскорее натянул на нее рубашку, разгладил складки и навалил поверх несколько одеял. Потом постарался привести в порядок все еще влажные волосы. Лицо Мэри Роуз тоже было изуродовано. Он положил руку на ее лоб. Прохладный. Хоть бы температура не поднялась снова! Эдисон подкинул дров в камин, выдвинул огромное кожаное кресло, сделанное не менее двухсот лет назад, зажег свечи в канделябре, взял недочитанный томик Шекспира и устроился рядом с кроватью.
— Не понимаю, зачем я тебе. Ты хотел Донателлу. Почему я? Почему сейчас?
Он едва не уронил книгу.
— Мэри Роуз! Ты очнулась…
Он рано обрадовался. Она заметалась, пытаясь сбросить одеяла, но они оказались чересчур тяжелыми.
— Я не хочу выходить за тебя, неужели ты не понимаешь? Ты бесстыдно ласкал мою мать, и я никогда не стану твоей. Как ты мог? Ведь она моя мать!
— Знаю, — прошептал он, гладя ее волосы, касаясь щек, чтобы немного успокоить больную. — Эриксон больше никогда не напугает тебя, Мэри Роуз. Он и близко не подойдет. Доверься мне. —Она моя мать!
— Да, Мэри Роуз, да. Все в порядке. Я здесь. Она заплакала, обиженно, громко всхлипывая. Хриплые звуки рвались из груди, слезы струились по щекам. Этого Эдисон вынести не мог. Он сел на край кровати, прижал Мэри Роуз к груди и принялся укачивать, гладя ее по голове, согревая дыханием, чтобы даже сквозь забытье она, хоть и смутно, поняла, что ей ничего не грозит. Он вспомнил, как удивился, когда она рассказала ему об Эриксоне и своей матери и призналась, что даже сейчас не уверена, что они не были любовниками. Мать ни словом об этом не обмолвилась. Что ж, вполне понятно.
Даже тогда он хотел обнять ее, утешить, но не имел на это права. Нельзя сказать, что его шокировал рассказ Мэри Роуз. Будучи викарием, он видел столько извращений, случаев насилия, жестокости, что уже ничему не удивлялся. Но ему была ненавистна мысль, что Мэри Роуз видела этих двоих и так жестоко страдала. Кроме того, она была немало смущена собственной откровенностью с почти чужим человеком. Он наклонился, поцеловал ее в висок и едва не подскочил, поняв, что наделал. Осознав, что испытывал, когда его губы коснулись ее кожи. Он не выпустил ее из объятий, просто не смог. Он целовал женщину, которая не была его женой. Вернее, не женщину, а молодую, одинокую, беззащитную девушку. Эдисон закрыл глаза. Он хотел позаботиться о ней, но поцелуй.., он напрасно это сделал. Эдисон тубами снял соленые капля, с ее щек. На этот раз он не целовал ее, просто пробовал слезы на вкус и все крепче прижимал к себе. Она немного успокоилась, прижавшись лицом к его плечу. Дыхание выровнялось. Хоть бы поскорее пришла в себя!
— Мэри Роуз, — прошептал он.
Она снова уснула. Он осторожно уложил ее на спину и медленно поднялся, не спуская с нее глаз. Подумать только, неделю назад он даже не знал о ее существовании! Неужели прошла всего неделя? Эдисону казалось, что он знает Мэри Роуз всю жизнь. Господи, что он говорит! Глупости, все это глупости. Его не интересуют женщины, во всяком случае в этом смысле. Он перестал думать о них уже через три месяца после свадьбы. Нужно прекратить безумство. Он изменяет памяти усопшей жены. Однако Эдисон понимал, что обманывает сам себя. Почему бы не признать правду? После смерти Мелинды Беатрис у него никого не было. Он давно обуздал свое тело и свои желания. И жил в мире с собой до появления Мэри Роуз, шотландки и к тому же незаконнорожденной. Эдисон не привык сыпать проклятиями и сейчас промолчал. Чтобы успокоиться, он подошел к большому закопченному камину и долго смотрел на огонь. Пламя становилось все ниже, пока не рассыпалось на светящиеся оранжевым сиянием угольки. Мэри Роуз. Ему нравилось звучание ее имени, нравилось ощущать его на языке. Господи, что теперь делать?.. Она проснулась среди ночи, потому что снова замерзла — так замерзла, что при каждом вздохе боялась превратиться в льдинки, совсем как та прелестная прозрачная ваза, которая упала с каминной доски и разлетелась на сотни осколков. Теперь вазы нет. И ее не будет. Мэри Роуз старалась лежать неподвижно, но долго не выдержала. Ее трясло так, что стучали зубы. Чем хуже ей становилось, тем яростнее раздирала ее боль. Впивалась в тело все глубже, так что она застонала.
— Все хорошо, Мэри Роуз, Я здесь.
— Эдисон, — прошептала она. — Это в самом деле вы? О Боже, я так рада, что это именно вы! Мне очень плохо. Простите, но я не могу уйти.
— У вас жар. Но не волнуйтесь, мы справимся.
— Очень больно.., это все булыжники и камни.., простите…
— Ничего, я постараюсь вас вылечить. Лежите спокойно и ни о чем не думайте хотя бы минуты три. Вы на это способны?
— Простите.
— Перестаньте повторять одно и то же. И попытайтесь дышать глубже. Я сейчас вернусь.
Прошло немногим более трех минут, когда Эдисон снова появился у постели. Закатав рукава, он зажег канделябр на шесть свечей и поставил его на кроватный столик. Сам же оставался в тени. Мэри Роуз видела только его лицо, мужественное, спокойное, сосредоточенное.
— Сейчас я оботру вас прохладной водой. Так делала моя няня, когда я был маленьким. Сразу снимало лихорадку. Я и сам так лечил своих детей. Но сначала выпейте немного настойки опия, чтобы облегчить боль.
Он помог девушке подняться, и она послушно проглотила сдобренную опием воду.
— Вот и хорошо, — одобрил Эдисон. — Нужно давать вам побольше жидкости.
Он немного помедлил, прежде чем откинуть одеяло. Несколько часов назад, когда он ухаживал за Мэри Роуз, та была без чувств. А теперь?
— Пожалуйста, воспринимайте меня как доктора, хорошо?
— Не могу, — призналась она, дрожа. — Вы Эдисон, а это совсем другое дело, — Знаю, но я не причиню вам зла. Пожалуйста, верьте мне, Мэри Роуз.
— Я верю, — вздохнула она, закрывая глаза. Люди и раньше ему доверяли, и их доверие было для него либо бременем, либо радостью, либо простым выполнением долга. Во всяком случае, он к этому привык, по слова, слетевшие с ее губ, слова, идущие от души, затронули в нем нечто, прежде глубоко запрятанное, теплое и безгранично светлое, чего он давно не испытывал. Такая метаморфоза должна была смертельно напугать его, по этого, к счастью, не произошло.
— Вперед! — бодро скомандовал Эдисон, стаскивая с Мэри Роуз одеяла и осторожно снимая рубашку. Потом он перевернул девушку на живот и принялся водить влажными салфетками по спине, бедрам и ногам до самых ступней. Один ее палец, очевидно, сломанный много лет назад, был чуть искривлен. Эдисон слегка сжал его и продолжал усердно трудиться, чувствуя, как салфетка нагревается от жара ее тела. Сколько раз ему пришлось окунуть ткань в холодную воду? Перевернув Мэри Роуз на спину, он увидел, что ее глаза открыты. Она смотрела на него, не произнося ни слова. Просто смотрела. В ее взгляде не было ни боли, ни страха — только безграничное доверие. Эдисон улыбнулся, расправил салфетку и прижал сначала к груди Мэри Роуз, потому к ее животу. И поспешно опустил веки. Он взрослый человек, а не какой нибудь похотливый мальчишка, и может справиться с чувствами, которые его обуревают. Он умеет держать себя в руках. Он не обесчестит ее и не опозорит себя, позволив плоти восстать и затвердеть в приступе вожделения. Эдисон задался вопросом, почему Господь не поможет ему, и едва не рассмеялся. Зачем Богу утруждать себя такой мелочью, как обычная реакция мужчины на женское тело? Святители, как же прекрасна эта девушка! Нет, он не станет предаваться подобным мыслям. Но противиться не было сил. Как Эдисон ни пытался бороться с собой, все было бесполезно. Островок волос внизу живота Мэри Роуз оказался тоже густо рыжим, чуть темнее, чем на голове. А колени такие округлые, почти скульптурные. Он долго; гораздо дольше, чем было необходимо, задержал взгляд на ее коленях. Он явно поддается ее чарам. Нельзя проявлять слабость! Он взрослый мужчина с сильным характером! Эдисон продолжал растирать больную, пока жар не спал. Слава Богу, лоб остыл. Но тут она прижалась щекой к его ладони, и на миг, совсем короткий миг, он не отнимал руки. Потом стремительно бросился к комоду, извлек еще одну рубашку и надел на Мэри Роуз. Прикрыл ноги, ее стройные белоснежные ноги, закатал рукава, укутал ее в одеяла и поднялся. Она по прежнему смотрела на него.
— Вам лучше?
Удивительно, что она не спит, при том что он влил в нее настойку опия. Какое счастье, что женщина не может прочесть мысли мужчины! Распознать похоть в каждом его движении…
— Спасибо, — слегка заплетающимся языком пробормотала она. — И простите, Эдисон.
— Лежите смирно! — почти грубо крикнул он, но она только улыбнулась.
— Вы впервые выказали нетерпение. Мегги сказала, что сюда приходил мой дядя, но вам не пришлось ему лгать, поскольку вы не знали, что я действительно в замке. Правда, Мегги поспешила перевести меня в ваши покои — боялась, что в ее комнату могут ворваться. Каждый считает возможным войти к ребенку без стука, но к лэрду никто не осмелится заглянуть. Поэтому я у вас. Изви…
Эдисон только отмахнулся.
— Да, сэр Лайон был крайне расстроен, узнав, что вас нет. Ему известно, что вы не утонули, потому что Эриксон искал вас, пока не увидел, что вашей кобылы нет. Сэр Лайон заверил меня, что речка слишком мелка и вам ничего не грозит. Значит, вы поехали домой и поняли, что Макфайл уже там?
— Да. Я видела его лошадь и не знала, куда податься. Честное слово, я вовсе не намеревалась отправляться в Килдрамми, но Роза сама поскакала к вашим воротам! Во дворе я столкнулась с Мегги. Она и привела меня сюда. Черным ходом, чтобы Паудер не заметил. Мэри Роуз улыбнулась.
— Я всегда удивлялась, как это Паудера не покрыло пылью. По моему, он никогда не встает со стула.
— Он действительно целыми днями спал, пока не узнал, что у нового лэрда нет камердинера. Видите ли, всю свою жизнь он мечтал стать камердинером и вот получил такую возможность. Теперь он является сюда в самое неподходящее время, чтобы заново уложить мои галстуки и расставить щетки.
Мэри Роуз попыталась рассмеяться, но почувствовала боль в боку.
— Очень милый старичок.
— Да, кажется. И очень гордится собой. Я сказал, что буду обучать его обязанностям камердинера постепенно, чтобы не мешать другим, более важным делам.
— Вы очень добры к нему, Эдисон. Я знаю, вам это не нравится, но я в самом деле прошу прощения за все неприятности, которые вам доставила. Может, к завтрашнему утру я смогу уйти и…
— Да неужели? Хотите покинуть нас? Могу я осведомиться, что вы наденете? Я видел то, что осталось от вашей одежды. Или вы воображаете, что сумеете втиснуться в платье моей дочери?
— Придумаю что нибудь, — пообещала Мэри Роуз, ощутив в его словах легкий сарказм, и надменно вздернула подбородок. Это движение далось ей с большим трудом усталость вновь взяла свое. — Возможно, одолжу что нибудь у миссис Макфардл. О Господи, как же я измучилась!..
— Неудивительно. Вам давно пора спать. Я подлил в воду немалую порцию опия, — сказал Эдисон и, помолчав немного, язвительно осведомился:
— Итак, предположим, вам удалось нарядиться в обноски миссис Макфардл. Куда же вы отправитесь?
Опять он говорит с ней куда резче, чем намеревался. Эдисон увидел, как она сникла, а в глазах промелькнула знакомая беспомощность. Господи, он просто грубое животное!
Он сжал се руку.
— Мэри Роуз, мы что нибудь придумаем. Вы еще недостаточно окрепли, чтобы носить что то, кроме моих ночных рубашек. А сейчас спите и перестаньте кудахтать, как наседка.
— Но…
Он приложил палец к ее губам.
— Тише, тише. Ни о чем не беспокойтесь и спите. Завтра вы почувствуете себя куда лучше. У вас что нибудь болит?
— Уже нет.
Вскоре она уснула, уткнувшись лицом в подушку. Эдисон попытался поудобнее устроиться в мягком кресле. Удалось это далеко не сразу. Он долго ворочался, пока наконец не задремал. Проснулся он со стоном, словно от толчка. Кругом царил полный мрак. Прошло несколько секунд, прежде чем Эдисон осознал, что разбудил его кошмар, такой живой и пугающий, что викарий долго не мог отдышаться, даже после того как вскочил и принялся ходить взад и вперед. Голова все еще кружилась От пережитого во сне ужаса. Кое как успокоившись, он понял, что замерз. Пришлось разводить огонь. Он зажег свечу, подошел к кровати и потрогал лоб девушки. Слава Богу, холодный. И сама она даже не пошевелилась. Что означает этот злосчастный сон? Все, что он мог припомнить, — женский вопль, а потом мужской голос, слабый, запинающийся, затихающий, и ощущение, что смерть здесь, совсем рядом, неумолимая, безжалостная, и он тоже тут как часть всего окружающего, некая тень, намек. И вдруг все кончилось так же внезапно, как началось. Эдисон ничего не понимал. Только страх по прежнему жил в нем. Стелился внутри мрачным туманом. Он сел в кресло, подпер подбородок руками и провел остаток ночи глядя на огонь. Мужской голос.., тот, который он слышал.., принадлежал Йену. Тому, что полгода назад упал со скалы.

Доктор Холси потрепал Мэри Роуз по щеке:
— Ну, вот и все. Улыбнись ка. А потом можешь выругать меня за то мерзкое зелье, что я влил тебе в глотку.
Мэри Роуз послушно улыбнулась. Мать утверждала, что именно этот доктор помог ее дочери появиться на свет.
— Где Эдисон?
— Кто? А, ты о лорде Бартуике. Эдисон.., совсем не шотландское имя. Впрочем, этого следовало ожидать — он ведь англичанин! Он тоже здесь, стоит за моей спиной. По моему, его милость втопчет меня в пол, если я причиню тебе новые страдания. Как ты себя чувствуешь, девочка?
— Как будто меня долго и больно били, — немного подумав, ответила Мэри Роуз.
— Еще бы, — вмешался Эдисон, подойдя ближе и сжимая ее пальцы. — Я уже объяснял вам, доктор, она упала в Горную речку, и течение несло ее, пока ей не удалось схватиться за ветку.
— Ты всегда была сильной и ловкой девчонкой, Мэри Роуз. Кстати, у тебя под глазом синяк. С ним ты выглядишь настоящим маленьким разбойником, вернее, огненноволосым пиратом. Не хватает только кинжала. А теперь, ваша милость, прошу вас отойти. Я должен осмотреть больную, убедиться, что она ничего себе не сломала и не нуждается в моей острой игле, чтобы зашить раны.
— Я сам все проверил, доктор Холси. Зашивать не придется. Правда, она вся в царапинах, но ничего серьезного. И кости целы. У меня двое мальчишек, так что я привык ко всяким передрягам и сразу могу определить, есть ли перелом. Но кто знает, может, имеются какие нибудь внутренние повреждения.
Доктор Холси близоруко моргнул и выпрямился.
— Вы правы. Всякое бывает. Ну, Мэри Роуз, жар спал и в легких, похоже, чисто. В груди или животе не болит? Скажешь, если при нажатии будет больно.
Доктор не спеша методично ощупал ее с головы до ног, осторожно прикасаясь к самым чувствительным местам.
— Ничего, девочка, все обойдется. Теперь будешь пить мою микстуру, а если станет хуже, я опять тебя навещу, Эдисон проводил доктора до двери. По коридору разносился пронзительный голос миссис Макфардл.
— Ах, доктор Ходси, такого позора еще свет не знал. И все это у меня на глазах! Вообразите, Мэри Роуз в постели лэрда и он самолично за ней ухаживает! А еще именует себя английским викарием! Поделись он со мной, я с самого начала остерегла бы его, сказала бы, что так не годится, что это неприлично. Но он и словом не обмолвился. Ничего хорошего из этого не выйдет, вот увидите.
По мере того как они удалялись, голос тоже затихал, но, к сожалению, Эдисон по прежнему слышал все до единого слова:
— Спускайтесь и выпейте чашечку чая со мной и мистером Паудером. Похоже, он уже проснулся. Только сейчас за что то журил Ардла, который держит вашего коня под уздцы.
Мэри Роуз, судорожно вцепившись в одеяло, вздохнула:
— Вам не следовало приглашать доктора. Теперь всей округе станет известно, что он видел меня в вашей постели и вы даже из комнаты не вышли, когда он меня осматривал. Миссис Макфардл права; мне не следовало приходить сюда.
Эдисон пожал плечами.
— Я предпочту терпеть злословие, чем сознавать, что вы погибли из за моего невежества. Я ведь не врач. Не беспокойтесь, Мэри Роуз. Я так рад, что доктор не обнаружил ничего серьезного! Думаю, вам не повредит кружка сидра, приготовленного миссис Макфардл. Сейчас принесу.
Вернулся он позже, чем рассчитывал, поскольку доктору Холси вздумалось осаждать его расспросами о тонкостях расчистки лесов под пашню, а когда подошел к кровати, оказалось, что Мэри Роуз снова заснула. Эдисон немного постоял над ней. Доктор прав; она и в самом деле напоминает пирата с этим огромным синяком, похожим на черную повязку. Он бережно коснулся ее лба. Кажется, холодный. Часа через два сюда непременно явится сэр Лайон и потребует вернуть ему племянницу. Но тут Эдисон ошибся. Ровно час сорок минут спустя на пороге действительно появился гость, только не сэр Лайон, а Эриксон Макфайл. Тайсон немедленно спустился в гостиную и плотно закрыл за собой дверь. Макфайл стоял у камина в картинной позе, с гордо скрещенными на груди руками. Эдисон вдруг осознал, что сжимает кулаки, и тут же приказал себе успокоиться. Как священник, он непоколебимо верил во всемогущество и сострадание Божье, но при этом, будучи сыном своего отца, во многом походил па братьев. Ни Виталий, ни Алекс не станут прибегать к бессмысленному насилию, если можно обойтись другими методами. Он тоже не из тех, кто совершает необдуманные поступки. Гость шагнул к хозяину и выпалил без предисловий и приветствий:
— Доктор Холси сообщил, что Мэри Роуз здесь. Он сказал, что осмотрел ее и что она серьезно не пострадала: одни синяки и ушибы. Я так беспокоился за нее! Но теперь, думаю, она достаточно оправилась, чтобы вернуться домой, в Велленс Мэнор. Я приехал за ней.
Выслушав эту тираду, Эдисон подошел к диванчику, обитому потертой золотой парчой, и уселся, положив ногу на ногу. Жаль, что ботфорты изрядно потускнели. В последний раз их начищал старый Энгус, еще в Эдинбурге.
Оглядев преследователя Мэри Роуз, он мягко сказал:
— Собственно говоря, вы сэкономили мне кучу времени. Я сам собирался навестить вас, чтобы поговорить о Мэри Роуз.
— Черт возьми, я не приму отказа! — взвился Эриксон. — Немедленно ведите меня к ней, иначе я изобью вас до полусмерти!
Эдисон вопросительно изогнул бровь и учтиво улыбнулся молодому нахалу, лицо которого постепенно наливалось краской. Очевидно, когда он станет старше, физиономия приобретет неприятный кирпичный оттенок, как у всякого, страдающего слишком частым разлитием желчи.
— Можете попытаться, — равнодушно бросил он, пожав плечами"
Эриксон хищно ощерился, вмиг утратив свою Привлекательность.
— Вы еще смеете издеваться? Воображаете, будто можете тягаться со мной? Вы, трусливое создание, а не мужчина, у которого хватает наглости наставлять настоящих мужчин с амвона? Твердить, что они будут прокляты, если не станут пресмыкаться перед вами?
Эдисон неспешно поднялся. Сердце билось чуть сильнее, чем обычно, но, как ни странно, он оставался совершенно спокойным. Тех проклятий, что изрыгал незваный гость, он наслушался уже давно, еще учась в Оксфорде. Да и стоило ли обращать на них внимание? Слова, пусть даже глупые, жестокие, вызванные безрассудным гневом, — всего лишь слова, не более. В этом мире так много бессмысленной злобы.
— Вы любите Мэри Роуз? — неожиданно спросил он, Эриксон остолбенел от неожиданности.
— Господи, да я хочу на ней жениться! Это ли не доказательство?
— Понятно. И чтобы убедить ее в честности ваших намерений и бесконечной привязанности, вы собираетесь ее изнасиловать? Она бросилась в реку, чтобы спастись от вас.
— Будьте вы прокляты, об изнасиловании и речи не было! Вы викарий. Где вам понять женщин? Они на все пойдут, лишь бы увидеть мужчину у своих ног. Мэри Роуз — просто кокетка. Она флиртует, дразнит и готова закатить истерику, желая добиться своего. Все ее отказы, театральные жесты вроде прыжка в эту идиотскую реку — обыкновенный спектакль, дешевая мелодрама. На самом деле она мечтает, чтобы я женился на ней, дал ей подобающее положение, благородное имя. Но довольно! Она уже позабавилась, а теперь выйдет за меня. Я поговорю с ней, и вы увидите, что она изменила свое решение.
— Хорошо, — кивнул Эдисон. — Я отведу вас к ней. Однако буду присутствовать при вашей беседе, так что не пытайтесь ее запугать. И позвольте заметить, что ее безрассудный поступок, который вы считаете девическим кокетством, — скорее свидетельство ее отчаяния. Она готова на все, лишь бы избавиться от вас. Молчите, не возражайте! Она тяжело болела. Я требую, чтобы вы не смели ей угрожать, ясно?
Эриксон злобно уставился на Эдисона. Мало того что он слишком смазлив, так еще и викарий, дьявол его раздери! И смотрит на него, как на жалкого, ничего не стоящего червяка! Хорошо бы подпортить его красивое личико, искривить чересчур прямой нос, чтобы не слишком его задирал. Изуродовать, как ярмарочного шута. Может, тогда Мэри Роуз не захочет его видеть, А что, если девчонка отказывается от него, Эриксона, именно потому, что метит выше? Стремится стать леди Бартуик?
— Почему она явилась сюда, в Килдрамми? — нетерпеливо поинтересовался он.
— Чтобы скрыться от вас. Итак, вы хотите потолковать с ней, убедиться, что она выздоравливает? Даю вам десять минут, не больше. Она должна отдыхать. Бедняжка все еще очень слаба.
Мэри Роуз была не одна. Рядом примостилась Мегги, сжимая руку девушки. Обе крепко спали. При звуках отцовского голоса Мегги встрепенулась, заморгала и откинула волосы со лба.
— Папа, я решила охранять Мэри Роуз, но заснула. С ней все в порядке? О Боже, это, кажется, мистер Макфайл? Почему он здесь?
— Он хочет поговорить с Мэри Роуз, — бесстрастно объяснил Эдисон и, заметив, как дочь насторожилась, невольно усмехнулся.
— Так и быть.., если она проснется. По моему, она вот вот откроет глаза. Он может побеседовать с ней, но только в моем присутствии.
— Что же вы молчите, Макфайл? — осведомился Эдисон, оборачиваясь к гостю, выглядевшему одновременно сбитым с толку и взбешенным.
— Ради всего святого, викарий, она совсем ребенок! Заставьте ее уйти.
— О нет, она сама назначила себя защитницей Мэри Роуз. Кстати, больная действительно просыпается. Стойте на месте, а я сообщу ей, что вы здесь, и постараюсь убедить, что вы не сделаете ей ничего плохого.
Эриксон разразился потоком проклятий, достаточно затейливых, но, по правде говоря, далеко уступавших в красочности лексикону приемышей Алекса, которые были поистине непобедимы, когда дело доходило до словесных баталий. Куда там матросам флота его величества! Словом, Эдисон слышал и не такое.
Он подошел к кровати, улыбнулся девушке и, сжав ей руку, прошептал:
— Не бойтесь, это я. К вам гость, но мы с Мегги даем слово, что он ничем вас не расстроит. Он просто хочет удостовериться, что вы живы и здоровы.
— Я не хочу его видеть. Пожалуйста, Эдисон, он…
Эдисон коснулся пальцем ее губ.
— Пусть скажет, зачем пришел, и убирается.
— Да, — согласилась Мэри Роуз, — вы абсолютно правы. Лучше побыстрее покончить с этим. — Она вздохнула и попросила:
— Можно мне немного воды?
— Уверен, что вы выдержите любое испытание, — подбодрил больную Эдисон, поднося к ее губам стакан с водой. Макфайл начал что то бормотать, но викарий намеренно его игнорировал. Утолив жажду, Мэри Роуз попыталась сесть, и он поспешил подложить ей под спину подушки. Мегги тут же придвинулась ближе и обняла девушку.
Мэри Роуз, съежившись, наблюдала, как Эриксон направляется к ней. В каждом его шаге, в каждом движении угадывались гнев, злость, раздражение не только на нее, но и на хозяев. Как смеет этот чертов англичанин торчать здесь, да еще и девчонке позволил участвовать в беседе!
Похоже, он по прежнему намерен заполучить ее. Неужели все мужчины таковы? Воображают, что имеют право обладать любой женщиной, которая попадется им на глаза! Недаром у Мегги такой вид, будто она набросится на него, стоит ему лишнее слово сказать.
Мэри Роуз ощутила неимоверную благодарность к девочке, угнездившейся у нее под боком.
Эриксон долго молчал, прежде чем заметить;
— У тебя синяк под глазом.
— Да, — кивнула Мэри Роуз, стараясь не улыбаться.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
На миг он словно превратился в человека, которого она знала всю жизнь, который был ее другом…
— Немного тело ломит. Но лихорадка прошла. И тут он опять стал самим собой, хотя и старался говорить спокойно, чуть заискивающе, с легким оттенком упрека, как будто обращался к ребенку.
— Тебе не следовало так поступать, Мэри Роуз. Не успел я оглянуться, как тебя унесло течением. Я едва голову не потерял от страха. Искал тебя повсюду, но так и не смог найти. Подумал, что ты утонула. Только обнаружив, что Роза исчезла, я догадался, что ты в безопасности. Зачем ты бросилась в ледяную воду?
— И не колеблясь повторила бы все с самого начала, если бы пришлось спасаться от тебя, — отчетливо выговорила она.
Глаза Эриксона яростно полыхнули. Больше всего ему хотелось взять ее за плечи, хорошенько встряхнуть, запретить идти ему наперекор. Но он был бессилен. Взглянув на девочку, отчаянно цеплявшуюся за Мэри Роуз, Макфайл процедил сквозь зубы:
— Ты поедешь со мной в Велленс Мэнор?
Мэри Роуз и так была бледна, но в этот момент ее лицо показалось совершенно прозрачным, словно все черты стерлись. Мегги обхватила свою подопечную обеими руками.
Девушка покачала головой.
— Твои тетя, дядя и, конечно, Донателла беспокоятся за тебя. Они обижены на то, что ты не пришла домой, а обратилась к чужим людям.
— А мама?
— Ей ничего не сказали. Твой дядя не хочет ее расстраивать.
— Как я могла вернуться в Велленс Мэнор, когда ты бы оказался там раньше меня? Неужели после того, что ты пытался сделать со мной, ты надеешься, что я добровольно пойду в ловушку? Вернусь в дом, где тебе, возможно, позволят обесчестить меня? Где ты чувствуешь себя совершенно свободно?
— Обесчестить? Да у меня и в мыслях такого не было! Ты ведь знаешь, я не тронул бы ни единого волоска на твоей голове. Я вел себя как истинный джентльмен. Просил твоей руки. Но ты отказала, играла мной, как опытная, прожженная кокетка. Что я должен был думать? Я просто хотел убедить тебя в своей искренности, еще раз объяснить, что хочу жениться, но ты решила наказать меня и нырнула в речку. Надеюсь, теперь все изменится. Как только ты поправишься, мы обвенчаемся. Тебе надо всего лишь принять мое предложение, и мы отправимся домой.
Мэри Роуз на миг закрыла глаза. Что то тут не так. Она повернула голову, всмотрелась в его лицо, но увидела то же, что и минуту назад: уверенного, решившегося на все человека.. — Мой дядя тоже хочет, чтобы я вышла за тебя.
— Да.
— Все это очень странно… Донателла мечтает о тебе. Почему он не желает видеть тебя своим зятем?
— Я сказал ему, что не люблю Донателлу и женюсь только на тебе.
Интересно, станет ли дядя принуждать меня, если я вернусь?
Девчонка таращилась на него, как на сказочное чудовище, хотя явно не понимала, что тут творится. У викария, пропади он пропадом, слегка скучающий вид, но Эриксона не проведешь!
— Забудь своего дядю! Он не имеет к этому ни какого отношения. Никто не собирается ни к чему тебя принуждать. Моя мать очень любит тебя, Мэри Роуз.
— Твоя мать, Эриксон, называет меня не иначе как самонадеянной выскочкой, наглым ублюдком, причем так громко, что слышит вся округа.
— Уверяю тебя, она переменила свое отношение.
— Пожалуйста, уходи, Эриксон, — взмолилась больная. — Когда то мы были друзьями. Жаль, что это время миновало. Пойми, я не желаю тебя видеть. Я вовсе не кокетничаю, не веду тонкую игру. Я вообще не хочу ни за кого выходить замуж. И с тобой не поеду. Обидно, что дяде Лайону нельзя доверять. Прощай, Эриксон.
Макфайл сжал кулаки, заметив, что девочка готова едва ли не своим телом прикрыть Мэри Роуз, и вдруг расхохотался. Его смех звонким эхом отдался под потолком.
— Прекрасно, — одобрил Эдисон. — Смеющийся человек вряд ли отважится на скандал.
Эриксон устремился было к выходу, но на полпути небрежно бросил:
— Я еще вернусь, Мэри Роуз.
Она ничего не ответила. Эриксон, не глядя, потянул за ручку и распахнул дверь, едва не сбив с ног Паудера.
— Смотри, болван, куда идешь!
— Галстуки, — объявил Паудер. — Я должен позаботиться о галстуках его светлости. Уже почти усвоил, как их правильно складывать. Я ведь ученик камердинера.
Эриксон ошеломленно воззрился на великовозрастного «ученика», которого знал едва ли не с пеленок.
— Ты, Паудер? Понятно. Галстуки, значит, — пробормотал он и, не прощаясь, направился к лестнице. Ну и что прикажете теперь делать?!

