принесла вам большууую проду))) *- Да не за что, Леныч, - отозвался парень, подтягивая длинные синие шорты и поправляя оранжевую широкую футболку, - ты только это, больше не садись ко всяким педофилам в машину, окей? А то у тебя вчера такой голос злой был, что я уж было подумал, что "Спартак" у "ЦСКА" выиграл, - добавил он с дружеской, немного сонной улыбкой, глядя на то, как Третьякова поднимается с корточек и натягивает высушенную за ночь на батарее куртку.
- Окей, не буду, - хрипловато, как можно тише, чтобы не разбудить спящих в дальней комнате Фадеевых-старших, со смешком отозвалась Лена, поправляя завязанный на затылке хвост. - Ну, я пошла. Приходи сегодня на игру. Покедос, - махнула она рукой и вышла за дверь.
Утренняя Москва, судя по всему, не узнала в бодро шагающей девушке со светлыми вьющимися волосами вчерашнюю одиночку, которая, казалось, обречена заночевать на холодных мартовских ночных улицах.
Вернувшись домой она, как и договаривалась с Сергеем, взяла небольшой пакет, кинув туда для видимости тетрадку, и, с особой тщательностью собрав спортивный рюкзак, направилась в школу. *
Два урока тянулись слишком медленно, и Лене уже начало казаться, что они никогда не закончатся. Сидящий рядом за партой Марат считал оставшиеся в пачке сигареты, благо учительница литературы редко смотрела в их сторону, зная, что ничем связанным с литературой они всё равно заниматься не будут. Третьякова никогда не жаловалась на недостаток способностей к учёбе – раньше она была довольно сносной хорошисткой с почти половиной пятёрок в дневнике. Но всё меняется – это Лена однажды уже уяснила. Потеряв опору в жизни, она потеряла её и в учёбе - она не видела себя ни академиком, ни бухгалтером, ни врачом, ни юристом. Она всегда надеялась, что её жизнь будет связана со спортом, да что там, все на это надеялись, так как видели, что у неё очень многообещающие спортивные данные. Но всё меняется…
Наконец прозвенел долгожданный звонок, и Третьякова, подхватив рюкзак, вскочила с места и, подбадриваемая дружеской улыбкой Марата, трусцой направилась в спортзал.
- Форвард, - услышала Лена и увидела направленный на себя свисток, который держала в руке Алла Андреевна, другой рукой поправляя пояс голубых с синим треников.
- Но я – правый полузащитник. Для меня это самое выигрышное амплуа. В качестве форварда я выходила на поле всего пару раз, - возразила Третьякова, вскинув брови от неожиданного заявления преподавательницы.
- Третьякова, тебя – никто не спрашивает, какое у тебя выигрышное амплуа! Из всей женской команды – ты единственная, кто профессионально занимался футболом. А форвард – центральная фигура в игре, и ты как нельзя лучше подходишь на эту роль, так как больше никто не справится, - спокойно, но твёрдо заявила темноволосая учительница, у которой между прядями уже пробивалась довольно заметная седина.
- Ладно. Но в таком случае, не надо потом меня винить, если мы проиграем. Вы мне не дали даже попробовать себя в игре с командой, не провели ни единой игровой тренировки, только отдельные моменты прорабатывали, а это – полная хре… ерунда, и вы это знаете, - Третьякова была раздражена не столько тем, что её заставляют примерить на себя роль, к которой она не готова, а тем, что ей не дали сполна насладиться тренировками, игрой, заставляя только наворачивать круги по холодной спортплощадке и отрабатывать движения ног.
- Так-так-так, остынь, звезда, - хмыкнула женщина, - Я бы могла тебя сейчас вообще от игры отстранить за то, что ты позволяешь себе со мной так разговаривать, - жестко произнесла она, - Третьякова уже хотела было возразить, что не могла бы, иначе они вообще обречены, но учительница не дала ей и слова вставить, резко сменив тон с жесткого, на какой-то сожалеющий: - Но не буду этого делать. И не потому, что без тебя мы проиграем. А потому, что верю в тебя. Я удивляюсь переменам, произошедшим в тебе за последний год, и мне очень жаль, что ты больше не в спорте.
- Вы знаете, почему я ушла, - отчеканила Лена, незаметно сжав руку в кулак, чтобы не повышать голоса. Всё-таки Алла Андреевна когда-то здорово поддерживала её, именно она привила шестикласснице Лене Третьяковой любовь к спорту. И за это Лена была ей благодарна. Однако изменения, произошедшие в ней за этот год, не позволяли ей вспоминать то хорошее, за что она до сих пор в долгу у стареющей учительницы. И стыда за то, что иногда она мысленно называет её «тупой училкой», она не чувствовала. Почти никогда не чувствовала.
