приветики, роднульки!:-***
а тут, я гляжу, уже доложили о моём скором прибытии 
да, Любаш?:))))) а вот и продка, солнцы мои:
* Третьякова, услышав, как отзвучал последний аккорд, сжала губы, слегка прижала влажноватую поверхность ладоней к водолазке, чтобы они снова стали сухими, и, пару раз ударив ладони друг о друга, вынесла вердикт, глядя в ожидающие этого самого «вердикта» глаза испонителя:
- Офигенно, а что это за песня? Чья она?
- Это Владимир Кузьмин. «Сибирские морозы». Песня настроения, - непонятно улыбнулся мужчина, отложив гитару, добродушно хлопнув себя по коленям, поднялся с кровати.
- Чайник, наверное, вскипел. Руки вымой, - поспешила ретироваться из душной комнаты Лена, оставляя своего гостя наедине с самим собой. *
***
Виталий уже пять минут пытался оттереть грязь со своей филейной части, прикрытой голубой тканью джинсов, но что-то всё никак не получалось – он только сильнее размазал её по ткани и, в конце концов, бросил это неблагодарное дело. Мало того, что джинсы остались грязными, так они ещё и стали мокрыми. Чертыхнувшись, он вымыл руки и вышел из ванной.
На столе в кухне его уже ждала чашка ароматного чая, заботливо приготовленного девочкой, стоявшей к нему спиной и нарезавшей колбасу для бутербродов.
Подошёл сзади, опёрся ладонями о столешницу, на которой Лена усердно резала большую палку копчёной колбасы, по обе стороны от девушки, как бы создавая крепость вокруг неё, и глянул через её плечо на то, как делает своё дело остро заточенный нож:
- Ну, надо же, какая хозяйка.
Видимо, недопоняв неловкость ситуации, мужчина удивился, когда нож перестал резать и просто глухо ударился о доску. Лена, не поворачивая головы, чтобы не сделать ситуацию ещё более неловкой, спокойно отозвалась:
- Я тебе чай налила уже, - голос был сухим и каким-то натянутым, будто она говорила через силу и без видимого желания. – Можешь приступать. Я сейчас бутерброды сделаю.
- Да я подожду. А то одному скучно, что я, как алкоголик, в самом деле – пить в одиночестве? – Она услышала в его голосе усмешку. Всё так же стоял за её спиной, опираясь руками по бокам от неё в край столешницы.
- Значит просто пойди и сядь. И, сидя, подожди. – Она снова заработала ножом, напрягшись всем телом, и по-прежнему не удостоила его даже мимолётным взглядом вполоборота.
- Я тебе мешаю? – Она чувствовала, что его подбородок находится в паре сантиметров от её напряжённого плеча, так как голос его звучал слишком близко. Он что, правда не понимает или прикидывается? Во всяком случае, в голосе его звучало вроде бы искреннее удивление.
Третьякова выдохнула – чаша терпения дала трещину. Она «случайно» выронила нож из рук всего в паре сантиметров от его ладоней, которые находились совсем близко к ней.
Мужчина от пугающей неожиданности отдёрнул руки, выпрямился и отошёл от девушки на шаг – и только тут до него дошла причина, по которой Лена говорила с ним так сухо и надрывисто – он, по всей видимости, своей невинной вольностью сумел смутить её, как бы парадоксально это ни казалось. Поняв причину и усмехнувшись тому, что до него не дошло это раньше, он отошёл к кухонному «уголку» и сел на диванчик. И, глядя в спину всё ещё колдующей над бутербродами девушке, он провёл пятернёй по волосам, подумав о том, насколько опасной эта девушка может быть, если её что-то не устраивает. Чего стоил только этот нож, намеренно «упущенный» вблизи от его ладони, помогающий ему понять, что он перешагивает невидимую, но такую значимую черту. Но ореол опасности, окружающий её персону, был чем-то по типу магнитного поля, так как от осознания того, что с этой девушкой всё, абсолютно всё происходит абсолютно по-другому, нежели с любой другой девушкой, где-то в груди зарождалось будоражащее и опьяняющее чувство оправданного риска.