Мэри Роуз доедала последнюю ложку пересоленного куриного бульона, когда в комнату ворвалась запыхавшаяся Мегги.
— Ни за что не угадаешь, кто к нам приехал, папа! Тетя Кэтрин и дядя Колин!
Улыбающаяся Кэтрин ступила в чересчур большую, чересчур темную, мрачную спальню, которую много лет не оживляло присутствие женщины, и сразу заметила курчавые рыжие волосы, невероятно зеленые глаза и бледное, покрытое синяками лицо незнакомой девушки. Интересно, кто она такая и откуда взялась? Немного поразмыслив, но так и не придя ни к какому выводу, Кэтрин объявила, ни к кому в особенности не обращаясь, в том числе к брату, который только что закончил разводить огонь в камине и встал, вытирая руки, явно удивленный неожиданным появлением сестры:
— Я бы приехала раньше, но Жемчужная Джейн не удосужилась точно объяснить мне, где именно начались неприятности и в чем они заключаются, вплоть до вчерашней ночи, когда мы с Колином устроились в постели и.., впрочем, не важно. Пришлось долго убеждать Колина, что это не какой то дурацкий сон, вызванный чересчур пылкими.., забудьте и это. Не имеет ровно никакого значения. Колин, разумеется, упрямее осла, как всякий мужчина, но в конце концов внял голосу разума.
С этими словами Кэтрин подбежала к Эдисону, раскрывшему ей объятия, и бросилась ему на шею.
— Кэтрин, — сказал он, целуя ее и чуть отстраняя, чтобы получше рассмотреть, — ты прекрасно знаешь, что я не верю в призраков. Даже в твою Жемчужную Джейн. А теперь объясни, только не приукрашивая факты, почему ты посчитала нужным явиться в Килдрамми и притащить с собой Колина?
— Конечно, дорогой, но сначала поведай, кто это.
— — Тетя Кэтрин, она Мэри Роуз. Видишь, волосы у нее такие же красивые, как у тети Лены.
— Верно, — подал голос Колин, выступая вперед и энергично пожимая руку шурину. — Ты права. Вижу, что вы сильно ушиблись. Я Колин Кинросс, тот самый упрямый муж. Что здесь творится? Я ни на секунду не поверил Кэтрин.., ну разве что на два три мгновения, не больше. Но она так тревожилась, с таким жаром утверждала, что у Эдисона не все ладно, что я согласился приехать. Прошу извинить за вторжение. Эдисон, если наше появление неуместно, мы оставим тебя в покое. Хотя, похоже, моя женушка права здесь что то неладно.
— Вы очень вовремя! — заверил Эдисон. — Поможете Мегги защищать Мэри Роуз от Эриксона Макфайла.
— — Господи! — всполошилась Кэтрин, бросаясь к Мэри Роуз и кладя прохладную руку ей на лоб. — Так я и знала! Эриксон Макфайл.., это не тот человек, который галопом вылетел из замка и при этом выглядел так, словно готов разорвать на куски всех и вся?
Мэри Роуз громко охнула.
— Бог с ним, — отмахнулся Эдисон. — Он наконец понял, что проиграл. Пусть отныне срывает злость на ком угодно.
— Теперь, когда мы вместе, с вами ничего плохого не случится, — заверила Кэтрин, улыбаясь молодой девушке с глазами самого поразительного оттенка, какой ей когда либо доводилось видеть. — Правда, поскольку Эдисон здесь, в нас особой необходимости нет, но…
Ее речь прервали громкий стук в дверь и хриплый кашель. Обернувшись, Эдисон увидел миссис Гриффин, стоявшую на пороге подбоченившись.
— Эдин, моя дражайшая сестра, — учтиво попросил он, — молю тебя, не уходи. Боюсь, что с этой бедой мне в одиночку не справиться. Помоги! Мне необходимо подкрепление.
Миссис Гриффин, не обращая на него внимания и яростно размахивая палкой, ворвалась в спальню.
— Глазам своим не верю! Просто невероятно! В этой постели, сэр, привились на свет многие поколения Бартуиков — и в ней же умерли, в основном по причине преклонного возраста. Только взгляните на нее: устроилась на мягкой перине, как у себя дома! Словно она здесь госпожа, жена лэрда! Незаконнорожденная девка. Ей тут не место! Кстати, у меня вопрос… — Миссис Гриффин выпрямилась и выпятила необъятную грудь. — Что она делает в вашей спальне и вашей постели, милорд?
Эдисону частенько везло благодаря пресловутой удачливости Абдуловых, но на этот раз капризная госпожа Удача, похоже, покинула его. В комнате было полно народу, а бедняжка Мэри Роуз выглядела так, словно вот вот испустит дух. Подумать только, старая фурия смеет оскорблять ни в чем не повинную девушку!
Задыхаясь от гнева, Эдисон, однако, нащел в себе силы вежливо осведомиться:
— Мистер Гриффин, где вы? Предполагаю, что вы прячетесь за спиной супруги, но отчего же я вас не вижу? — Я действительно здесь. Мы приехали узнать, что тут происходит.
— Довольно невразумительное объяснение, — усмехнулся Эдисон. — Но прежде чем вы снова изволите нас покинуть, убедитесь сами, что Мэри Роуз попала в беду. Она еще не оправилась от ран и ушибов. Вот и все, что тут происходит. Во всяком случае, ваше покровительство нам не требуется. Надеюсь, карета все еще стоит перед дверями замка?
— Грубость джентльмену не к лицу, даже если он англичанин и к тому же викарий, — прошипела миссис Гриффин. — И потом, мне не все ясно. Кто эти люди? Натащили сюда еще больше англичан, чтобы нас изводить?
Колин окинул взглядом женщину с тонкими усиками на верхней губе, ее мужа, стоявшего за женой, принял горделивую позу и величественно объявил:
— Мэм, я лорд Ашбернем, шотландец до мозга костей, настолько, что ношу плед даже в постели и предаюсь мечтам на шотландском, а не английском или итальянском. Какого черта вы сюда вломились?
К неимоверному удивлению Эдисона, миссис Гриффин почтительно присела в реверансе, но мгновенно разрушила впечатление благопристойности, открыв рот:
— Я, естественно, миссис Гриффин, милорд. Здесь почти мой родной дом. Я так часто гостила в Килдрамми, что одно время даже подумывала выйти за старика Тайронна, чтобы спать в этой кровати. К сожалению, мистер Гриффин тогда еще был жив, как, впрочем, и сейчас. Бедняга Тайронна нуждался в наследниках, а я уже достигла такого возраста, что об этом не могло быть и речи. Я примчалась на помощь, поскольку без меня тут разразится настоящая катастрофа. Но я.., мы все решим. Прежде всего немедленно уберите отсюда девчонку, Эдисон усилием воли заставил себя сдержаться, хотя ему хотелось броситься к миссис Гриффин и швырнуть ей в лицо чем нибудь потяжелее или выкинуть мерзавку из окна, если только она туда пролезет, в чем он сильно сомневался.
— Жемчужная Джейн не упоминала о вас, миссис Гриффин, — с расстановкой проговорила Кэтрин, не в силах поверить тому, что эта женщина в самом деле существует и стоит посреди спальни Эдисона.
— Очевидно, ваша Жемчужная Джейн ни о чем не знает, — фыркнул мистер Гриффин, подходя к жене.
— Если бы Жемчужная Джейн упоминала о миссис Гриффин, — заметил Эдисон, обращаясь к сестре, — вряд ли ты отважилась бы приехать сюда. Написала бы письмо с соболезнованиями и держалась на расстоянии.
— Не вижу ничего смешного, милорд.
— Вероятно, вы правы, — согласился Эдисон. — А теперь почему бы нам не дать Мэри Роуз отдохнуть? Может, миссис Макфардл соизволит налить всем чаю, а потом вы, миссис Гриффин, поняв, что все уладилось как нельзя лучше, оставите нас в покое и сочтете за лучшее мир но удалиться?
— Повторяю, ваше чувство юмора мне не слишком нравится, милорд.
— Иногда, миссис Гриффин, — терпеливо ответил Эдисон, — оно мне самому не, по душе. — Я настаиваю на выполнении своего требования, милорд.
— К сожалению, мэм, это будет весьма затруднительно.
— Пойдемте отсюда. Мэри Роуз неважно себя чувствует.
— Она другого и не заслуживает, — огрызнулся мистер Гриффин, вытягивая шею, чтобы получше разглядеть происходящее. — Никто не желает иметь с ней ничего общего.
«Я не злой человек. Не жестокий, — мысленно уговаривал себя Эдисон. — Я в любом случае не смогу ударить старика, который к тому же успел изрядно приложиться к контрабандному французскому коньяку».
— Идите, — разрешила Кэтрин, величественно махнув рукой— Я желаю поговорить с Мэри Роуз. Колин, а ты останься и хорошенько слушай, о чем пойдет речь, чтобы потом пересказать мне все, что я, возможно, упущу.
Эдисон не хотел оставлять сестру с Мэри Роуз. Сам не зная почему, он чувствовал всем своим существом, вплоть до шрама на левом плече, который иногда ныл перед ненастьем, что это не слишком хорошая мысль.
— Все равно выхода у тебя нет, — сочувственно шепнул Колин, взяв шурина за руку. — Кэтрин не успокоится, пока во все не сунет нос.
— Знаю, — вздохнул Эдисон. — По моему, это впервые случилось, когда ей было четыре года. А кончилось тем, что Виталик долго сидел под кустом, скрываясь от папы.
— Иди, дорогой, — нежно сказала Кэтрин, одарив брата той особой улыбкой, которой он всегда опасался. — Я обо всем позабочусь. Кстати, мне в то время было пять.
Эдисон улыбнулся Мэри Роуз.
— Скоро увидимся. Попытайтесь вздремнуть. И не обращайте внимания на мою сестру.
Попросив Мегги не слишком обременять больную своей заботой, он выпроводил Гриффинов из спальни.
— А теперь, — начала Кэтрин, сосредоточив свое невероятное обаяние на Мэри Роуз, — позвольте рассказать вам о Жемчужной Джейн и о том, что она мне поведала.
— Кто такая Жемчужная Джейн? — полюбопытствовала девушка, — Призрак, который опекает тетю Кэтрин, — пояснила Мегги.
— Верно, — кивнула Кэтрин, усаживаясь в большое мягкое кресло. — Прошлой ночью она явилась мне и сообщила, что Эдисон попал в беду.
— Так оно и есть, — подтвердила Мэри Роуз, вытирая слезы. — Вообще то я не верю в призраков. Никогда ни одного не видела, даже здесь, где их должно бродить не менее полдюжины.
Мегги торопливо встала перед девушкой на колени и взяла ее за руку.
— О, пожалуйста, не плачьте, Мэри Роуз. Папа все уладит. А тетя Кэтрин и вправду любит во все вмешиваться, тут папа прав. Зато дядя Колин настолько обожает свою жену, что пообещал запереть ее в своей спальне и навещать когда вздумается. Это о чем то говорит, верно?
Колин, уткнувшись в газету, громко фыркнул.
— Кто нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — грозно осведомилась Кэтрин.
— Он не обязан заботиться обо мне, — всхлипнула Мэри Роуз, презирая себя за слабость. Слезами ничего не добьешься. — Может, Жемчужная Джейн сказала правду, но теперь всему конец. Я ухожу. Не позволю Эдисону стать невинной жертвой. Миссис Гриффин недаром говорит, что мне здесь не место. Никому я не нужна. И Не позволю Эдисону страдать из за собственного благородства. Не будете ли вы так добры дать мне самое некрасивое из своих платьев?
А вот это уже интересно, подумала Кэтрин. Прелестная девушка лежит в постели Эдисона и печется о нем и его репутации, но почему не о своей? Неужели она такого низкого мнения о себе? Что ж, это вполне понятно, учитывая те ужасные слова, которые вылетали из гнусной пасти миссис Гриффин. Да, у Мэри Роуз чудесные волосы и миловидное личико, но вряд ли такие вещи могут сильно взволновать Эдисона. Кэтрин никогда не видела брата таким. Мелинда Беатрис умерла шесть лет назад. Слишком затянувшееся одиночество для мужчины. Разумеется, у него были Макс, Лео и Мегги. Но женщина — это совсем другое дело. Не с кем посмеяться, поговорить, поссориться. Некого обнять в постели. Печальные обстоятельства жизни Эдисона уже давно волновали Кэтрин. Еще раз оглядев исцарапанное лицо Мэри Роуз с внушительным синяком под глазом, она спокойно уточнила:
— Платье? Разумеется. Я сделаю для вас все, что смогу. И пожалуйста зовите меня Кэтрин.
— Лучше не спорьте, — посоветовала Мегги. — Тетя Кэтрин и Жемчужная Джейн не позволят, чтобы с вами случилось что то плохое.
— Да, Мэри Роуз, вы можете положиться на мою жену, подтвердил Колин, опуская газету. — Сам я готов доверить ей свою жизнь, и она не раз защищала меня. Кстати, меня зовут Колин.
Недавние события показали, что избавиться от Гриффинов можно, только вышвырнув их силой. Неплохая мысль! После двух чашек чая Эдисон все же решил осведомиться;
— Почему вы вернулись?
— Видите, как он старается подражать старому Тайронну? Такой же надменный вид! — обратилась миссис Гриффин к мужу и с прежним энтузиазмом набросилась на хозяина; — Ничего не выйдет, любезный! Как бы вы ни старались, я не допущу вашей женитьбы на Мэри Роуз. Она незаконнорожденная! Если ее и принимают где то, то лишь благодаря ее уважаемым дяде и тете. Нет, особа такого сорта не может стать хозяйкой Килдрамми.
У Эдисона буквально язык отнялся. Жениться на Мэри Роуз? Такая мысль ему и в голову… Нет, он просто защищал ее, как подобает служителю Господа. Его долг — не допустить, чтобы Эриксон изнасиловал ее, склонил к браку против ее воли. Он закрыл глаза и обратился к Богу с простым вопросом;
«Господи, если я удушу эту женщину, простишь ли ты меня в сердце своем?»
— Моя дражайшая жена заботится исключительно о вашей репутации, милорд, — вставил мистер Гриффин. — Боится, что вы можете запятнать фамильную честь, Миссис Гриффин отсалютовала мужу чашкой, В отличие от Эдисона она пила уже четвертую, чем произвела на него огромное впечатление. Ну и прорва!
Она снова обратила взор на Эдисона. Усики зловеще дрогнули.
— Уверяю вас, милорд, что во всех домах к северу от Эдинбурга только и разговоров о том, как в постели нового лорда Бартуика нежится незамужняя девица весьма сомнительного происхождения. Если верить миссис Макфардл, вы провели с ней всю ночь и ухаживали самым интимным образом, позволив даже надеть свою ночную рубашку. Нужно заметить, что все считают происходящее высшей степенью разврата, даже для англичанина.
Эдисон, обычно достаточно красноречивый и прекрасно владеющий собой, обнаружил, что потерял не только дар речи, но и способность соображать. Он встал, ошеломленный, глядя не на миссис Гриффин, а в самые глубины собственной души, куда так редко удосуживаются посмотреть люди, потому что именно там таится так много теней, которые лучше оставить в покое. Но он все же осмелился заглянуть в себя. И увиденное потрясло его. Как ни прискорбно это сознавать, но старуха права. Права во всем. Истина отрезвила его.
О Господи, он и в самом деле ухаживал за ней, как сиделка. Не колеблясь раздевал ее, обтирал с головы до ног, переодевал в чистую рубашку. Во имя всего святого, что он сделал с Мэри Роуз? И все из лучших побуждений, для того чтобы защитить ее, спасти, стать барьером между ней и Макфайлом. Она в самом деле одета в его белье, он видел ее обнаженной, любовался каждым дюймом этого белого тела, что не дозволено постороннему мужчине!
— Итак, милорд, вам нечего сказать? Вы уже успели затащить девчонку в постель? Правда, многие сомневаются, что она до сих пор невинна, поскольку подобные ей редко остаются непорочными даже в юном возрасте. Что ж, ублюдок произведет на свет другого ублюдка, ничего удивительного. Подумать только, что ее дорогие тетя и дядя воспитывали негодницу вместе со своей милой Донателлой! Мэри Роуз не следовало оставлять в приличном доме. Вот что из этого вышло! Теперь она, потеряв всякий стыд, валяется в вашей спальне, в вашей постели! И вы, милорд, это допустили.
Эдисон медленно покачал головой. Он заглянул в себя и узрел истину, понял, что должен делать. Не тратя времени на дальнейшие споры, он вышел из гостиной. Каблуки звонко стучали по изразцам пола. Пусть сапоги и не начищены, но издают отчетливые, резкие звуки. И все же он ничего не слышал. Стыд, угрызения совести, так измучившие его, теперь, слава Богу, отошли на задний план. Эдисон преисполнился решимости поступить, как подобает честному человеку. До него смутно доносился голос миссис Гриффин, которая никак не могла успокоиться, но слов он нет понимал. Да они, собственно говоря, и не были для него словами — так, смутным шумом. Открыв дверь спальни, он первым делом увидел Колина, все еще сидевшего в кресле с газетой. Его зять, как человек умный и предусмотрительный, давным давно усвоил, что Кэтрин лучше не мешать. Сестрица устроилась прямо на кровати, что то объясняя Мэри Роуз. Его дорогая Мегги стояла на коленях, держа больную за руку и энергично кивая в знак согласия с теткой. Мэри Роуз случайно подняла голову и заметила его.
— О, Эдисон! — воскликнула она. Только слепой не увидел бы радости, загоревшейся в ее глазах при виде его, улыбки, которой всего мгновение назад не было на губах. И все для него. Ей не стоило так открыто выказывать свои чувства, подумал Эдисон.

Взгляд Мэри Роуз так же быстро померк, и она, потупясь, виновато пробормотала:
— Я еду с Кэтрин. Подумываю стать няней Флетчера и Джослин. Кэтрин не хочет, чтобы я этим занималась, но нельзя же сидеть у людей на шее!
Она покидает его?
— Я не так уж невежественна. Знаю латынь, могу помочь Филиппу и даже научить Далин играть на волынке. Сама я, правда, не настолько сведуща в этом искусстве, но все же помню несколько мелодий. Я много чего умею, так что не стану бесполезным бременем.
— Вы знаете латынь? — ахнул Эдисон, на секунду забыв обо всех неприятностях.
— Да, и еще французский, хотя произношение, нужно признаться, у меня не очень хорошее. Но поскольку беседовать все равно не с кем, некому и критиковать мой акцент.
Она знает латынь? Неужели это возможно? Эдисон усилием воли оторвался от размышлений и взял себя в руки.
— Вы никуда не едете, — объявил он и даже сумел выдавить из себя некое подобие улыбки.
Кэтрин открыла рот и воззрилась на брата с таким видом, будто никогда его раньше не видела. Очевидно, она вовремя прикусила язык, потому что осторожно слезла с кровати и протянула руку племяннице:
— Пойдем, Мегги. Мы с дядей Колином хотим осмотреть замок. Ты нам покажешь все самое интересное?
Мегги, понятия не имевшая, что здесь происходит, все же каким то чутьем поняла, что дело серьезное и лучше не мешать. Мэри Роуз знает латынь? Интересно, что скажет на это Макс?
Она поспешно вскочила и сжала пальцы тетки. Колин преспокойно сложил газету, поднялся, бросил на шурина многозначительный взгляд и легонько тронул жену за плечо.
— Надеюсь, мы не встретимся с этой мерзкой особой? — спросила Кэтрин.
— Нет, если обойдем гостиную стороной, — заверила Мегги. — Я поведу вас в сад за папиной библиотекой. По моему, там сейчас работает мистер Макнили, папин управляющий. Очень милый человек. Жаль, что он не может остаться. Его мама умерла, и теперь он едет на родину. Папа надеется, что его место займет Оливер.
— Вот Виталик рассердится! Эдисону лучше не показываться ему на глаза! — воскликнул Колин. Кэтрин ехидно рассмеялась.
— Ничего, зато Оливер сотворит тут настоящее чудо! Эдисон закрыл дверь, задвинул засов и, подойдя к кровати, строго сказал:
— Никаких нянь, латыни и волынок. Вы никуда не поедете.
Мэри Роуз поспешно села, чувствуя себя куда более сильной и здоровой, чем за пять минут до этого. Как она раньше не замечала, какой волевой у него подбородок?
— Я должна, — прошептала она, хотя сердце ее сжалось. — Неужели вы не понимаете?
— Нет, не понимаю. Послушайте, все мы должны исполнять свой долг. В этой несчастной ситуации у нас остается единственный выход — вам придется стать моей женой. Будете хозяйкой Килдрамми в Шотландии и женой викария в Англии, у меня на родине. Я живу в городке Гленклоуз он Роуэн. Официально мой дом называется Старым Пасторатом, но все в округе знают его как Иден Хилл Хаус. — Какое романтическое название!
— Пожалуй, вы правы.
Он вдруг подумал, что, несмотря на бледность, она сегодня необычайно красива, когда сидит вот так, в его ночной рубашке, с разметавшимися по плечам мягкими локонами. Ее губы чуть приоткрылись, но с них не слетело ни звука. Эдисон ждал. Что что, а это он умел. Не раз прихожанину требовалось довольно много времени, чтобы собраться с духом и признаться в совершенном грехе.
— Не могу. И вы это знаете, Эдисон. — Чего не можете? Выйти за меня? Не вижу, что еще следует предпринять в таком случае.
— Я не поступлю так с вами, — твердо возразила девушка. Она настолько разволновалась, что на щеках проступил слабый румянец. — Я приехала сюда потому, что боялась возвращаться в Велленс Мэнор, тем более что Эриксон успел меня опередить. Мне казалось, что даже там я не найду защиты и он… Ладно, не стоит об этом. Я совершила огромную ошибку, явившись сюда и втянув вас и Мегги во все это. И теперь не позволю вам пожертвовать собой из за моей глупости.
Эдисон улыбнулся спокойной, ясной улыбкой, обнажившей его ровные, белоснежные зубы и придавшей глазам живой блеск.
— Никаких жертв. Все это вздор и бессмыслица. Давайте лучше я расскажу вам о своих детях. У меня их трое:
Максу, самому умному и ученому, девять; Лео, который поет, как ангел, выкидывает фокусы, как дьявол, и часами стоит на голове, — семь. С моей дерзкой дочкой Мегги вы уже знакомы. Они хорошие дети, но вам, возможно, не захочется обременять себя тремя пасынками.
— Мегги рассказывала о Максе и Лео, — оживилась было Мэри Роуз, но тут же сникла и покачала головой. — Нет, вы просто не хотите меня понять. Эдисон, я бы горячо любила ваших детей хотя бы потому, что уже свыклась с мыслью о том, что своих у меня не будет. Нет, не стоит об этом. Вы зря упрямитесь.
— Интересно будет проверить, кто говорит на латыни лучше: вы или Макс.
— Скорее всего я. И читаю тоже.
— Кто был вашим наставником? Я почему то не могу представить Донателлу с латинской книгой в руках.
— Очень старый пресвитерианский священник, который года три назад умер. Он передал приход своему преемнику, когда я была совсем юной, Бедный одинокий старик! Он многому меня научил, хотя, как почти все в округе, осуждал и мою мать, и меня. Однако согласился давать мне уроки и даже проповедовал — не столько из желания спасти мою душу, сколько из опасения забыть молитвы.
Углубившись в воспоминания, она мечтательно улыбнулась.
— Вернемся к теме нашей беседы, Мэри Роуз. Вы находите меня настолько неприятным? Считаете, что я ничем не лучше Эриксона Макфайла?
Мэри Роуз откинула одеяло и свесила ноги с кровати. Рубашка задралась до колен, и Эдисону снова полезли в голову греховные мысли. Коленей красивее он в жизни не видел. Недаром любовался ими, когда обтирал ее мокрой салфеткой.
Но Мэри Роуз уже встала. Подол волочился по земле, рукава свисали ниже пальцев на добрых шесть дюймов. Шагнув к Эдисону, она решительно ткнула его в грудь.
— Я хочу стоять с вами лицом к лицу! Не могу валяться в постели, словно несчастная, беспомощная жертва с синяком под глазом, женщина, которая, по вашему мнению, достойна только жалости. Вы не смеете приказывать мне, как поступать. Я не выйду за вас, Эдисон. Лучше поеду с Кэтрин и стану доброй нянюшкой. Буду говорить с окружающими исключительно на латинском.
— Нет, — бросил он, скрестив руки на груди. Последовала долгая пауза, и Мэри Роуз начало казаться, что Эдисон одумался. Что ж, она поступила благородно. И не важно, что отныне перед ней расстилается обширная пустыня, по которой придется брести до конца жизни. — Придется сделать оглашение. Думаю, порядок здесь такой же, как в Англии, — неожиданно сказал он.
Образ пустыни мгновенно исчез. Мэри Роуз схватила Эдисона за плечи и хорошенько встряхнула, но это было все равно что бить кулаками в стену.
— Вам опять станет плохо, — упрекнул он, не позволяя себе дотронуться до нее. Лучше держаться до конца. — Идите в постель, Мэри Роуз.
Она невольно улыбнулась.
— Эдисон, вы очень хороший человек. И глаз красивее ваших я никогда не видела, А рот.., нет, не стоило такое говорить. Послушайте, я не хочу быть причиной ваших несчастий. Страшно подумать, как вы будете потом жалеть! Я не навлеку на вас позор и бесчестье. Поймите, я незаконнорожденная! И тут ничего не поделаешь. Когда вы примете это как неоспоримый факт?
— — Да, я знаю. Вы незаконнорожденная. Ну и что? Кому это интересно? — пожал плечами Эдисон.
— Всем, кого я знаю, — честно ответила она. — В детстве Донателла дразнила меня ублюдком и смеялась, смеялась… Тогда я не догадывалась, чем мне это грозит. Не воспринимала слова Донателлы всерьез — ведь она была всего лишь маленькой девочкой, гораздо младше меня. В конце концов пришлось спросить дядю Лайона. Он объяснил, что у меня нет отца. С того дня все изменилось. Я поняла, что окружающие: слуги, тетка и дядя — обращались со мной иначе, чем с остальными. И что мне позволено жить в Велленс Мэнор только потому, что моя мать — сестра хозяйки дома, — — Согласен, это не слишком приятно, но теперь все в прошлом, Мэри Роуз. Мне жаль, что вам пришлось страдать, но отныне с этим покончено. Повторяю: кому какое дело?
— Неужели не видите? Вы принадлежите к благородному английскому роду, в котором мне не место — Ну что, выговорились?
— Вы сейчас похожи на страдальца, терпеливо пытающегося урезонить истеричку.
— Вы — истеричка? Помнится, вы заверяли Эриксона в своем полном спокойствии. Впрочем, не важно. Как викарий, я привык иметь дело с истеричками, хотя, по правде говоря, не хотел бы жениться на таковой. Возможно, моя первая жена была несколько.., нет, не стоит об этом. Вы скорее показались мне весьма здравомыслящей и рассудительной, Мэри Роуз. И имя у вас прелестное. А глаза куда красивее моих, хотя голубые глаза Абдуловых славятся по всей южной Англии, — усмехнулся Эдисон. — Мне совершенно все равно, есть ли у вас отец. Это не играет никакой роли. Да и в Англии никто не узнает о вашем происхождении. Еще раз прошу — будьте моей женой.
— Вы меня не знаете.
Эдисон улыбнулся и обнял ее за плечи.
— У нас еще будет время узнать друг друга в ближайшие сорок лет. Я, по моему, не храплю, иначе Мегги и ее братья непременно сказали бы мне, поскольку имеют привычку забираться в мою постель в холода. Еще у меня есть две кошки, Эллис и Монро. Правда, они не скаковые, но…
— Скаковые кошки? — удивилась Мэри Роуз. — В жизни не слышала ничего подобного! Чтобы кошки участвовали в бегах? Они всегда делают только то, что им нравится. Признайтесь, что разыгрываете меня!
— Вовсе нет. Кошачьи бега весьма популярные в южной Англии. Сезон длится с апреля по октябрь, соревнования проходят по субботам близ Истборна. Если хотите, я попытаюсь достать вам такого котенка, но его придется тренировать. Я знаком с братьями Харкер, самыми известными заводчиками кошек. Они живут в Маунтвейл Холле.
Обрадованная девушка не задумываясь выпалила:
— О Господи! Подумать только, скаковой котенок! Какое счастье иметь такое существо! — Она резко осеклась и как то сразу поникла. — Нет, я не стану думать о таких вещах. Все это не правильно, нехорошо. Я не изменю своего решения, Эдисон.
— Не думайте, что задача так уж легка. Братья Харкер далеко не всякому доверяют тренировать скаковых котят.
— Перестаньте! Я не хочу думать о котятах, не хочу! Без всякого сознательного намерения, просто желая положить конец бесплодному спору, Эдисон еще крепче сжал ее плечи, привлек к себе и, наклонив голову, прижался сомкнутыми губами к ее губам. На него вдруг снизошло откровение. Тело словно ожило, пронзенное непонятными ощущениями, такими сильными, что Эдисон пошатнулся, охваченный невероятно острым наслаждением, подобного которому он еще не знал.
— Открой рот, — хрипло приказал он, молясь всем своим существом, чтобы она послушалась.
К его величайшему удивлению, мягкие полные губы раскрылись, и его язык нежно коснулся нижней, прежде чем проникнуть вглубь. Ему показалось, что он умрет на месте от всепоглощающей, безграничной радости. Но даже и смерть будет сейчас благом.
Эдисон отстранился. Его сердце бешено колотилось, он задыхался, не в силах прийти в себя, чувствуя себя совсем молодым, сильным, но так и не поняв, что с ним творится. Как бы то ни было, он не хотел, чтобы это кончалось. И был бы рад взорваться от избытка эмоций.
— Я не представлял… — начал он, глядя на нее, потрясенный тем, что происходит. Тело мучительно ныло от невозможности коснуться ее, ласкать ее язык своим.
Эдисон, досадуя на себя, тряхнул головой, опустил руки и поспешно отступил. Господи, как все болит!
— Просто не представлял, — повторил он, и это было чистой правдой. Он в самом деле не понимал, что случилось, только знал, что это нечто поразительное, великолепное. И все еще дрожал от пережитого потрясения.
Губы Мэри Роуз заблестели от поцелуя. Эдисон молча наблюдал, как она подносит ко рту пальцы, словно тоже никак не может осознать, что с ней было. Потом она недоуменно моргнула и уставилась на него, отчего Эдисон затрепетал еще сильнее, едва не плача от мучительного желания. — Это.., так мило, Эдисон. — пролепетала она.
Мило? Она считает это милым? Да он трясется как осиновый лист! Тот взрыв, который едва не убил его, — всего лишь милый? Как новая шляпка?
Он снова не сумел совладать с собой. Рванул ее на себя, обнял и принялся исступленно целовать, гладя по спине. Единственное, на что у него хватило воли, — не опускаться ниже талии. Она ему пока не жена.
Но он не мог не целовать эти сладкие губы, маленький подбородок, нос, лоб, веки. Сколько еще предстоит увидеть, ощутить, попробовать на вкус!
— Будь моей женой, — прошептал он, почти не отрываясь от ее губ. — Я больше не вынесу этого, Мэри Роуз. Ты должна мне уступить. Все будет хорошо. Ты станешь вести ученые беседы с Максом, а его будет распирать от гордости. Эллис и Монро захотят по ночам спать у тебя в ногах. И все мы будем жить долго и счастливо. Выходи за меня.
Честно говоря, он был уверен, что упадет и скончается на месте, если она опять ему откажет, не пожелает стать его женой и принадлежать ему вечно.
Эдисон не мог остановиться. Он продолжал осыпать ее поцелуями, пока она не застонала прямо ему в губы. Этот еле слышный звук послал по всему его телу волну нерассуждающего вожделения. Только нечеловеческим усилием воли ему удалось сдержать себя.
Эдисон проворно отскочил, дыша тяжело, как загнанная лошадь. Прошло не меньше минуты, прежде чем он взял себя в руки и улыбнулся. Мэри Роуз побледнела. Спаситель, да он ее перепугал!
— Я хочу делать это с тобой, пока мы оба не состаримся и не умрем, — сказал Эдисон и не узнал собственного голоса.
— Я… — Она судорожно сглотнула. — Мне тоже очень хотелось бы. Со мной никогда такого не было. Мне двадцать четыре года, никому не нужная старая дева — так все говорят. Я и не знала, что один человек может подарить другому все эти безумные ощущения. Я не хочу, чтобы это кончалось. Не понимаю, что со мной творится!
— И что именно ты ощущаешь? Возможно, он напрасно спросил, но слова свои назад не возьмет. Он должен узнать.
Под его ошеломленным взглядом Мэри Роуз прижала руку к животу и легонько надавила. Сама она явно не сознавала, что делает. В отличие от Эдисона. Он едва не лишился чувств и сжал кулаки, чтобы снова не наброситься на нее, не швырнуть на мягкую, податливую перину.
— Это как голод. Внутри горит, и почему то хочется коснуться тебя.., везде.
Невероятным усилием воли он заставил себя сдержаться. Самообладание. Контроль над собой. Немало лет прошло с тех пор, когда он еще позволял себе поддаться этим восхитительным чувствам, которые дарили ему крылья, заставляли вопить от счастья, Только бы не спугнуть ее, подумал Эдисон и осторожно начал:
— Мэри Роуз, будь ты моей женой, ты имела бы право касаться меня где угодно. Поверь, муж и жена могут доставить друг другу непередаваемое наслаждение, по крайней мере я так слышал. Думаю, мы с тобой это сумеем.
— Я боялась, когда Эриксон пытался меня обнять, как ты сейчас. Нет, не боялась.., умирала от ужаса. Разве не удивительно, что с тобой все по другому? Я больше ни о чем не могу думать. Послушай, Эдисон.. Ты не поцелуешь меня еще раз? Позволишь мне прижаться к тебе всем телом? Ты так отличаешься от меня…
«Господь свидетель, я не перейду ту границу, за которой уже не смогу сдержаться?».
— Я обниму тебя и поцелую, если ты пообещаешь стать моей женой, Мэри Роуз. Я викарий и не стану вести себя подобным образом, пока Господь не благословит наш союз. Надеюсь, ты понимаешь, какими обетами я связан. Я совершал в этой жизни много грехов. Но опозорить тебя, уступить недостойному вожделению? Нет, на это я не пойду.
— Понимаю, — вздохнула она, чуть не плача и в то же время искренне им восхищаясь. — Я тоже не святая. Сколько лет я завидовала Донателле! Иногда грубо разговариваю с мамой. Будь у меня пистолет, умей я его заряжать и стрелять, наверняка прикончила бы Эриксона.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаю, получится ли из меня хорошая жена священника.
— Вздор! Ты всего лишь человек, Мэри Роуз, и отнюдь не обязана быть святой. Зависть, гнев, раздражение — вполне естественные эмоции, которые испытывает каждый из нас. Так уж мы созданы. Хочешь знать, что я вижу, глядя на тебя? Прекрасную молодую женщину. Я не слепой. Мне нравится смотреть на тебя. Я все в тебе обожаю; твои волосы, таинственные глаза, лукавую улыбку, особенно носик, такой прямой, узкий и изящный.
Она едва сдерживала смех. В то же время ей хотелось упасть на колени и расплакаться от счастья.
— Эдисон, да перестань же!
— Ни за что! Я вижу безграничную доброту твоей души. Ни злобы, ни подлости, только любовь. Ты слишком долго оставалась одна. Никто о тебе не заботился, не лелеял. Еще мне кажется, что ты очень глубоко все чувствуешь и, возможно, питаешь кое что и ко мне.
Как ни странно, в этот момент он вдруг понял, что был прав, предлагая этой девушке, о существовании которой неделю назад еще не знал, стать его женой. Именно это — самый разумный шаг в его жизни. То, чего он желал. Он также хотел любить ее, пока они оба не упадут без сил.
Эдисон смутно припомнил то безумное желание к Мелинде Беатрис, которое обуревало его, когда ему было всего двадцать лет и он считал ее своей богиней. Тогда он молился, чтобы Господь позволил ему совершить великие подвиги во имя любимой. Но Господь не ответил на его моления.
Очевидно, все дело в том, что он женился на Мелинде Беатрис очень давно, когда они были совсем молоды. Он старался как мог, но, к сожалению, был плохо подготовлен к семейной жизни. Неопытный мальчишка, он просто не знал, как справляться с неприятностями, трудностями и проблемами, как семейными, так и своей паствы. Потом он стал отцом, а Мелинда Беатрис умерла.
Но теперь все по иному. Он стал другим. Во многом. Самом важном. И изменили его дети. Они сделали его жизнь богаче, научили состраданию, участию, терпению. Помогли и его прихожане. Он старался быть хорошим человеком, поступать по справедливости, быть им настоящим духовным наставником.
Но никогда раньше он не испытывал простой радости, которую может принести другое человеческое существо, Никто не дарил ему бесконечного тепла, любви и заботы, невыразимой радости жизни. А разве можно забыть волнение, возникавшее при одном взгляде на ее лицо, озаренное улыбкой! Она так неожиданно вошла в его жизнь и наполнила ее новым смыслом, возродив потребность оберегать и защищать. Эта хорошенькая девушка, вернее, взрослая двадцати четырехлетняя женщина, стоявшая перед ним в просторной ночной рубашке, оказалась единственной, кого он хотел видеть рядом всегда. «Боже милостивый, помоги мне убедить ее стать моей женой!»