- Знаю. И характер твой очень хорошо знаю. И именно поэтому удивляюсь тому, что ты так быстро опустила руки. – Алла Андреевна взглянула на Лену с явным сожалением, а потом, оглядев остальных членов команды, которые стояли и уже, по всей видимости, давно забыли о присутствии тренерши и галдели о чём-то своём, взяла свисток и свистнула.
- Все за своими вещами, через десять минут выходим.
Чертановский стадион. Интересно, кто сейчас играет на её позиции? Наверное, какая-нибудь крепкая мужиковатая кобыла с постоянно блестящим лицом. Тот факт, что она, всё-таки женского телосложения девушка, удивляла знакомых тем, что она играет на позиции полузащитника, радовал Третьякову – ей очень не хотелось выглядеть, как «баба-мужик». И смотрелась она в команде всегда довольно необычно – высокий рост и довольно худоватая фигура, которая мужественно выдерживала на ногах все толчки и пинки во время игры от крепких, мужиковатых девчонок и падала только в исключительных случаях, удивляли многих.
Родители о сегодняшней игре не знали. Если знали бы – не пустили б. Ещё бы – тот случай, когда она от резкого падения давления потеряла сознание прямо во время игры за районное первенство, и Лена, и родители, и вся футбольная команда, запомнили надолго. Уж кто-кто, а Лена этот случай запомнила на всю жизнь. Это был её последний выход на поле.
Стараясь не вспоминать те годы, которые она посвятила тренировкам на этом самом стадионе, Лена прошла в раздевалку и начала переодеваться к игре.
Сегодня он позволил себе встать попозже – всё-таки пробы послезавтра, а сегодня у него – законный выходной, который он, однако, непременно должен посвятить изучению присланного сценария.
Но перед тем, как засесть за работу, он выспался. Взглянул на часы, не поднимая головы с подушки – девять утра.
Встал, сварил кофе, принял душ – жизнь после отпуска, кажется, начинает возвращаться в привычную колею. Никакого мартини, никаких баров на время съёмок. Для него алкоголь в это время – табу. Ну, почти табу.
Возвратившись в спальню, он взял с тумбочки наручные часы, надел, и тут же его взгляд задержался на одной занятной вещице, которая сразу же напомнила ему о его вчерашней случайной попутчице. Взяв с тумбы немного волнистую от впитавшейся влаги картонную книжечку, снова, как и вчера, открыл её и снова, как вчера, задался вопросом. Судьба этой хмурой, неприветливой девочки интересовала его вчера и всё-таки интересует его сегодня – добралась ли она домой? Ведь судя по тому, что ей, по-видимому, пришлось пережить вчерашней ночью, она могла быть в не вполне адекватном состоянии.
Невесть откуда взявшееся чувство ответственности за абсолютно чужого человека довлело над мужчиной, однако, подойдя к воротам свежевыкрашенной голубой краской школы, он всё-таки на секунду замешкался. А стоит ли вообще идти? Что он ей скажет? А ничего не скажет – просто отдаст ученический – и всё.
Шагнув внутрь школьного двора, а после – и в помещение школы, мужчина в чёрном замшевом пальто направился прямиком к охраннику – других умных мыслей по поводу того, где можно узнать об интересующей его ученице, у него не возникло.
- Здравствуйте, а где я могу найти Третьякову Елену Николаевну? – Вежливо поинтересовался мужчина у сидящего за столом усатого седовласого с плешью мужичка, который неторопливо потягивал из чашки остывший чай.
- А вы, простите, кто? – с явным недоверием поинтересовался охранник, но презентабельный вид стоящего перед ним мужчины, кажется, возымел должное действие, потому что как только мужчина хотел что-то сказать, охранник тут же сам опередил его:
- Из 11-Б, что ли? – с прищуром спросил он и увидел, как высокий брюнет кивнул. – Ишь, ты, «Елена Николаевна», прям как госпожа какая-нибудь, а не наше хулиганьё, - простодушно усмехнулся мужик и, заметив, что брюнет удивленно вскинул брови, добавил: - А что вы удивляетесь? Небось, сами-то по её душеньку пришли, - хмыкнул он, замечая, что брюнет проявляет явный интерес, - Что она опять натворила-то? Заявление писать будете? Помнится, когда она стекло разбила у одной машины, которая возле школы стояла, обошлись без заявления. Но она, конечно, заявила, что ничего не разбивала. – Мужик, судя по всему, был рад рассказать кому-нибудь новому «байки из школы» и заинтересованно спросил: - А вам она что разбила?
