Сериалы онлайн

но грустно ...

мне оч нрава

даёшь проду !!!!!

Необходимость действовать, чтобы спасти женщину, вернула Стаса к реальности. Посмотрев вниз, он обнаружил, что ручку на передней двери сорвало. Стас обошел автомобиль, забрался на заднее сиденье, пытаясь открыть водительскую дверь изнутри, но не смог через женщину дотянуться до ручки.
Ремень безопасности он трогать не стал, чтобы женщина не упала на бок. Вдруг она застонала.
Стас замер.
- Эй? Вы меня слышите? Как вы?
- Я... - она опять застонала.
Слава Богу, она жива!
Найдя на заднем сиденье детское одеяло, он схватил его, намотал на руку и выбил стекло со стороны водителя. Потом, выйдя из машины, просунул туда руку и открыл дверцу изнутри.
- Я вытащу вас, - сказал он женщине. - Не беспокойтесь. Я помогу вам.
Стас нагнулся и осторожно откинул с ее лица волосы. Он содрогнулся от ужаса, увидев глубокую рану, начинающуюся на левом виске и уходящую под волосы.
Она приоткрыла правый глаз.
- Никита.., мой сын. Пожалуйста.
У Стаса сердце разрывалось от жалости. Даже получив такие раны, она, прежде всего, думала о ребенке.
- С ним все в порядке. Его уже вытащили из машины. - (Она с облегчением прикрыла глаз.) Вам нельзя оставаться здесь, это опасно. Я попробую достать вас. Вы согласны? Как вы? Эй!
Ответа не последовало, вероятно, она опять потеряла сознание.
Стас колебался. Может, ее не следует трогать?
Визг тормозов заставил его решиться. Она серьезно ранена. Тут сомнений быть не может. Но ей в тысячу раз безопаснее лежать на траве в стороне от шоссе.
Ее затягивала вызывающая оцепенение темнота.
Лера старалась окунуться в нее.., вниз.., вниз.., прочь от боли, взрывающейся в голове, прочь от боли, разрывающей левую половину тела.
Но она не должна...
У Никиты нет никого, кроме нее. Он еще слишком мал, слишком беспомощен. Она не имеет права оставить его одного, бросить его.
Они чужие в этом городе, который должен был стать их домом. Но если бы она и знала здесь кого-то, кому могла бы поручить заботу о сыне, то все равно не сумела бы в таком состоянии попросить его, тем более что она вообще не умеет, не знает, как это делается. Она никогда никого не просила о помощи, ни о чем.
Жуткая какофония делала темноту еще соблазнительнее. Вокруг выли сирены, люди говорили, кричали.
Но из всех звуков выделялся один голос. Голос казался глубоким, успокаивающим, отводящим боль.
Она старалась сосредоточиться на нем, приблизиться к нему.
- Держитесь, пожалуйста, держитесь. - Звуки, которые издавал Голос, наконец, сложились в слова. "Скорая" уже рядом. С Никитой все в порядке, ему нужно...
Она застонала.
- Ей? Вы меня слышите?
От боли она опять стала проваливаться в темноту.
- Как ваше имя? Вы можете говорить?
У нее в мозгу крутилось что-то, не дававшее покоя, не отпускавшее в манящую темноту.
- Ле-Лера.
Ей показалось, что она выкрикнула свое имя, но успокаивающий голос опять требовательно спросил:
- Как?
Она глубоко вздохнула, усилив тем самым боль, и повторила:
- Лера.
- Лера, - эхом прозвучал успокаивающий голос. А фамилия?
Ей хотелось слышать этот Голос, он приносил ей успокоение. Ей был нужен этот Голос. Он давал надежду.., что с Никитой будет все в порядке.., что с ней все будет в порядке.
Она опять глубоко вздохнула. Теперь уже боль не удивила ее.
- Новикова.
- Лера Новикова. Вы в порядке? Кому я могу сообщить о вас?
Лере казалось, что она отрицательно покачала головой, но, вероятно, она ошибалась, потому что Голос опять повторил вопрос:
- Лера? Кому я должен позвонить и рассказать о случившемся? Я видел у вас лицензию Украины. Там есть кто-то, кто будет беспокоиться?
Она облизнула пересохшие губы и опять с трудом вздохнула.
- Нет.., нет. Только... Никита.
- А его отец?
- Нет.., отца. Ушел.
Ей послышалось глухое проклятье, и Голос произнес:
- Держитесь, Лера. "Скорая" уже на подходе.