Велленс Мэнор

— Она не хочет выходить за меня.
Сэр Лайон с брезгливой гримасой оглядел молодого человека, понуро сидевшего перед ним. Он был так уверен, что Эриксон добьется своего благодаря не только красивой внешности, но и полному отсутствию совести! Считал, что он исполнит поручение как нельзя лучше. Но Эриксон оказался полнейшим неудачником.
— Встань и расправь плечи, черт бы тебя побрал! — приказал сэр Лайон. — Ты еще и не пытался как следует. Увези ее от этого проклятого викария — и дело с, концом!
Эриксон поднял голову.
— Он даже не позволил мне остаться с ней наедине. А его дочь защищала Мэри Роуз чуть не собственным телом! Что мне оставалось делать? Сбить с ног служителя Господня? Запереть маленькую девочку в кладовой?
— Нет, разумеется! Да если бы ты отважился на такое, тебя бы повесили вниз головой!
Сэр Лайон залпом выпил рюмку лучшего французского коньяка, озабоченно потер подбородок и укололся об островок щетины, которую его камердинер Мортимер, пропади он пропадом, пропустил сегодня утром во время бритья, и задумчиво заметил:
— Непременно должен быть способ добраться до нее, похитить из Килдрамми. И викарию придется отступиться. Проклятие! Поверить не могу, что она действительно бросилась в реку! Я всегда считал Мэри Роуз покорной, скромной малышкой.
— Она изменилась, сэр! — выпалил Эриксон с таким ошеломленным видом, словно для него самого это было новостью. Но он сказал чистую правду. Вместо того чтобы оцепенеть от страха, как лань при виде охотника, Мэри Роуз удрала в сосновый лес, а потом не побоялась прыгнуть в речку. — Я помню ее маленькой девочкой, — со вздохом продолжил он. — Она и впрямь была тихой, послушной, как вы и сказали. И всегда держалась в сторонке, наблюдала, слушала… Может, она менялась постепенно, понемногу, так, что мы просто не замечали. Но с тех пор стала совершенно другой и отдалилась от нас. Я пробовал все — и ласку, и грубость. Ничего не помогло. Как вам известно, на прошлой неделе она от меня сбежала. И вчера тоже. Не успел я ее поймать, как она кинулась в воду, а течение там бешеное. Но она сильная. Сумела сама, без всякой помощи, выбраться на берег.
Сэр Лайон брезгливо поморщился.
— Она женщина. Нужно схватить ее и держать покрепче, чтобы не улизнула.
Эриксон уставился в пустое жерло камина, затем перевел взгляд на огромный портрет Уильяма Тэтчера Велленса, прадеда хозяина дома, похотливого старого негодяя, наплодившего в округе невиданное количество бастардов.
— В детстве мы с Йеном облазили каждый уголок Килдрамми в поисках потайных ходов, но не нашли ни одного и не встретили никаких призраков. Только все перемазались в паутине и вспугнули полчища крыс. Зато узнали, как проникнуть в замок через узенькую, обвитую плющом дверь, ведущую в закрытый сад как раз под окнами библиотеки. Майлз Макнили, управляющий Килдрамми, вечно там торчит, но я слышал, что скоро он уезжает.
— Да, получил наследство, — кивнул сэр Лайон. — И довольно большое. Впрочем, Майлзу нет дела до Мэри Роуз.
— Самое странное, что ему как раз есть до нее дело. Он вечно спрашивает о ней, при каждом удобном случае встречается с Мэри Роуз и ее матерью. Когда Мэри Роуз была маленькой, он постоянно привозил ей подарки — конфеты и тому подобное.
Эриксон поднялся и начал беспокойно расхаживать по комнате.
"По виду настоящий герой, — подумал сэр Лайон. — Молодой красавец с ясными глазами, высоким лбом и благородной внешностью. Куда привлекательнее, чем бедняга Йен, который слишком много пил. Непонятно, каким образом он ухитрился свалиться с обрыва. Но Йен давно мертв, а живое — живым. Сейчас важнее всего, что Эриксон готов жениться на его племяннице, не обращая внимания на ее позорное происхождение. И милая Донателла воспрянет духом. Он увезет ее в Эдинбург, представит всем завидным женихам от двадцати до восьмидесяти лет. Ее будут обожать, бросаться к ее ногам, слагать в ее честь оды, баловать. Может, тогда она хоть немного успокоится, забудет, что кузина каким то образом ухитрилась украсть у нее Йена. Никто не поверит, что такое могло произойти. Однако произошло. Сам сэр Лайон не мог взять в толк почему. Правда, теперь вряд ли кто то помнит, что Йен страдал по Мэри Роуз. Нет, видя кузин вместе, всякий считает, что это Донателла потеряла своего трагически погибшего жениха. А Донателла, благослови Господь ее светлое сердечко, никогда не поправляет соседей, спешащих выразить соболезнования по поводу кончины Йена.
— Сейчас нам не до Макнили, — сказал сэр Лайон, очнувшись от дум. — Пожалуй, твой план не так уж плох. Однако как тебе известно, Гриффины вернулись, а кроме того, к викарию приехали погостить лорд и леди Ашбернем, его сестра и зять. В доме также полно слуг, так что придется быть крайне осторожным. Кстати, ты уже знаешь, как выкрасть ее оттуда?
— Нет, но что нибудь придумаю. Время не ждет.
— Верно, — согласился сэр Лайон. — Да и у меня есть кое какие замыслы, которые я попробую осуществить.
Ни один из собеседников не заметил Донателлу, которая подслушивала под дверью гостиной Килдрамми Голосок Мэри Роуз напоминал тоненький стебель желтой розы, стоявшей в вазочке на каминной доске, когда она пролепетала:
— Вы в самом деле считаете меня, доброй? Брови Эдисона взлетели вверх.
— Доброй?
— Да, только сейчас вы утверждали, что я добрая. Хотелось бы знать: вы действительно этому верите?
Едва заметный намек на ехидство… Превосходно! Но он также расслышал робкую нотку надежды.
Эдисон рассмеялся, схватил девушку и прижал к груди. Потом стиснул ее талию и поднял Мэри Роуз высоко над головой. Волна рыжих волос скрыла ее лицо шелковистым покрывалом. Он с жадностью вдохнул ее сладостный запах, неповторимый запах женщины. Как давно с ним этого не было! Он ничего не забыл, но, поскольку воспоминания не сулили ничего хорошего, постарался спрятать их подальше, в самые укромные уголки души, и с тех пор боялся как огня.
Эдисон не сводил взгляда с девушки с такими густыми роскошными волосами, что хотелось зарыться в них лицом. Он уже не улыбался и выглядел куда более серьезным, чем викарий в церкви.
— С меня довольно, Мэри Роуз. Я не отпущу тебя, пока ты не скажешь «да», Она вцепилась в его плечи и задумчиво спросила:
— А ты правда попросишь котенка у братьев Харкер?
— Обещаю. Однако они могут счесть тебя недостаточно надежной и ответственной. Воспитание скакового кота требует немалого труда и беззаветной преданности, а это означает, что ты должна изменить мнение о себе. Если ты сама не считаешь себя достойной, что подумают другие? Кстати, почему ты сомневаешься в собственной доброте?
— Ты первый, кто назвал меня доброй. Боюсь, остальные думают иначе.
— Не слушай никого, кроме меня, потому что я твой будущий муж и к тому же ни разу откровенно не солгал с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, так что ты просто обязана верить моим словам.
— Не понимаю, что значит «солгать откровенно»?
— Ну, иногда приходится несколько затушевывать правду, чтобы не ранить ничьи чувства. Я научился этому очень быстро. Если не можешь солгать во спасение, лучше молчи. А теперь, дабы доказать свою любовь, даю слово, что, если братья Харкер сочтут тебя хорошей хозяйкой, а скаковой котенок не понравится Эллис и Монро, я жаловаться не буду и не отправлю бедняжку в конюшню.
Он был готов поклясться, что в этот миг ее глаза лукаво блеснули, совсем как у Кэтрин в лучшие минуты. Однако Мэри Роуз тут же опустила ресницы и пробормотала скромно, как монахиня:
— Если я скажу да, Эдисон, ты поцелуешь меня? «Боже милостивый!» — подумал он.
— Погоди! Что, если мы поженимся, а потом ты решишь, что не слишком меня любишь?
— Ну что ты мне нравятся даже пальчики у тебя., на ногах, в том числе тот, который ты сломала в детстве.
Лукавое выражение исчезло из ее глаз. Мэри Роуз вцепилась в его сорочку и возмущенно воскликнула:
— Ты смотрел на мои пальцы?! С чего вдруг? Такое никому и в голову не придет! Когда это произошло?
— Мне пришлось обтирать тебя водой, чтобы снять жар, — деловито пояснил он. — И прекрати истерику. Я не мог никому поручить такое деликатное дело, кроме миссис Макфардл, а ее, по вполне понятным причинам, не позвал. Ты ведь не слышала, чтобы я жаловался или упрекал тебя в том, что ты не давала мне спать всю ночь. Как видишь, характер у меня добродушный.
— Ты видел мой сломанный палец, — растерянно повторила она. Он в жизни не видел более смущенного лица. И наверное, даже больше, чем палец.
— Ну.., честно говоря, да.
— Какой позор, Эдисон! До этого никто не видел меня без одежды. Ужас! Ведь ты мужчина!
— И с этим ничего не поделаешь. Мэри Роуз, если ты немедленно не согласишься, я могу тебя уронить. Хотя ты не слишком толста, мои силы на исходе.
Но она никак не могла решиться. Наконец, к его, величайшему облегчению, медленно кивнула — скорее себе, чем ему, — и прошептала:
— Хорошо, Эдисон. Говорю «да», но лишь потому, чтобы ты не сгорбился раньше времени, как дряхлый старикашка, и не принялся со стонами хвататься за спину.
— Тогда говори.
— Да. Во мне живет надежда на лучшее. Кроме того, я так смущена, что готова проглотить язык. Ладно, сделаем все как полагается. Я стану вашей женой, сэр, и буду молить Бога, чтобы вы не пожалели о своем благородстве.
Он неохотно поставил ее на пол, разжал руки и, чтобы доказать, что он держит слово, приник к ее губам.
День выдался прекрасный. Солнце струилось сквозь выходившие на запад окна. Не успели графиня Ашбернем и Мегги покинуть комнату, как Донателла, с жалостью взглянув на кузину, объявила;
— Выглядишь ты хуже некуда, Мэри Роуз. Хочешь, я расчешу тебе волосы?
Мэри Роуз только усмехнулась. Еще совсем недавно, скажи ей Донателла что нибудь подобное, она почувствовала бы себя совершенным ничтожеством, чем то вроде валяющейся под ногами сливовой косточки. Но теперь никакие скрытые оскорбления кузины ее не трогали. Она не сомневалась, что безобразно растрепана, но это сейчас не имело значения ни для нее, ни для Эдисона. Мэри Роуз была счастлива.
— Это так мило с твоей стороны, Донателла, — сказала она. — Сама ты выглядишь такой красивой, когда солнце играет в твоих волосах.
— Спасибо.
— Как моя мать?
— Безумна, как всегда, — небрежно бросила Донателла, подходя к туалетному столику и беря щетку. — Правда, она почти все время молчит. Мама сказала ей, что ты навещаешь подругу в Килдрамми. Больше ничего не потребовалось. Она вышла из комнаты, мурлыча что то себе под нос.
Щеткой пользовался хозяин дома, решила Донателла, заметив в щетине светлые волоски. Эдисон Абдулов — настоящий красавец и, очевидно, давно нуждается в жене. Правда, он викарий, а значит, скорее всего человек безвольный, слабый, чьи мысли устремлены к возвышенному и духовному. Зато им будет легко управлять. Что ж, об этом стоит подумать!
Она вытащила застрявшие волосы и с легкой улыбкой шагнула к кровати.
— Миссис Макфардл сказала, что ты должна убраться из постели викария. Визжит на весь замок, что ты не имела права туда ложиться, что скоро все об этом узнают и репутация бедного лорда Бартуика погибнет.
— Меня это не удивляет. Она на все способна, Кроме того, я чувствую себя гораздо лучше и, возможно, уже вечером переберусь в спальню Мегги. В ее кровати, как и в этой, может спокойно поместиться человек шесть.
Донателла цела рядом и принялась работать щеткой. Что за банальный цвет волос! Как у половины шотландцев!
— Мегги — это дочь викария?
— Да. Чудесная девочка. И такая умная! Очень любит отца.
Донателла дернула колтун. Мэри Роуз поморщилась. Но Донателла осторожно распутала клок волос.
— Недавно я видела Эриксона. Он приезжал к папе. Ах, Мэри Роуз, бедняга так расстроен!
Донателла почувствовала, как кузина сжалась от страха, но не выпустила из рук щетки.
— Мэри Роуз, что с тобой? Неужели ты его боишься? Смешно! Он ничего тебе не сделает. Я уверена, что Эрик сон тебя любит. Оставь эти глупости, выходи за него и увидишь, он будет прекрасным мужем.
— Не думаю, — медленно протянула Мэри Роуз, глядя перед собой. — Я знаю, что ты умеешь вертеть мужчинами, вечно заставляешь их плясать под свою дудку. Но я? Мне такое в жизни не удастся! Кроме того, я никогда не считала, что Эриксон меня любит. Тут ты ошибаешься.
— Почему же он так стремится жениться на тебе?
— Не знаю. Но даже если я и выйду за него, представить не могу, что возьму над ним верх. Ты — дело другое. Ты очень сильная, Донателла.
— Женщина должна быть сильной, иначе превратится в грязную тряпку, о которую вытирают ноги все, кому не лень.
Она снова зацепила колтун, и снова Мэри Роуз поморщилась.
— Я почти закончила. Сиди смирно. — В твои годы я ни о чем подобном не думала. И всегда восхищалась твердостью твоего духа, — призналась Мэри Роуз.
Она представила Эдисона, вытирающего об нее ноги, и покачала головой, в глубине души сознавая, что он никогда не сделает ничего подобного.
— Я не могу выйти за Эриксона, — вздохнула она, сжав руку кузины. Кожа на голове горела огнем. Пожалуй, довольно с нее родственных забот. Донателла опустила щетку.
— Ну вот, теперь его волосы смешались с твоими. Мэри Роуз упрямо покачала головой:
— Я не любила и не люблю Эриксона. Кстати, ты ошибаешься относительно его чувств ко мне. Если бы он в самом деле пылал ко мне страстью, вряд ли попытался бы изнасиловать.
— Изнасиловать? — звонко рассмеялась Донателла. Какой приятный звук! И насколько все меняется, когда вместе с ним с губ слетает омерзительное слово.
— Вот именно. Причем дважды. Слава Богу, что оба раза мне удалось ускользнуть.
— Да, я слышала об этом, — кивнула Донателла, понижая голос и почти касаясь губами уха Мэри Роуз. — Слышала также, что он изумительный любовник. Спал со многими деревенскими девицами, и поверь, после первой же ночи они ходили за ним по пятам.
Она деликатно повела плечами.
— Может, тебе следовало бы просто довериться ему? Позволь Эриксону взять тебя. Наслаждайся им, используй. Мужчины такие дурачки, когда дело доходит до главного. Я научу тебя, как ими управлять.
— Не имею ни малейшего желания лечь с Эриксоном Макфайлом. Даже представить себе такое не могу'. — Мэри Роуз нахмурилась, глядя на клонившееся к горизонту солнце. — Никак не пойму, почему ему взбрело в голову жениться на мне. Все это не имеет никакого смысла. Я незаконнорожденная. Он действительно пытался меня изнасиловать. Порядочный человек этого не сделает.
— Влюбленному можно многое простить, — возразила Донателла. — Я всегда считала, что влюбленный мужчина поразительно глупеет. Может, мне следовало бы предложить ему свою помощь? Подсказать, как отрезвить тебя? Вероятно, мои методы оказались бы куда более эффективными.
— Я бы предпочла, чтобы ты этого не делала.
Донателла наморщила носик.
— Для мужчин любовь и похоть — зачастую одно и то же. Я сама не, раз это наблюдала. Говоря по правде, это даже забавно. Кстати, Эриксон приезжал сюда. Видел тебя больную и все же не отступился. Разве это не говорит о том, что он ослеплен своим чувством?
— Нет.
Донателла подошла к длинному ряду окон, распахнула одно и высунулась наружу.
— Я всегда любила Килдрамми. Еще с детства знала, что здесь мое место и что когда нибудь он будет моим. Ну разве не странно, что вес так обернулось? Я рассчитывала выйти за Йена и стать здесь хозяйкой, но ничего не вышло. Бессмысленная смерть! Но теперь здесь другой хозяин, к тому же неженатый. Приехал сюда, словно зная, что я рядом, что именно этого хотела. Ты заметила, какие у него глаза? Невероятной голубизны. И он такой стройный. Ни капельки жира, а это уже чудесно!
Донателла обернулась, чтобы проверить, какое действие произвели ее слова на Мэри Роуз, сидевшую поджав ноги.
— Я подумаю обо всем этом, — продолжала она. — Постараюсь проводить больше времени с лордом Бартуиком. Буду наблюдать, как он постепенно глупеет по мере того, как сладострастие берет над ним верх. Ну разве это не забавно? Викарий, вожделеющий к женщине! Возможно ли такое? Правда, не могу представить себя матерью десятилетней девчонки.
— У него еще двое маленьких сыновей, Макс и Лео. Девяти и семи лет.
Донателла изогнула бровь.
— Трое детей?! Не знала, что викарий способен так неистовствовать в супружеской постели! Интересно, какая у него была жена? Он что нибудь рассказывал про нее?
— Никогда.
— Впрочем, она уже в могиле, так что это не важно. Думаю, тебе следует прямо сейчас собраться и поехать со мной, Мэри Роуз. Если ты боишься, что Эриксон скрывается вблизи Велленс Мэнор, готовый схватить тебя и увезти, не волнуйся, я сумею защитить свою родственницу. Надеюсь, ты мне доверяешь?
Сердце Мэри Роуз забилось с бешеной силой. Донателла хочет вернуть ее в Велленс Мэнор? Зачем? Что то тут не так.
Она решительно покачала головой.
— Не могу.
— Значит, останешься и погубишь репутацию бедного викария?
Послышался тихий стук. Мэри Роуз очень захотелось подбежать к порогу, распахнуть дверь, впустить того, кто стоял за ней, но сил не было. Именно поэтому Эдисон покинул ее. Сказал, что она должна поспать. И она послушалась. Дремала, пока Мегги и Кэтрин не привели к ней Донателлу.
Она, разумеется, не думала увидеть Эриксона, но тем не менее тряслась от страха. Сжалась в комочек на большой кровати, ожидая сама не зная чего. Это оказался Тайсон. Мрачный, не улыбающийся.
Коротко кивнув Донателле, он сказал:
— Мэри Роуз, мне жаль прерывать ваш разговор, но только что приехала ваша мать и хочет вас видеть. Что вы собираетесь делать?
— Мама здесь? Я должна поговорить с ней, Эдисон.
— Разумеется, — кивнул он. — Кстати, моя спина уже отошла после тяжких испытаний.
Сознавая, что Донателла следит за каждым его жестом, он тем не менее вынул из гардероба халат и протянул Мэри Роуз.
— Вы можете встать? Прекрасно, сейчас я сам его на вас надену.
— Как приятно, когда мужчина хоть изредка, но готов прислуживать даме, сэр, — насмешливо заметила Донателла. — Позвольте мне помочь. Я отведу Мэри Роуз вниз.
— В этом нет нужды, — отказался Эдисон, не оборачиваясь. — Стойте смирно, Мэри Роуз, и не вздумайте упасть в обморок. Держитесь за меня.
Он ловко набросил на нее халат и стянул его поясом.
— Правда, ноги у вас голые, но халат длинный и теплый, так что вы не замерзнете. Готовы?
Мэри Роуз кивнула. Эдисон подхватил ее на руки и вынес из комнаты, оставив Донателлу у окна. Она недоуменно хмурилась, пытаясь понять, что тут происходит.
— Я с радостью стану твоим слугой навсегда, — шепнул Эдисон, шагая по длинному коридору. — А знаешь, когда я иду, ты не кажешься такой уж тяжелой.
Мэри Роуз блаженно улыбнулась и на мгновение прислонилась головой к его плечу. Теплое дыхание согрело его шею. Ей вдруг захотелось, чтобы Эдисон не выпускал ее из объятий, пока выдержит спина. Она вдыхала мужской запах, резковатый, свежий, словно дыхание снега в зимнем воздухе.
— Твоя мать — настоящая красавица, — сказал Эдисон, спускаясь по главной лестнице. Парадные двери были открыты, впуская яркие солнечные лучи.
— Это все знают. Кстати, что будет с ней, когда мы поженимся?
— Придется подумать. Не волнуйся, Мэри Роуз, все образуется.
Образуется ли? Ее мать — женщина странная. В худшем случае она действительно безумна, хотя более вероятно — просто пользуется своей мнимой болезнью, чтобы добиваться своего. Ее мать, которая никогда не покидала Велленс Мэнор. Ее мать, упорно не называющая имени ее отца. И теперь она приехала сюда. Трудно поверить! Что случилось?

Последний раз Гвинет Фордайс сидела в карете полгода назад. Ужасное, изнурительное, тяжелое путешествие в Абердин, на похороны матери. Она ненавидела старуху, но знала, что им с сестрой придется надеть траурные платья, вуали и разыгрывать скорбь, прикладывая платочки к глазам.
Она изумленно раскрыла рот, увидев, как новый лорд Бартуик выходит из замка, держа на руках закутанную в его халат Мэри Роуз. Ноги дочери были неприлично голыми. В мгновение ока Гвинет догадалась, что между этим человеком и ее дочерью что то есть. Нет, ничего противозаконного, ведь он английский священник! Но при этом не очень похож на человека, всего лишь пытающегося защитить женщину. Ни один из тех, кого знала Гвинет, не станет носить на руках босую девчонку.
Кучер сэра Лайона открыл дверцу, и Гвинет подала ему руку, безмолвно приказывая помочь ей выйти. Глядя на трогательную сцену, она сухо и твердо приказала:
— Ты немедленно вернешься со мной в Велленс Мэнор, Мэри Роуз. Прости, дорогая, но я твоя мать и не могу позволить тебе жить в одном доме с холостым мужчиной. Он викарий, но его духовное звание не играет роли. По округе и без того ползут нежелательные слухи.
— Здравствуй, мама. Прости, что показываюсь в таком виде, но я еще не совсем здорова.
— Ты прекрасно выглядишь, Мэри Роуз. На твоих щеках играет румянец, ты просто цветешь здоровьем. Вижу, у тебя даже ноги не замерзли. Насчет одежды не волнуйся. Мы отправимся прямо в Велленс Мэнор, и ты сразу ляжешь в постель. Викарий, пожалуйста, усадите мою дочь в карету.
— Боюсь, что не смогу, мэм, — отказался Эдисон. — Мэри Роуз не чувствует себя в безопасности в доме дяди.
— Вздор! Я ее мать, и она обязана слушаться меня. Здесь нет замужних дам, которые могли бы опекать ее. Немедленно идем, Мэри Роуз!
— Здравствуйте, мадам. Я леди Ашбернем, сестра его светлости. Он специально пригласил меня, чтобы соблюсти правила приличия.
«Превосходно», — подумала Гвинет, улыбаясь прелестной молодой женщине, стройной, длинноногой, полной энергии и так похожей на викария. Да, те же самые поразительно голубые глаза, что у брата.
Какое счастье! Она сдержала обещание, данное сестре и Лайону. Честно следовала их инструкциям. Спорила, отдавала дочери приказы — и вот что из этого вышло!
Она едва удержалась от смеха. Теперь ее миссия выполнена. Присутствие леди Ашбернем успокоит самых строгих критиков, и даже Лайон будет вынужден признать, что свояченица сделала все возможное.
— Рада познакомиться с вами, миледи, — сказала она, любуясь ослепительной улыбкой молодой дамы. Красавцы оба — что брат, что сестра. А викарий к тому же человек сообразительный.
— Мне пора ехать. Мэри Роуз, постарайся не слишком докучать его милости.
— Хорошо, мама. Ты не останешься на чашечку чая?
— О нет! — отказалась мать и кивнула кучеру, который помог ей подняться в экипаж, Гвинет поправила шаль, разгладила ленты на шляпке, наблюдая, как Мэри Роуз застенчиво улыбается викарию.
«Будь счастлива, дорогая», — подумала она, помахав дочери.
— Это твоя мать, Мэри Роуз? — осведомилась Кэтрин, Девушка кивнула, недоуменно глядя вслед шлейфу пыли, поднятому каретой. Сначала мать говорила все, что полагается, якобы желая вернуть ее в Велленс Мэнор. Но на самом деле она вовсе не хотела, чтобы дочь ехала. Почему?
— Когда мы только познакомились с твоей матерью, она мне не очень понравилась, — признался Эдисон, — но сегодня, даже когда она говорила нелепости, мне показалось, что она искренне довольна создавшимся положением. Да, оригинальная женщина. Совсем не похожа на тех мамаш, с которыми мне довелось сталкиваться, но любит тебя. Интересно, что бы она придумала, если бы Кэтрин так и не объявилась?
— Мегги вбежала в гостиную и потащила меня за собой. Сказала, что я должна взять на себя роль дуэньи, потому что сама она чересчур молода и из за этого никто не принимает ее всерьез, и буквально вытолкнула меня во двор. — Кэтрин проводила экипаж недоуменным взглядом и покачала головой. — Она не хотела, чтобы ты с ней ехала, хотя делала вид, что возмущена. Ну разве не странно?
— Нет, — решительно возразил Эдисон. — Гвинет Фордайс знает, что Эриксона вскоре наверняка пригласят в Велленс Мэнор и позволят похитить Мэри Роуз. Она как может защищает дочь.
Во двор небрежной походкой вышла Мегги и, не глядя на взрослых, направилась к стаду гусей, громко загомонивших при виде девочки. Эта сценка раз повторялась за последние три дня. Только вчера гуси донимали Мегги оглушительным гоготом, пока она не скормила им весь хлеб, который удалось стащить из кухни. Девочка уже хорошо познакомилась с грозными птицами. Сейчас они окружат ее и потянутся к ней клювами.
— О Господи, — ахнула она, — совсем забыла! — Подобрав юбки, она метнулась к замку. — Сейчас принесу им хлеба.
— Мэри Роуз, а вдруг они ущипнут тебя за кривой палец? — поддел девушку Эдисон.
— Какой палец? — заинтересовалась Кэтрин.
— Только этого не хватало! Не дразнись, Кэтрин, пожалуйста! Представляешь, Эдисон успел увидеть мои пальцы.
— Правда? Как интересно! Можно подробнее?
— Помолчи, Кэтрин! А вот и Донателла. Я рад, что она спустилась. Надеюсь, ты успела насладиться ее обществом? — спросил Эдисон у Мэри Роуз.
— Более чем. Она уговаривала вернуться с ней в Велленс Мэнор. Похоже, там все без меня истосковались. Как твоя спина?
— Думаю, что сумею дотащить тебя до гостиной и влить в рот чашку чая. Я слишком измучен, чтобы одолеть лестницу.
Кэтрин, тихо ахнув, уставилась на брата, преспокойно поднимавшегося на крыльцо. Сегодня он ведет себя не как обычно. Не зануда с вечно поджатыми губами, от которого и улыбки не дождешься. Нет, теперь он просто светится и, похоже, совершенно переменился: весел, остроумен. И самое главное — кажется по настоящему счастливым! Сколько лет она его таким не видела, теперь уже и не вспомнить. Она была совсем девчонкой, когда Эдисон решил пойти по пути служения Богу и стал до того серьезным и благочестивым, что просто руки чесались придушить его.
Кэтрин немедленно дала себе слово, что, если понадобится, убьет любого, кто посмеет обидеть Мэри Роуз.
Войдя в гостиную, они первым дедом увидели Донателлу, стоявшую рядом с Колином в весьма интимной позе: подавшись вперед, она положила руку на его рукав. Кэтрин с одного взгляда оценила обстановку. Донателла в самом деле была прелестна, да и Колин совсем не выглядел несчастной жертвой, как в тех случаях, когда дамам удавалось загнать его в угол.
— Не возражаешь, если я врежу твоей кузине по физиономии? — осведомилась Кэтрин у Мэри Роуз.
— Может, не надо? Видишь ли, Кэтрин, его светлость поразительно красив, а Донателла обожает красивых джентльменов.
— Ну, уж этот красавец не для нее, — заверила Кэтрин и направилась прямехонько к мужу и маленькой потаскушке, которая цеплялась за его рукав, чересчур громко смеясь какой то шутке Колина, возможно, не такой уж и остроумной. Зато сам он выглядел так, словно считал себя самым очаровательным и остроумным мужчиной во всем мире.
— А вот и Колин, любовь моя, — сладким тоном начала Кэтрин, — любовь всей моей жизни, мужчина, бесконечно восхваляющий мою красоту. Надеюсь, ты помнишь, что обещал сходить со мной в ту пещеру, о которой рассказывала Мегги? Она скрыта от посторонних глаз, ее никто не посещает. Там мы могли бы.., ах, не важно, не хочу быть неделикатной. Зато вполне готова доставить тебе несказанное удовольствие.
Она подвинулась ближе, почти оттолкнув Донателлу, приподнялась на цыпочки и прошептала:
— У меня такие планы на тебя, что ты голову потеряешь.
— Я вижу тебя насквозь, дорогая, — усмехнулся Колин, гладя жену по щеке. — Так и скажи, что ревнуешь. И несмотря на то что мы давно женаты, твоя ревность по прежнему безмерно меня радует. Пещера, говоришь? И я потеряю голову?
— Ну да, — кивнула Кэтрин, хватая его за руку и поворачиваясь к Донателле с солнечной улыбкой, которая, как она надеялась, уравновесит убийственный холод в глазах. — Простите нас, но мы, можно считать, новобрачные и поэтому ищем темные, уютные уголки. Мой муж — весьма требовательный джентльмен. Так что прощайте, мисс Велленс.
— А я думала, что у них уже несколько детей, — пробормотала Донателла, озадаченно глядя на дверь. — Хотела бы и я уединиться с ним. Что за красавец! Мэри Роуз, ты, похоже, уже совсем поправилась. Готова вернуться со мной в Велленс Мэнор?
— Мисс Велленс, — вежливо начал Эдисон, опуская Мэри Роуз на диванчик, обитый темно синей парчой, — боюсь, вы слишком торопитесь. Вам пока придется обойтись без кузины.
— И долго, сэр?
— Я еще не решил. Посмотрим. Когда Мэри Роуз соберется домой, вам сообщат. Вы же вольны ехать в Велленс Мэнор.
Донателла, кажется, растерялась, чего на памяти Мэри Роуз с ней не бывало. Кузина всегда знала, что делает, но на этот раз столкнулась с более сильным и хитрым противником. Нерешительно кивнув Мэри Роуз, она вышла из комнаты. Воцарившееся молчание прервал Паудер, который, покинув свой вечный пост у входа, приковылял в гостиную и, вежливо кашлянув, сообщил:
— Милорд, миссис Макфардл рвет и мечет. Не знаю, что ей и сказать. Без вас тут не обойтись.
— Спасибо, Паудер, — поблагодарил Эдисон, осторожно взял старика за руку и повел к знаменитому стулу у входа, К счастью, он был достаточно мягким, иначе худосочный Паудер на нем не усидел бы. — Мэри Роуз, — попросил он на ходу, — побеседуй с моей дочерью, когда она накормит гусей и соизволит вернуться.
— Я тоже присоединюсь к их беседе, — вызвался Майлз Макнили, входя в холл и улыбаясь при виде дворецкого, голова которого уже склонилась на грудь.
Эдисон разыскал миссис Макфардл на просторной кухне и без лишних предисловий хладнокровно объявил:
— Мэри Роуз лежит на диване в гостиной. Она, вне всякого сомнения, уже успела проголодаться. Если через десять минут вы не принесете ей поднос с пирожными и горячим чаем, то немедленно покинете Килдрамми. Если же, внося поднос в гостиную, вы не выкажете Мэри Роуз всяческого почтения и не станете мило улыбаться, то также немедленно покинете Килдрамми. Надеюсь, я достаточно ясно выразился, миссис Макфардл?
— Но она незаконнорожденная, милорд! Ей нельзя тут находиться. Общество порядочных людей не для нее. Здешние жители считают вас чересчур мягким, а многие называют распутником.., но это ведь не правда, да? Наверное, раз уж вы викарий, вам стоит следить за собой, чтобы не слишком ревностно заботиться о людях, которые этого не заслуживают. Да, все дело в излишке доброты, милорд. Лорд Бартуик не должен так себя вести. Мэри Роуз не подобает спать в вашей постели. Если она все еще настолько больна, что не может вернуться домой, пусть ночует со слугами. Всего один лестничный пролет, на третьем этаже. Там есть очаровательная комната, которая…
Эдисон снова ощутил непривычную ярость, поразившую и возмутившую его, — эмоциональную реакцию, вмиг уничтожившую всякий самоконтроль, которым он раньше так гордился.
— Довольно, миссис Макфардл, — процедил он. — Должен сообщить, что Мэри Роуз согласилась стать моей женой, Экономка застыла на месте. В ее глазах появился ужас.
— Либо вы примете ее как свою госпожу, леди Бартуик, и станете обращаться с ней соответственно, либо вы уволены, и немедленно. Решение за вами. А теперь мы ждем чая в гостиной. Десять минут, миссис Макфардл, не больше.
Круто повернувшись, Эдисон направился к выходу. За его спиной раздался тихий возглас изумления. Он остановился и счел нужным добавить:
— Вы первая, кто услышал эту новость. Могли бы поздравить меня и пожелать счастья.
— О Господи, — вздохнула экономка. — Подобные перемены крайне нежелательны. Я так и знала, что англичанин принесет нам одни несчастья. Однако если вам так угодно, поздравляю вас, милорд.
За перепалкой с миссис Макфардл Тайсон совершенно забыл о миссис Гриффин. Войдя в гостиную, он обнаружил, что та сидит в глубоком кресле с выцветшей обивкой, которое по ее приказанию мистер Гриффин придвинул к дивану, где лежала Мэри Роуз. Как раз в тот момент, когда в дверях появился Эдисон, миссис Гриффин, постукивая палкой по ковру, визгливо объявила:
— С меня довольно, Мэри Роуз! Ты поедешь со мной: в Эдинбург.
— Мэри Роуз согласилась стать моей женой, миссис Гриффин.
Мегги живо откликнулась:
— Правда, папа? Какая чудесная новость! Мэри Роуз, ты действительно выйдешь за папу? И будешь жить с нами? — Она пересекла гостиную, на бегу стряхивая крошки с юбки, бросилась на пол рядом с Мэри Роуз и обняла ее колени. — Вот уж не ожидала! Какое счастье!
Нам будет так весело вместе… Я ужасно счастлива! — Дитя, немедленно придержи язык. Тебе следует сидеть в детской и читать книгу или что там еще полагается делать детям…
Эдисон, не в силах сдержаться, усмехнулся:
— Миссис Гриффин, моя дочь хочет поближе познакомиться с будущей мачехой. Кстати, скоро подадут чай. Паудер, в чем дело?
Старик дворецкий прислонился к косяку, радостно улыбаясь и показывая последние оставшиеся зубы.
— Поздравляю, милорд! Это просто чудесно! Теперь я стану еще нужнее, чем прежде. Может, Мэри Роуз возьмет меня в горничные.
Миссис Гриффин, словно ее и не прерывали, надменно продолжала:
— — Мэри Роуз, мы покидаем замок через полчаса, сразу после того как выпьем чай. Конечно, ты для меня тяжкое бремя, но я всегда выполняла свой долг. Ты можешь быть моей компаньонкой, камеристкой и даже растапливать камины по утрам. Я готова платить тебе.., немного, чтобы хватило на кое какие пустячки. А теперь вставай и одевайся. Ты должна…
— Мегги, — перебил Эдисон, — я хочу, чтобы ты вышла во двор и проверила, хорошо ли наелись гуси. Нет, не спорь со мной. Иди, и все.
Все молчали, пока девочка с явной неохотой не вышла из комнаты. Макнили проводил Паудера на его законное место. В гостиной остались только Гриффины, Эдисон и Мэри Роуз. Жаль, что ей придется выслушать это! Но необходимо расставить точки над и.
— Я больше не желаю этого терпеть, миссис Гриффин, — объявил Эдисон и, взглянув на Мэри Роуз, едва не сорвался. Она плакала, беззвучно, бесшумно, только по щекам непрерывно струились слезы. Сколько жестокости ей пришлось вынести за ее короткую жизнь! Злобные слова, терзавшие душу и ранившие так сильно, что она не сумела скрыть боль. Эдисон считал, что она могла бы уже привыкнуть, но, как оказалось, ошибался. Он испытывал непреодолимое желание прикончить сначала миссис Гриффин, а потом экономку.
Ярость сделала его сильным и безжалостным. Готовым ринуться в битву и не щадить никого, — Я хочу, чтобы вы немедленно убрались из моего дома. Даю вам пять минут, не больше. Вы мерзкая, грязная старуха. Никогда не встречал людей, более отвратительных, чем вы и ваш муж. Не желаю больше вас видеть. Двери Килдрамми отныне для вас закрыты. Надеюсь, я достаточно ясно выразился?
Миссис Гриффин, побагровев от бешенства, вскочила, но Эдисон хладнокровно продолжал;
— Вон из моего дома — оба и если вы посмеете вернуться, я велю удалить вас силой. Нет.., собственноручно вышвырну за ворота.
За спиной раздался изумленный возглас миссис Макфардл. Взглянув на часы, Эдисон увидел, что она опоздала как минимум на пять минут. Что ж, предлог идеальный.
— Миссис Макфардл, — с расстановкой произнес он, — вы последуете за миссис Гриффин. Кажется, она нуждается в компаньонке, судомойке, горничной и камердинере. Не сомневаюсь, что вы одна сумеете достойно выполнить все обязанности разом, и тогда она даже соизволит заплатить вам.., немного, чтобы хватило на кое какие пустячки. Как только гостиная опустела, Эдисон запер двери и подошел к Мэри Роуз, которая по прежнему жалобно всхлипывала, вытирая глаза рукой. Еще не до конца успокоившись, Эдисон мягко сказал:
— Мне так жаль, Мэри Роуз. Это я виноват. Следовало сразу заткнуть рот старой ведьме, а еще лучше — выгнать ее, когда она переступила порог моего дома во второй раз. Дорогая, прости меня. Я был слеп, совершенно слеп. Твоя вторая мучительница, миссис Макфардл, тоже уберется. Он опустился на диван рядом с ней. В ее глазах застыла боль.
— Мэри Роуз, — прошептал он, сажая ее к себе на колени и принимаясь укачивать. — Все будет хорошо. Я позабочусь о тебе. В твоей жизни отныне не будет ни жестокости, ни ненависти. Доверься мне, милая!
Он прижался щекой к ее макушке. Мэри Роуз молчала, безвольно лежа в его объятиях. Эдисон не знал, сколько это продолжалось, и очнулся, лишь услышав голос Мегги и легкий стук в дверь. Он отстранился и посмотрел в лицо Мэри Роуз. Она выглядела измученной, смирившейся, побежденной, и у него сжалось сердце. Но он не станет ее жалеть. Ни к чему хорошему это не приведет.
Эдисон чмокнул невесту в нос.
— Не знаешь, кто мог бы приготовить нам ужин?