Удовлетворённая его реакцией Лена, хмыкнув, снова взялась за нож и уже нарезала хлеб. Сделав бутерброды, она сложила их на тарелку и поставила на стол, сопровождаемая пристальным голубоглазым взглядом, от которого хотелось волком выть, лишь бы не чувствовать его на себе каждую секунду. Отличного она себе приятеля нашла – ничего не скажешь. С ним ей интересно, приятно и почему-то легко. Но эта вот его вроде бы такая невинная, вроде бы дружеская симпатия всё никак не давала ей покоя – да что там, любая мужская симпатия теперь не давала ей покоя – ей казалось, что все мужчины, как ни крути, ждут от неё только одного. Различаются эти мужчины только по тому признаку, насколько долгим может быть это их ожидание. И от этого на душе было неуютно, и именно это заставляло её в каждый момент, который мог хоть как-то, даже косвенно, создать впечатление сближения, делать вещи, которые это самое потенциальное сближение оттянут на неопределённый срок, или, если получится, совершенно пресечь его.
Третьякова села на стул напротив диванчика, притянула к себе свою чашку, и, взяв из вазочки печенье, надломила его и опустила краешек в чашку.
Мужчина не смог сдержать смешка. Лена мгновенно подняла голову и уставилась на него непонимающим взглядом:
- Чего ржёшь? – Откусила размокшую часть печенья она и взяла в руки чашку. Отхлебнула, и, потом, по-видимому, догадалась, над чем смеётся её гость. – А что? – Она посмотрела на откушенное печенье, - Многие люди так едят. Особенно дома, когда их никто не видит, - она насупилась и повела бровью. Снова опустив печенье в чай, а после вытянув его, она с немного по-детски выглядящим вызовом откусила готовое развалиться на части печенье.
- Да нет, ты не поняла, - он снова усмехнулся и взял из вазочки печенье, не притрагиваясь к бутербродам, и окунул его в чашку. Третьякова подняла брови и уголок губ, - Просто я сидел, смотрел на это печенье и думал, не слишком ли глупо и неприлично будет выглядеть, если я намочу его в чае, как люблю, - Он улыбнулся, - ну, всё-таки я в гостях, как-никак. – Теперь уже Ленка открыто смеялась, - А тут ты…без какого либо зазрения совести осуществляешь то, о чём мечтаю я последние несколько минут. Вот я и не выдержал. – Он достал печенье и откусил почти половину. – Вкусно-то как!
Лена поставила локоть на стол и оперлась о него лбом, жуя печенье и заразительно улыбаясь. От прежней неловкости не осталось и следа.
- Нет, ты, всё-таки, чокнутый, - с усмешкой заключила Лена, дожевав печенье и взяв бутерброд – есть хотелось очень.
- Почему это? – Удивленно поднял брови Виталий и отпил из чашки чаю.
- Да целый день мне мозг выносишь – то у школы меня встречаешь, то мёртвым прикидываешься, то носишься со мной по полю, как будто я вешу шесть килограмм, а не пятьдесят шесть, то печенько мокрое ешь, как маленькое дитё, - она, улыбаясь ненавязчиво, так бы оценивающе, подложила кулак под челюст, откусила бутерброд и начала жевать, отчего её щёки показались больше, чем они есть на самом деле – так она совершенно походила на ребёнка. И, не зная, что эта девочка – та ещё штучка, ни за что нельзя сказать, что эта мальчуковатая, но вполне себе милая девчонка – на самом деле - сущий варвар.
- Ну, какой есть, - отозвался мужчина, откинувшись на спинку диванчика и снова потянулся к чашке. – Других не держим.
Третьякова только усмехнулась в ответ.
Допивая чай в более или менее нормальной обстановке, не обзываясь и не шокируя друг друга интересными подробностями своих вкусовых пристрастий, они разговаривали на разные темы – прямо как вчера, в кафе, - о музыке, о гитаре, о том, каких видов они бывают и какая для чего предназначена. Лена рассказала Виталию о том, какую песню она выучила первой, а он, в свою очередь, рассказал ей о том, что такое ритм-гитара, бас-гитара, и, увидев её скептическое выражение лица, возникшее по поводу четырёх струн, которыми располагает «басуха», терпеливо объяснил ей, какую важную роль в музыкальных коллективах играет этот, как выразилась Лена, «недострунник».
Покинул её квартиру он лишь в начале пятого в грязных, но уже абсолютно сухих штанах, услышав на пороге Ленкино хулиганистое: «Извини за нож», и ответив ей на это: «Я тоже больше так не буду», провожаемый её задумчивым взглядом и чувствующий, что эта встреча явно не будет последней.
а когда прода? 
или сначала миник появится? 
:'( 
Извини, что так давно не появлялась, знаю, что бессовестная, но времени ни на что не хватает, в универе уже загрузили по полной 
... 