Она ненавидела себя за то, что собиралась произнести. Когда ей исполнилось восемнадцать, она поклялась, что никогда никого ни о чем не попросит.
Но теперь не время думать о своей гордости. Она должна сделать все, чтобы Никита не попал в руки государственных чиновников.
Ее мать часто сидела без работы, и Лера на себе испытала, как государство заботится о детях. В лучшем случае оно безразлично к ним, но чаще относится гораздо хуже, чем родители, хотя обвиняет их в плохом обращении с детьми. И она поклялась своему сыну в ту минуту, когда он родился, что сделает для него все и будет заботиться о нем сама.
- Никита...
Крепкая рука дотронулась до нее.
- С ним все в порядке. Он не ранен.
- Никита... - повторила она. С колоссальным усилием она открыла глаза, хотя смотреть мог только правый глаз. Перед ней стоял на коленях красивый мужчина. Его квадратный подбородок был твердым, волевым, рот озабоченно сжат, морщинки окружали карие глаза, опушенные густыми ресницами. Как ей осмелиться попросить его? Как она может попросить кого-нибудь?
- "Скорая" уже подъехала. Сейчас они вами займутся.
Она должна попросить, обязана. Сейчас, иначе будет поздно.
- Не отдавайте им.., никому... Никиту.., пожалуйста.
Он пожал ей руку.
- Не беспокойтесь, Лера. Я позабочусь о нем.
Раз уж вы меня просите. Я сделаю все, тем более после...
- Молодой человек, отойдите, чтобы мы могли к ней подобраться...
Человек-Голос кивнул кому-то, стоящему сверху, и опять обратился к ней:
- Я привезу Никиту в больницу, как только закончу разбираться с милицией. Не беспокойтесь о нем. Со мной он будет в безопасности.
- Я.., пожалуйста... - она попыталась удержать его руку, но оказалась слишком слаба.
Потом Голос пропал.
Врачи "Скорой" стали осматривать ее, что вызвало страшную боль в голове. Темнота окутала ее своими успокаивающими руками и мягко затянула в свои сумрачные глубины.
Она чувствовала себя виноватой. Она оставляет сына в руках незнакомца, чужого человека.
Но что еще она могла сделать?
- Спасите Никиту! - безмолвно кричала она человеку, которого знала только по голосу, которого про себя называла Голосом, но почему-то была уверена, что он позаботится о ее сыне.