Мэри Роуз услышала легкий шум, скорее — шорох, совсем близко, почти над ухом. Похоже, мужской голос, едва слышный, что то ей объясняющий, но что?
Она вздрогнула, сообразив, что это не сон, и хотела крикнуть, но сильный удар оглушил ее и она упала на подушки.
Эриксон откинул волосы с ее лба и с минуту смотрел на ее тускло освещенное единственной свечой лицо. Он должен был сделать это, другого пути не было.
Он отшвырнул одеяло и выругался себе под нос. Опять она в рубашке этого чертова викария! Ничего, он заодно напялит на нее и его халат. Он завернул Мэри Роуз в халат, взвалил на плечо и, подойдя к двери спальни, осторожно выглянул наружу. Никого. И не так уж темно, поскольку несколько спален стояли открытыми и в окна лился лунный свет. Даже свеча не понадобится!
Все, что остается сделать, — это дотащить Мэри Роуз до библиотеки и вынести в сад через скрытую шторами дверь. А там уже совсем легко: рядом увитая плющом калитка и лошадь, привязанная неподалеку от замка. Все идет как по маслу. Он придумал превосходный план. Жаль, что пришлось ударить ее, чтобы не завопила, но все это пустяки, а потом она, конечно, простит его. Новобрачная просто обязана прощать своего мужа! Интересно, а его мать простила отцу хоть пустяковый проступок? Нет, такое даже вообразить невозможно! Эриксон твердо верил, что отец и умер потому, что пытался любым способом сбежать от жены. Было уже за полночь. Все спали. Эриксон немного помедлил, прислушиваясь, и вспомнил, как вчера за ужином мать рассказывала, что все в округе только и говорят что о новом лорде Бартуике, который выгнал из своего дома не только Гриффинов, но и бедняжку миссис Макфардл, честно трудившуюся в замке много лет. Эриксон всегда ненавидел миссис Макфардл, эту старую змею, за то, что она плохо обращалась с Мэри Роуз. Он задумчиво нахмурился. По правде говоря, экономка ненавидела всех, особенно детей. Мэри Роуз… Сейчас ее обмякшее тело давит ему на плечи, волосы щекочут щеки. Нет, он не будет терзаться угрызениями совести. Все равно другого выхода не было. Один шаг, второй.., нужно ступать потише. Мэри Роуз не так много весит, он вполне способен вынести ее из замка. Но тут он услышал звонкий смех, доносившийся из комнаты, расположенной дальше по коридору, Женский смех. Неужели в такой час кто то может смеяться? Повод вполне очевиден. Его подозрения подтвердились, когда снова раздалось хихиканье, а затем он услышал мужской голос. Кто то пробежал босыми ногами по деревянному полу. Эриксон замер в неудобной позе посреди коридора, гадая, что теперь делать, когда дверь проклятой комнаты распахнулась и оттуда выбежала женщина в развевающемся белом одеянии, все еще хохоча и оглядываясь на мужчину, спешившего за ней по пятам. Эриксон даже рот раскрыл, увидев, что преследователь совершенно голый. Сначала ему показалось, что это викарий забавляется подобным образом, но мужчина был ему не знаком. Должно быть, это сестра викария и ее муж. Но что они делают тут ночью, да еще в таком виде? Спаситель, неужели в их спальне нет кровати?! Женщина неожиданно метнулась в тень и застыла как статуя. Сейчас она была всего футах в десяти от Эриксона. Муж в костюме Адама подбежал к тому месту, где она стояла, но остановился, поднял повыше свечу и встретился лицом к лицу с незваным гостем. Это несправедливо, дьявол, это просто несправедливо! Эриксон в сердцах выругался во весь голос. Проклятие. Он столько трудов положил на обдумывание деталей! И все шло идеально, пока шлюха удача не изменила ему и он не наткнулся на влюбленную парочку, вздумавшую пошалить в коридоре.
— Она моя, пропадите вы все пропадом! — завопил он вне себя от бешенства и отчаяния прямо в лицо Колину. — И никто мне не помешает!
В первый момент Колин не поверил собственным ушам.
— Ах ты, гнусный слизняк, подлый ублюдок! Никак выкрал Мэри Роуз? Кэтрин, немедленно сюда!
Эриксон краем глаза заметил мелькнувший белый подол. Мужчина вручил жене свечу, но Эриксон не стал ждать. Повернувшись, он ринулся прочь со всей возможностью, хотя бежать мешала Мэри Роуз. За ним по пятам гнался обнаженный незнакомец.
Тут Мэри Роуз, очнувшись, застонала и стала вырываться.
— Нет, Эриксон! Ты сума сошел! Отпусти меня, дурак! Она билась так сильно, что он пошатнулся, но не упал. Тогда она вцепилась ему в волосы и стала дергать изо всех сил.
— Черт, Мэри Роуз, да прекрати же! И успокойся. Мы уйдем отсюда вместе.
Они все таки рухнули на пол, да так неудачно, что Эриксон придавил Мэри Роуз. Та закричала. Колин растерянно стоял над ними, а Кэтрин в широкой белой рубашке, обвившейся вокруг ног, держала над ними свечу.
— Он раздавит меня, — с трудом проговорила Мэри Роуз. — Хорошо, что вы подоспели вовремя, хотя не пойму, как вы здесь оказались.
— Не важно, — отмахнулся Колин, становясь на колени рядом с Эриксоном, который продолжал лежать неподвижно, глядя на врага снизу вверх.
— Какой позор! — возмутился незадачливый похититель— Хоть бы прикрылся. Негоже стоять с голым задом! Неужели у тебя совести нет? Здесь дамы.
— Закрой глаза, — велел Колин, обращаясь к Мэри Роуз. Она немедленно послушалась. Колин схватил Эриксона за шиворот, дернул на себя. Завязалась потасовка. Эриксон был силен, дрался, не соблюдая правил, и, возможно, сумел бы вывернуться, если бы не Кэтрин. Увидев, что кулак Эриксона врезался в живот мужа, она взвизгнула и запустила в противника подсвечником. Тяжелое основание ударило его в скулу. Подсвечник отскочил на пол и покатился, изрыгая огненные брызги.
— Осел безмозглый! Оставь в покое Мэри Роуз! — завопила храбрая дама, вцепившись в Эриксона ногтями. Он понял, что попал в переплет. Невозможно бороться с обезумевшей женщиной, тем более что пахнет от нее восхитительно, чем то вроде фиалок, а это очень отвлекает. Да еще ее муж пытается оторвать ему руку!
Эриксон в отчаянии ударил женщину в плечо, отбросив на обнаженного мужчину, вскочил и снова пустился бежать. Правда, он не знал, как выбраться из замка, но это его не остановило.
Вдруг прямо перед его носом распахнулась дверь, и оттуда выскочил человек, на ходу застегивая штаны. Викарий! Хорошо, что не совсем голый.
— Я ее оставил, — поспешно пробормотал Эриксон, раздумывая, не сбить ли ублюдка с ног, да так, чтобы два часа провалялся без чувств, но почему то не решился. Казалось бы, служитель Божий не может выглядеть грозным и разъяренным, но, как выяснилось, всякое бывает.
Эриксон быстро повернулся и снова наткнулся на Колина и Кэтрин. Все трое повалились на пол. Эдисон увидел, что навстречу ему спешит Мэри Роуз, подняв подол выше колен одной рукой и держа в другой злополучную свечу, которая, к счастью, не наделала пожара и не потухла, хотя пламя угрожающе колебалось.
— Он пытался похитить ее, Эдисон — крикнул Колин, вставая и подавая руку жене. — А ты, Мэри Роуз, поскорее закрывай глаза.
На этот раз она не послушалась, а сняла с себя халат Эдисона и бросила Колину. Тот со смехом накинул его и плотно запахнулся. Все четверо окружили Эриксона, у которого хватило ума не сопротивляться. Похоже, он верно оценил обстановку и помял, что ему не выстоять. Он до сих пор не мог поверить, что проиграл, и осыпал проклятиями себя, упрямство Мэри Роуз, а заодно сэра Лайона — за то, что втравил его во все это. Эдисон, расставив ноги и подбоченившись, молча смотрел на Эриксона. Под его упорным взглядом тот с каждой минутой все больше терял уверенность в себе. Очень тихо, голосом, совершенно не похожим на свой обычный, Эдисон осведомился:
— Он причинил тебе боль, Мэри Роуз?
— Ударил по голове, чтобы я не кричала, но не слишком сильно.
— Эриксон, ты пытался похитить ее и изнасиловать?
— Нет, провались ты в ад! — прошипел Эриксон, неподвижно лежавший на полу. — Я собирался снова сделать ей предложение. Неужели ты не понимаешь? Я с ума по ней схожу и должен ее получить. Не буду я ее насиловать, если она одумается, послушается разумного совета и согласится стать моей женой. Кровь Христова, я хочу ее! Никто не посмеет назвать мою жену ублюдком. Она будет в безопасности. Я сумею ее защитить.
Кровь громко стучала в висках, и с Эдисоном вдруг случилось то, чего никогда не бывало за всю его взрослую жизнь. Он потерял самообладание и не помня себя набросился на Эриксона, схватил за воротник и рывком поставил на ноги.
— Все это ложь, и ты сам это знаешь. Не понимаю, с чего вдруг ты воспылал к Мэри Роуз такой страстью, но обязательно выясню, прежде чем позволю тебе покинуть Килдрамми. А скорее всего, жалкое подобие человека, я тебя просто прикончу.
Он не слышал ни воплей Мэри Роуз, ни голоса сестры, умоляющей его успокоиться, вспомнить, кто он. Но сумел расслышать просьбу Колина:
— Когда разделаешься с ним. Эдисон, отдай мне. Я докончу то, что ты начал.
С тех пор как Эдисон покинул родной дом, он ни разу не ударил человека Дома он, естественно, каждый день боролся с братьями и, чтобы победить, научился драться так же отчаянно, как они. Теперь Эдисон колотил Эриксона кулаками куда попало; в лицо, в живот, в пах, ударил о стену и даже улыбнулся, когда его голова со стуком врезалась в дубовую панель. Но Эриксон, немного оправившись, тоже не стоял смирно и отвечал ударом на удар.
— Давай давай, — подбадривал Эдисон и, схватив его за правую руку, стал отгибать ее до тех пор, пока Эриксон не ухитрился лягнуть его в ногу и вырваться.
— Я ничего такого не сделал! — завопил Макфайл, целясь кулаком в скулу Эдисона. К счастью, тот в самый последний момент успел перехватить его руку.
— Поганый ублюдок! — прошипел Эдисон и, снова накинувшись на него, принялся месить, как тесто. Он пришел в себя, только когда чьи то руки оттащили его, попытался высвободиться и вдруг донял, что это плачущая Мэри Роуз. Мэри Роуз плачет? Но почему? Они спасли ее, и теперь он расправляется с Макфайлом, которого следовало бы удушить еще при рождении. Эдисон стряхнул девушку и сдавил Эриксона железной хваткой. Тот, успев немного отдышаться, ударил Эдисона в живот, и мужчины покатились по полу, отчаянно ругаясь. Наконец Эдисон ухитрился прижать Эриксона спиной к ковру и уселся на него верхом, ощутив в этот момент безумную радость. Улыбнувшись поверженному врагу, он принялся обрабатывать его физиономию.
— Довольно! — взмолилась Мэри Роуз. — Оставь его, Эдисон.
— Верно, сейчас моя очередь, — согласился Колин, подходя ближе. — Она права, Эдисон. Довольно с него. Ты, пожалуй, слишком увлекся. Дай и мне возможность потрудиться над ублюдком.
Но Эдисон, даже не поднимая головы, снова оглушил Эриксона, уже почти бесчувственного и не имевшего сил сопротивляться.
— Хватит, — вмешалась Кэтрин, стоявшая над братом с удивленно раскрытыми глазами. Она не могла понять, что происходит. Эдисон буквально измочалил шотландца, но не пожелал остановиться. Хорошо еще, что он просто держит Эриксона за шею и не пытается его задушить. Ну вот, кажется, брат приходит в себя и вновь обретает самообладание. Увы, она ошиблась. Он снова душит Эриксона.
Кэтрин положила руку на его обнаженное плечо и очень мягко сказала:
— Эдисон, дорогой, успокойся. Все кончено. Ты достаточно его наказал. Прекрати, иначе потом не простишь себе, уж я то тебя хорошо знаю. Не хочу, чтобы ты терзался сознанием собственной вины и думал, что твоя душа будет гореть в аду. Остановись. Немедленно.
Ее слова растопили остатки ярости, заставили викария ощутить во всем теле боль от ударов противника. Сердце забилось ровнее. Эдисон поднялся, встал над Эриксоном и, не повышая голоса, объявил:
— Если ты когда нибудь посмеешь подойти к Мэри Роуз ближе чем на пятьдесят футов, считай себя мертвецом.
— Мы тоже не будем сидеть смирно. У кого то обязательно найдется нож или ружье, — поддакнула Кэтрин. — Господь простит моему брату его поступок, потому что такой злобный пакостник, как ты явно должен гореть в адском огне.
— Кстати, — вмешался Колин, — я, как и мой шурин, сгораю от желания узнать, для чего тебе вдруг понадобилась Мэри Роуз. Истинно влюбленный не пытается взять девушку силой или похитить против ее воли. Почему тебе так срочно захотелось жениться на ней? Ну, признавайся же, и, может, мы сохраним тебе жизнь.
Эриксон, весь в крови, лившейся из сломанного носа и раскроенной губы, покрытый синяками и ссадинами, едва мог говорить.
— Вы ошибаетесь, — промямлил он, — У меня нет никаких корыстных мотивов. Я люблю ее и хочу на ней жениться. Честное слово, я не лгу! Других причин, кроме моей искренней привязанности, нет.
Он взглянул на Мэри Роуз, белую как полотно, стоявшую в чересчур длинной и просторной рубашке, и вдруг воскликнул:
— Ты должна согласиться! Должна, иначе мне конец! Колин нахмурился.
— Твои красивые уверения — ложь. Я это чувствую. Не пытайся меня обмануть. Эриксон мгновенно осекся, — Мэри Роуз, поднеси свечу ближе, — попросил Колин, — чтобы я смог получше рассмотреть этого идиота. Прекрасно. В таком виде он мне даже больше нравится. А тебе, Мэри Роуз?
— Нет.
Колин вгляделся еще пристальнее.
— Пожалуй, она права. Уж поверьте, сэр, мы выбьем из вас правду. Берегитесь, иначе я буду держать вас, пока Эдисон станет вколачивать вас в пол. Понял, ты, двуличная тварь?
Эриксон тяжело вздохнул, догадываясь, что так просто от него не отстанут.
— Мне больше нечего сказать, — упрямо повторил он, — Я совершенно невинен, если не считать моей страсти к Мэри Роуз.
Колин присел на корточки, схватил Эриксона за грудки, слегка приподнял и с силой ударил головой об пол. Эриксон взвыл.
— В тебе нет ни капли любви к Мэри Роуз и, вполне вероятно, ни к какой другой женщине. Выкладывай правду, причем немедленно, если не хочешь, чтобы я вышиб из тебя мозги!
Эдисон прислонился к стене, молча наблюдая за происходящим.
— Чертов священник! — завопил Эриксон. — Как ты можешь позволять этому типу так обращаться со мной? Я и без того полумертв после того, как ты меня отделал! Останови его, ради Бога! Останови!
— И не подумаю, пока не признаешься, — отмахнулся Эдисон, с преувеличенным вниманием рассматривая сбитые костяшки пальцев.
— Мне не в чем признаваться, мерзавцы вы этакие!
— Пожалуй, я сменю тебя, Колин, — решил Эдисон, шагнув к дерущимся.
Мэри Роуз и Кэтрин бросились на помощь, встав между мужчинами и Эдисоном. Обе женщины смотрели на Эриксона, как на противного слизняка, выползшего из под камня.
Колин снова наклонился и попытался его встряхнуть. Эриксон застонал.
— Довольно! Дьявол, у меня и без того все зубы шатаются! В сотый раз повторяю: мне нечего сказать! А если вы меня убьете, вас повесят.
— Эдисон, ты куда?
— Схожу за ружьем. Нельзя допустить, чтобы он в один прекрасный день опять попытался изнасиловать Мэри Роуз и принудить выйти за него. Нет, уж лучше отделаться от него раз и навсегда, тем более что он не хочет открыть нам истинную причину того спектакля, который так мелодраматически разыгрывает. Ничего другого не остается.
— Будем тянуть жребий, кому стрелять, — оживился Колин.
— Я тоже хочу участвовать, — заявила Мэри Роуз. — Надоело его бояться! Всех все равно не повесят.
— Не повесят, — согласилась Кэтрин. — Иди за ружьем, Эдисон.
Эриксон переводил растерянный взгляд с одной мрачной физиономии на другую. Похоже, они не шутят. Значит, в самом деле все кончено.
Он прерывисто вздохнул.
— Чтоб вам сгореть в аду! Я должен жениться на Мэри Роуз, потому что она вовсе не бедна. Наоборот, богата, очень богата. Отец оставил ей деньги.., нет, я не знаю, кто он, только ее матери это известно, ведь это она задирала перед ним юбки. Как бы то ни было, в Английском банке лежит куча денег. По завещанию Мэри Роуз получит их, либо когда выйдет замуж, либо по достижении двадцати пяти лет. Мне нужны ее деньги, неужели не понятно? — Эриксон взглянул на девушку, чье лицо оставалось в тени. — В следующем месяце тебе как раз исполнится двадцать пять, Мэри Роуз. Если до тех пор ты станешь моей, я получу твое состояние. У Донателлы всего пять тысяч фунтов, этого мне мало.
— И о какой же сумме идет речь? — осведомилась Кэтрин.
— Не знаю. Сэр Лайон утверждал, что о сотнях тысяч. Старик, назначенный душеприказчиком, не пожелал сказать, сколько именно, только уверял, что даже самый алчный человек будет доволен.
Новая волна ярости застлала глаза Эдисона красной пеленой, а сердце билось так, словно вот вот выскочит из груди. Отодвинув женщин, он наклонился, дернул Макфайла на себя и снова стал орудовать кулаками, не соизмеряя сил и без всякой жалости. На этот раз его оттащил Колин. Эдисон замахнулся было и на него, но Кэтрин отчаянно закричала:
— Остановись, брат! Все кончено. По крайней мере теперь мы знаем правду. Этот гнусный червяк проиграл по всем статьям!
Мэри Роуз осторожно протиснулась между мужчинами, обняла Эдисона и прижалась губами к его голой груди. Он стиснул ее в объятиях, вдыхая нежный аромат, зарываясь лицом в душистые локоны.
— Ты вступил в сговор с дядей Мэри Роуз? — продолжал допрашивать Колин, зорко следя за Эриксоном, хотя понимал, что тот вряд ли способен улизнуть в таком состоянии. Но если это все же произойдет, Эдисон не совладает с собой и придушит негодяя. Нельзя этого допустить. Ни в коем случае. Подобный поступок навсегда уничтожит Эдисона, раздавит его душу, обречет на вечное проклятие.
— Д да, — выдавил из себя Эриксон, понимая, что отпираться бесполезно. — После свадьбы я должен отдать ему десять тысяч фунтов, а за это он обещал обеспечить мне доступ в Велленс Мэнор, чтобы я попытался убедить Мэри Роуз, потому что в любом другом месте она не пожелала бы меня слушать.
— А Донателла? Ведь ты всегда хотел именно ее, не так ли? — удивленно спросила Мэри Роуз.
Эриксон потер ноющую челюсть, вытер окровавленный нос и презрительно бросил:
— Да ты ничто в сравнении с ней! Ты не глупа, Мэри Роуз, и не слепа. Наверняка сама восхищалась ее красотой. Мэри Роуз слегка подняла брови.
— Ничего не понимаю. Женившись на мне, ты упустил бы Донателлу. Она ни за что не согласилась бы стать твоей любовницей. Даже получив мои деньги, ты все равно был бы несчастен. — Об этом обещала позаботиться моя мать. Она женщина волевая и уверила, что в скором будущем все устроится отлично. Якобы все деньги получит она, а мне достанется то, о чем я мечтаю. Следовательно, Донателла была бы моей.
— Ты хочешь сказать, что твоя мамаша задумала расправиться с Мэри Роуз? — ахнула Кэтрин. Она с отвращением взирала на негодяя, не в силах поверить, что на свете существует подобное зло.
Эриксон пожал плечами и болезненно поморщился. На его теле не осталось живого места, и даже колени он ушиб, когда пытался сбросить с себя проклятого викария.
— Глупости! Моя мать не убийца. Не знаю, что она намеревалась делать, но убивать?..
Кэтрин размахнулась и от души пнула Эриксона ногой под ребра. Тот застонал, хватаясь руками за живот.
— Снова лжешь, ты, жалкий.., даже слова не подберу! Совершенно очевидно, что — либо твоя мамаша, либо ты расправились бы с Мэри Роуз и тогда ты завладел бы не только деньгами жены, но и Донателлой. Ад и проклятие, какой же ты подлец! Что же до твоей ведьмы матери, ее и пристрелить не жалко. Причем немедленно!
— Не могу поверить, — прошептала Мэри Роуз, не отрываясь от груди Эдисона. — Значит, я богата? Почему мама никогда об этом не говорила? Заставила меня поверить, что мы просто бедные родственницы, во всем зависимые от ее сестры и дяди Лайона!
— Возможно, твоя мама боялась, что ты ей не поверишь, — высказал предположение Эдисон. — Ведь верно?
— Скорее всего ты прав. Но она могла хотя бы попытаться.
Мэри Роуз ощутила привычную боль. Никогда ей не понять маму, никогда!
— Но откуда дядя Лайон узнал о деньгах? — Твоя мать сама ему сказала после того, как он пригрозил выкинуть вас обеих из Велленс Мэнор, — с трудом шевеля разбитыми губами, ответил Эриксон. — Думаю, он хотел переспать с Гвинет, а она ему отказала. Трудно судить ее за это. Он старик, весь в морщинах и со зловонным дыханием. Она уверила его, что денег там целые горы, потому что твой отец очень богат. Пообещала, что поделится с зятем, если он оставит вас в покое. Вот он и придумал план, как добраться до денег, но только съездив в Эдинбург и убедившись, что она не соврала.
Он неловко повернулся на бок и, кряхтя, стал подниматься.
— Погоди! — воскликнула Мэри Роуз. — Если слухи о наследстве исходят от моей матери, возможно, это не правда. Всем известно: она не в себе, причем довольно давно. Что, если она просто упросила того человека в Эдинбурге подыграть ей?
Эриксон покачал головой:
— Нет. Твой дядя нашел и расспросил человека, который должен исполнить волю покойного. Он тоже не сказал, кем был твой отец, но подтвердил, что на твое имя положены деньги, и весьма солидные.
Мэри Роуз недоуменно заморгала, не в силах осознать сказанное. Она больше не бедная родственница! Теперь ей все нипочем!
— Но ты должен был жениться, прежде чем ей исполнится двадцать пять, или не получил бы ни пенса? — уточнил Колин.
Эриксон кивнул, стоя на четвереньках и тяжело дыша.
— А как же, — вмешалась Кэтрин. — Иначе Мэри Роуз забрала бы деньги и уехала с матушкой куда глаза глядят.
— Поверить не могу, — призналась Мэри Роуз. — В жизни такого не предполагала! Наверное, отец любил меня, если оставил столько денег…
Эдисон хотел посоветовать ей не слишком обольщаться, но промолчал и хищно уставился на шею Эриксона, Воображая, как сжимает пальцы и медленно медленно его душит… Нет, нельзя находить радость в чем то подобном. Священник должен нести добро! Он остановился перед Эриксоном и взглянул ему в глаза:
— Тебе известно, что мы с Мэри Роуз собираемся обвенчаться? Она станет моей женой. Ты проиграл. Все кончено.
— Да, миссис Макфардл разнесла по всей округе, что вы женитесь на ублюдке и что она ничего не понимает. Не иначе как Мэри Роуз обманом заставила вас сделать предложение. Специально облилась водой из реки, вывалялась в колючках и явилась в замок в надежде, что вы ее пожалеете. А потом ухитрилась соблазнить. И поскольку вы викарий со своими понятиями о чести и благородстве, то и посчитали себя обязанным жениться.
Эдисон невольно расхохотался и крепче обнял Мэри Роуз.
— Скажи, Эриксон, ты можешь представить ее соблазняющей кого бы то ни было?
Эриксон был вынужден покачать головой. Его тут же затошнило. В животе словно кишки переплелись. Ребра, кажется, переломаны. Он старался не шевелиться. Он не унизит себя окончательно, выблевав на пол Килдрамми содержимое желудка!
Но сил не осталось. Эриксон со стоном привалился к стене и закрыл глаза.
— Поэтому я и действовал быстро, — пробормотал он. — Обвенчайся вы — и все пропало бы.
— Понятно, — кивнул Эдисон. — Хотя ты мог бы попытаться убить меня.
— Нет, я не преступник.
— Теперь я богата, — ошеломленно прошептала Мэри Роуз. — И тебе… — не разжимая объятий, она прильнула к Эдисону, — тебе незачем жениться на мне. — Она немного отстранилась и подняла глаза на Эдисона. — Я возвращаю вам слово, сэр. Вы свободны.
— Ни за что! — воскликнул Эдисон. — Такая свобода мне не нужна!
Эриксон, лежа на боку, держался за живот.
— Верно, Мэри Роуз, тебе совсем не нужно за него выходить. Советую хорошенько подумать. Ты знаешь викария всего неделю, а меня — всю жизнь. Я всегда был добр к тебе, никогда не издевался и не дразнил. Мы вместе плавали с дельфинами. Это я научил тебя плавать, помнишь? Послушай, викарию ни к чему деньги. Ему нужна лишь покорная паства, которой он может внушать страх перед Богом. Для этого существуют церкви. Как только люди входят туда, огромные двери закрываются и выйти уже нельзя. Тогда викарий волен грозить прихожанам вечными муками за грехи, взывать к их совести. Но стоит наполнить блюдо для сбора пожертвований, он сразу добреет. Людям становится легче, а он чувствует себя выше всех окружающих.
— Странно, что до сих пор никто не попытался воздать тебе и твоей матушке по заслугам, — удивился Колин.
— Моя мать никому не желает зла. Она всего лишь хочет, чтобы ее сын был счастлив, но и сама не желает доживать свои дни в бедности. Она мечтает посещать балы и рауты в Эдинбурге, познакомиться со знатными людьми, войти в светское общество. Мэри Роуз, викарий не нуждается в тебе, не то что я. Он служитель Божий, хотя едва меня не прикончил, за что и будет жариться в аду. Но все равно он не настоящий мужчина, с которым женщина может обрести наслаждение. — Он помолчал и вдруг в отчаянии выпалил:
— Пожалуйста, выходи за меня! Освободись от него, не позволяй себя отговорить! Я бы взял тебя силой, только если бы ты отказала, и…
Кэтринн снова лягнула его, на этот раз с куда большим ожесточением.

Наутро за столом Майлз Макнили красочно, во всех подробностях поведал, как провожал домой Эриксона Макфайла. Выяснилось, что его любящая матушка не спала, поджидая сына — Он и рта не успел раскрыть, чтобы объясниться, — рассказывал Майлз, — как она высунулась в окно и подняла страшный визг. Орала, словно ее резали. Если бы меня не подмывало скрутить его в бараний рог, может, я пожалел бы беднягу. Майлз покачал головой и уставился на свою яичницу, сожженную почти до черноты.
— Эта женщина — ходячий кошмар. Обозвала сына идиотом, болтливым ослом, гнилым плодом своего чрева. Я сбежал при первой возможности. Странно, у Эриксона репутация человека сильного и решительного, но, очевидно, против матери он ничто.
Он снова с сомнением оглядел яичницу, положил в рот кусочек, поперхнулся и схватил стакан с водой. Мэри Роуз болезненно сморщилась. Никто из присутствующих не осмелился повторить подвиг Макнили.
— Простите, Майлз, — взмолилась она. — Я никогда раньше не готовила яичницу. По моему, она немного пережарена.
— Разве что чуточку, Мэри Роуз, — успокоил ее управляющий. — Не волнуйся, все знают, что ты старалась.
Он улыбнулся девушке открытой, ясной улыбкой, отчего Эдисон ощутил укол ревности. Невероятно! Похоже, он сошел с ума от любви.
Эдисон в замешательстве опустил голову и уставился на свои грязные сапоги. Нашел к кому ревновать! Макнили годится Мэри Роуз в отцы.
— Майлз прав, — сказал он. — Не стоит беспокоиться. Мы все благодарны тебе за заботу.
— Я не знала, что тебе пришлось готовить, Мэри Роуз, — вмешалась Кэтрин. — Не слишком ли рано ты поднялась с постели?
— Ничего, Кэтрин, я прекрасно себя чувствую.
— Тем не менее, пока мы не найдем кухарку, я сама займусь обедом. Колин, подтверди, пожалуйста, что я прекрасно готовлю.
Колин поперхнулся кофе, и причиной тому были не столько претензии жены, сколько отвратительный запах и вкус напитка. Он кашлял так громко и долго, что Мегги была вынуждена похлопать его по спине.
Когда Колин немного пришел в себя и, с отвращением глядя на кофе, принял поданный племянницей стакан воды, девочка спокойно объявила;
— Я слышала, как Паудер толковал с Макнили о новой кухарке. Оказывается, миссис Голден — она живет в деревне — нужны деньги, чтобы содержать внуков. Паудер считает, что она с удовольствием согласится работать в Килдрамми прямо с сегодняшнего дня, а значит, тете Кэтрин не придется стряпать. Паудер сказал также, что из миссис Голден выйдет превосходная экономка.
Воцарилось молчание, которое в конце концов нарушил Эдисон, — Мегги, — торжественно провозгласил он, — несмотря на наши споры, твое вечное непослушание и проказы, признаю, что был прав, привезя тебя сюда. Ты стала для меня неоценимым помощником, так что прими мою благодарность.
— Спасибо, папа, — не моргнув глазом кивнула Мегги. — Цель моей жизни — служить тебе.
Раздался такой смех, что стол зашатался. Мегги же с видом превосходства обвела взглядом присутствующих: маленькая королева, которой удалось произвести фурор.
Три часа спустя миссис Голден, весело напевая себе под нос, уже хлопотала на кухне. Аромат печеного хлеба поплыл по замку. Однако веселилась только она одна. Эдисон, стоя на пороге замка, что было мочи кричал на Мэри Роуз:
— Никуда ты не едешь, понятно? Откуда взялся экипаж? Ты остаешься здесь и идешь со мной к алтарю! Не желаю, чтобы меня освобождали! Я целовал тебя.., не только, по крайней мере в своем воображении. Ты скомпрометирована. Мало того, видела меня без рубашки, обнимала, прижималась, дышала в мое голое плечо! Это уже перешло всякие границы! Твоя репутация навеки погублена! Немедленно возвращайся в замок, иначе хуже будет!
Но Мэри Роуз продолжала упрямо идти к наемной карете, неся саквояж, одолженный ей Майлзом.
— Ну папа, не может она остаться, — убеждала отца подбежавшая Мегги. — Она сказала, что честь душит ее. Тогда я не поняла, что она имеет в виду. О Господи, по моему, это Макнили помог ей, и все потому, что Мэри Роуз уговорила. А сам Майлз скрывается — наверное, боится, что ты задашь ему такую же трепку, как Эриксону Макфайлу. Не отпускай ее, папа. Останови!
В этот момент Эдисону вдруг показалось, что земной шар пошатнулся на своей оси и вот вот сбросит его. Подумать только, он, священник, стоит на крыльце подбоченясь, с красным от гнева лицом и разоряется, словно рыбная торговка! И при этом отчетливо ощущает, как кипит кровь в жилах. Совершенно дурацкое положение!
Мегги продолжала теребить его за рукав.
— Пожалуйста, папа, не пускай ее! Мэри Роуз хочет совершить благородный поступок, но иногда не понимает, что и благородство может быть глупым.
— Да, Мегги. Ты права, это больше чем глупость, и я не дам Мэри Роуз ее сотворить, — заверил Эдисон, устремляясь вперед. — Мэри Роуз, стой на месте!
Она уже протянула руку кучеру, чтобы он помог ей подняться в карету, но подоспевший Эдисон сгреб его за воротник и отшвырнул с такой силой, что несчастный приземлился прямо в грязь.
— Попробуй только…
— Эдисон, откуда ты взялся? Ты, кажется, намеревался побывать в деревне.
— Я и побывал, а теперь, благодарение Богу, вернулся. Верно Мегги сказала, такого идиотизма я от тебя не ожидал. Мэри Роуз. Идем со мной, но девушка стояла на своем. Послушай, все изменилось. Ты сам это понимаешь. Неужели ты не можешь внять голосу рассудка? Я вовсе не так глупа, какой кажусь. Зачем упорствовать? Тебе ни к чему такая жена, как я. Забыл, что я незаконнорожденная? Твой брат, граф Нортклифф, в ярости сорвал бы с себя парик и втоптал бы в землю, будь это в прошлом веке. Пойми, ты не можешь ввести в семью ублюдка, это издевательство…
Во дворе появилось стадо гусей. Впереди переваливался вожак Уилли, гогоча так громко, что Эдисон сам себя не слышал. Мегги пронзительно завопила:
— Папа, я схватила ее саквояж! Нет нет, Уилли, не смей щипаться! Я дам тебе хлеба, только потерпи!.
Краем глаза Эдисон увидел, как его дочь, преследуемая гусями, с усилием тащит саквояж к дверям.
— С меня хватит, — процедил он, оборачиваясь к Мэри Роуз.
Не тратя лишних слов, он перебросил девушку через плечо, головой вниз.
— Эдисон, Боже мой, разве священникам такое к лицу? Немедленно поставь меня! Это просто смешно! Я выполняю свой долг. Мистер Макнили с таким трудом раздобыл для меня экипаж…
И тут Эдисон дал себе волю. К его величайшему изумлению, рука поднялась сама собой и отпустила увесистый шлепок по аппетитной попке.
— Ты никуда не едешь!
К еще большему его изумлению, ладонь задержалась на ягодицах куда дольше, чем было необходимо. Он тут же отдернул пальцы, словно обжегшись, уставился куда то вдаль и, преисполнившись решимости, зашагал к замку. Мэри Роуз попыталась брыкаться. Безуспешно. Принялась молотить его кулачками, но, поскольку боялась сделать ему больно, ничего не получалось. Вися вниз головой, она увидела Мегги, тащившую саквояж, окончательно распоясавшихся гусей, Уилли, бесцеремонно хватавшего девочку за ноги. Пыль летела столбом, и Мэри Роуз подумала, что обязательно посадит во дворе кусты и деревья. Но все эти мысли быстро вылетели у нее из головы, потому что от тряски в животе стало как то противно, а голова закружилась. Кучер с трудом поднялся, отряхнул штаны и, пораженный, уставился вслед мужчине, к тому же священнику, который бесцеремонно взвалил даму на плечо и теперь нес куда то в сопровождении маленькой девочки с саквояжем и целой орды гусей, поднявших куда больший шум и гам, чем его дражайшая женушка в минуты ссоры. Майлз, как оказалось, стоял в холле за дверью. Паудер, восседавший на стуле, с некоторым любопытством взирал на суматоху. При виде хозяина Майлз виновато пробормотал:
— Мне очень жаль, милорд, но Мэри Роуз.., она особенная и не хочет, чтобы вы считали себя обязанным…
— Майлз, — перебил Эдисон, не глядя на управляющего и продолжая шагать к лестнице, — вы уволены.
— Но, милорд, через две недели я и так уезжаю. Мегги ухитрилась втолкнуть саквояж в двери. Уилли, оставшийся на крыльце, громко жаловался. Паудер, соизволивший наконец встать, махал на гуся скрюченными руками.
— Кыш, гнусная ты птица! Обжора этакий! Оставь в покое девочку! В дверях показался желтый клюв Уилли. Гусак гоготнул и ретировался. Это было так уморительно, что Эдисон захохотал. Женщина, которую он держал на плече, собиралась от него уйти, и все же он умирал от смеха. Он чувствовал ее живот. Если он опустит Мэри Роуз чуть пониже, ее лицо коснется его бедра. Он обнимал ее ноги, и от сознания близости его трясло. Что с ним творится? Мегги, его драгоценная девочка, не выпускала из рук саквояж. Паудер неодобрительно качал головой, видя, как она надрывается. Макнили молча наклонился и подхватил ношу.
— Спасибо, мистер Макнили, — поблагодарила Мегги. — Зря вы поддались на уговоры Мэри Роуз и наняли экипаж. Не стоило вам соглашаться. Она обещала папе выйти за него, и я уже написала братьям, что скоро у нас будет новая мама.
— Может быть вы хотите, чтобы я отправил ваше письмо?
— Да, сэр, это очень любезно с вашей стороны. О Господи, Мэри Роуз, что в этом саквояже? Он весит больше меня!
— Я дал ей два своих подсвечника. Довольно дорогих, Мэри Роуз хотела заложить их в Эдинбурге, — сознался управляющий. — Поскольку я еще не получил наследства, денег у меня почти нет. Не отдать ли их вашему отцу в возмещение за беспокойство?
Мегги, особа весьма практичная, замедлила шаг и кивнула:
— Думаю, этим вы отчасти загладите свою вину. Подумать только, два проклятых подсвечника! Это уж слишком!
Эдисон почувствовал, что его снова разбирает смех, и плотнее сжал губы. Немного успокоившись, он осведомился:
— Насколько я понимаю, на деньги, вырученные за подсвечники, ты собиралась прожить до дня рождения? Мэри Роуз кивнула, насколько позволяла ее поза.
— И написала бы матери, чтобы узнать имя поверенного? Еще один молчаливый кивок.
— А потом явилась бы к нему нежданно негаданно? И получив наследство, увезла бы мать в Эдинбург?
Кивок.
Эдисон подошел к лестнице, остановился и бросил через плечо, вернее, поверх попки Мэри Роуз:
— Вы остаетесь служить у меня, Майлз, по крайней мере еще на две недели.
— Спасибо, милорд. Пойду рассчитаюсь с кучером. Оставьте саквояж. Я сам отнесу его в спальню Мегги.
— Не нужны мне ваши подсвечники, — угрюмо бросил Эдисон, — только дайте слово, что спрячете их от Мэри Роуз.
— Клянусь, милорд! Теперь я и сам вижу, что был не прав. Больше я не стану ее слушать, — Все же один раз послушали, сэр, — напомнила Мэри Роуз, поднимая голову.
Эдисон снова представил Мегги, дергавшую за ручку саквояжа, и с улыбкой покачал головой. Больше всего в этот момент ему хотелось погладить ягодицы Мэри Роуз. До него даже не дошло, что похоть — смертный грех, и, именно его он в данный момент совершает. Единственное, о чем он мог думать, — это о соблазнительной близости попки Мэри Роуз. И только когда он передал незадачливую беглянку с рук на руки Кэтрин с наказом повалить ее на пол и сесть сверху, если снова вздумает натворить глупостей, осознание совершенных грехов новой тяжестью легло на душу. Список рос час от часу. Он наверняка истерзал бы себя раскаянием, не сообщи Паудер о приезде гостей. При виде сэра Лайона Эдисон решил, что предпочтет провести остаток дня в составлении перечня своих прегрешений, чем вытерпит хоть полчаса в обществе этого человека. Однако на сей раз с ним прибыла Гвинет. День клонился к вечеру, и по замку разносились соблазнительные запахи. Хлеб благоухал так, что все домочадцы невольно принюхивались. Сэр Лайон тоже с удовольствием вдыхал аромат свежеиспеченного хлеба. Тем временем Эдисон проводил будущую тещу в гостиную. Интересно, почему в прошлый раз она отказалась войти, а сейчас вдруг согласилась? Мэри Роуз, к счастью, была наверху, в спальне Мегги, которая по приказу отца развлекала будущую мачеху, не сводя с нее влюбленных глаз. Кэтрин, как доложили Эдисону, то и дело заглядывала в комнату с целью убедиться, что Мэри Роуз не сбежала через окно. Колин в это время пребывал в конюшне, решая, каких лошадей необходимо приобрести для Килдрамми, — Сэр Лайон, матушка Мэри Роуз, — поприветствовал Эдисон, так и не удосужившийся узнать ее имя. — Спасибо, Паудер.
— Я поднимусь в вашу спальню, милорд, и вычищу одежду.
— Превосходная мысль, Паудер. Я хотел поблагодарить вас за прекрасно выглаженные галстуки, — кивнул Эдисон и обратился к гостям; — Где бы вы хотели сесть? Сейчас попрошу миссис Голден заварить чай.
— Миссис Голден не следовало быть здесь, — раздраженно бросил сэр Лайон, но, сообразив, что неудачно начал беседу, постарался загладить резкость; — Миссис Макфардл, невзирая на все ее достоинства, — редкостная стерва. Пожалуй, неплохо, что вы от нее избавились. Кстати, хлеб пахнет восхитительно.
— Я попрошу подать его к чаю, — предложил Эдисон и вышел, чтобы отдать распоряжения Паудеру, который еще не успел приступить к чистке одежды хозяина.
Когда викарий вернулся, Гвинет Фордайс призналась:
— Не поверите, но мне самой не раз хотелось воткнуть ей нож под ребро. Все эти годы она была непростительно груба с моей дочерью. Меня она побаивалась, считая сумасшедшей.
— Не сомневаюсь, что она сможет быстро найти выгодную должность, — отозвался Эдисон и, усадив гостей, сам встал у камина.
Сэр Лайон откашлялся, бросил косой взгляд на Гвинет и торжественно начал:
— Милорд, насколько я понимаю, прошлой ночью здесь было неспокойно. Небольшие неприятности?
— Ничего такого, чего мы не смогли бы уладить. — заверил Эдисон и замолчал, ожидая, что последует дальше. Сэр Лайон собрался с духом:
— Как дядя и опекун Мэри Роуз я готов дать свое позволение на ее брак с вами, если она выплатит мне некоторую сумму из денег, оставленных ей отцом, в возмещение расходов, которые я понес, все эти годы обеспечивая Мэри Роуз и ее дражайшую матушку жильем, одеждой и пропитанием. Двадцать пять лет, не забудьте! Точнее, почти двадцать пять.
— Понятно, — кивнул Эдисон. — Особенно если учесть, как вы были добры и милосердны к свояченице и ее дочери. По видимому, сознания собственного благородства вам недостаточно.
— Нисколько. Скажи ему, Гвинет.
Мать Мэри Роуз медленно поднялась и пронзила взглядом сэра Лайона. Ее все еще прелестное лицо исказилось ненавистью.
— Вот как? Сказать ему? Что именно, Лайон? Что я всегда считала тебя напыщенным, наглым болваном, готовым на все ради денег? Что ты просто жалкий гнус, который пытается выманить деньги у лорда Бартуика?
Физиономия сэра Лайона пошла красными пятнами. Эдисон испугался, что его хватит удар. Но сэр Лайон каким то образом сумел справиться с эмоциями.
— Неблагодарная! — завопил он. — И это награда за то, что я открыл двери своего дома тебе и твоему ублюдку? Никогда ни в чем не отказывал? Вы были членами моей семьи!
Его и без того красные щеки побагровели. Эдисон привстал, готовый подхватить беднягу, если тот рухнет на пол.
— Будь ты проклята, Гвинни! Я начинаю верить, что ты так же нормальна, как все окружающие, и никогда не была безумной, а просто притворялась, чтобы самой не заботиться о своей бедной дочери!
— Тут ты совершенно прав, — не стала отпираться Гвинет. — Иначе как бы я сумела уберечься от тебя и твоих мерзких ласк? Только вот сделала глупость, рассказав тебе о деньгах Мэри Роуз. Мне и в голову не приходило, что ты пойдешь к Эриксону и уговоришь его ради денег жениться на моей дочери. До чего же ты подл!
— Ложь! Это ложь! — взвыл сэр Лайон. — Замолчи немедленно! Черт возьми, мне необходимы деньги! — Задыхаясь от злости, он подскочил к Эдисону. — Послушайте, милорд, если я не получу полагающихся мне денег, то выдам Мэри Роуз замуж за Эриксона!
Эдисон спокойно смотрел на размахивавшего кулаками краснолицего здоровяка и молчал, пока лицо противника не приобрело более естественный цвет, а потом знаком велел ему сесть.
— Десять тысяч фунтов, не так ли? Именно эту сумму вам обещал Эриксон Макфайл?
Гвинет Фордайс порывисто вскочила из за стола и с такой яростью ринулась на зятя, что Эдисон счел нужным вмешаться:
— Мэм, пожалуйста, успокойтесь. Мне нужно сказать кое что вам обоим. То, что, возможно, вам не известно. Я уже списался с Доналдом Макреем, эдинбургским поверенным Тайронна Бартуика, и он сообщил, что у Мэри Роуз Фордайс нет законного опекуна, поскольку вы никогда не претендовали на это звание. Следовательно, сэр Лайон, вы не имеете никакого права требовать денег. Советую вам просить прощения у Господа за столь недостойное поведение.
Он умолчал о том, что сам будет молиться с утра до вечера, прося отпустить ему грех лжи, придуманной в самый последний момент. Однако, судя по виду сэра Лайона, эта ложь во спасение попала в цель.
— При чем тут опекунство? — возмутился сэр Лайон. — Это совсем не обязательно! Я ее дядя! Гвинет, ты немедленно все уладишь, иначе ноги твоей не будет в Велленс Мэнор! Проклятие, да десять тысяч — всего лишь малая часть того, что оставил девчонке отец!
Гвинет в упор смотрела на зятя и улыбнулась Эдисону;
— Милорд, он заставил меня поехать с ним, надеясь на мою помощь. Не знаю, каковы его намерения, но вряд ли они честны. По правде говоря, сама не знаю, сколько именно денег оставил Мэри Роуз ее отец. Он просто заверил меня, что сумма значительная. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы с дочерью переберемся в Килдрамми?
— Буду в полном восторге, — заверил Эдисон с поклоном.
Гвинет обернулась к зятю:
— А ты позволишь мне забрать наши пожитки из своего драгоценного особняка? И дашь экипаж, чтобы я смогла добраться до Колдрамми?
Сэр Лайон понял, что должен согласиться, иначе уже сегодня все соседи будут считать его не только олухом царя небесного, но и последним хамом.
— Разумеется, — процедил он, мечтая удушить мерзавку. Но сначала нужно все хорошенько обдумать. Дело пошло не так, как он рассчитывал. Его планам грозит крах. Не стоило впутывать сюда Гвинет. С самого начала было ясно, что она предаст его. Черт, он по прежнему хотел ее, но при мысли о жертвах, на которые придется пойти, чтобы сократить расходы, всякое желание пропало. Едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить, он попрощался с лордом Бартуиком, проклятым викарием, которого, как ему казалось, будет легко перехитрить и запугать, и проводил Гвинет к карете. Выходя, он снова ощутил восхитительный аромат свежеиспеченного хлеба и только сейчас сообразил, что не попробовал ни кусочка. Вечером Гвинет Фордайс с тремя лакеями прибыла в Килдрамми в нагруженной доверху карете.