Мужчина в чёрном пальто обреченно вздохнул, понимая, что от этого субъекта ему вряд ли удастся что-нибудь путное услышать в ближайшие пару десятков минут, и уже собираясь откланяться, услышал:
- Ладно, не хотите, не отвечайте. Только вы это, мой вам совет, напишите заявление, проучите её хоть раз! А то постоянно всё с рук ей сходит: и курение в школе, и пиво в рюкзаке. Совсем распустилась девчонка, - с сожалением помотал головой вахтёр, - А Елены сейчас в школе нету, она на соревнования уехала, в Чертаново, со школьной командой.
- А куда? – мужчина явно удивился, после перечисленных вахтёром «достоинств» «Елены Николаевны», что та ещё и спортом занимается.
- На центральный Чертановский стадион. Ой, знаете, я сам когда-то…
- Спасибо, - заметив чуть прищуренный ностальгический взгляд вахтёра, не дал договорить ему мужчина и, выйдя из школы и сев в машину, завёл мотор.
Команда школы 1042 уже вовсю разминалась, и Лена, стоя на непривычно зелёной для такого времени года траве в любимых бутсах, одну за другой подтягивала руками стопы к ягодицам, разминая мышцы. Попрыгала, пробежала два кружка вокруг стадиона, перевела дыхание и вновь вдохнула прохладный мартовский воздух – сейчас ей казалось, что не было вовсе вчерашнего вечера, что жизнь – налаживается, что небо, кажется, сегодня стало чуть голубее.
На стадион потихоньку подтягивался народ – болельщики из соревнующихся школ, редкие родители, преподаватели и, разумеется, арбитры. Слава Богу, что кроме Марата и ещё трёх парней из её одноклассников сегодня никого на трибунах не будет – Лена решительно не хотела никого видеть, зная, что будет смотреться на позиции форварда, как пальма в тундре. Именно потому, что не ожидала больше никого из знакомых здесь увидеть, она вздрогнула, когда услышала за спиной своё имя, произнесённое взрослым, приятным, и, что ещё хуже, знакомым мужским голосом.
- Лена, - обернулась и от удивления застыла, прижимая рукой стопу к пятой точке. Отпустила ногу, развернулась всем корпусом и увидела, как к ней приближается красивый мужчина в чёрном замшевом пальто с пронзительными голубыми глазами, в которых сейчас читалось не то сомнение, не то облегчение.
- Как ты меня нашёл? – сделала брови «домиком» она, невольно ощущая неприятное покалывание в районе желудка, - что тебе от меня надо? – Мужчина заметил на её лице напряженность, как будто она судорожно пытается сообразить, по какому поводу он явился сюда. – И вообще, откуда ты знаешь, как меня зовут? – Теперь Третьякова уже не на шутку взволновалась, у неё не проходило ощущение, что этот субъект – явно какой-то мутный.
- Ну, начнём с того, что представлюсь, - сам от себя не ожидая, решил всё-таки познакомиться с наглой «ТЫкающей» ему девушкой мужчина, едва заметно улыбнувшись. - А то как-то нечестно получается, что я знаю твоё имя, а ты моё – нет, правда? – Вопросительно посмотрел на неё он и, услышав в ответ пренебрежительно брошенное: «Мне по барабану», продолжил: - Меня зовут Виталий.
- Поздравляю, что не Лаврентий, что дальше, я спешу, - подрыгала ногой девушка, складывая руки на груди и впилась испытующим взглядом в мужественное лицо.
- Играешь?
- Нет, блин, пасусь на травке, - с невесть откуда взявшимся раздражением отозвалась Третьякова, - и специально для этого надела футбольную форму. Играю, конечно. Чего тебе надо от меня, спрашиваю?
- Грубость не красит девушку. Особенно такую, как ты, да и вообще, любую, - со снисходительной улыбкой отозвался Виталий и протянул ей ученический, - Держи. Ты вчера у меня в машине забыла.
Лена взяла из широких ладоней картонную книжонку, из-за которой она вчера была вынуждена посреди ночи звонить другу и проситься к нему ночевать.
- Спасибо. – Коротко бросила она, всё ещё переваривая «особенно такую, как ты», и уже отвернулась, чтобы, не попрощавшись, отправиться на поле, где уже через пару минут должна была начаться игра.
- Можно я останусь посмотреть? – услышала она вслед по-прежнему спокойный, ровный мужской голос. Внутри появился дискомфорт. Но, не подавая вида и даже не обернувшись, отозвалась, удаляясь от стоящего неподалёку от поля мужчины:
- Мне всё равно. – И трусцой направилась на поле.