Стас стоял около круглого смотрового окна и, не мигая, глядел в бокс номер семь блока интенсивной терапии баптистской больницы.
Лера Новикова неподвижно лежала на белых простынях. Разноцветные провода и трубки разного размера, окутывали ее и тянулись к многочисленным приборам.
Ее левая рука, сломанная в трех местах, выше и ниже локтя, была в гипсе. Ее левая нога подвешена на вытяжку, и стальные тяги скрепляли ее бедренную кость.
Ее лицо покрывала бледность, и вся она выглядела такой хрупкой, тонкой, ее волнистые волосы, выбившиеся из-под бинтов на голове, закрывали левую половину лица. Он знал, что левую половину головы ей выбрили, чтобы врачи смогли осмотреть травмы. Пришлось наложить восемнадцать швов, чтобы зашить глубокую рану. Черепная коробка получила повреждения, но врачи не обнаружили, чтобы кости задели мозг.
Что она за девушка? Как она себя поведет, когда узнает, что половину ее прекрасных волос сбрили?
Или будет благодарить Бога, что осталась вторая половина, раз уж она выжила?
Его утомленный ум сконцентрировался на бессмысленных, не имеющих ответа вопросах, и он старался не думать о том, что девушка, лежащая на кровати в блоке интенсивной терапии, напоминает ему его жену Аню. Он гнал от себя такие мысли.
Его жена умерла вот так же, на такой же кровати три года назад. Девушки были совсем разными: у Ани - прямые волосы и она была ниже ростом.
Но он отвозил обеих в госпиталь.
Моя вина. Моя вина. Моя вина, твердил про себя Стас с той минуты, как выбрался из джипа.
Последние восемь часов он чувствовал себя как в аду. Точнее, он чувствовал себя в аду последние три года - с того момента, как увидел, что сестры отсоединяют приборы, поддерживавшие жизнь, от тела его жены.
Моя вина.
Все - полиция, его мать, даже родители Ани убеждали его, что он не виноват в аварии.
Но он думал по-другому. Он чувствовал свою вину всем существом, хотя милиционер на месте аварии заверил его, что он не виноват.
Последние три года он работал по двенадцать-восемнадцать часов в сутки, чтобы забыть крики своей жены, которые продолжали звучать у него в ушах.
Он добился успеха.., алгоритмы и гигабайты днем загоняли его тоску в самый дальний уголок души, а изнеможение награждало сном по ночам.
Усталость от долгой работы притупила его чувства.
Но утомление давало побочный эффект, который он не учел. Оно замедлило его реакцию. Если бы он заметил парня на велосипеде на секунду раньше или ему хватило ума съехать на обочину...
Но он этого не сделал.
Внимание Стаса вернулось к Лере. Он стал думать о ее сыне, который спал сейчас в комнате ожидания блока интенсивной терапии под присмотром одной из сестер.
В уголке его души закопошилась мысль о том, чтобы оставить мальчика и его мать и сбежать. Сбежать из больницы, которая вызывает у него такие ужасные воспоминания. Сбежать и не слышать ровного попискивания монитора, которое в любую секунду может прекратиться. Сбежать от запаха антисептиков и смерти.
У него нет сил, чтобы вновь пройти через это. Он не может стоять здесь и смотреть, как умирает еще одна женщина.
Какая жестокая ирония судьбы. То, что спасало его, не позволяя сойти с ума, теперь ведет к сумасшествию.
Лера Новикова.
Даже через толстое стекло и расстояние в три метра он может разглядеть ее бледную, прозрачную кожу. Она похожа на разбитую фарфоровую куклу.
Он просил докторов не думать о расходах, он оплатит все счета Леры, но они не обнадеживали его.
Черепно-мозговая травма, сказали они, имеет непредсказуемые последствия. Она может прийти в себя завтра и не чувствовать ничего, кроме сильной головной боли, а может пробыть в коме несколько лет.
Моя вина. Моя вина. Моя вина.
Стас ощущал свою беспомощность. Единственное, что он мог сделать для Леры, - позаботиться о ее сыне.
Малыш цепко держался за него и не отпускал с тех пор, как Стас забрал его у женщины. Когда милиция допрашивала Стаса, они полагали, что Никита его сын. Стас решил, пусть считают что угодно. Он обещал Лере, заботиться о мальчике и будет бороться с любым, кто попытается отобрать у него ребенка. К счастью, ему не пришлось лгать.
Они были вместе долгое время в блоке интенсивной терапии, в комнате ожидания, и Никита рассказал Стасу, что они приехали в Москву из Киева, о новой "школе", в которую он будет ходить, пока мама работает, о том, как они отпразднуют его пятый день рождения в июне.
Стас купил Никите крекеров и сока в автомате, а потом мальчик уснул, свернувшись у него на коленях.
Поразительно, как дети могут засыпать в любой обстановке.
Сейчас он рад, что Никита спит и не просится к маме. Ее бледность и неподвижность могли бы напугать его.
Медицинские сестры твердо запретили входить в бокс. Они разрешили только посмотреть издалека, и то потому, что Стас очень настаивал.
- Прости меня, - бормотал Стас, прижавшись к стеклу. - Я не хотел причинить тебе боль.
- Я знаю.
Нежный женский голос заставил его вздрогнуть.
Он выпрямился и взглянул на раненую. Он услышал голос Леры. Он знал его, помнил, хотя она произнесла всего несколько слов.
Стас потряс головой, чтобы изгнать из своего усталого мозга видение. Опять сказывается усталость, опять ее шуточки.
- Позаботься о Никите. Пожалуйста.
Встревоженный Стас внимательно всматривался в Леру. Он ясно расслышал ее голос. Или это все-таки игра его воображения? Но ее лицо слегка повернуто в его сторону.
Он опять потряс головой. Телепатическая связь с девушой, находящейся в коме?
Он вздрогнул, когда почувствовал на своем плече чью-то руку.
- Вы ничем не сможете помочь, - мягко сказала ему сестра. - Идите домой. Вам надо отдохнуть. Позаботьтесь о сыне. А мы сделаем для нее все, что в наших силах.
Больничный персонал полагал, что они с Лерой женаты. Он не стал их разубеждать.
- Спасибо. Я так и сделаю.
Сестра улыбнулась и ушла.
Он опять повернулся к стеклу.
- Пожалуйста, собери все силы, чтобы выкарабкаться, прекрасная Лера. А пока я буду заботиться о Никите, как о своем сыне.
- Я знаю.
Пабло опять внимательно взглянул на нее. Он хотел удостовериться, что она общается с ним. Он надеялся, что она простила его.
Но она была без сознания. Она ничего не знала.
Он тряхнул головой и вернулся в комнату ожидания. Когда он поднял Никиту с кушетки, мальчик обвил его шею тоненькими ручонками. Он слегка приоткрыл ротик, откуда тонкой струйкой вытекала слюна Стасу на рубашку.
У Стаса замерло сердце. Он ободряюще погладил мальчугана по спинке. Бедный ребенок. Его первая ночь в новом городе началась с аварии, и теперь его мать в больнице.
Стас ободряюще похлопал его по спине.
- Пойдем, малыш. Нам обоим требуется теплая постель и хороший сон.