Утром Эдисон сидел в библиотеке, сочиняя письмо Доналду Макрею. Ему хотелось в конце концов докопаться до сути дела.
— Милорд, — робко позвала с порога Мэри Роуз.
Эдисон поднял брови:
— Так официально?
— Мне кажется, ты все еще сердишься на меня за вчерашнюю попытку побега, хотя я уверена, что так было бы лучше всего. Благороднее, Вчера вечером ты не хотел со мной говорить, мало того — избегал. Поэтому я и пришла к тебе.
— «Я уверена», — передразнил он, опуская перо на подставку из оникса и откидываясь на спинку кресла. — Что ты собираешься предпринять? Еще раз покаяться? Застрелишься, чтобы не дать мне пожертвовать собой? Или просто не одобряешь еще чего то, на что я решился ради тебя?
— Нет, — покачала она головой, теребя кружево на манжете. Сегодня на ней было одно из тех платьев, которые привезла Гвинет. — Кстати, спасибо за то, что принял мою мать. Она очень счастлива. Мегги полюбила ее с первого взгляда, а мама считает, что Мегги — самый умный и способный ребенок во всей Шотландии. У Мегги появилась новая бабушка и, слава Богу, вполне нормальная. — Помолчав, она робко спросила:
— Это правда? Моя мать действительно притворялась сумасшедшей?
Эдисон кивнул.
— Что ж, ее можно понять. Беременная, незамужняя — что ей оставалось делать… Но почему именно безумие? Ведь она жила с сестрой и зятем!
Эдисон вздохнул:
— Очевидно, твой дядя хотел затащить ее в свою постель, вот и прибегнул к шантажу. Но твоя мать оказалась умнее. Не имея другого оружия, она притворилась сумасшедшей. Ну а потом это вошло у нее в привычку, Мэри Роуз задумалась.
— Мне кажется, — глубокомысленно изрекла она наконец, — на свете найдется не слишком много порядочных джентльменов.
— Глупости! — возразил Эдисон. — Когда приедем в Англию, тебя будет окружать целая толпа порядочных джентльменов. Сколько хочешь, столько и будет. Взять хотя, бы моих братьев. Ты с ними подружишься, не говоря уже об их женах и детях. Признаю, однако, что такие люди, как твой дядя и Макфайл, разочаруют кого угодно.
— Не пойму, почему отец не помог маме.
— Вероятно, он был женат.
— Да, но все же… Я тут размышляла, Эдисон…
— Пощади меня. Неужели еще один план побега?
— Нет, я подумала, что в следующем месяце, когда мне исполнится двадцать пять, я отблагодарю тебя за доброту ко мне и маме. Это так великодушно! О, я…
У Мэри Роуз задрожал подбородок, и она никак не могла с собой справиться. В горле почему то застрял комок. Но Эдисон безжалостно пригрозил;
— Если собираешься заплакать, я перекину тебя через плечо, подъеду к реке и швырну в воду. Посмотрим, сколько тебе понадобится времени на этот раз, чтобы выбраться на сушу. Подумай, сколько неприятностей ты мне причинила просто потому, что я поступаю не так, как ты хочешь. Пойми же, что именно я — конец всех бед, твоих и твоей матери. Ну вот, опять слезы. Немедленно прекрати!
Мэри Роуз жалобно шмыгнула носом.
— Уже что то. А теперь не мешай. Я пишу письмо, чтобы проверить: вдруг моя вчерашняя ложь окажется правдой? Скорее всего так и есть. Твой дядя не пытался оспорить мои слова, но на всякий случай лучше иметь письменное свидетельство.
— Ты солгал? — ахнула Мэри Роуз. — Намеренно? О, Эдисон, это я во всем виновата. Из за меня ты согрешил против Господа, хотя священники…
— Замолчи и послушай.
Он поведал весьма правдоподобную историю, которую сочинил специально для ее дяди.
— Мне никто никогда не говорил, что сэр Лайон — мой опекун, — удивилась Мэри Роуз. — Представить невозможно, чтобы он вдруг захотел им стать. Наоборот, его смущало, что под его крышей живет незаконнорожденная племянница. Стыд был так велик, что ему трудно было проявлять щедрость. А что, если Йен узнал про деньги?
— Понятия не имею. Спрошу мистера Макрея, если хочешь. Кстати, я раздобыл специальное разрешение, и мы поженимся в воскресенье. Сегодня утром я поговорил с преподобным Макмилланом, очень милым старым джентльменом, который утверждает, будто знает тебя с пеленок, и считает, что ты будешь прекрасной женой для викария, пусть и чужеземного. Однако его волнует, что я из самых благородных чувств чересчур тороплю тебя, а ты еще можешь передумать. Я заверил преподобного, что твое самое горячее желание — выйти замуж за викария, а именно за меня, и переехать в южную Англию, где тебя не будет знать ни одна живая душа, обрести новых родственников и стать матерью троих приемных детей. Кажется, ему очень хотелось рассмеяться, и он, бедняга, кашлял так сильно, пытаясь сдержаться, что мне даже пришлось колотить его по спине.
Мэри Роуз стояла молча, бледная, с еще заметными синяками, исхудавшая, в чересчур просторном голубом платье, и не смеялась. Даже не раздвинула губ в улыбке.
— Сдавайся, Мэри Роуз, сдавайся, — посоветовал Эдисон очень мягко. — И выходи за меня. Нам будет хорошо вместе.
Он не сводил с нее глаз.
— Хорошо, Эдисон, — едва слышно прошептала она наконец. — В воскресенье мы обвенчаемся.
Церемония проходила в гостиной Килдрамми. Достопочтенный Эдисон Таунсенд Абдулов, преподобный Абдулов из Гленклоуз он Роуэн, брат графа Нортклиффа, женился во второй раз на Мэри Роуз Фордайс, девице из Велленс Мэнор. Гвинет деликатно сморкалась в прелестный кружевной платочек, Колин Кинросс выступал в роли шафера и стоял позади жениха, негромко произносившего обеты. Подружка невесты Кэтрин Кинросс стояла подле Мэри Роуз и легонько сжимала ее руку каждый раз, когда нужно было отвечать. Родственники невесты не явились, прислав свои поздравления и отговорившись срочными делами. В связи с этим хозяева не испытывали ничего, кроме облегчения. От Макфайлов же вообще не было никаких известий. Миссис Голден приготовила чудесный свадебный обед, а Майлз достал из тайников с полдюжины бутылок шампанского. Кухарка наняла в деревне еще шесть помощниц, причем не на время, а на постоянную работу, что оказалось весьма кстати, ибо у Эдисона почти не осталось чистых сорочек, а новобрачные собирались остаться в Килдрамми до середины сентября, то есть еще на две недели. Кроме Майлза, на венчании присутствовал еще один гость — Доналд Макрей, поверенный Бартуиков. Учитывая, что сегодня был день свадьбы преподобного Эдисона и мистер Макрей не хотел омрачать его делами, он просто сообщил:
— У вас нет причин волноваться. Как выяснилось, сэр Лайон никогда не был опекуном вашей жены. Он вам солгал. Так что ваш.., э э.., обман, как выяснилось, просто верное умозаключение.
За столом Макрей пил шампанское бокалами и не сводил глаз с Гвинет Фордайс. Мегги шепнула отцу, что готова побиться об заклад; поверенный прикончил не меньше бутылки.
Вечером Мегги самолично проводила молодоженов в огромную спальню, непрерывно болтая и смеясь.
— Похоже, тетя Кэтрин и тебя угостила шампанским, не так ли, Мегги?
— Ну.., да, папа, дала.., самую чуточку. Ужасно противная штука, и теперь я никак не могу замолчать. — Мегги просияла и крепко обняла мачеху. — Мы прекрасно уживемся, Мэри Роуз. Макс и Лео поймут, что я хорошо сделала, привезя тебя домой. Ну как, поговорим о твоих новых обязанностях папиной жены?
Мегги уселась посреди кровати, скрестив ноги и улыбаясь отцу и новобрачной. Эдисон не знал, что ответить. Мэри Роуз тоже растерялась. Эдисон наконец собрался с мыслями, но тут в дверь постучали.
— — Войдите.
В комнату заглянула Гвинет:
— А, Мегги, милая, вот ты где! Мне так нужна твоя помощь! Опять эта злосчастная головная боль, вызванная, должно быть, чересчур назойливым вниманием мистера Макрея. Ты не сделаешь мне холодный компресс?
Мегги, не зная, какому из дел отдать предпочтение, перевела взгляд с отца на Гвинет и вздохнула:
— Папа, Мэри Роуз! Не возражаете, если я поухаживаю за миссис Фордайс? Она теперь моя бабушка. Нельзя допустить, чтобы она страдала, если я могу облегчить ее муки.
— Совершенно верно, Мегги. Ты так добра! Прекрасный поступок.
Эдисон поцеловал дочь.
— Увидимся утром, дорогая. Мы с Мэри Роуз желаем тебе спокойной ночи.
Мегги недоуменно нахмурилась и, совсем как отец, вопросительно склонила голову набок.
— Мэри Роуз, разве ты не идешь со мной в нашу спальню? Почему мы вообще явились в папину комнату?
— Мегги, — осторожно начал Эдисон, — Мэри Роуз теперь моя жена. Это означает, что она всегда должна находиться рядом, и днем, и ночью. Отныне она и спать будет со мной, на этой кровати.
— Но, папа, я…
От двери донесся приглушенный смех. Вошедшая Гвинет протянула Мегги руку.
— Дорогая, мне становится все хуже. Пойми, твоей новой маме нужно привыкнуть к твоему папе. В этом смысл супружеской жизни. Теперь они должны много времени проводить вместе, чтобы узнать друг друга получше, поговорить о разных важных вещах. Но ты не должна ни о чем беспокоиться, хорошо?
— Л ладно, — нерешительно согласилась Мегги. — Ты хочешь остаться с папой, Мэри Роуз? Вы будете разговаривать всю ночь?
— Да, милая.
Мегги приподнялась на цыпочки, и Эдисон, прижав ее к себе, поцеловал в лоб, — Спокойной ночи, детка. До завтра. Гвинет попрощалась и увела девочку.
— Не слишком романтично, верно? — вздохнул Эдисон. Мэри Роуз молчала. Судя по ее виду, у нее от страха поджилки тряслись. Впрочем, и Эдисон чувствовал себя не в своей тарелке. Стараясь преодолеть неловкость, он быстро подошел к камину и стал разводить огонь. Несмотря на то что было только первое сентября, в воздухе заметно похолодало.
Встав, он обернулся к жене. Мэри Роуз по прежнему не двигалась с места. Эдисон шагнул ближе, сжал ее плечи и тихо сказал:
— У тебя нет причин бояться. Если ты не хочешь, чтобы я сегодня был с тобой, стоит только сказать.
Едва эти слова сорвались с языка, Эдисон пожалел, что сказал их. В безмолвной тревоги он ждал, пока она, все еще перепуганная, обдумывала его предложение. Наконец Мэри Роуз с трудом выговорила:
— Когда ты обнимал и целовал меня.., это было так приятно. Теперь, когда мы женаты, думаю, следует идти до конца. Так полагается.
— Верно, но особого значения это не имеет. Все равно никто не узнает. Тебе решать, Мэри Роуз. Мы еще не настолько хорошо знаем друг друга. Если ты предпочтешь отложить…
Эдисон поспешно закрыл рот. Зачем он говорит всю эту чушь? Неужели окончательно потерял голову?
Мэри Роуз кивнула и нервным движением стиснула руки. На ней по прежнему было прелестное бледно розовое подвенечное платье, сшитое матерью, с водопадом кружев у выреза и ниспадающее до пола. Удивительно, как этот цвет сочетался с ее рыжими волосами!
Эдисон откашлялся и, надеясь, что не слишком похож на человека, обуреваемого похотью, выдавил;
— Я весьма неравнодушен к тебе, Мэри Роуз. И ты ко мне тоже. Понимаю, что тебе немного известно о супружеских отношениях.
Его драгоценная невеста нетерпеливо отмахнулась:
— Возможно. — Она подошла к нему ближе. — Ты не можешь поцеловать меня? Пожалуйста.
Как не исполнить такую просьбу?!
Вскоре Эдисон понял, что хочет ее больше всего на свете. Хочет так, как никого и никогда не хотел раньше.
Но она невинна! А он помнил Мелинду Беатрис, ее боль, душераздирающие рыдания, когда он вошел в нее, рыдания, когда вышел, рыдания, когда захотел ее снова, так сильно, что едва не взорвался.
Эдисон покачал головой. Тогда он был совсем мальчишкой и не умел дарить и получать наслаждение. Правда, с тех пор он вряд ли узнал больше. Но нужно признаться, в первые месяцы после свадьбы он любил послушать разговоры братьев о постельных играх, что случалось нередко. Так что с теорией все обстояло прекрасно.
— Позволь, я расстегну твое платье. А потом, если пожелаешь, выйду в коридор, пока ты переодеваешься.
Мэри Роуз подняла свои роскошные волосы, и Эдисон удивился ловкости собственных пальцев, молниеносно справившихся с бесчисленными пуговками. Когда ее белая спина обнажилась до пояса, он заставил себя отступить.
— Ну вот и все. Жаль, что я не догадался поставить сюда ширму.
Он поспешно вышел и долго бродил по коридору. Внимание его привлек тихий женский голос. Кэтрин! Они с Колином о чем то разговаривают в спальне, и дверь даже не заперта!
Он, викарий, строго журивший детей за подслушивание, подкрался ближе к соблазнительной щели. — Но, Колин, Эдисосон был совсем юнцом, когда женился на Мелинде Беатрис. Что он знает? Всегда был таким благочестивым и правильным, что даже не думал о подобных вещах. Он совсем не такой, как Виталик, Алекс или ты! Я просто вне себя от тревоги, что он…
Она не договорила, но Эдисон и так все понял. Да и что тут понимать? Все яснее ясного.
— Послушай, Кэтрин, — возразил Колин. — Эдисон отнюдь не простак и не глупец. Не забывай, он Абдулов, а я клянусь, что искусство любить женщину у Абдуловых в крови. Перестань зря беспокоиться. Пойдем в постель, и я позволю тебе совратить меня, если обещаешь действовать очень медленно, чтобы у меня хватило времени приготовиться и подобающим образом ответить на твои ласки.
Кэтрин хихикнула.
— Ты уверен, что все обойдется? Может, тебе стоит поговорить с Эдисоном, поинтересоваться, есть ли у него вопросы? Вдруг он хочет кое что обсудить… Колин, подожди! Что ты делаешь? О Боже, ты ужасно порочен!
Снова послышался смешок, затем наступило молчание. Нет.., кто то со свистом втянул в себя воздух.
Эдисон торопливо отступил. Значит он обладает врожденным умением ублажать женщин? Почему же потерпел столь сокрушительное поражение с Мелиндой Беатрис? Правда, это было так давно… Кэтрин права. На что способен зеленый юнец, неопытный, раздираемый бушующими чувствами, которые не в силах контролировать, терзаемый похотью до такой степени, что едва не расплескал семя себе на живот?
Вероятно, следует больше доверять себе. Как говорил его братец Алекс, «если мужчина сумел рассмешить женщину, значит, он завоевал ее!»
Смех. Как, черт возьми, заставить женщину смеяться, когда чресла горят огнем желания? Когда думается только о том, как погасить этот огонь?
Эдисон вернулся в спальню. Мэри Роуз лежала посреди кровати, вжавшись в подушку и натянув одеяло до подбородка. Эдисон улыбнулся жене и обошел комнату по кругу, по пути гася, свечи. Оставив последнюю, горевшую около кровати, он отодвинулся в тень, разделся, натянул ночную рубашку и направился к Мэри Роуз.
— Я не стала надевать твою рубашку, — сказала она. — Думаю, тебе она идет больше.
Эдисон откинул одеяло, лег и взглянул в ее прелестное лицо.
— Интересно, что мы познакомились совсем недавно. Мэри Роуз выпростала руку из под простыни и легонько коснулась его щеки.
— Да. Это пугает меня и одновременно заставляет верить, что тут не обошлось без вмешательства Господа. Ты такой красивый, Эдисон.
При этих словах в его душе что то, дрогнуло.
— Не хочу, чтобы ты думала, будто я женился на тебе только из соображений чести, желая защитить, спасти от подлых махинаций твоего мерзкого дяди и Эриксона Макфайла. Ты мне совсем не безразлична, Мэри Роуз, И я очень рад, что отныне ты моя. — На секунду отведя глаза, он добавил:
— Теперь Мы муж и жена. Или викарий и жена, если так тебе больше нравится.
Шутка явно вышла неудачной, поскольку не вызвала ничего, кроме жалобной улыбки.
— Я почти не вижу тебя, Эдисон.
— Ну.., нельзя же любить друг друга при ярком свете, — пояснил он, хотя был уверен, что братья занимались этим в любое время суток, даже в саду, под толстыми дубами. Но только Не он. Эдисон всегда считал, что жену необходимо уважать, оберегать от мужской похоти и не оскорблять ее скромности.
— Не хотелось бы шокировать или смущать тебя, — пробормотал он с постным видом.
— Спасибо, — поблагодарила она немного странным тоном. Причины он не понял и поэтому поспешно попросил:
— Пожалуйста, не бойся меня. Пусть я не очень хорошо разбираюсь в подобного рода вещах, но готов попытаться. И сейчас буду целовать тебя, пока не доберусь до твоего кривого пальчика, который тоже поцелую.
Мэри Роуз улыбнулась. Ага, почти смеется!
— Хорошо, — выдохнула она, обнимая его.
— На вкус ты настоящая клубника, — объявил Эдисон, — а волосы мягче, чем у моей кобылки.
Она хихикнула, когда он наконец коснулся ее груди, и тут же вздрогнула. Эдисон на мгновение закрыл глаза, соображая, что теперь делать. Он догадывался, что начал правильно, но насчет дальнейшего не был уверен.
— Лежи смирно, и я попытаюсь не сделать тебе больно.
Он поднял подол ее рубашки, ощутил мягкую плоть и мысленно взмолился, чтобы она была готова для него. Чтобы ей было не слишком больно. Она не отстранилась, не попыталась вырваться. И так горячо его целовала, что он снова чуть не потерял самообладание. Как долго он обходился без этого! Как давно не был с женщиной! Сейчас Эдисон боялся, что из за своей неопытности может оттолкнуть Мэри Роуз, не даст ей желанного наслаждения. Что ж, он сделает все возможное. Вернее, все, что пожелает, и вряд ли это будет так уж плохо. В конце концов, недаром он принадлежит к роду Абдуловых!
Момент настал. Эдисон сцепил зубы и вошел в Мэри Роуз, стараясь двигаться помедленнее. Кровь оглушительно стучала в висках, похоть почти ослепляла, но решимость не причинять жене лишних страданий оказалась сильнее. Он мужчина, не мальчик, когда то едва не изувечивший Мелинду Беатрис.
Слегка продвинувшись вперед, он замер.
— Мэри Роуз?
Она смотрела прямо на него, но не улыбалась, как в тот раз, когда была готова осыпать его поцелуями, даже если при этом он снова проник бы языком в ее рот. Нет, она окаменела от ужаса и лежала под ним, как замерзшее бревно.
— Ч что?
— Я в тебе. Еще совсем чуть чуть. Ты молодец, прекрасно держишься. Я ощущаю барьер твоей невинности. А ты? Ты чувствуешь, как я в него упираюсь?
— Да.
Это оказалось последней каплей. Мужчина и викарий не выдержал, позабыв свои благие намерения. Он больше не мог терпеть и ворвался в ее тело, как в покоренный город. Господи Боже, он взял ее, сделал своей!
Сердце гулко билось, а тело.., он никогда еще не был таким энергичным, сильным, словно жизнь началась только с этой минуты. Он балансировал на краю обрыва и мечтал слететь вниз, прямо сейчас, но услышал плач.
— Мэри Роуз! С тобой все хорошо?
— Да, Эдисон, клянусь. Эта история с невинностью.., далась не так то легко, но теперь ты не двигаешься и все не так уж плохо, — откликнулась она и восхищенно добавила:
— Я примерно знала, что происходит между мужчиной и женщиной, но представить не могла, каково это на самом деле.
О Боже, он совсем обезумел от вожделения, от потребности, пожирающей его заживо. Эдисону казалось, что он вот вот умрет. Перестанет существовать.
Все закончилось слишком скоро. Он никогда не думал, что может быть вот так. Нет, он все таки скончался, но смерть была ослепительно прекрасна.
Он балансировал над ней, опираясь на локти и тяжело дыша. Сердце бухало в груди, в голове не осталось ни одной связной мысли. Он все забыл.., или никогда ничего подобного не испытывал. Великолепно.., более чем великолепно…
Мэри Роуз не шевелилась.
Как только он смог говорить связно, из горла вырвалось виноватое бормотание:
— Прости, что сделал тебе больно. Больше это не повторится. Ты меня простишь?
— Да, разумеется. Ты мой муж, а в супружеской жизни случаются вещи, не всегда приятные.
— Я так и не рассмешил тебя, — пожаловался он, осторожно выходя из нее. Потом лег рядом и привлек жену к себе, только сейчас сообразив, что неизвестно когда успел стащить ночную рубашку и теперь лежит голый. Одно это способно выгнать ее из спальни. Еще минута — и Мэри Роуз сбежит!
— Позволь, я надену рубашку, — пробормотал Эдисон, но она, по прежнему уткнувшись в его плечо, качнула головой.
— Нет, пожалуйста, не надо. Ты такой теплый и мускулистый, Эдисон. Мне нравится чувствовать твои мышцы под ладонями.
Эдисон едва не проглотил язык. Женщина.., его жена.., сказала ему такое…
Он ничего не ответил. Не нашел слов. Благодарит ли в таких случаях мужчина?
Эдисон не знал. Однако был бесконечно рад, что Мэри Роуз не успела снять рубашку. Это даже к лучшему, если учесть, какую струнку она затронула своими словами. Это грех, да, грех, и мысли его греховные: он не имеет права думать о том, что хочет проделать это снова. Ужасно, грубо и бесчеловечно.., но приятно, так приятно, что он едва не застонал. Нет, пора спать. Мэри Роуз нужно отдохнуть, ей требуется время, чтобы простить его за все, что он С ней сделал… Хотя, похоже, она вовсе не так расстроена.
Эдисон задул последнюю свечу, лег на спину и почувствовал, как она прижалась к нему, мягкая, теплая, с упругими нежными грудями. Слава Богу, что на ней рубашка!
Он знал, что должен сказать что то. Трудно просить ее доверять ему, когда речь идет о плотских утехах, тем более что он показал себя невежественным грубияном, но все же стоило попытаться.
— Верь мне, — прошептал он, попробовал поцеловать ее в губы, но промахнулся и вместо этого чмокнул в щеку, — Верь мне.
— Я бы доверила тебе собственную жизнь, Эдисон. — Она откинулась, обдавая его теплым дыханием, и он вздрогнул, боясь проронить хоть слово, Не умолять же, чтобы она позволила еще раз взять ее!
Вместо этого Эдисон вновь прижал Мэри Роуз к себе. Вонзиться в теплую, податливую плоть.., прямо сейчас. Он вспомнил, как Виталик и Алекс толковали о том, что негоже мужчине становиться свиньей, что это недостойно.
Он долго лежал неподвижно, прежде чем уснул. В отличие от Мэри Роуз. Она размышляла, глядя в темноту и преодолевая искушение поцеловать мужа. Как странно.., он был в ней, по настоящему был в ней, касался.., целовал… И это оказалось не слишком ужасно. Он даже наслаждался всем, что проделывал. Да и для нее это тоже было не так уж плохо.
Мэри Роуз вздохнула, только сейчас почувствовав, какая она мокрая и липкая внутри.
Услышав ровное дыхание мужа, она осторожно отодвинулась, встала и, сняв рубашку, вымылась. Мышцы ныли, внизу живота саднило. Все это так непривычно!
Мэри Роуз поспешила надеть рубашку. В большой комнате было холодно: огонь в камине давно погас. Она снова скользнула в постель и прильнула к мужу. Как приятно!
Мэри Роуз положила ладонь на его грудь. Ей почему то захотелось передвинуть руку ниже, но это уже неприлично, Она не должна испытывать подобные желания!
Засыпая, она радостно улыбалась. Эдисону она и в самом деле небезразлична. Он извинялся за то, что сделал ей больно, но Мэри Роуз сомневалась, что он был искренен в своем раскаянии. Когда он просил прощения, в его прекрасных глазах светилось победное торжество. Очень странно. Хотя он мужчина, а мужские чувства и поступки ей неведомы. Сумеет ли она когда нибудь постичь его мысли?

В спальню проникли первые бледные лучи рассвета. Эдисон мгновенно проснулся, с удовольствием ощутил рядом с собой прелестное мягкое тело, но тут же сообразил, что замерз. Не хватало еще, чтобы Мэри Роуз простудилась! Он потихоньку поднялся и на цыпочках прошел к камину. Пока огонь разгорелся, Эдисон, вернувшийся в постель, окончательно продрог. Немного согревшись, он повернулся на бок.
— Мэри Роуз, — прошептал он, и от одного звука ее имени его плоть поднялась и стала тверже, чем черные базальтовые скалы за замком. Теперь он уже пылал, пылал с головы до ног, раскалился от внутреннего жара, словно печка, которую разожгли так быстро, что она вот вот взорвется.
Эдисон не стал ждать, пока Мэри Роуз пошевелится, и начал целовать бледное спокойное лицо, обрамленное растрепавшимися рыжими волосами. Странно, что на ней его рубашка, но сейчас это не важно. Рубашка слетела в один миг. И Мэри Роуз не сопротивлялась, не трепетала от страха, не пыталась остановить мужа, только подняла бедра, чтобы помочь ему раздеть ее. Едва она осталась обнаженной, он рывком привлек ее к себе, наслаждаясь каждой минутой близости. Эдисон застонал, поняв, что она отвечает на его поцелуи. Желание кружило голову, почти лишая сознания, и он уже не думал, что сейчас утро, что он шокирует жену, что она сгорит со стыда, осознав, как жадно муж разглядывает ее тело.
Мэри Роуз, обезумев, отвечала поцелуем на поцелуй, бесстыдно и раскованно.
— Откройся, я хочу ощутить твой вкус, — тихо попросил Эдисон, вздрагивая от силы своих ощущений, и стал целовать ее груди, лихорадочно гладя нежное тело. Мэри Роуз едва слышно замурлыкала, и все это, вместе взятое: довольные звуки, ее рот и руки, ласкавшие его живот, — чуть не довело новоиспеченного мужа до умопомрачения. Он попытался выгнуться, чтобы она могла касаться его еще и еще.
И тут Эдисон в самом деле едва не превратился в свинью. Почти.
Тяжело дыша, он отстранился, и внезапно все стало совершенно ясно. Он хотел целовать ее.., везде.., чего никогда не хотел прежде. Никогда раньше с ним такого не случалось, но теперь он жаждал этого больше всего на свете. Все казалось таким естественным, он просто обязан был это сделать, если хотел и дальше жить и дышать.
Эдисон сползал по телу жены все ниже, целовал и мял ее живот и бедра, обдавая жаром своего дыхания, пока не прижался губами к влажным горячим створкам. Мэри Роуз словно оцепенела, но продолжалось это всего секунду.
— О Господи! — простонала она, вжимаясь в его рот и ощущая, как длинные пальцы проникают в самую ее суть. — Эдисон! — вскрикнула Мэри Роуз, когда поняла, что с ней происходит нечто невероятное, и вцепилась в его волосы.
Она упала на подушки, повторяя его имя снова и снова, умоляя не останавливаться, не останавливаться, пожалуйста, только не останавливаться… Она металась, извивалась под ним, желая одного: чтобы это продолжалось вечно.
Эдисон остро ощутил ее лихорадочное наслаждение, омывавшее его сладостной волной, и это потрясло его до глубины души. За всю жизнь ему не довелось испытать такого, Когда она затихла, он медленно поднял голову и посмотрел на нее в проникавшем сквозь окна утреннем свете. Лицо Мэри Роуз раскраснелось, губы раскрылись, взгляд мечтательно затуманился.
— Господи, — повторила она, протягивая ему руки. Эдисон в мгновение ока очутился в ее объятиях.
— Надеюсь, тебе и это понравится, — прошептал он, вонзаясь в нее и начиная двигаться, быстро и резко. На этот раз он уже не сомневался, что минуты его сочтены. Но какая разница? Он готов покинуть эту землю.
Когда он выгнул спину и закричал что то бессвязное, она прижала его к себе и стала целовать грудь, гладить спину, просунула руку между их телами и слегка ущипнула живот.
Он тяжело упал на нее, положив голову на подушку. Но Мэри Роуз продолжала ласкать его, изредка целуя то в ухо, то в висок — куда могла дотянуться.
— Совершенно невероятно, — пробормотала она:
— Я понятия не имела, что между мужем и женой бывает такое.
Эдисон тоже не имел и сейчас никак не мог опомниться. Он подумал о своих братьях, светских мужчинах, обожавших женщин. Они не стеснялись рассуждать на подобные темы, он же всегда считал, что потакать своим желаниям грешно, и даже то, что его братья наслаждаются любовными играми в супружеской постели, не избавляет их от необходимости покаяния. Эдисон сознавал свое превосходство над Виталиком и Алексом, понимая, что они в отличие от него не умеют управлять телесными порывами посредством ума, духа и интеллекта. Разве любовь не грех, если она заставляет мужчину забыть, на каком он свете, пусть на миг, но отринуть самое важное, что есть в жизни, рассуждал викарий.
Неужели он был таким напыщенным идиотом? Невыносимым, омерзительным ханжой?
Эдисон снова затвердел, прямо в ней, и невольно рассмеялся, впервые за тридцать один год ощутив невероятное счастье быть мужчиной, который дарит женщине такое же наслаждение, какое получает от нее.
Наконец ему удалось немного овладеть собой, — Мэри Роуз, — прошептал он между легкими поцелуями укусами, — чувствуешь, как я заполнил тебя?
Он снова задвигался, легко, неспешно, стараясь не застонать от удовольствия.
— Да, — кивнула она, приподнимаясь и целуя его в плечо. — Конечно. Это восхитительное ощущение, Эдисон. Спасибо за то, что подарил мне все это…
Он увидел их прижатые друг к другу тела и вдруг понял, что и это с ним тоже впервые.
— Тебе больно?
— Немножко, но это не важно. Мне ужасно все нравится, Эдисон.
Он снова рассмеялся и поцеловал ее. Ему внезапно захотелось снова коснуться заветного местечка, увидеть ее извивающейся от наслаждения. Так он и сделал, наблюдая, как глаза Мэри Роуз затуманиваются. В этот миг не было человека счастливее его. Конечно, нет ничего дурного в том, что муж наслаждается своей женой! Глупо было думать иначе…
Вернул его к действительности громкий стук. Эдисон открыл глаза, но не пошевелился.
— Мне все равно, что происходит, даже если это вернулся Эриксон с намерением снова похитить тебя. Ни за что не сдвинусь с места! И ты тоже. Поскольку ты лежишь подо мной, тебе ничего не грозит.
Мэри Роуз расплылась в улыбке, стиснула мужа в объятиях и крикнула;
— Кто там?
— Это я, Мегги!
Эдисон лукаво прищурился, — У меня есть дочь и два сына, только я почему то не могу вспомнить их имена. Хорошо еще, что Мегги догадалась постучать!
Они едва успели отпрянуть друг от друга, когда дверь приоткрылась и в щель просунулась голова Мегги.
— Доброе утро. Знаете, уже почти восемь! Принести вам завтрак? Мэри Роуз, ты как? Неужели вы все еще разговариваете? Что ты ему рассказываешь? Тебе по прежнему нравится папа?
— Она обожает меня, — со вздохом заверил Эдисон. — И мы хотели бы позавтракать.
— Успокойся, Мегги, твой папа мне по прежнему нравится.
Дверь закрылась. Эдисон повернулся к жене, привлек ее к себе, так что ее стройное тело прижалось к нему. Прикосновение грудей и стройных бедер свело его с ума.
— Так что ты думаешь о супружеской жизни?
— Я солгала Мегги, — призналась Мэри Роуз, откидывая одеяло. — Ее папа мне не просто нравится. Пока что супружеская жизнь кажется великолепной. Никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Она уже хотела встать, но вспомнила, что обнажена, и застыла. Обернувшись, Мэри Роуз увидела, что ее муж лежит голый, со сбившимися к ногам простынями, и взирает на нее с таким видом, словно не знает, что делать.
Она тоже уставилась на него, но не на лицо, а гораздо ниже, и он замер. Впервые женщина видела его без одежды и, похоже, весьма этим заинтересовалась. Мелинда Беатрис всегда отводила глаза, когда по чистой случайности заставала мужа в костюме Адама.
— Мэри Роуз?
— Ты прекрасен, Эдисон! — воскликнула она, вставая, и попыталась было прикрыть грудь руками, но тут же уронила их и вызывающе выпрямилась. — По моему, глупо смущаться — ведь ты уже раздевал меня во время болезни.
— Верно, — словно откуда то издалека услышал Эдисон свой голос и снова посмотрел на Мэри Роуз. — Но теперь все по другому. Ты улыбаешься мне, такая теплая и живая, твое лицо раскраснелось, а волосы просто восхитительны!
Она взвизгнула и бросилась к тазику с водой, рядом с которым оставила свою ночную рубашку. Наспех оделась и случайно взглянула на воду.
— Эдисон, о Боже, Эдисон! — жалобно вскрикнула она, и он моментально оказался около нее. Она молча показала на красные разводы.
— Это потому, что ты была невинна, — с облегчением пояснил он. — Ничего страшного, уверяю тебя, не о чем волноваться.
Мэри Роуз повернулась, очень пристально оглядела его сверху вниз, в основном изучая то, что внизу, и Эдисон, невольно покраснев, прижал ее к себе, желая скрыть тот явный факт, что снова объят желанием. Он вдохнул знакомый запах ее волос, запах летней розы, своего семени и ее наслаждения.
— Ты уже простила меня, Мэри Роуз? Она слегка отстранилась.
— О да. Ты самый лучший муж на свете! И самый красивый. Мужчина… Ты так от меня отличаешься. Я обожаю тебя, Эдисон!
Она неожиданно протянула руку и коснулась его. Эдисон застонал и дернулся, но не отступил, продолжая сжимать ее в объятиях, втайне желая, чтобы она снова дотронулась до него, и понимая, что лучше бы она этого не делала.
Все это время он молчал, не зная, что сказать. Она считает его прекрасным? Ласкает его мужскую плоть?
Он стиснул Мэри Роуз еще крепче, мечтая подмять ее под себя.
Но тут, к счастью, явилась Мегги. Эдисон отпустил жену, вздохнул и взял халат со стула.
— Тебе письмо от Виталика, — сообщила Кэтрин, когда новобрачные, держась за руки, с блаженными улыбками на физиономиях спустились вниз. При этом они старательно делали вид, что не слишком смущаются. Со двора вошел Колин, растрепанный, в одних черных вязаных лосинах и просторной белой рубашке.
— Доброе утро, — приветствовал он родственников. — Насколько я понял, вы вполне здоровы и счастливы?
— О да, — заверила Мэри Роуз. — Все великолепно.
И тут же стыдливо вспыхнула, так что ее лицо сравнялось по цвету с пламенем волос. Эдисон, не раздумывая, поцеловал ее. Какая она красивая! Сверкающие зеленые глаза, смеющийся рот… Он женатый человек, и его жена изумительна!..
Как быстро все меняется! Он стал лордом Бартуиком, приехал в Шотландию и нашел себе невесту. Промысел Господень еще неясен, но, пока Мэри Роуз принадлежит ему, Эдисону, все будет хорошо.
Колин оглядел довольную парочку и лукаво подмигнул жене.
— Ничуть не удивлен, — заметил он, обращаясь ко всем сразу, в том числе к Паудеру, дремавшему на стуле. — В конце концов, Эдисон — тоже Абдулов.
— Помолчи, зятек. Ты смущаешь мою жену, — добродушно остановил его Эдисон и, взяв у Кэтрин письмо, стал читать. — Виталий немного зол на меня, но уверяет, что скоро успокоится, поскольку Оливер ждет не дождется, когда окажется в Килдрамми и приступит к исполнению обязанностей управляющего. Кстати, он уже на пути в Шотландию и должен скоро приехать. Побросал все вещи в саквояж и на следующее же утро отправился в дорогу. Виталий считает, что я у него в долгу.
Оливер прибыл в тот же день. При виде Килдрамми он просиял и разразился восторженными воплями.
— О, преподобный Эдисон — восклицал он, энергично тряся руку хозяину. — Это куда больше, чем я заслуживаю. А вы, сэр, должно быть, мистер Макнили? Надеюсь, вы не уедете, пока я не усвою достаточно, чтобы не разорить это прекрасное поместье?
— Ни за что, — со смехом отозвался Майлз. — Только когда буду убежден, что вы поднимете хозяйство на новую высоту.
При виде Мэри Роуз молодой человек остановился как вкопанный и вытаращил глаза.
— Оливер, — встревожился Эдисон, — что с тобой?
— Оказывается, вы женаты, милорд… Я не представлял вас с женщиной, то есть с женой…
— Рада познакомиться, Оливер, — улыбнулась Мэри Роуз, протягивая ему руку.
— Пора, — сказал Эдисон жене. Она понимала, что пора, и все же боялась — боялась того, что сейчас узнает.
Мистер Макрей уехал. Колин и Кэтрин отправились на прогулку верхом, Мегги помогала Паудеру складывать галстуки Эдисона, миссис Голден готовила ужин, новая горничная стирала, а Оливер и Майлз Макнили заперлись в библиотеке, обложившись счетными книгами.
— Я попросил твою мать встретиться с нами, — сообщил Эдисон, сжав руку Мэри Роуз. — Она считает, что настало время все раскрыть тебе.
Как ни странно, Макнили тоже находился в гостиной вместе с Гвинет и медленно поднялся, когда хозяева вошли в комнату. Эдисон ничего не сказал по этому поводу, ожидая, что последует дальше. Мэри Роуз посмотрела на мать, потом на Майлза.
— Сэр, вы мой отец? — вырвалось у нее.
— Хотел бы, но, увы… — развел руками Майлз, — я приехал в Килдрамми когда тебе было уже десять. Но зато твоя дорогая матушка только что согласилась стать моей женой.
Мэри Роуз покачнулась, и Эдисон заботливо поддержал ее.
— Значит, вы всегда были так добры ко мне именно потому, что любили маму?
— С давних пор. Однако до последнего времени мне нечего было предложить ей. Теперь, унаследовав поместье и деньги, я счел себя вправе выяснить, как она ко мне относится. Видишь ли, выйди она за меня раньше, ей пришлось бы жить в Килдрамми, потому что дома для управляющего здесь нет.
Помолчав, он улыбнулся Гвинет и продолжил:
— Что же до тебя, Мэри Роуз… В тот момент, когда я увидел тебя, эти прекрасные растрепанные волосы, маленькое личико, тощую фигурку, слетевший с длиннющей ноги башмачок, широкую улыбку, которой ты меня одарила, я влюбился с первого взгляда. А зубы! Идеально ровные и такие белоснежные! Нет, дорогая, я люблю тебя просто потому, что ты есть. Надеюсь, ты согласишься иметь меня в качестве отчима?
Мэри Роуз обернулась к матери, молча сидевшей на диване. Сегодня на Гвинет было чудесное платье из светло голубого муслина, в котором она выглядела хотя и бледной, но счастливой.
— Да, дорогая моя, я очень хочу выйти замуж за Майлза. Видишь ли, он полюбил меня, потому что с ним я всегда была обычной, нормальной женщиной. Нам пришлось долго ждать, но теперь все отлично устроилось.
— Поздравляю вас обоих! — воскликнул Эдисон. — Мэри Роуз, что ты думаешь обо всем этом?
— Не знаю, что и сказать. Столько событий сразу! Я рассчитывала, что мама поедет с нами в Англию и я не буду одинока в чужой стране, но…
— Дорогая моя, — прошептала Гвинет, раскрывая дочери объятия, — если это необходимо, мы можем подождать. Я отправлюсь с тобой и твоим мужем.
Но Мэри Роуз покачала головой.
— Нет, мама, это было бы верхом эгоизма с моей стороны. Я очень счастлива и желаю тебе того же. Ты это заслужила!
Она вдруг представила мать и Макнили в постели: их тела прижаты друг к другу, губы Майлза ласкают грудь матери… Нет, такое вообразить невозможно!
— Ну и ну, — прошептала она, уставясь на носки своих туфель.
— Превосходно! — объявил Эдисон. — Такое событие надо отпраздновать шампанским. Но сначала покончим с делами. Мадам, Мэри Роуз давно пора узнать о своем отце и о тех деньгах, что он ей оставил.
— Да, — кивнула Гвинет, — вы правы. Но это такая трагедия, которая может глубоко ранить Мэри Роуз.
— Ранить? Да я столько лет пыталась выведать хотя бы его имя!
— Видишь ли, твой отец — это дед Йена. Эдисон удивленно посмотрел на тещу.
— Вы хотите сказать, что старый Тайронн был отцом Мэри Роуз? Что это он оставил ей деньги?
— Да, — кивнула Гвинет. — Когда мы встретились, ему было уже за шестьдесят. Жена умерла, и он отчаянно пытался получить еще наследника, а может, и не одного. Это превратилось у него в манию. Я приехала погостить к сестре, и она познакомила меня с Тайронном. Я имела несчастье увлечься им.
Тонкие руки взлетели, как крылья бабочки, и Гвинет поспешно отвернулась к окну, чтобы скрыть волнение.
— Никогда не забуду, как он твердил мне, что хочет сыновей, и как можно больше, ибо жизнь настолько ненадежна и хрупка, что ни за что нельзя поручиться даже при том количестве наследников мужского пола, которые в то время у него были.
Она умоляюще взглянула на дочь.
— Я отдалась ему, Мэри Роуз. Так ты появилась на свет. Он отказывался жениться на мне, пока не удостоверится, что родился мальчик. Узнав о тебе, он сказал, что найдет другую женщину, которая родит ему сына. Позже Тайронн сообщил о вкладе, который внес на твое имя, а взамен потребовал, чтобы я никому не говорила о нашей связи. Я возненавидела его настолько, что хотела убить, но все же молчала, потому что он обещал обеспечить тебя только на этих условиях. Наверное, боялся, что ты встанешь на пути его наследников. У меня не оставалось выбора. Пришлось переехать к сестре и притворяться безумной, чтобы отделаться от сэра Лайона.
— Мама, — еле слышно прошептала Мэри Роуз, — мне так жаль…
— Погоди, дорогая, это еще не все. Речь пойдет о Йене. Как тебе известно, Тайронн больше не женился. Столько мальчиков; сыновья, внуки, племянники, кузены.., и все умерли, один за другим. Йен, единственный из оставшихся в живых, намеревался жениться на тебе, но это, как ты понимаешь, было невозможно. Вы в слишком близком родстве.
— Йен умер, — грустно напомнила Мэри Роуз, — Напился и упал с обрыва.
— Возможно, — кивнула Гвинет, — но я знаю, что в тот день Тайронн открыл внуку правду. А вечером Йен погиб. Для него все было кончено.
— Нет, не может быть! — ахнула Мэри Роуз. — Никогда не поверю, что Иен покончил с собой.
— Не знаю. Молюсь только, чтобы это было не так. Мэри Роуз молча шагнула к мужу. Эдисон привлек ее к себе и зарылся лицом в мягкие локоны.
— Это все, мадам? — спросил он.
— Да. Но я не знаю, сколько денег оставил Тайронн. Вполне вероятно, что много. Он часто намекал на огромное состояние. У меня записано имя джентльмена, единственного в целом свете, посвященного в эту историю. Я дам его тебе. Это твое право.

15 сентября 1815 года

Эдисон и Мэри Роуз вежливо откланялись и вышли из спальни поверенного, мистера Мортимера Палмера, настолько древнего и одряхлевшего, что он все дни проводил в постели, обмотанный шерстяными шалями. Он отдал Мэри Роуз толстый конверт, благословил ее на манер кардинала и при этом беспрестанно заходился в кашле, таком сильном, что Эдисон боялся, как бы поверенный не свалился на пол. Эдисон был несказанно рад, что старик дожил до их визита. Интересно, что сталось бы с конвертом, если бы мистер Палмер успел умереть?
Они направились пешком к Эбботсфорд Кресент, городскому дому Кэтрин и Колина, наслаждаясь теплым солнечным днем и вдыхая запахи города. Эдисон вслушивался в певучие звуки шотландской речи, которую едва понимал, и то и дело оглядывался на мрачную громаду замка. Мэри Роуз молча шагала рядом, задумчиво наморщив лоб и прижимая к груди конверт.
— Не стесняйся, — с улыбкой посоветовал Эдисон, — открывай. И не тревожься, все обойдется.
Он повел ее в небольшой парк и усадил на скамейку.
— Я боюсь, — чуть не плача, призналась она, глядя на конверт, как на ядовитую змею, готовую вот вот ужалить. — Пожалуйста, Эдисон, прочти ты. Эдисон разорвал бумагу. Внутри оказался единственный листок, обернутый вокруг еще одного, очень толстого, конверта. Эдисон развернул листок и стал читать вслух:
Дорогая дочь!
Если ты читаешь это письмо, значит я умер, а тебе либо исполнилось двадцать пять, либо нашелся муж и для тебя. Твоя мать была неотразимой красавицей, и я надеялся, что она родит мне сына, еще одного наследника, но этого не случилось. Как оказалось, она зачала от меня дочь. Какая жалость! Однако именно поэтому я не смог жениться на ней. Она оказалась недостойной звания баронессы Бартуик. Но ты жива и здорова, так что мне, как человеку чести, пришлось обеспечить тебя приданым.
Твой отец, Тайронн, барон Бартуик.
Эдисон смял послание в комок и угрожающе потряс кулаком, обернувшись в ту сторону, где находился Килдрамми. Он хотел было выбросить письмо, но сдержался, прочел еще раз, уже про себя, и усмехнулся:
— Что за гнусный скряга! Негодяй считал несчастьем рождение дочери?! Слава Богу, что ты женщина, иначе мы не были бы вместе. А вид у тебя такой, словно ты сейчас в обморок упадешь! Послушай, старый Тайронн, этот жестокий, бесчувственный старик, был одержим манией иметь кучу наследников, куда более сильной, чем стремление дьявола заполучить христианскую душу. От его эпистолы так и веет невыносимым высокомерием. Не позволяй этому злосчастному письму тебя ранить. Твой отец, должно быть, окончательно помешался к тому времени, когда писал этот бред.
Мэри Роуз склонила голову, что Эдисон счел весьма привлекательным.
— Не позволю. Ни за что не позволю. Я хорошо помню, что Тайронн всегда казался мне странным. Он совсем не обращал на меня внимания — наверное, потому, что я была девочкой. Тогда я просто проходила мимо и тотчас про него забывала. Йен как то рассказывал, что каждый вечер за ужином его дед собирал всех детей и расспрашивал их о здоровье. Йена это смешило. Он признался, что он и его кузены придумывали самые невероятные симптомы, только чтобы посмотреть, как старый Тайронн бледнеет, ломает руки и рассуждает о всяких смертельных болезнях. — Она замолчала и вопросительно взглянула на Эдисона. — Он и в самом деле жалок, ты не находишь?
— Да, и я рад, что он не омрачил твою жизнь. Вряд ли такой родитель способен что то дать ребенку.
— Знаю. Куда лучше было наблюдать за ним на расстоянии и слушать всякие небылицы, которые ходили по всей округе. Среди соседей он слыл чудаком.
Эдисон протянул жене конверт поменьше, битком набитый. Мэри Роуз попыталась его открыть, но он был таким старым, что рассыпался в ее руках и оттуда вылетели банкноты. Ветерок закружил их, прежде чем они, словно снежинки, усеяли землю. Новобрачные собрали их, пересчитали.., и залились смехом.
Тайронн, покойный лорд Бартуик, оставил своей дочери в приданое ровно сотню фунтов в банкнотах по одному фунту.
— Поразительно! — рассказывала позже Мэри Роуз своим новым родственникам — Кэтрин, Колину и Мегги. — Отсмеявшись, мы вдруг поняли, какую тонкую шутку сыграл отец. Представляете, что было бы, выйди я замуж за Эриксона? Он был так уверен в моем богатстве, что пошел на все, пытаясь меня похитить, — и что в результате? Ничтожная сотня фунтов.
— Ты откроешь матери правду? — спросил Колин.
— Нет, — вмешался Эдисон. — Мэри Роуз не хочет, чтобы стало известно о проделке старого скряги. Пусть лучше Эриксон всю жизнь гадает, какое состояние досталось бы ему в случае успеха его плана. Теперь он женится на Донателле и удовольствуется жалкими пятью тысячами. Интересно, что скажет на это его дражайшая матушка?
— Сомневаюсь, что она вообще раскроет рот, — возразила Мэри Роуз. — С Донателлой придется считаться. У матери Эриксона нет ни единого шанса на победу в этом поединке. Что же до дяди Лайона, ему придется затянуть пояс потуже и Начать экономить. Вряд ли его семье такое понравится.
— Сэр Лайон, возможно, немедленно выдаст Донателлу за Эриксона, — предположил Эдисон. — Что ж, Мэри Роуз, ты должна быть довольна: твоя мать счастлива с Макнили, поклонник кусает локти от злости, воображая, какая лакомая добыча ускользнула из его рук. Остается только освоиться в чужой стране, где ты отныне будешь жить.
Он погладил жену по щеке. Мэри Роуз вздохнула и потерлась о его ладонь.
— Мегги сказала: жена да прилепится к мужу. Так в Библии написано. Это означает, что жена должна следовать за мужем даже в змеиное гнездо.
— Я объясняла ей, папа, — вставила Мегги, — что там, где мы живем, змей почти нет.

Иден Хилл Хаус, Гленклоуз он Роуэн, южная Англия

— Кто вы?
Мэри Роуз, совершавшая прогулку по пасторату, огляделась и заметила долговязого мальчишку, стоявшего на голове за живой изгородью.
— Должно быть, трудно так стоять? — участливо спросила она, опускаясь на колени рядом с ним. Наверное, это Лео, маленький спортсмен, который любит лошадей, не знает ни слова по латыни, унаследовал жизнерадостный характер своего дяди Алекса и сводит сестру с ума своими выходками. Эдисон и Мегги говорили, что на время поездки в Шотландию оставили мальчиков в Нортклифф Холле, у тети и дяди. :
— Нет, только для этого нужна крепкая голова. Папа говорит, что моя специально предназначена для стояния вверх ногами.
— Я Мэри Роуз.
— А меня зовут Лео. Вы пришли к папе? Ну конечно, ведь он викарий. Только теперь стал лордом, уехал в Шотландию, и я не знаю, когда вернется.
— Вообще то…
— Лео, немедленно прими надлежащее положение!
— Папа! — Лео сделал грациозное сальто, приземлился и бросился на шею к отцу.
— Мы не думали… Макс предложил побиться об заклад, что ты приедешь в следующее воскресенье, но у меня осталось только три шиллинга и я не хотел рисковать. Потерять их — значит остаться совсем без ничего. Я знаю, папа, что Макс вечно жульничает, только доказать не могу.
— Теперь я дома и рад, что ты не потерял свои три шиллинга, — усмехнулся Эдисон, крепко обнимая сына. — Как я счастлив тебя видеть, Лео! Что ты здесь делаешь? Вижу, ты загорел и выглядишь потрясающе здоровым. Ты уже познакомился с Мэри Роуз?
— Она назвала свое имя, но и только; Надеюсь, это не гувернантка, папа? Макс наверняка выведет ее из себя, потому что хвастается, будто знает все на свете. Как бы она не огрела его чем нибудь по голове! Только она не похожа на настоящую гувернантку, и выговор у нее смешной. Гувернантки все такие строгие и изъясняются правильно. А, наверное, это новая горничная! Кстати, дядя Виталик позволил нам съездить домой, пока Макс занимается с мистером Харботтлом.
— Я немедленно сообщу твоему дяде, что мы уже вернулись, и вы останетесь дома, — пообещал Эдисон. — Представляешь, Лео, Мэри Роуз знает латынь лучше, чем Макс! Что ты об этом думаешь?
Лео внимательно оглядел незнакомку. Сегодня на Мэри Роуз было ее старое платье из светло серого муслина, довольно поношенное, и теперь она пожалела, что не надела новый наряд, сшитый в Эдинбурге по настоянию Кэтрин.
— Не знал, что девчонки могут говорить на каком то языке, кроме английского. Мистер Харботтл утверждает, что именно поэтому не берется их учить. Они просто ничего не понимают. Макс напомнил, что Мегги способна переспорить даже его, но мистер Харботтл не поверил. А вы и в самом деле как то странно говорите.
— Потому что я шотландка, — пояснила Мэри Роуз, специально усилив акцент, — а мистер Харботтл, похоже, чересчур старомоден.
— Мегги считает, что он просто дряхлый болван и не способен отличить бобы от клубники. А вы правда из Шотландии? Папа привез вас из Килдрамми?
— Совершенно верно.
— Лео, — вмешался Эдисон, беря мальчика за руку, — это моя новая жена и твоя мама.
Лео замер, насторожился, окинул Мэри Роуз оценивающим взглядом и, по видимому, не одобрил увиденного. Это его мать?!
Мальчик поскреб в затылке и задумчиво признался;
— Мы так долго обходились без мамы, что вряд ли она нам понадобится теперь. Нет, папа, мне она не нужна. Никому из нас. Да и как она может быть моей матерью, если я ее совсем не знаю?
— Прикуси язык, Лео! — строго приказала Мегги, подбегая к ним и потрясая кулаком у него под носом. — Я не знала, что ты здесь, иначе ни за не позволила бы Мэри Роуз бродить одной. Слушай, что я тебе скажу, олух: достаточно того, что я ее знаю. Именно такая мама нам нужна. И не вздумай ее обижать, иначе тебе плохо придется.
— Впечатляющее начало, — с нервным смешком заметила Мэри Роуз. Выглядела она не столько веселой, сколько ошеломленной, и Эдисон не мог ее за это осуждать.
— От меня тебе тоже достанется, Лео, — пообещал он. — Постарайся узнать новую маму получше. Я уверен, ты поймешь, какая она хорошая. Кстати, у Макса уже закончились занятия?
Лео, не отпуская руку отца, нахмурился и нехотя ответил:
— Макс сейчас с мистером Притчертом. По моему, они обсуждают какой то теологический трактат — естественно, латинский. — Обернувшись к Мэри Роуз, он пояснил; — Папин помощник. Младший священник. Это он отвозит нас в Нортклифф Холл после уроков. Мистер Притчерт даже старше папы, но еще ни разу не женился. Может, вам стоит выйти за него, а не за папу?
— Брак — это навсегда, — возразил Эдисон. — Мистеру Притчерту придется найти себе другую невесту.
Лео судорожно вцепился в отца и внезапно выпалил:
— А ты можешь спорить на латинском?
— Никогда не пробовала, — призналась Мэри Роуз. — Случая не было. Может, Макс научит меня?
— И волосы у тебя рыжие, — подвел неутешительный итог мальчик.
— Лео, — зашипела Мегги, злобно прищурившись, — думай, что несешь! Жаль, что ты не получил моего письма, где я подробно описывала Мэри Роуз. Тебе давно пора научиться придерживать язык!
— Я ничего такого не сказал, — оправдывался малыш.
— Да, — кивнула Мэри Роуз, — волосы у меня очень рыжие. Тебе нравится такой цвет, Лео?
— У моей тети Лены такие же. Твои, пожалуй, ярче, зато густые и курчавые, как у нее. Мой дядя Виталик — он брат папы и граф — очень любит рыжих. Всегда играет с буклями тети Лены. Однажды даже потерся о них щекой и лизнул. По моему, это просто отвратительно!
Мэри Роуз чуть не расхохоталась, но заставила себя сдержаться. Чего она ожидала? Что мальчишки с первого взгляда будут очарованы ею и поклянутся в вечной любви? Вот он, Эдисон, и его дети. А она стоит одна, одна напротив этой троицы, стоит у того самого дома, где отныне ей придется жить.
— Папа стал другим, — пожаловался Лео. — Какой то чудной и все время улыбается. Даже не отругал меня, когда я проговорился о пари на три шиллинга.
— Врешь ты все! Папа ничуть не изменился. И заткнись, слышишь? — прикрикнула Мегги. Она сверлила брата строгим взглядом, пока он не замолчал, а потом бросилась к Мэри Роуз, обняла ее и негромко спросила:
— Что ты думаешь о своем новом доме? Правда он чудесный? Столько плюща, и кирпич от старости немного выцвел… Это так красиво! Папа боится, что плющ заберется к нему в постель и обовьет его, тогда Монро и Эллис не смогут спать у него на животе. Внутри тоже уютно, и места достаточно для всех нас. Правда, гостиная слишком темная, но, думаю, ты можешь приказать сжечь все шторы.
— — Плюща и вправду немало, — кивнула Мэри Роуз, — Неужели шторы действительно надо сжечь?
— Думаю, да, — подтвердил Эдисон. — Я просто никогда об этом не думал.
— Это потому, что ты джентльмен, папа, а джентльмены не разбираются в таких вещах.
— Клянусь, Мегги, что теперь, когда Мэри Роуз здесь, я постараюсь смотреть на вещи с ее точки зрения. Давайте зайдем в дом, — предложил Эдисон, беря жену за руку. — Тебе нужно познакомиться с миссис Придай. Это наша экономка и кухарка. Есть еще две горничные, Белинда и Тутси, но они в доме не живут, а приходят из деревни, как и служанка Мэриголд. С конюхом Малколмом ты уже познакомилась. Надеюсь, миссис Придди понравится тебе больше, чем миссис Макфардл.
— Да, а Монро и Эллис? — напомнила Мегги. — Они любят папу. И поскольку тебе так нравится разговаривать с ним ночи напролет, Монро и Эллис, возможно, устроятся у вас в ногах и будут громко мурлыкать.
— Эллис сегодня утром выплюнул большой ком шерсти, — сообщил Лео. — Миссис Придди накричала на него и попыталась огреть метлой, но он успел удрать.
— В Эллисе, — улыбнулся Эдисон, подумав, что улыбка стала для него чем то вполне естественным, — несомненно, течет кровь скаковых кошек. Он очень худой, длинный и бегает так быстро, что иногда не поймешь, где у него лапы, а где голова.
— Правда, обычно он ленится, — вставил Лео. — Как только я хочу поиграть с ним, задирает хвост и гордо удаляется. Папа, ты опять улыбаешься?
— Оставь папу в покое! — отрезала Мегги. — Эллис уходит, потому что ты ему до смерти надоел. Пора бы уже к этому привыкнуть.
— Я по крайней мере не расхаживаю по улице, показывая панталоны, и…
— Хочешь, чтобы я задала тебе трепку, маленький негодник?
— Сначала поймай!
Он сорвался с места, Мегги пустилась следом, и вскоре оба исчезли в саду. Эдисон покачал головой.
— Ничего, она его пощадит, — успокоил он жену и понял, что по прежнему широко улыбается. До чего же приятно!
Познакомившись с Белиндой, Тутси и Мэриголд, которые хихикали и подталкивали друг друга локтями, поговорив с холодно вежливой миссис Придди, Мэри Роуз наскоро обошла комнаты. Ровно через полчаса Эдисона остановила миссис Флейвобонн, требовавшая разговора наедине и только с викарием, а Мэри Роуз вместе с миссис Придди поднялись наверх. Они стояли посреди новой спальни Мэри Роуз, примыкающей к комнате Эдисона, когда в саду раздались крики Мегги. Миссис Придди извинилась, сказав, что должна немедленно освободить преподобного Абдулова от этой назойливой липучки, миссис Флейвобонн, и оставила Мэри Роуз одну. Она подошла к окну и взглянула вниз.
— Тебе следует немедленно задраить люки, Лео, — наставительно заявила Мегги, тыча пальцем в грудь брата и толкая его в заросли пресловутого плюща.
— Подумать только, Мегги, он нашел ее в Шотландии! Не нужна нам другая мать. Все было так хорошо… Не хочу ее видеть! Ей здесь не место! Она чужачка и девчонка! Почему ты за нее заступаешься?
— Я тоже девчонка, осел ты этакий, и мое место здесь. Половина здешних жителей — тоже девушки или женщины! Пора бы уже привыкнуть.
Она снова толкнула его в грудь. На этот раз Лео приземлился задом прямо в розовый куст.
— Мне в попу шип вонзился! — завопил мальчик, вскакивая. — Совсем ни к чему убивать меня, Мегги, даже если она мне не нравится! Мы так давно не виделись… Ты должна бы мне обрадоваться!
— Радоваться такому безмозглому идиоту, как ты? — бросила презрительно Мегги и, нахмурившись, заметила; — А ты вырос. Всего месяц прошел, а ты уже выше меня. Но я по прежнему могу тебе ноги переломать, так что не забывайся!
— Я стану таким же большим, как папа, — торжественно объявил Лео. — Может, уже в следующем месяце. Уж к Рождеству — наверняка. Скоро тебе не удастся меня победить!
— Я всегда смогу тебя скрутить, — пообещала Мегги, подбоченившись, — потому что я и папу перерасту. И попробуй сказать еще что то плохое Максу о Мэри Роуз, когда тот вернется от мистера Притчерта, понял?
— Мэри Роуз! Какое дурацкое имя! Противное, мягкое такое, словно в ней совсем косточек нет. Должно быть, она такая же слабая и глупая! Зачем папа на ней женился? Говорю же, ни к чему нам никакая мать! И ни о чем таком мы его не просили. Зачем?!
— Папа женился на Мэри Роуз, чтобы спасти от того ужасного человека, который пытался украсть ее, чтобы заставить выйти за него замуж.
— Вот как! — воскликнул Лео, потирая пострадавшую часть тела. — Что ж, это я могу понять. Он женился, потому что чертовски благороден и пожалел ее. Хорошо еще, что человек может жениться всего один раз, иначе сейчас папа был бы уже женат на целой дюжине дам, которые обратились к нему за помощью. Ты заметила, Мегги, он почему то все время смеется и шутит, а это как то странно. Что случилось?
— Он счастлив. Может, немного изменился. Но мне это нравится.
— Пожалуй, мне тоже, — признал Лео.
— О Господи, — пробормотала Мэри Роуз, отскакивая от окна. Как ее угораздило подслушивать? И что имел в виду Лео, говоря, будто отец изменился? Ну конечно, он улыбается, смеется и шутит. Что же здесь странного? Он такой, какой есть.
Она подошла к двери, но остановилась в задумчивости. Так ей и надо! Лео — всего лишь маленький мальчик, и потребуется время, чтобы он к ней привык.
Мэри Роуз огляделась. Она и минуты не пробудет в этом ужасном месте! Миссис Придди сказала, что раньше здесь была спальня Мелинды Беатрис. Со дня ее смерти никто сюда не заходил. Разве миссис Абдулова не кажется, что комнатка — просто чудо?
Мэри Роуз вдруг затошнило. Сейчас ее вырвет! Если она останется здесь, непременно окажется на коленях перед ночным горшком. Не то чтобы обстановка была уродливой — просто стены, казалось, смыкались над ней, а неприятный, затхлый запах так и лез в ноздри.
Нет, все это чушь. Дело в том, что эта комната — чужая, Кого то другого. Не ее.
Она по прежнему не шевелилась, размышляя, что делать, когда дверь открылась, вошел Эдисон и с порога выпалил:
— Не желаю, чтобы ты спала здесь! Эта комната никогда мне не нравилась. Моя спальня достаточно велика для нас обоих. Почему бы не переделать эту комнату в гостиную? Если, ничего не получится, устроим здесь карцер, куда будем в наказание сажать мальчишек.
Мэри Роуз подбежала к мужу и, обняв, прижалась всем телом. Миссис Придди, стоявшая сзади, фыркнула и громко заметила:
— Вы быстро отделались от миссис Флейвобонн, преподобный Абдулов. В два счета выпроводили ее. Но это дом служителя Господа. Пасторат. Оставайся вы холостым, преподобный Абдулов, вы были бы выше плотских радостей. Раньше вы руководствовались исключительно духовными соображениями. А к такому я не привыкла, сэр.
— Но я больше не холостяк, миссис Придди. У меня есть жена, — напомнил Эдисон и мысленно добавил: «Отныне я не чужд радостей плоти, особенно когда дело доходит до Мэри Роуз и ее совершенного тела».
Он медленно опустил руки и обернулся к экономке:
— Давайте покажем моей жене ее новую спальню. Миссис Придди снова фыркнула. Оба кота — Эллис, настолько тощий и длинный, что, казалось, он обвился вокруг Монро, черного как смертный грех и желтоглазого, растянулись на кровати Эдисона. Эллис приоткрыл один глаз, увидел хозяина и, оглушительно заорав, взвился в воздух. Эдисон поймал его и посадил себе на плечо.
— Ну, малыш, надеюсь, ты вел себя прилично? Кот замурлыкал неожиданно громко. Мэри Роуз даже вздрогнула.
— Он стащил свиную отбивную прямо с кухонного стола, — пожаловалась экономка.
— Да, миссис Придди, за ним нужен глаз да глаз. Эдисон почесал коту брюшко, погладил и посадил рядом с Монро, который, не мигая, озирал присутствующих.
— Монро не любит суетиться, — пояснил викарий, пощекотав ему шейку. Кот потянулся, но Эдисон продолжал ласкать его, пока Эллис не взревновал и не вцепился хозяину в руку.
— Погоди, вот окажемся с ними в постели, — подмигнул Эдисон, и миссис Придди неприязненно поморщилась.
— Просто дождаться не могу, — откликнулась Мэри Роуз, и Эллис вдруг потерся головой о ее пальцы. Она погладила его, и Эллис вновь прыгнул хозяину на плечо.

Макс Абдулов, гордо выпрямившись и расправив плечи, упрямо стоял на своем:
— Девушки не говорят на латинском, — А эта девушка говорит! — весело возразила Мэри Роуз.
— Даже если они и способны запомнить слова, все равно не поймут их смысла.
Мэри Роуз удивленно вскинула брови. Таких напыщенных речей никак нельзя было ожидать от мальчика с голубыми глазами Абдуловых и квадратным подбородком. Страшно представить, сколько сердец он разобьет, когда станет старше!
Мэри Роуз сосредоточенно потерла щеку.
— Кажется, я слышу проповедь почтенного, но несколько старомодного мистера Харботтла?
— Разумеется, нет, — запротестовал Макс, — хотя он никогда не упускает случая посетовать на слабости и несовершенство женского пола.
— Почему ты столь невысокого мнения о женском уме, Макс? — удивилась Мэри Роуз.
— Да, — подхватил Эдисон, входя в мрачную гостиную с обреченными на сожжение шторами. — Объясни, откуда ты набрался таких идиотских идей, сын мой?
— Ты сам гово… — Макс, пригвожденный к месту отцовским взглядом, неловко поежился. — Ну.., может, ты не совсем так выразился, но я в жизни не поверю, что ты полагаешь, будто девчонки, не считая Мегги, конечно…
— Конечно.
— В общем, девочки ни на что не способны, разве что рожать детей и…
— Погоди, Макс. Я никогда в жизни не утверждал подобной чепухи и уж, разумеется, так не думаю. А теперь тебе лучше помолчать. Если ты продолжишь распространяться на эту тему, твоя матушка накажет тебя.
Макс, упрямо набычившись, исподлобья разглядывал отца.
— Лео болтал насчет того, что ты переменился, но я подумал, что он, возможно, слишком долго стоял на голове. Не знаю, папа, но…
Макс осекся при виде лучезарной улыбки отца. Мэри Роуз поморщилась. Зря Эдисон так упорно называет ее их новой матерью — от этого мальчики не станут любить ее больше. Мало того, судя по их отношению, оба искренне жалеют, что не могут отправить ее обратно в Шотландию. Но она все же заставила себя рассмеяться и принялась кокетливо обмахиваться платочком.
— Макс, хватит. Все это не важно. Зачем спорить о латинском? Не слишком интересный язык, к тому же мертвый. Правда, на нем когда то говорила половина Европы. Вот египетские иероглифы — дело другое. Как по твоему, стоит ими заняться?
— Только не говорите, что разбираетесь в иероглифах или можете на них говорить, — фыркнул Макс, подняв брови совсем как отец.
— Ну, на них никто не говорит. Это такой способ письма, и пока на земле нет человека, который мог бы его прочесть. Правда, недавно был найден базальтовый манускрипт, названный Розеттским камнем. Я читала, что ученые его сейчас исследуют и что в нем, возможно, содержится ключ к расшифровке иероглифов. По моему, над ним сейчас работает месье Шампольон.
Макс чуть придвинулся к ней. Ободряющий знак!
— А я слышал, что это просто картинки, а никакой не алфавит. Мистер Харботтл считает, что, раз египтяне язычники, нам лучше совсем их не знать.
После такого заявления Эдисон решил, что отныне не позволит мистеру Эллиасу Харботтлу открыть рот в присутствии Макса. Подумать только, он еще платил за уроки! Напрасно не удосужился обратить внимание, каким вздором наставник забивает голову его сына. Наверное, следовало бы напустить Мегги на мистера Харботтла. Уж она ему показала бы!
— Никто еще точно не знает, — мягко возразила Мэри Роуз, — были ли египтяне язычниками, действительно ли иероглифы — буквы когда то существовавшего языка или просто картинки. Поскольку твой отец знаком со многими оксфордскими учеными, как только они что то обнаружат, мы попросим его написать им и выяснить подробности.
— Пожалуй, — нерешительно протянул Макс. — Папа, ты правда расспросишь ученых? Это серьезное открытие, возможно, даже имеющее некий религиозный аспект, который наверняка вас заинтересует.
— Больше всего нас интересуешь ты, Макс, — пошутил Эдисон, но сын не поддержал шутки. Его яркие голубые глаза взволнованно блеснули.
— Только представь: рассматривать эти старинные символы и рисунки, учиться понимать их смысл! Пожалуй, пойду к мистеру Харботтлу и скажу, что важно знать обо всем, даже о язычниках.
Мальчик выбежал из комнаты, что то бормоча себе под нос — верный признак того, что он пребывает в глубокой задумчивости. Придется найти для него другого преподавателя, хотя это нелегко: способные, знающие учителя так же редки, как алмазы на мостовой.
— Хорошо, что ты сумела отвлечь его, Мэри Роуз, — сказал Эдисон. — Молодец! Не думаю, что мистер Харботтл оказывает на моих сыновей положительное влияние, Жаль, что я до сих пор этого не видел.
Он нахмурился было, но тут же склонил голову набок и улыбнулся.
— О Господи, ну вылитая Мегги, — завороженно пробормотала Мэри Роуз.
— Ты о чем?
— Она точно так же наклоняет голову.
— Наверное. Но мне нужно кое что тебе сказать. Никогда не думал, что твое имя противное и мягкое, словно в тебе косточек нет. Кажется, так выразился Лео? Но ты, разумеется, не подслушивала.
— Мне не следовало этого делать, — вздохнула Мэри Роуз, — но я просто не смогла удержаться. По моему, имя у меня самое обыкновенное.
— Пойми, это твой первый день здесь, — продолжал Эдисон, сжимая ее руку, — но уже весь Гленклоуз он Роуэн знает, что викарий привез новую жену. Миссис Флейвобонн скорее всего проговорилась миссис Пэдуорти, и хотя та, по моему, старше самого Мафусаила, ей ничего не стоит обежать всех соседей. Одному Богу известно, что они там наболтали. Миссис Придди известила меня, что здешние дамы в полном составе спешат сюда с пирожками, печеньем и, разумеется, лепешками, поскольку ты шотландка. Вряд ли мужья довольны столь массовым исходом, ибо наступает время ужина.
Мэри Роуз тихо охнула:
— Сколько у меня времени?
— Минут пять, не больше.
Эдисон оказался прав. Вскоре через открытые двери пастората заструился поток гостей, сжимавших в руках блюда и тарелки.
Когда все наконец собрались в гостиной и миссис Придди освободила дам от подношений, викарий вышел вперед и объявил:
— Леди, позвольте представить мою жену, Мэри Роуз Абдулова.
Мэри Роуз переступила порог. Сзади маячила Мегги, стараясь не попадаться отцу на глаза. Ободряюще махнув мачехе, она устроилась у окна.
— Счастлива познакомиться с вами, — проговорила Мэри Роуз, стараясь улыбаться как можно искреннее. — Очень мило с вашей стороны нанести мне визит. Ваша еда пахнет так аппетитно! Пожалуйста, садитесь. Я хотела бы узнать ваши имена.
Десять минут спустя Эдисон незаметно удалился, перед этим попробовав лепешку, от которой во рту остался неприятный затхлый вкус. Теперь он не сомневался, что все обойдется. Правда, некоторым гостьям доверять опасно, но даже они ведут себя прилично. Больше всего его беспокоила мисс Гленда Стрепторп. Наверное, стоило предупредить Мэри Роуз. К тому же дамы как то странно на него поглядывали. Да, нужно признать, он много улыбался и даже смеялся.., время от времени. Вот у них и был такой вид, словно он отрастил третье ухо. Неужели он настолько изменился всего за месяц?
Эдисон постарался не тревожиться о том, как именно Мэри Роуз справится с его прихожанами. По правде говоря, он вообще лишился способности думать о чем либо, кроме брачной ночи, когда овладел своей невестой. Его собственное удовольствие при виде изумления в ее прекрасных глазах, когда она в восторге выкрикнула его имя, заставляло Эдисона считать себя лучшим любовником во всей Англии, возможно, таким же великолепным, как его братья. Он не мог насладиться женой с тех пор как они покинули Эдинбург, потому что Мегги во время путешествия ночевала в их комнате. Это было мучительно — сознавать, что Мэри Роуз совсем близко, но обнять ее нельзя: ведь Мегги спит на топчане возле их кровати. На третью ночь он так отчаялся, что едва не плакал. Утешало одно — Мэри Роуз тоже была не в восторге от вынужденного воздержания. Но теперь они дома, и все изменится. Может, в эту ночь он сумеет взять ее дважды. Вряд ли Господь посчитает, что он чересчур потакает своим желаниям. Эдисон оглядел кабинет, до самого потолка набитый книгами, по большей части невыносимо скучными. Вряд ли нормальному человеку придет в голову открыть какую то из них, а для того чтобы прочесть все, не хватит и двух жизней. И все же это его дом, здесь он писал проповеди, а потом читал их по воскресеньям пастве. Проповеди, в которых говорилось о деяниях, ожидаемых Господом от благородных созданий своих, о наказаниях, тяжких, но справедливых и о непрерывных требованиях Создателя к послушникам и ученикам.
Эдисон уселся за письменный стол. Ни пылинки. Словно он и не уезжал. Никаких признаков отсутствия хозяина, если не считать солидной стопки писем. Он вскрыл первое и стал читать.
Полчаса спустя в комнату ворвалась запыхавшаяся бледная Мегги.
— Папа, там миссис Биттли! Она так нестерпимо мила, просто патока сочится! Ну, знаешь, какая она, когда готовится изречь очередную гадость. Боюсь, она обидит Мэри Роуз!
Эдисон метнулся к двери в гостиную и, не входя, прислушался.
Миссис Биттли, сварливая злобная женушка сквайра Биттли, бывшая местным проклятием столько же лет, сколько прожил на земле сам Эдисон, стояла посреди гостиной. Фиолетовый шелк обтягивал невероятных размеров грудь, такого же цвета перо стояло дыбом в туго завитых буклях. Сжимая пухлыми пальцами пышку, она взирала на Мэри Роуз.
— Какая, должно быть, удача для вас, иностранки, чужачки, стать женой нашего дорогого викария, англичанина до мозга костей, — изрекла почтенная дама.
— Совершенно верно, миссис Биттли, спасибо, что упомянули об этом. Миссис Марком, еще чашечку чая?
— Нет, миссис Абдулова, благодарю. Вам, женщине, не знакомой со здешними обычаями, да еще не англичанке, вероятно, трудно привыкнуть к своему новому имени?
Мэри Роуз улыбнулась тощей как скелет женщине, такой светлой, что ее волосы в полумраке гостиной выглядели почти белыми.
«Завтра, — подумала она. — Завтра в этой комнате будет светло». Она покрасит стены в светло желтый цвет!
Но тут же одернула себя. Нельзя забывать, что когда то здесь была другая хозяйка, а сама она не прожила в этом доме и дня.
Обернувшись к Миссис Маркем, Мэри Роуз весело отпарировала:
— Думаю, первые недели после свадьбы и вам было странно слышать, как вас называют «миссис Маркем».
— Сейчас речь не об этом, — вмешалась миссис Биттли. — Вы признались, что родом из Шотландии, — значит, чужачка.
— По моему, я и не пыталась это скрыть, — удивилась Мэри Роуз.
Миссис Пэдуорти, древняя старушка, крошечная и сгорбленная, взмахнула морщинистой рукой:
— Миссис Биттли, разве я не говорила вам, что обожаю шотландцев и их необыкновенную музыку? Эти божественные звуки издают странного вида воющие штуки. Волынки, кажется? Похоже на крик недорезанной свиньи. А шотландские пледы с дичайшей смесью цветов, которые горцы носили до той поры, как восстали против законного, данного нам Богом монарха, так что пришлось придавить их шеи английским сапогом.., в году, кажется, семьсот сорок пятом?
— Простите, леди, что прерываю вашу оживленную беседу. Миссис Биттли, не хотите ли присесть? Миссис Пэдуорти, как ваш милый муженек? Надеюсь, здоров?
И без того тонкие губы почти исчезли, превратившись в ниточки.
— При последнем издыхании, викарий. Думаю, к тому времени, как я доберусь до дома, испустит последний вздох.. Раньше почему то вы о нем не спрашивали.
— Будем молиться, чтобы он протянул как можно дольше, — сказал Эдисон — Миссис Биттли, вот свободный стул. Мегги упрекает меня в том, что я утаил от своих лучших друзей, желающих мне исключительно добра, как я попал в Шотландию и нашел себе там жену.
— Мы все знаем, викарий, — процедила миссис Пэдуорти. — Вы унаследовали шотландский титул и замок, от которого, вероятнее всего, остались одни руины и плесень. Вы поехали туда, потому что стали лордом Бартуиком. Других причин я не вижу.
Эдисон улыбнулся.
— Верно. Однако, встретив Мэри Роуз, я с первого взгляда понял.., нет твердо убедился, что она предназначена мне самим небом. Пришлось очень долго уговаривать ее выйти за меня замуж и переехать в Англию. Она приводила немало веских доводов; что не знает англичан, что для нее мы все чужаки, иностранцы, иной веры и воспитания и что англичане даже грешат по другому, хотя подробно мы этого не обсуждали. Но я заверил Мэри Роуз, что все будут рады познакомиться с ней, подружиться, помочь войти в незнакомое общество, потому что мы, англичане, — народ Добродушный, щедрый и гостеприимный. Да… Что то я чересчур разговорился, а ведь сегодня не воскресенье и это не проповедь, а всего лишь искренняя мольба о понимании и снисхождении. Простите, что потревожил вас, леди. Немедленно удаляюсь и предоставляю вам возможность лучше узнать друг друга.
Он чуть раздвинул губы. Эта типично воскресная улыбка, как предположила Мэри Роуз, предназначалась людям, почти решившимся на смертный грех.
— Вы совсем не похожи на себя, викарий, — заметила миссис Пэдуорти. — Обязательно расскажу мужу о вашем странном поведении, если, конечно, он будет еще жив к тому времени, как я вернусь домой. Посмотрим, что он скажет!
— Только в том случае, если будет еще жив, — съязвил Эдисон и с прощальным поклоном покинул гостиную Мэри Роуз могла поклясться, что из за двери донесся голос Мегги. Она едва не выбежала в переднюю, чтобы броситься мужу на шею и расцеловать. Но вместо этого глубоко вздохнула и объявила:
— Леди, я глубоко восхищаюсь своим мужем. Он прекрасный человек.
После непродолжительной паузы миссис Биттли, отчетливо сознавая, что остальные дамы вовсе не торопятся идти на очередной приступ, решила взять инициативу на себя.
— Не думаю, что викарию пришлось долго убеждать вас выйти за него, — прошипела она. — Он пробыл в Шотландии едва ли месяц. Все произошло чересчур быстро, подозрительно быстро, можно сказать! Очевидно, вы сотворили с ним нечто ужасное. Он очень изменился. В этом нужно разобраться. Тут кроется какая то тайна. Мы все надеемся, что ваш английский со временем улучшится.
— А может быть, — возразила Мэри Роуз, — вы заговорите более напевно, на шотландский манер, и тогда ваша речь будет не такой резкой и грубоватой. Как вы полагаете?
Миссис Биттли фыркнула. Интересно, уж не родня ли она миссис Придди, подумала Мэри Роуз.
Миссис Тейт, молодая и очень хорошенькая жена местного кузнеца Тедди Тейта, тряхнула прекрасными смоляными локонами.
— Пожалуй, мне хотелось бы говорить более напевно. Я даже готова поучиться. А ты, Гленда? Ты все время молчишь. Скажи, что ты думаешь о шотландском выговоре?
Девятнадцатилетняя Гленда Стрепторп, уверенная, что она первая красавица во всей округе, да и не только в ней, высокомерно вздернула подбородок:
— Я считаю, что он ужасно вульгарен, Бетти. Отвратителен! Как, впрочем, и рыжие волосы.
Бетти Тейт на мгновение растерялась, не зная, как загладить неловкость, и поспешно выпалила:
— Миссис Абдулова, расскажите нам о Килдрамми. Только представьте, леди, преподобный Абдулов теперь барон Бартуик! Интересно, что скажет на это его брат, граф Нортклифф?

Нортклифф Холл, неподалеку от Нью Ромни

Виталий Абдулов, граф Нортклифф, в этот момент читал короткую записку Эдисона. Сложив листок, он уставился на пустой камин, который сегодня не топили, ибо день выдался теплым. Прошло немало времени, прежде чем он очнулся, перечитал записку раз, другой, третий…
— Невероятно! — пробормотал он и, заслышав шаги, поднял голову. В дверях стоял его сын Джейсон.
— Что именно, папа? — полюбопытствовал мальчик.
— Заходи, Джейсон. Ты пришел позаниматься шахматами? Я получил письмо от твоего дяди Эдисона. Он женился на шотландке. Ее зовут Мэри Роуз. Тон письма показался мне несколько легкомысленным, но чувствуется, что писал его счастливый человек. Совершенно на него не похоже! Представляешь, Мегги переоделась мальчиком и поехала с отцом под видом грума! Эдисон пишет, что едва не умер от ужаса, когда обман раскрылся. Интересно, почему он не сообщил об этом раньше, когда отнимал у меня Оливера?
Джейсон хихикнул, поспешно прикрыл ладонью рот, неловко откашлялся и уставился в пол. Отец насторожился;
— Ты знал, что она затеяла?
— Нет.., то есть не совсем, папа. Скорее, подозревал. Неплохая мысль, ты не находишь?
— Не нахожу, — буркнул Виталий, зная, что его красавец сын упрям как осел и ни за что не выдаст кузину. — Слава Богу, с ней ничего не случилось, — вздохнул он. — Что за дурацкая выходка! Кстати, они только что вернулись домой.
— Значит, дядя Эдисон нашел в Шотландии достойную супругу?
— Вот именно, — кивнул Виталий, барабаня по столу. — Уверен, что Эдисон улыбался, когда писал это письмо. Ухмылялся во весь рот! Может, даже пританцовывал. Что там творится? Как по твоему, Джейсон?
— Как ты думаешь, она уродлива?
— С чего бы вдруг?
— Однажды я подслушал, как ты говорил маме, что первая жена Эдисона была сплошным озерме…
— Омерзением, — машинально поправил Виталий. Господи, он постоянно забывает о детях! С их острым слухом они способны услышать, как мышь грызет сыр в своей норке!
— Да, омерзением. А дядя Эдисон как то сказал, что плоть по сравнению с душой — ничто и только доброе сердце делает человека красивым или уродливым.
Виталий воззрился на ребенка, плод его чресл, обладавшего превосходным слухом и не поленившегося поискать в словаре значение слова «омерзение».
— Да, — кивнул он, — твой дядя совершенно прав. Поживем — увидим. И вот еще что, Джейсон: не смей произносить слово «омерзение» в присутствии твоей новой тети, понятно?
— Понятно, папа. Интересно, она такая же.., э э.., не красивая, как мама Лео? Правда, я ее совсем не помню.
— А я не желаю говорить на эту тему. Забудь о ней, Джейсон.
— Хорошо, папа, но это будет нелегко.
— У тебя сильная воля, мальчик мой, ты справишься. Сам Виталий хорошо помнил Мелинду Беатрис, первую жену Эдисона. Брат считал ее богиней, идеальной супругой приходского священника, родственной душой, прекрасной спутницей жизни… Как же он ошибался! Правда, тогда Эдисон был очень молод, слишком молод, чтобы соображать, что к чему. Эта ханжа, Мелинда Беатрис, сумела погасить в нем последнюю искру радости, отучила наслаждаться жизнью. Но теперь Эдисон стал старше, изменился, и, кажется, к лучшему, слава тебе, Господи!
— Ты вечно твердишь маме, как она красива — неожиданно выпалил Джейсон.
— Твоя мать — необыкновенная женщина и прекрасна как внешне, так и душой.
— Пойду расскажу Джеймсу. Может, новая тетя не сумеет нас различить и мы, окончательно запутав ее, разузнаем о ней побольше.
— Я запрещаю вам это делать! — завопил Виталий, хорошо зная, что Джейсон наверняка бурлит идеями, от которых у несчастного отца скоро голова лопнет. Негодники сведут с ума бедную женщину!
— Давай поиграем в шахматы позже. Новая тетя.., что, если у нее для нас есть подарки?
— Жадный маленький попрошайка!
После ухода сына, который первым делом отправился к своему двойнику, чтобы в его компании с вожделением разглядывать обнаженные статуи в саду Нортклиффа, Виталий решил сообщить новость жене. Поднявшись, он отправился на поиски Лены и вскоре нашел ее в музыкальном салоне. Бедняжка честно старалась покорить сонату Скарлатти, изобилующую неимоверным количеством высоких нот и тремоло, которые к тому же следовало исполнять в быстром темпе. Увы, результат оставлял желать лучшего. Но Ленка не сдавалась и играла с огромным воодушевлением, как делала все, за что принималась. Виталий легонько коснулся ее плеч, поцеловал в ухо, в нос и, наконец, завладел губами. Она повернулась на стуле, обняла его и потерлась щекой о грудь.
— Хорошо, что ты пришел, — вздохнула она. — Мне никак не дается этот отрывок.
В подобных случаях Виталий с легким сердцем уклонялся от правды, чтобы не травмировать жену.
— У тебя великолепно получается, Лена, — солгал он, снова целуя ее. — Я просто решил дать тебе отдохнуть. Кстати, пришло письмо от Эдисона.
— Господи! — ахнула Ленка, прочитав послание. — У нее два имени, совсем как у Мелинды Беатрис! Как по твоему, груди у нее тоже нет?
Виталий расхохотался, вспомнив любимое изречение Алекса о том, что у настоящей женщины должно быть две красивые груди и всего одно имя, а не наоборот. Он придумал это после знакомства с Мелиндой Беатрис. Что ж, Эдисону опять не повезло. Сообщил ли он Алексу о своей женитьбе? Интересно, какова их новая невестка и что означают эти удивительные перемены в брате?

Чедвик Хаус, между Нижним Слотером и Мортимер Кум, Котсуолдз

За левый рукав Алекса дергал один малыш, к правой ноге льнул другой, талию обхватила ногами крошечная девочка. Она смеялась и обнимала его за шею тощими ручонками. Алекс присоединился к общему веселью, одновременно пытаясь высвободить руку.
— Не смей меня душить, Линни! Я должен прочитать письмо. Его только что принесли. Оно от вашего дядюшки Эдисона, а я не жалую письма, доставленные таким образом. Они обычно сообщают о чем то не слишком приятном. Отпустите меня хоть на минуту! Вот так. Я снова сдамся в плен, только дайте мне отдышаться.
Алекс уселся в гигантское кресло, сделанное по специальному заказу и вмешавшее одного взрослого, а с ним — не менее трех малышей или двоих детей чуть постарше. При этом Алекс радостно заявил своей жене Софи, что еще одного ребенка он сможет держать на коленях.
Он развернул листок, притворяясь, будто не замечает, как дети подбираются все ближе. Потом, не выдержав, улыбнулся и погладил исцарапанную ручонку Тео.

Дорогой Алекс!
Пишу, чтобы сообщить о своей женитьбе. Я нашел невесту в Шотландии. Ее зовут Мэри Роуз, и она прелестна.
Когда я покидал Килдрамми, Оливер только что приехал. Он буквально танцевал от счастья, восхищаясь всем, что попадалось на глаза, и даже говорить не мог от волнения. Он посылает тебе привет и просит сообщить, что даже мечтать не мог о месте управляющего в таком замке, как Килдрамми. Многое случилось за это время; пришлось столкнуться с весьма странными людьми, но все обошлось, а я приобрел жену, которая, по чести говоря, просто неотразима и дарит мне несказанное наслаждение. Поцелуй за меня жену и детей. Скоро ты познакомишься с Мэри Роуз.
Твой брат Эдисон.

— Вот это новость! — с расстановкой проговорил Алекс, глядя в пространство и не в силах поверить тому, что прочел. — Поразительно! Нет, не волнуйтесь, детки, новости вовсе не плохие. Просто совершенно не правдоподобные. Похоже, мой правильный зануда братец немного изменился. А может, довольно сильно. Ладно, посмотрим. Ты что насупился, Тео? Рука болит? Нед, иди сюда и обними меня покрепче.
— Что это, дядя Алекс?
Линни подобралась ближе и прижалась к нему. Ее примеру последовали мальчишки, облепив Алекса с обеих сторон. Теперь, когда он сложил письмо, они прильнули к нему еще теснее, хотя, казалось, такое совершенно невозможно. Но Алекс давно усвоил, что ребенок, как это ни удивительно, может уместиться в самом узком пространстве, где, кажется, не найдется места даже для мыши.
Он обнял всех разом, откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Как же они боятся, что снова окажутся в том аду, из которого он их вытащил, и опять вернутся боль, унижение, беспомощность и мучительный голод, терзающий и без того худые животики! Сердце Алекса сжалось. Привычный гнев опалил его, гнев, который он будет чувствовать до самой смерти. Зато как хорошо, что у него есть они!
Алекс улыбнулся, гладя круглые головенки. Эти дети станут лучше. Научатся верить людям. Слава Богу, за долгое время у него почти не было неудач! Когда нибудь они поймут, что здесь их всегда будут жалеть и любить.
Липни уютно устроилась у него под мышкой. Алекс уронил письмо на пол и сгреб в охапку всех троих.
— Дядя Алекс, а кто это вам пописывав — Тео, совсем еще малыш, учился говорить у пропитанного дешевым джином вора в грязных закоулках вблизи лондонских доков. Но за четыре месяца он сделал огромные успехи, и его рука, искалеченная извергом отцом, почти зажила.
— Один из моих братьев. Твой дядя Эдисон. Помнишь, Тео, ты встречался с ним вскоре после того, как я привез тебя сюда в начале лета? Он священник. С ним еще были его дети.
— Мегги научила меня лазить по деревьям! — вспомнила Линни. — Я свалилась вниз прямо на нее, но она только засмеялась и показала мне, как драться с мальчишками, врезать им как следует.
— Кажется, мне не слишком хочется слышать о подобных вещах, — заметил Алекс.
— Мегги велела нам не приставать к ее папе, — продолжала Линни. — Сказала, что у него в голове очень серьезные мысли, которые занимают все его время. И что он повсюду берет ее с собой, чтобы было кому оберегать его. Он такой неопытный, не от мира сего.
Похоже, Мегги хорошо знает своего отца. Алекс улыбнулся, представив милое сосредоточенное личико племянницы.
— Да, это правда, — подтвердил он. — Но жена? Что произошло с Эдисоном? Интересно, как Мегги к ней относится?
— Лео научил нас бегать наперегонки — сначала вокруг толстого дуба, потом перепрыгнуть через кусты, а потом обогнуть озеро и вернуться к дому. А победителю показал, как делать сальто, — вставил Нед. — Макс учил нас латыни, — добавил Тео.
— Vos amo — провозгласил Алекс, целуя каждого.
— Это что означает, дядя Алекс? — поинтересовалась Линни.
Он снова чмокнул ее в лобик.
— Я вас люблю.
— Vos amo, — повторили они хором несколько раз. Алекс театрально закатил глаза, понимая, что в ближайший месяц несчастная Софи не услышит ничего иного от всех шестнадцати ребятишек. Что же говорить о Джейн, директрисе Брендон Хауса, расположенного всего в сотне ярдов от дома Алекса и Софи! Тамошние дети наверняка выучат эту фразу и будут распевать ее на все лады, пока не доведут бедняжку до того, что она попросту сбежит. Но ненадолго, потому что очень любит своих питомцев, — А еще Макс говорил: «Diabolus fecit, ut id facerem».
— Это означает «дьявол подтолкнул меня под руку», — пробубнила Линии откуда то из под мышки Алекса.
— Он сказал, что взрослых почему то это ужасно смешит, — сообщил Тео. — Скажи эту фразу — и тебе простят любое озорство. Только вот как быть, если взрослые не понимают латыни?
— Значит, твое заклинание не сработает, — засмеялся Алекс и, подняв глаза, увидел стоявшую в дверях свою дочь Дженни. На прелестном личике играла улыбка. В семнадцать лет она была почти точной его копией, только нежные зеленые глаза унаследовала от матери. И хотя не слишком быстро соображала и очень медленно говорила, все же обладала чудесной душой, милым характером и очень любила детей.
— Vos amo! — окликнул ее отец. — Это означает «я вас люблю».
Дженни улыбнулась и тихо ответила:
— Vos amo тоже.
Алекс подвинул Неда и усадил Дженни рядом с собой. Нед, не задумываясь, вскарабкался к девушке на колени. Алекс блаженно вздохнул. Господь благословил его, подарив ему дочь, но у него было такое чувство, что Оливер скоро ее похитит. Молодой человек был предан Дженни, обожал ее, а это ли не идеальная основа для брака? Они и выросли вместе. Оливер всегда защищал Дженни, а та его просто боготворила.
Все будет хорошо, подумал Алекс, крепко обнял дочь, и та, тихо засмеявшись, призналась:
— Я скучаю по Джереми. Как по твоему, вернувшись из Италии, он погостит у нас или сразу отправится к Оливеру в Шотландию?
Алекс живо представил Джереми, младшего брата Софи, К несчастью, хромого от рождения. Правда, ни для него, ни для окружающих это не имело особого значения. Он дрался как лев, был прекрасным боксером и во всех отношениях благородным молодым человеком.
— Не знаю, — вздохнул он, — как захочет сам Джереми. Дженни тоскует по Джереми? Не по Оливеру? Странно… Алекс покачал головой. Жизнь всегда преподносит нам неожиданные сюрпризы, а пути Господни неисповедимы. Джереми? Не Оливер?

Иден Хилл Хаус, Гленклоуз он Роуэн

Он любил целовать ее живот. Любил тереться щекой о мягкую теплую плоть. И вздыхал от удовольствия, слыша, как хихикает Мэри Роуз, когда утренняя щетина щекочет нежную кожу. Блаженно щурился, когда она билась в экстазе, выкрикивая его имя, так что приходилось зажимать ей рот ладонью. Не дай Бог, услышат слуги или прибегут дети!
Эдисон улыбнулся жене, которая торопливо допивала чай. Вид у нее был взволнованный. Сегодня важный день: предстоит обойти городок и познакомиться с прихожанами. Мегги напросилась сопровождать их, утверждая, что всем необходимо видеть, как радостно встретили Мэри Роуз в доме священника. А в это время Эдисон представлял, что покусывает ее искривленный пальчик.
Сначала все шло прекрасно. Большинство жителей с искренней теплотой встречали супружескую чету и, очевидно, считали, что Мэри Роуз подобающим образом исполнит свой долг в качестве жены викария.
— Миссис Биттли — настоящая базарная баба, — папочка, — заметила Мегги, сжав руку отца.
— Да, и всегда ею была, — согласился Эдисон. — Ничего тут не поделать. Но в этом есть и светлая сторона: по крайней мере знаешь, чего от нее ожидать.
— Иногда хотелось бы не знать, — возразила девочка, искоса поглядывая на отца.
— Да, — рассеянно кивнул Эдисон. — Ну, теперь последний и, надеюсь, короткий визит вежливости: к Стрептор пам. Они живут недалеко от леса, Мэри Роуз, в десяти минутах ходьбы. Греттлин Грейндж — странное название для дома, ты не находишь? Миссис Стрепторп утверждает, что так звали немецкого графа, который выстроил особняк в четырнадцатом веке. Не знаю, насколько это соответствует истине.
Мегги мрачно — чересчур мрачно для десятилетней девочки — пробурчала:
— Прости, Мэри Роуз, тебе придется встретиться с мисс Стрепторп. Но я тебя не оставлю. Теперь она будет вынуждена прекратить флирт с папой. А уж как она обращалась со мной и с мальчиками…
Девочка содрогнулась.
— Когда дамы в день нашего приезда посетили Иден Хилл Хаус, — заметила Мэри Роуз, — мисс Стрепторп почти все время молчала.
Она немного повернулась, так, что солнечный луч упал ей на лицо, и Эдисон, невольно залюбовавшись, наклонился ближе Мэри Роуз ощутила щекой его теплое дыхание и не успела опомниться, как муж поцеловал ее. Она остановилась, подняла на него глаза и жалобно спросила;
— Она и вправду флиртовала с тобой, Эдисон?
— Нет. Мегги преувеличивает.
Он снова чмокнул ее, на этот раз в висок.
Мегги пренебрежительно хмыкнула.
Сзади послышался звук, подозрительно напоминающий смешок. Это оказалась миссис Снид, местная модистка, якобы пристально изучавшая лоскуток муслина. Мягкого розового муслина, из которого выйдет прекрасное платье для Мэри Роуз. Эдисон познакомил миссис Снид со своей супругой. Та похвалила чудесную ткань, и он, не откладывая дела в долгий ящик, попросил модистку сшить новый наряд для его жены.
Миссис Снид нехотя согласилась, — Молодец, папа, — похвалила Мегги, когда они снова отправились в путь.
— Мэри Роуз очень идет розовое, — пояснил Эдисон, целуя жену в третий раз.
Мегги принялась весело напевать. Мэри Роуз светилась от счастья. Впервые она ощутила нечто вроде уверенности в себе. Что из того, если Гленда Стрепторп, такая хорошенькая, обратила внимание на Эдисона? Зато она, Мэри Роуз, стала его женой!
Сегодня на ней было светло желтое муслиновое платье для прогулок, подарок Кэтрин, прекрасно на ней сидевшее. Мегги с самого утра ей это твердила. Макс же, наоборот, нахмурился, оглядел мачеху и изрек:
— Только взгляни на себя, Мэри Роуз! Такая мягкая, воздушная, словно желтый крем с красной верхушкой! Именно поэтому ты никогда не научишься говорить на латыни!
— Quis est qui inquit, Макс? — осведомилась Мэри Роуз, улыбаясь мужу, который шутливо погрозил сыну пальцем.
— И что это означает? — грозно спросила Мегги, сведя брови. — Надеюсь, ты знаешь, Макс?
— «Кто это сказал», — проворчал Макс. — Да мистер Харботтл, вот кто. Он и сказал. А что, не правда?
Эдисон покачал головой. Сам он не сразу включился в разговор, поскольку не сводил глаз с жены. Сегодня она выглядела такой хорошенькой Однако слова Макса все же проникли в сознание счастливого молодожена.
— Я не желаю, чтобы ты и дальше слушал мистера Харботтла, Макс. Понятно? Как мне прежде не пришло в голову, что так называемый педагог просто глуп! Я навел справки, но, к сожалению, оказалось, что в округе не так много наставников, которые знали бы больше тебя. Ты можешь только учиться у него и не обращать внимания на его абсурдные рассуждения? Подобная философия возмутительна — Ты о том, что девчонки ничего не стоят?
— Именно.
— Постараюсь, папа, — пообещал Макс.
— Сомневаюсь, что ты сдержишь обещание! — прошипела Мегги, ткнув брата в плечо. У нее, очевидно, окончательно испортилось настроение, потому что она вдруг мрачно объявила:
— Не доверяю я Гленде Стрепторп. Она кошка. Вот уже больше года преследует папу, а он, бедняжка, всеми силами старается ее избегать. Помнишь, как она едва не поймала тебя в ризнице? Я слышала, как две дамы шептались, что она пыталась помочь тебе переодеться.
— Э э э.., да, — признался Эдисон, но, тут же опомнившись, запротестовал:
— Какое это имеет значение? Теперь я женат, и она станет вести себя приличнее. Кроме того, она, возможно, забыла меня и погналась за новой добычей.
Мистер Стрепторп оказался чудовищно толстым подагриком с пухлыми щеками и тройным подбородком. Он всегда пресмыкался перед Эдисоном, но не потому, что тот был превосходным, преданным интересам церкви и города священником. Нет, основную роль играло соображение, что он принадлежал к роду Абдуловых и имел счастье родиться братом графа, человека очень богатого и влиятельного. Мистер Стрепторп еще не окончательно удалился от дел, хотя жил теперь достаточно далеко от своих манчестерских фабрик, и считался самым состоятельным жителем Гленклоуз он Роуэн, что и позволяло ему видеть в Эдисоне будущего зятя. Хотя его планы потерпели неудачу, в душе он был философом и поэтому галантно приветствовал Мэри Роуз, пока его сухопарая женушка с недовольно поджатыми губами разливала чай и жаловалась на слуг, которых приходится терпеть за невозможностью найти лучших в таком захудалом городишке.
Три минуты спустя последовал торжественный выход Гленды. Не сводя глаз с Эдисона, она вплыла в невыносимо душную гостиную. Специально для этого случая она надела такой ослепительный наряд, что Мэри Роуз показалась себе настоящим чучелом. Очевидно, Мегги подумала то же самое, потому что подвинулась ближе к мачехе, желая подбодрить ее.
Эдисон поднялся навстречу девушке и очаровательно улыбнулся;
— Вы — само совершенство, мисс Стрепторп, как, впрочем, и моя прелестная жена. Когда она немного освоится, мы начнем принимать гостей.
Гленда, не обращая внимания ни на его слова, ни на Мэри Роуз, заявила:
— Мне нужно кое что показать вам в оранжерее" преподобный Абдулов. Мама, мы сейчас вернемся.
Мать нервно огляделась, едва не разлив чай. У отца был такой вид, словно его настиг внезапный приступ подагры. Очевидно, мистер Стрепторп не одобрял подобного поведения дочери. Но в доме всем заправляла Гленда, а ее родители, похоже, существовали только для того, чтобы ей служить. Во всяком случае, так считали все горожане.
Эдисон, ободряюще кивнув жене и дочери, взял Гленду под руку, — Пожалуйста, миссис Стрепторп, мне чай без сахара, — попросил он. — Мы скоро придем. Едва закрыв двери оранжереи, Гленда грудным голосом, не похожим на ее обычный, прорыдала:
— Как вы могли, сэр?
— Я не совсем вас понимаю, мисс Стрепторп.
— Я хотела стать вашей женой, сэр, а вы притащили из Шотландии это создание, вместо того чтобы сделать предложение мне! Я бы вам не отказала. Став вашей супругой, сровняла бы с землей старые, давно забытые могилы, обставила заново пасторат и добавила к нему еще одно крыло, которое подходило бы прямо к церкви, так, чтобы вы были ближе к вашей пастве. Вы гордились бы моей красотой.., кстати, вам давно следовало оценить ее по достоинству! Взгляните на меня, сэр, а потом на нее. Какое тут может быть сравнение!
Эдисон слегка оживился.
— Тут вы правы. Никакого, — согласился он. — Я ждала, ждала терпеливо, но вы так и не сделали мне предложение! И что вы в ней нашли? У нее наверняка ни шиллинга приданого! Мне девятнадцать лет, а она мне в матери годится.
В этот момент Эдисон понял, что ненавидит оранжереи. Пора прервать сей пылкий монолог.
— Жаль разочаровывать вас, — произнес он, — но Мэри Роуз еще не скоро достигнет возраста вашей матери. Так по какому поводу вам понадобился мой совет?
— Разве вы слепы, сэр? Или лишились разума? Растеряли остатки здравого смысла? Теперь, когда вы стали лордом Бартуиком и мой отец более чем счастлив видеть вас своим зятем, вы имели наглость привезти ее, эту невоспитанную девицу, без манер и элегантности, лишенную даже намека на красоту…
— Да, мисс Стрепторп, — перебил Эдисон, — возможно, я был немного слеп. Не замечал очевидного. Как бы то ни было, теперь я женат. Видите ли, мне с детства внушали, что воспитанный человек ни при каких обстоятельствах не может быть невежлив, даже если чем то расстроен или обижен. Если мои советы вам ни к чему, вернемся в гостиную.
Гленда чуть не задохнулась от гнева, но Эдисон уже открыл дверь и пропустил ее вперед.
— Постарайтесь быть учтивой с Мэри Роуз, — попросил он, глядя в ее прелестные глаза. — Я был бы вам за это крайне признателен.
Она воззрилась на него с таким видом, словно ей предложили почистить рыбу.
— Ну вот, мы выжили! — с облегчением сказала Мегги на обратном пути. — Признайся, папа, она пыталась соблазнить тебя в оранжерее?
— Нет, — раздраженно буркнул отец. — Мегги, бессовестная ты девчонка, я не желаю слышать подобные слова из твоих уст! Это просто неприлично! Не забывай, тебе всего десять лет'. Да и взрослым барышням такие речи не к лицу.
— Да, папа. Ни чего она от тебя хотела?
— Решила излить душу. Рассердилась, что я привез жену, хотя хотела видеть на этом месте себя.
— Неужели? — встревожилась Мэри Роуз. — Теперь жди неприятностей!
— Ничего страшного, — успокоил Эдисон. — Главное, что мы выполнили свой долг. Ты познакомилась со всеми, если не считать мистера Тэтчера, который большую часть времени проводит под столом мертвецки пьяный. Правда, по воскресеньям он трезв, так что ты еще успеешь его увидеть.
Мэри Роуз показалось, что жители как то странно разговаривают с Эдисоном — кто с удивлением, а некоторые смущенно. Она никак не могла понять, в чем дело, и вдруг сообразила: да все проще простого — люди не знают, как обращаться с ней, чужачкой, внезапно оказавшейся среди них. Вероятно, гадают, почему их священник женился именно на ней, несмотря на то что столько женщин вздыхали по нему.

За ужином, едва подали черепаший суп, Эдисон громко объявил:
— Погода нынче теплая. Пожалуй, стоит отправиться в Брайтон. Я попросил мистера Ардена…
— Это папин поверенный, — шепнула Мегги мачехе. — Да, и он тут же снял для нас домик. Я не хотел говорить, пока не был уверен, что нам удастся поехать. Проведем на море недельку. Ну как, согласны? Мальчики переглянулись.
— Папа, — нерешительно начал Лео, — раньше ты никогда не возил нас в Брайтон. И вообще никуда, разве что к дяде Виталику или дяде Алексу. Ты всегда говорил, что ничегонеделание — пустая трата времени.
Неужели он действительно так считал?
— Нам хотелось бы поехать, — вмешался Макс, хмуро глядя на Мэри Роуз. — Возможно, не так уж и плохо, что она с нами.
— Я согласен, Макс, — кивнул отец. — Совсем неплохо. Ему страшно захотелось поцеловать жену за ушком, вдохнуть знакомый аромат, а может, припасть к губам.., но нет, сейчас не время.
Эдисон кашлянул, прикрыл рот ладонью и попытался принять безразличный вид.
— Понятно, — протянул Лео.
— Болван! — осадила брата Мегги.
Они отправились в Брайтон. Принц регент не соизволил почтить своим присутствием Королевский павильон, поэтому приезжих было совсем мало. Представители светского общества, неотлучно следующие за принцем, куда бы тот ни направлялся, на этот раз переместились в столицу. Лето прошло, но последние дни сентября стояли солнечные и теплые. Семейство отлично устроилось в маленьком домике на Стейне.
На четвертый день Мэри Роуз обратила внимание на некоего человека, который и прежде попадался ей на глаза. Она сидела на пляже под зонтиком, наблюдая, как дети играют на песке. Эдисон отправился купить булочек к чаю. Воспользовавшись тем, что она осталась одна, молодой человек подошел к ней и поклонился.
— Простите, мадам, что нарушаю ваше уединение, но я слышал от друзей, что вы из Шотландии. Меня зовут Бернард Сандерфорд.
Только тут Мэри Роуз вспомнила, что они уже виделись и Эдисон разговаривал с ним. Улыбнувшись, она учтиво ответила:
— А я Мэри Роуз Абдулова, сэр.
— Ах да, прелестная миссис Абдулова. Ваш муж — настоящий счастливчик! Достаточно взглянуть на вас, чтобы это понять.
Мэри Роуз вдруг вспомнила Эриксона Макфайла. Этот человек был чем то похож на него.
Она ничего не ответила, только пристально оглядела Сандерфорда. Красив, строен.., может, в этом кроется причина его пороков? Правда, имея достаточный опыт общения с Эриксоном, она ничуть его не боится!
Даже когда он опустился рядом на корточки, лицо Мэри Роуз осталось спокойным. Он сидел чересчур близко, но она всегда сможет отделаться от него, если такая необходимость возникнет. Странно, что на пляже никого нет, кроме детей, копошащихся у самой кромки прибоя. Сапдерфорд окинул Мэри Роуз таким откровенным взглядом, что ей захотелось швырнуть ему в лицо пригоршню песка.
— Ваш муж сейчас очень занят, мадам. Возможно, он так вам надоел, что вы поспешили отослать его с каким то поручением? Я понял, что вы отделались от него, едва меня увидели. Признаюсь, я следил за вами и видел, как вы на меня посматривали. Может, у нас будет случай познакомиться поближе? Встретиться наедине?
— Вы, случайно, не родственник Эриксона Макфайла?
— Нет, мадам, это шотландское имя, а я англичанин.
Невероятно… — Мама!
К ним мчалась Мегги, вся в песке, с растрепанными волосами. За ней едва поспевали Макс и Лео, взъерошенные, загорелые и явно встревоженные. Мегги встала перед мистером Сандерфордом, подбоченилась и строго спросила:
— Кто вы, сэр?
— Мегги, дорогая, это мистер Сандерфорд. Он решил нанести нам визит.
— Наша мать не принимает джентльменов в отсутствие отца, — отрезал Макс.
— Невероятно! — потрясенно прошептал мистер Сандерфорд. — Вы слишком молоды, чтобы быть матерью этих детей!
— Маме почти тридцать пять, — не моргнув глазом пояснил Лео. — Она просто выглядит молодо. Говорит, что это благодаря нам. Она очень счастлива с папой и с нами. Все время нам об этом твердит, правда, ма?
— Не менее десяти раз на день, — подтвердила Мэри Роуз.
— Ясно, — вздохнул мистер Сандерфорд, поднимаясь.
Несмотря на молодость, его колени громко хрустнули. Он отряхнул брюки и признался, обращаясь к детям:
— Я никогда не любил свою мать так, как вы — эту милую даму. Вам очень повезло, что она у вас есть.
— Да, сэр, мы знаем, — заверил Лео. Удостоверившись, что соблазнитель ушел и не вернется, он подпрыгнул и несколько раз прошелся колесом, пока не добрался до воды.
Мэри Роуз засмеялась.
— Он чем то напоминает Эриксона Макфайла, — задумчиво сказала Мегги, глядя вслед Сандерфорду, успевшему удалиться на почтительное расстояние.
— Ты тоже это заметила? — удивилась Мэри Роуз. — Вы вовремя подоспели. Как вы догадались, что он не джентльмен?
— Пусть наш напыщенный Макс иногда бывает просто слепым олухом, зато сразу распознает грешные намерения такого вот разряженного индюка.
Мэри Роуз, разумеется, сама справилась бы с мистером Сандерфордом, но была несказанно довольна, что дети столь решительно бросились на ее защиту.
— Спасибо всем вам, — искренне поблагодарила она. В этот момент появился Эдисон с пакетами, полными пирожных, булочек, яблок и апельсинов.
— Кто это с тобой разговаривал? — спросил он жену.
— Отец, — торжественно объявила Мегги, — этот человек не джентльмен. Он пытался флиртовать с Мэри Роуз. Эдисон недоуменно моргнул и сел на одеяло.
— Что случилось, дорогая?
— Он просто копия Эриксона, — деловито пояснила его супруга. — Я вполне обошлась бы своими силами, но Макс, Лео и Мегги за меня вступились.
Эдисон сжал кулаки. С каким удовольствием он поставил бы негодяю парочку синяков под глазами!
Покраснев от гнева, он вскочил, но мистера Сандерфорда и след простыл. Не сдержавшись, Эдисон выругался. Мегги в изумлении уставилась на него.
— Прошу прощения, — буркнул он, — мне не следовало этого говорить.
— Папа, он не успел сделать ничего плохого, — успокоил Макс. — Спроси хоть у Лео. И нечего волноваться!
— Верно, — кивнула Мэри Роуз, выбрав себе яблоко. —Подумаешь, маленькая неприятность! Кстати, Макс, ты сильно расцарапал ногу. Не забудь, когда придем домой, я смажу ее мазью.
— Num mihi dolebit hoc? — поспешно спросил мальчик.
— А это еще что? — проворчала Мегги.
— Он хочет знать, будет ли больно. Не будет, если я не захочу.
— Abeo! — крикнул Макс и побежал туда, где на песке белели кружевные клочья пены.
— Опять! О чем на этот раз? — нетерпеливо спросила Мегги, заслоняя глаза ладошкой, чтобы рассмотреть Лео, который тоже последовал за братом.
— Он сказал, что уходит, — засмеялась Мэри Роуз.
— Я уже говорил, что люблю целовать твой живот?
Ее сердце билось медленно, сильно, в ожидании, в предвкушении… Она уже чувствует его дыхание.., мышцы напрягаются, желание растет, расцветает, открывая ее, как бутон.
— Нет, — выдавила она, — но я догадалась. Ты проводишь за этим занятием немало времени.
— И не только его, но и всю тебя, — признался он, поднимая голову, и едва не лишился чувств, когда дверь внезапно распахнулась.
— О Господи! — прошептала Мэри Роуз, мгновенно сникнув.
Это оказался Лео, которому приспичило исповедаться: он и Макс обрели нового друга, который, как выяснилось, оказался заядлым и не совсем честным игроком, в результате чего оба брата проиграли пари и остались без туфель. Эдисон побоялся спросить, о чем спорили его азартные детки. Они пробыли в Брайтоне еще пять дней, а потом погода испортилась: небо закрыли темные облака, ветер вздымал огромные волны. Пришлось вернуться. Однако, как выяснилось, Сэмюел Притчерт уже написал проповеди на месяц вперед, намереваясь и впредь устрашать ими паству, поэтому Эдисон похлопал его по спине и сообщил, что собирается вместе с семьей навестить братьев.
— Как долго вы будете отсутствовать на этот раз, преподобный Абдулов?
— Пока не знаю. Думаю, что могу вполне доверить вам штурвал нашего духовного корабля, — засмеялся Эдисон.
Сэмюел растерянно оглядел загорелых, ясноглазых детей и Мэри Роуз, спрашивая себя, во что превратился когда то тихий и чинный дом викария.
Семейство прогостило в Нортклифф Холле две недели. Как то днем Мэри Роуз с графиней отправились в сад.
— Детям сюда вход запрещен, — пояснила графиня, — хотя, по моему, они нарушают запрет при каждом удобном случае.
Мэри Роуз впервые увидела множество греческих статуй, изображавших женщин и мужчин в эротических позах, таких восхитительно откровенных, что она то и дело ахала и охала, пытаясь закрыть глаза. Но так и не смогла. Такого ей еще не приходилось встречать.
— Господи! — воскликнула она в двадцатый раз, останавливаясь перед мраморным юношей, зарывшимся лицом между бедер женщины. Та, в свою очередь, в экстазе откинула голову.
— Эта у Софи любимая, насколько я помню, — заметила Лена. — А вот Эдисон, по моему, здесь ни разу не был. Прежде он находил это ужасным и безбожным. Может, сейчас ему понравится?
Мэри Роуз, чьи глаза заволокло дымкой при мысли о Эдисоне, проделывавшем с ней и не такое, прошептала:
— Обязательно покажу ему, как только он и его светлость вернутся.
— Моего мужа зовут Виталий. Он оскорбится, если, вы будете с ним так официальны.
— Но он кажется настолько неприступным, — возразила Мэри Роуз.
— Иногда — возможно, — признала Лена. — Ваши сыновья — самые красивые мальчики на свете.
Эдисон сказал, что они близнецы, но, на мой взгляд, они совсем не похожи.
— Большинство людей не могут их различить, — вздохнула Лена, — а они этим пользуются для всяческих проделок. Что же до их красоты.., вы, к сожалению, правы. Страшно представить, сколько женщин они покорят, когда станут старше! Бедный Виталик заранее трепещет при мысли об этом. Мальчики как две капли воды походят на мою сестру Мелисанду, прекраснее которой свет не видывал. Как ни странно, сын самой Мелисанды — точная копия Виталика. Вероятно, скоро вы познакомитесь с моей сестрой и ее мужем. А теперь пойдем дальше. Тут есть еще немало.., интересного. Мэри Роуз охотно последовала за новой родственницей. Вечером, до того как стемнело, Мэри Роуз повела мужа в глубь сада к одной из приглянувшихся ей статуй, и они не выходили оттуда до восьми часов, пока не закапал дождик. Виталий Абдулов при виде супругов покачал головой и довольно ухмыльнулся. Из Нортклиффа Абдуловы перебрались в Котсуолдз и провели там три недели. Они взяли с собой Джеймса и Джейсона, которые на коленях умоляли мать и отца позволить им навестить дядю Алекса и всех его детей. Маленькие негодники прекрасно понимали, что подобным представлением могут всего добиться. Дом, где почти двадцать детей вечно дрались, смеялись, плакали, вопили и разыгрывали друг друга, был настоящим бедламом. Зато здесь всегда царило веселье и еды на всех хватало с избытком. Несмотря на то что наступил ноябрь, время от времени выпадали солнечные теплые деньки. Осень как будто медлила вступить в свои права. В один из таких дней Эдисон лежал под яблоней, положив голову на колени Мэри Роуз. Неяркое солнце просвечивало сквозь последние листья, легкий ветерок доносил запах прелой травы. Откуда то слышались детские крики. Но здесь супруги были одни. Эдисон поднял голову и поцеловал живот жены. — Между нами слишком много ткани, — пожаловался он и закрыл глаза, ощутив, как ее пальцы медленно гладят его волосы. — Наверное, я не смогу развесить твою одежду на ветвях? А жаль. Мэри Роуз прислонилась к стволу и блаженно вздохнула.
— Не сейчас, — сказала она и, нагнувшись, поцеловала мужа в губы. — Знаешь, я чувствую себя так, словно время остановилось и мы попали не только в другое место, но и отрешились от всего мира с его бедами, невзгодами и радостями. Тебе недостает твоих проповедей и прихожан? Прошло уже почти три месяца с тех пор, как ты в последний раз всходил на кафедру.
Эдисон задумался. Он вспомнил о людях, которые желали добра ему и его жене, о своих детях, их улыбках и постоянных ссорах, в которых обычно побеждала Мегги. Какое счастье — просто смотреть на них и быть рядом с Мэри Роуз! Просыпаться рядом с ней по утрам, гладить громко мурлычущих Эллис и Монро. Слушать, как она беседует с детьми, знать, что она здесь и принадлежит только ему, как он — ей. Дом словно стал светлее с ее появлением, и не только потому, что стены гостиной теперь желтые, а ужасные темные шторы убраны на чердак. Нет, сам дом, казалось, стряхнул с себя годы тоски и мрака и сделался счастливым, оживленным местом, где единственным угрюмым созданием остается Сэмюел Притчерт. Даже миссис Придди теперь чаще улыбается. Иногда она даже поет, особенно когда запекает треску.
— Я очень изменился, Мэри Роуз? — нахмурился Эдисон, — Мне так не кажется, — возразила она, расправляя морщинки у него на лбу. — Ты всегда был таким — заботился обо мне и детях, делал все, что полагается. А твой смех… я всегда любила твой смех и шутки. Ты вечно поддразниваешь меня и детей. Почему вдруг этот странный вопрос? Разве раньше ты был другим?
Ему не хотелось вдаваться в подробности. Может, он боялся, что она узнает, каким он был прежде: куда суше, строже, чересчур чопорный и напыщенный, не говоря уже об узости воззрений, которые он старался навязать окружающим.
— Тебе нравится твоя новая семья? — поинтересовался Эдисон, прижимая руку жены к сердцу. — Знаешь, когда я впервые увидела Виталика.., то есть графа.., я подумала, что он, должно быть, отвратителен: высокомерный, сухой, надменный — настоящий аристократ.
— Он от природы тиран и диктатор.
— Возможно, но только до тех пор, пока Ленка не принялась его щекотать "после чего он хихикнул, схватил ее в охапку и потащил за диван!! — так быстро, что нижние юбки взметнулись! Знаешь, у него такой же смех, как у тебя. А что до Ленки.., она просто удивительная! Макс признался, что теперь ему нравятся рыжие волосы. По его словам, тетка и мачеха помогли ему преодолеть это предубеждение. Похоже, они привыкают ко мне. Чудесные дети!
— А как насчет Алекса и Софи?
— Думаю, Алекс способен соблазнить любую женщину в возрасте от восемнадцати до восьмидесяти. — Даже тебя?
— О нет, я единственное исключение, которое никак не поддастся его чарам. Ты и на него чем то похож. Оба так и светитесь добротой и весельем, так что, когда вы рядом, жизнь становится ярче. Стоит тебе появиться в комнате — и все головы поворачиваются к тебе, как подсолнухи к солнцу. То же самое с Алексом. Он похож на Алекса? На своего беззаботного, искрящегося юмором брата, который в юности сменил семь любовниц?
— В тебе есть что то и от Кэтрин.., или в ней от тебя. Представляю, как трудно Софи держать Алекса в узде! Но она как то справляется. Подумать только, такая спокойная, все делает как бы между прочим, без лишнего шума и суеты, но я уверена, что Алекс ради нее пойдет даже на смерть, если понадобится. У обоих столько любви и терпения к детям!
— Оливер был одним из первых найденышей Алекса, — сказал Эдисон. — Тогда он знал только свое имя и то, как жестоко обходились с ним окружающие. Вечно голодный, грязный, оборванный… Впервые Алекс увидел его в лондонском переулке, где он, волоча за собой сломанную ногу, отчаянно пытался залезть в чей нибудь карман, чтобы купить хотя бы хлеба.
— А теперь! Какие перемены! — подхватила Мэри Роуз. — Оливер стал настоящим мужчиной, умным, образованным, воспитанным… Огромная удача Алекса! Но почему ты всегда говоришь о других? Взгляни на себя: служитель Божий, которому небезразличны все жители Гленклоуза. Ты молишься за них, помогаешь преодолеть беды и несчастья, делишь с ними самые радостные моменты. Ты прекрасный человек, Эдисон. Я уже говорила тебе, что удачливее меня нет женщины во всей южной Англии?
— Нет, пока не удосужилась.
— Но сама я уверюсь в этом, только когда получу скакового котенка.
— Ах да! — вспомнил Эдисон. — Немедленно напишу братьям Харкер.
— Если они меня отвергнут, постараюсь не расстраиваться. Возможно, Лео прав и из Эллиса выйдет прекрасный скаковой кот. Я видела, как он однажды удирал от миссис Придди; пролетел через кухню, поскользнулся на паркете, сделал сальто, приземлился на четыре лапы и исчез. — Она помолчала. — Эдисон, а почему дети сегодня облепили тебя, как мухи мед?
— Потому что я догадался заехать в Нижний Слотер и купить им подарки. Вот они и решили, что, если будут осыпать меня ласками, им еще что нибудь достанется.
— А если я осыплю тебя ласками, что достанется мне?
— Ну.. — начал Эдисон, поднимая брови, — мне только что пришел на ум некий сад Нортклифф Холле,.
— У тебя превосходная память! — И богатое воображение.

Иден Хил Хаус, Гленклоуз он Роуэн

Сэмюел Притчерт, вот уже три года исполнявший обязанности младшего священника, педант с окостенелой душой и лицом, таким холодно каменным, что, по слухам, даже мать разрыдалась, впервые увидев сына после родов, проговорил своим низким бесстрастным голосом:
— Преподобный Абдулов, я с сожалением должен отметить, что почти все местные дамы думают, будто вы отдалились от них, потеряли духовную связь со своей паствой и больше не считаете нужным вникать в их беды и чаяния. Даже молоденькая миссис Тейт сказала; «Наш дорогой викарий стал невнимательным к нам, с тех пор как вернулся домой после столь долгого отсутствия. Мы больше ему не нужны».
Эдисон молча уставился на своего помощника. Поразительно все же, как охотно люди открывают душу перед Сэмюелом Притчертом всего через несколько минут после его появления, несмотря на то что у него всегда такой вид, будто он вот вот разразится слезами или погрузится с пучину отчаяния. Но прихожане были с ним откровенны.., иногда даже слишком. Сам Эдисон безгранично доверял помощнику во всем, что касалось настроений паствы. Сейчас достаточно кивка, чтобы за предисловием последовала пространная тирада. Но Эдисон не желает этого слушать. По правде говоря, не столько не желает, сколько боится. Однако разве у него есть выход? Поэтому он со вздохом опустил перо, откинулся на спинку кресла и мягко заметил:
— Я дома всего восемь дней, Сэмюел, и это моя первая проповедь за три месяца. Кстати, вы прекрасно справились со своими обязанностями. Особенно меня тронула ваша воскресная проповедь, которую вы прочитали с таким пылом! Мне всегда казалось, что пастве нравится временная смена караула на кафедре проповедника. Но завтра снова воскресенье и я снова предстану перед ними. Мои разъезды окончены. Мы с Мэри Роуз нанесли визиты горожанам до отъезда в Брайтон. Я пробыл дома больше недели и за это время повидался, поговорил и даже помолился вместе с прихожанами. Мало того, мы с женой пригласили на чай почти всех жителей в этом городке, и могу поклясться, что чаепитие прошло как нельзя лучше. Поэтому объясните, Сэмюел, как люди пришли к подобному заключению, разумеется, совершенно вздорному?
— Видите ли, в чем дело, сэр, — начал помощник, не отвечая на вопрос, который он счел риторическим, — должен сказать, что я всегда стремлюсь донести слова Господни до паствы, а потом как можно точнее передать вам слова и чувства людей.
— Прекрасно. В таком случае откройте мне глаза, — кивнул Эдисон.
Сэмюел деликатно откашлялся, очевидно, прикидывая, как смягчить удар.
— Я считаю своим долгом напомнить, сэр, что вы уже не в Шотландии, которая хоть и является оплотом протестантства, где грешники преследуются так же ревностно, как у нас, однако живут там люди другого сорта. Возможно, они каким то образом изменили ваши воззрения, заставили взглянуть на многие вещи с другой стороны, вселили в вас иные понятия о морали и приличиях, ибо теперь вы постоянно вопите и громогласно возмущаетесь, когда ранее говорили спокойно, почти шепотом, не повышая голоса. Уж не они ли внушили вам желание усомниться, а то и напрочь отринуть те принципы духовности и благочестия, в которые вы прежде твердо верили и даже исповедовали?
— Хотя речь ваша течет гладко и даже витиевато, я все же не совсем уверен, что проник в ее смысл, — виновато признался Эдисон.
— А раньше, до отъезда в Шотландию, вы все поняли бы, — упрекнул Сэмюел. — И ответили бы мне в том же духе. Ах, как все это тяжело, преподобный Абдулов! Но попытаюсь пояснить свою мысль. Шотландцы, если можно так выразиться, не похожи на нас. Они так и не сумели постигнуть глубины и сложности нашей веры. Им не дано оценить или уразуметь нашу точку зрения на окружающий мир и своих ближних. Они отличаются от нас, сэр.
— Вот как? И к какому же сорту людей принадлежим мы?
— Мы англичане, преподобный Абдулов.
— Вот мы и добрались до сути. А моя жена — нет.
— Совершенно верно, сэр. Насколько мне известно, местные жители из уважения к вам согласны терпеть ее в, своем кругу, но только при условии, что вы вновь станете прежним. Они хотят видеть настоящего священника. Того, кто столько лет был их заступником перед Господом. — Видя, что брови Эдисона по прежнему подняты, Сэмюел с отчаянием добавил:
— Они так надеются, что вы сделаете все, лишь бы стать прежним! Просто добрым старым знакомым викарием, преданным другом и советчиком, каким вы были для них в полной мере, прежде чем отправились в Шотландию.
— Был, прежде чем отправился в Шотландию, — с расстановкой повторил Эдисон.
— Я взял на себя труд побеседовать со многими леди и джентльменами из здешней паствы, преподобный Абдулов. Собственно говоря, они сами ко мне подходили, желая облегчить душу, особенно мистер Гейтер, новый хозяин гостиницы «Мертвый испанец», которую он только что купил у своего старшего брата Тома. Скорее всего вы еще этого не знаете, иначе непременно пожелали бы мистеру Гейтеру удачи. Так вот, мистер Гейтер говорил от лица всех мужчин. По его словам, они обсудили ситуацию. Должен сказать, сэр, хотя мне крайне неприятно признаваться в этом, многие заходили так далеко, что злорадствовали и отпускали непристойные шуточки, вроде того что хорошенькая женщина способна совратить даже самого благочестивого служителя Бога, превратив его в низкое, похотливое создание, зеленого юнца, у которого в голове одни лишь плотские желания и сладострастные мысли. Мистер Элиас сообщил, будто видел своими глазами, как вы.., целовали свою жену, сэр. Он пошатнулся и чуть не приземлился на свой.., э э э.., зад.
Эдисон почувствовал искушение оторвать голову Сэмюелу Притчерту, однако сдержался, — Меня беспокоит, сэр, что теперь они считают вас одним из своих.., не служителем Господа, который всегда стоял над ними, над низменными желаниями, которые одолевают людей и время от времени заставляют их совершать смертные грехи. Теперь же прихожане видят в вас человека слабого, способного поддаваться зову плоти. Они боятся за вас, сэр. Вы пали в их глазах и больше не имеете права быть их духовным вождем. Проще говоря, они вам не доверяют.
Зов плоти.
Эдисон оцепенел.
В памяти пронеслись последние три месяца, головокружительные ночи, любовные игры по утрам, наполненные бесконечными восторгами, безбрежной нежностью, поразительными открытиями и, Господи, вожделением, лишающим рассудка, вызывающим желание вопить от хмельной радости и склоняться перед истинным чудом. Опустошающим мозг. Заставляющим забыть о том, кем бы ты был когда то.
Сэмюел прав. Он не тот человек, который три месяца назад отправился в Шотландию. Только сейчас Эдисон осознал, что все это время не перестает улыбаться — просто так, без всякого повода, как когда то давным давно, когда он был молод и еще не собирался посвятить свою жизнь Господу и церкви. До того, как встретил Мелинду Беатрис.
Он вдруг увидел себя со стороны — каким был и в кого превратился. Решив принять сан, он стал угрюмым, невероятно серьезным, потерял всякое чувство юмора и способность ценить простые радости жизни. У него была лишь одна цель, помимо которой он ничего не замечал. Все его интересы сосредоточились на людях, за которых он чувствовал ответственность. Эти люди привыкли искать его совета, решения всех своих проблем, утешения в минуты страданий и несчастий. А взамен они ожидали от него определенного поведения — это он знал даже слишком хорошо и никогда их не подводил.
До того, как поехал в Шотландию, До того, как женился на Мэри Роуз, Он, разумеется, любил своих детей, но никогда не дарил им своего безраздельного внимания, не изливал безграничную радость, которой сейчас поистине бурлил.
Мэри Роуз. Его жена. Только сегодня утром он овладел ею, разбудив поцелуями, лаская теплое, гладкое тело, ощущая острое наслаждение, которое, казалось, росло с каждым разом, когда они бывали вместе. И пробудился он с блаженной улыбкой и плотью, затвердевшей, как планка дубового паркета на полу спальни.
Эдисон поднялся и шагнул к окну. На улице было холодно, серое небо затянули тучи, по стеклу уныло барабанил противный мелкий дождь. Как быстро осень уступила место зиме! Он понял, что замерз, причем тепло требовалось не только его телу, но и душе.
Ничего не ответив Сэмюелу, викарий подошел к камину и начал разводить огонь. Когда пламя разгорелось, он поднялся с колен и повернулся к помощнику, который все это время так и не двинулся с места, — Буду откровенным, сэр, — внезапно выпалил Сэмюел. — Наши люди не желают видеть здесь чужака. Им нужны вы прежний, тот, каким были до отъезда. До того, как привезли сюда иностранку.
— Уходите, Сэмюел.
— Прошу прощения, сэр, я еще не все сказал.
— Так говорите.
— Дело еще и в вашем смехе, сэр.
— В чем?!
— В вашем смехе, сэр, нескрываемой легкости духа" неотразимом обаянии, остроумии. Это ему смущает людей, заставляет думать, что их духовный лидер вдруг превратился в незнакомца. Прихожан тревожит ваша.., как бы это сказать.., несерьезность, отсутствие подобающей степенности и уравновешенности, правильных взглядов на то, что главное в жизни. Вы совершенно переменились, и это заметили все. В глазах окружающих вы опустились до последнего предела. Из за этого их вера пострадала. Ну вот, теперь я сказал все и прошу прошения за откровенность. — Я благодарю вас за эту откровенность, Сэмюел. А теперь прощайте.
Он не шевельнулся, пока за помощником не закрылась дверь, и только потом протянул руки к огню. Что то шея затекла… Эдисон с силой потер онемевшие мышцы, перевел взгляд на часы и сообразил, что сейчас только одиннадцать утра, а он опять вожделеет к Мэри Роуз, словно не лежал в ее объятиях три с половиной часа назад. Как он ее хочет! Только о ней и думает. Только она царит в его сердце. И в его душе, которая до сих пор была полна одним лишь Богам. Нет, она не завладела его душой. Это невозможно. Но Мэри Роуз изменила его, подарив свое тело, доверие и безграничную любовь, которая так долго оставалась невостребованной. Он знал, что она любит его, хотя никаких слов сказано не было. Мэри Роуз.., открытая, бесхитростная, с сияющими любовью глазами. А что он испытывал к ней, своей жене? Той, что перевернула его жизнь? Эдисон не хотел думать об этом. Просто не мог. Его возмущало и бесило осознание того, что он стал рабом собственных инстинктов, стремления удовлетворить низменные эгоистические потребности. Пусть это чистая правда, но все равно ужасно!
Даже в двадцать лет, женившись на Мелинде Беатрис, он не чувствовал столь всепоглощающего желания к женщине. Безумного, пылкого желания. Проще сказать, похоти. Но дело не только в этом. Мелинда Беатрис пыталась покориться ему, потому что любила его, о чем сама твердила сотни раз. Она хотела быть его женой, верной помощницей во всех делах. Но это продлилось недолго. Вскоре он стал приходить к ней, только когда хотел зачать еще одного ребенка. Жизнь стала приобретать определенные очертания, вошла в колею. Эдисон нашел то, что искал. Его уважали, им восхищались, в нем нуждались — и все потому, что он честно пытался выполнить роль духовного советчика всего городка. Но теперь появилась Мэри Роуз. Она принадлежит ему. Видеть ее, быть рядом, касаться, чувствовать, как она счастлива его ласками, — такого он не ожидал, но с ней все казалось совершенно естественным. Как важно было разделить с ней наслаждение, знать, что именно он дарит ей моменты экстаза! Вонзаясь в нее, он слышал, как она задыхается от наслаждения, снова и снова выкрикивая его имя, и испытывал ничем не замутненное счастье. В подобные минуты для него ничего больше не существовало. Он чувствовал, что он для нее единственный, самый дорогой, и это, несомненно, было благословением Господним. Она не только была любящей и преданной женой, но и сумела укротить его упрямых мальчишек, а вчера за ужином даже приказала Максу съесть всю брокколи, причем сделала это.., на латинском. Макс смеялся так, что слезы текли по щекам. Сегодня утром он как заведенный бормотал одну и ту же фразу, так что отец накрепко ее запомнил;
— Aut id devorabis amabisque, aut eras prandebis. Мегги немедленно поинтересовалась у Мэри Роуз, что это значит. Та с лучезарной улыбкой пояснила:
— Немедленно съешь все, и охотно, иначе получишь это на завтрак.
Сам Эдисон хохотал не меньше сына. Значит, он недостаточно серьезен, так? Смеется слишком часто? Легкомыслен? И это принижает его? Господи милостивый, что же делать? Наверное, Сэмюел прав. И прихожане тоже. Все заметили эту невероятную метаморфозу. Все, кроме него.
А теперь и он прозрел.
Да, он изменился, забыл то, что необходимо для спасения души. Избрал опасный путь — путь разврата.
Эдисон подошел к письменному столу, перечитал наброски проповеди.., и оцепенел. Неужели это писал он — настолько естественно, легко, радостно?
Эдисон на минуту прикрыл глаза. Вот ужас!
Разорванные страницы полетели на пол.
Он не стал обедать дома, а вместо этого отправился в гостиницу «Мертвый испанец», где попросил подавальщицу Петунью принести чашку ароматного чая и холодного цыпленка с теплым хлебом. На улице по прежнему моросило, и сырость, казалось, проникала до самых костей.
Он ел, поджидая, когда покажется мистер Гейтер. Тот явился, едва Эдисон рассеянно проглотил второй кусочек, размышляя о своей жизни и о том, что с ним стало.
— Ах, преподобный Абдулов, как я рад снова видеть вас! Слишком долго вы отсутствовали, сэр, а за это время многие прихожане настолько распустились, что позволили себе не посещать церковь и не слушать проповеди мистера Притчерта. Неплохой он человек, но чересчур многоречив! Зато всегда рядом, всегда готов подставить плечо, чтобы облегчить чужое бремя, дать совет, помочь выпутаться из неприятностей. Завтра вы наконец почтите нас своим присутствием. Наверняка в церковь придут все!
Бока мистера Гейтера выпирали из тесного передника, а сердце его было больше пивного брюха. Порядочный добродушный человек, которого Эдисон знал уже восемь лет и уважал все то время, что служил викарием в Гленклоуз он Роуэн, мистер Гейтер более чем справедливо обошелся со своим пропащим старшим братцем, который, по слухам, сел на судно, идущее в Америку, чтобы там искать новых жертв своего ненасытного распутства.
— Вы когда нибудь бывали в Шотландии, мистер Гейтер?
— Нет, сэр. Родился, вырос и провел здесь всю жизнь. Думаю, человеку полезно знать свои корни и не отрываться от них.
«Не слишком деликатно», — подумал Эдисон, откусывая от большого ломтя теплого хлеба.
— Я видел вашу жену вчера днем, сэр, вместе с малышкой Мегги, в лавке драпировщика на Хайстрит. Обе смеялись неизвестно над чем. Настоящая красотка!
— Да, Мегги очень похожа на свою тетку Кэтрин, — согласился Эдисон.
— Нет, я имел в виду вашу жену. Все.., э э э.., мужчины так считают.
Эдисон смял хлеб в кулаке. Сердце гулко заколотилось. Неужели мистер Гейтер хочет, чтобы Эдисон поверил, будто Мэри Роуз — потаскушка, стреляющая глазками налево и направо? А как же пресловутый мистер Сандерфорд? Мэри Роуз и не подумала с ним флиртовать!
Ярость охватила Эдисона с такой силой, что он едва не задохнулся. Знаком попросив мистера Гейтера присесть, он холодно процедил:
— Моя жена и дочь очень любят друг друга и, естественно, рады посмеяться вдвоем. Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, мистер Гейтер, сказав, что моя жена красотка. По моему, вы знакомы. Всего три дня назад, насколько мне помнится, вы посетили мой дом вместе со своей милой женушкой, чтобы выпить чаю.
— Совершенно верно, милорд. Миссис Абдулова была очень гостеприимна. Дело в том, что.., о Господи.., я не хотел вас обидеть, преподобный Абдулов!
— В таком случае, может, объяснитесь, мистер Гейтер?
— Боже, какой стыд! Как неловко!.. Но ничего не поделаешь, сэр. Ваша жена кокетничала с Тедди Тейтом. Настоящее бесстыдство, сэр!
— Вот как, — промямлил Эдисон. Настал его черед смущаться. Он был уверен, что единственный мужчина, с которым флиртовала Мэри Роуз, — это он сам. Снова вспомнив Сандерфорда, он еле заметно улыбнулся. Жена еще сравнивала его с Эриксоном Макфайлом…
— Бедная Бетти Тейт! Залилась слезами и рыдала на груди у мисс Стрепторп.
— Теперь понимаю. Разумеется, мисс Стрепторп рассказала вам об этом прискорбном событии?
— И не только мне. Всем.
— Какие еще грехи совершила моя жена, кроме непристойного флирта с Тедди Тейтом?
— О, сэр, вы расстроились, а я этого вовсе не хотел! Знаю знаю, мисс Стрепторп мечтала вас заполучить, и теперь вы считаете, будто она солгала, чтобы опорочить вашу жену, и вся эта история — не более чем ревность отвергнутой женщины.
— Совершенно верно, мистер Гейгер. Мисс Стрепторп — чрезвычайно целеустремленная молодая леди. Боюсь, я стал ее врагом, отказавшись покорно следовать желаниям дамы, а именно — сделать ее хозяйкой пастората, который она хотела расширить за счет кладбища.
— Неужели? Интересно, какие же мысли возникали бы у ваших гостей? Только представьте — вы пьете чай над гробом старой миссис Бердсли, а она лежит в земле вот уже больше пятидесяти лет!
— Если я не ошибаюсь, мисс Стрепторп собиралась убрать гробы.
— О Боже! — ахнул мистер Гейгер, покачивая головой. — Бьюсь об заклад, сэр, вы поговорили с ней прямо и откровенно, хотя достаточно деликатно.
— Мне тоже так казалось.
Владелец гостиницы погладил чисто выбритый подбородок.
— Согласен, ее разочарование безмерно, если верить миссис Биттли и миссис Пэдуорти. Сам слышал, как они беседовали под окнами кабачка, ожидая, пока их мужья опрокинут последнюю кружку эля. Совсем пьяницами стали, просто позор! Да, вполне вероятно, что мисс Стрепторп несколько исказила правду.
— Да не несколько, а весьма. Но мы отвлеклись, мистер Гейтер. Расскажите, в чем дело.
— Постараюсь, сэр. Видите ли, вся округа толкует о том, что вы потеряли голову из за жены, поддались слабостям обычного мужчины. Вот и все, сэр.
— Ясно, — протянул Эдисон и резко встал. Все это он уже слышал раньше. — Жаль, если все считают, будто я изменился только потому, что вступил в брак.
Мистер Гейтер грустно посмотрел на него:
— Самое страшное, что может случиться со служителем Божьим, викарий. Настоящее несчастье.
Эдисон ощутил, как сердце гулко забилось, и каждый удар посылает по телу резкую боль. Голова, которая болела у него крайне редко, теперь буквально раскалывалась, а в левом виске пульсировала кровь.
— Неужели смех — это так ужасно, мистер Гейтер?
— Да, если он беспричинный. Тогда он превращается в бессмысленное зубоскальство, — вздохнул тот. В глазах его светилась жалость. — Боюсь, в вашем случае это именно так.
Эдисон торопливо покинул гостиницу. Он специально прошелся по Хай стрит, кивая, заговаривая со всеми встречными и глядя им в глаза. Лишь немногие не отводили взгляд. Сам он был таким серьезным, словно шел на похороны. Не обращая внимания на усилившийся дождь, викарий направился к старому церковному кладбищу. Страшно подумать, что Гленда Стрепторп собиралась снести могилы и пристроить к дому новое крыло! Неужели молодая девушка способна на подобное кощунство?
Погрузившись в размышления, Эдисон прогуливался среди могил, пока не остановился перед любимым надгробием. Здесь был похоронен неукротимый, славившийся своей свирепостью в бою воин, однако, подходя к этой могиле, Эдисон всегда ощущал покой и даже некую безмятежность. Он положил ладонь на древний камень, провел по шершавой поверхности, разрушавшейся год от года, перечитал почти стертую надпись: «Сэр Венсан д'Эгле, родился в 1231, умер в 1283».
У плиты лежали живые цветы. Их, конечно, принесла Мегги, зная пристрастие отца именно к этой могиле. Цветы уже успели посереть под дождем и имели самый жалкий вид. Викарий казался себе таким же несчастным и измученным, как они.
Постояв немного, он отошел, уселся на длинную каменную скамью и стал смотреть на церковь, чей великолепный шпиль возвышался над всеми крышами городка. Серый камень, символ вечности под плачущим осенним небом… Сколько раз Эдисон сидел здесь, прислушиваясь к колокольному звону и ощущая, как мерные звуки вливаются прямо в душу! Он закрыл глаза и долго молился.