Сериалы онлайн

62-я серия.

Осторожно, выверяя по миллиметру каждый шаг, Лена ступала тонкими каблучками по до безобразия наполированным райским цветам выложенного из разных оттенков древесины паркета. Первое ощущение того, что сошла с ума, когда городской пейзаж с нервно сигналящими машинами и сидящими на обочинах группками тинейджеров разных субкультур, одним закрыванием массивной дубовой двери превратился в оглушающий тишиной старинный замок, отступило. И ее бесцеремонное вторжение в эту обитель роскоши и искусства не было встречено завсегдатаями передергиванием затворов. Никто не набросился с обвинениями в осквернении своим присутствием этого места. Мужчины и женщины продолжали бродить под полотнами великих художников, большинство с маской пресыщенности на лице, но некоторые действительно получая подлинное удовольствие от созерцания, сбиваться в кучки, обсуждая, в основном правда критикуя, театральные и литературные новинки. Длинные зеркала в позолоченных рамах отражали ту причудливую смесь, что являли собой участники банкета. На Лену никто не обращал внимания. За исключением сканирующих взглядом ее фигуру и платье, будто багаж на таможне, охотниц за крупной дичью мира искусств, оказавшихся вместе в этом заповеднике, где каждая надеялась всласть поохотиться в одиночку.
Однообразная обстановка зала, слепящая глаза позолотой, в полном соответствии с законом перспективы, терялась где-то вдали. При мысли, что отыскать здесь Ивана будет непросто, Лену охватила легкая паника. Но пара бокалов шампанского сделала свое дело и она почувствовала, что скованность исчезает. Зато теперь надо быть настороже, тщательно смотреть, куда ставишь ногу и не торопиться. Когда Лена заметила, наконец, Ивана, лодыжки уже ломило от напряжения. Но стоило взглянуть на него, как боль, все еще изнуряющая тело, больше не занимала голову. В смокинге, сдержанный и харизматичный, он занял все ее сознание.
- Главное препятствие на пути к пониманию искусства средневековья в том, что современному человеку нелегко перенестись в интеллектуальный и эмоциональный мир человека той эпохи. – доверительным тоном, как один истинный ценитель другому, Иван делился с грузным седовласым мужчиной.
Лена улыбнулась. О да! Сам-то он можно подумать прекрасно понимает! Неделю изучал пыльные толмуты истории древней живописи, игнорируя сон, отдых и даже ее эротические притязания. На вопрос, с каких это пор он увлекся рисованием, ответил: «С тех самых, как во время реконструкции полуразрушенного замка в Германии, изъятого у нерадивого семейства аристократов за долги, был обнаружен подвал с исчезнувшими более века назад ранними картинами Яна Ван Эйка. Часть из которых тут же была призвана поправить их финансовое положение, а часть перепрятана в усладу аристократического самолюбия». «А какое ты-то имеешь отношение к искусству?» - недопонимала Лена. «Прямое, - он усмехнулся, устало потирая глаза под очками, - к искусство продавать. Писать картины это профессия, а вот продавать – целое искусство». Образ этого холеного расчетливого мужчины плохо укладывался у Лены с образом торгового представителя, продающего что-либо для кого-либо. Ведь не может же он так измываться над собой, глотать вековую пыль ради жалких процентов от сделки. На робкое замечание об этом он, резко развернувшись, едва не упал со стула. «Дорогая! Я собираюсь продать то, что припрятано … ну почти То …есть у меня пара отличных копиистов … Все, не мешай, итак голова пухнет, а через три дня экзамен. Выставка-прием, где я собираюсь познакомиться с клиентом». Больше он ни разу не поднял на нее глаза. Уже уходя, Лена больше в шутку, чем всерьез, стараясь вызвать его улыбку, а не попасть на выставку, сказала, что не прочь приобщиться к культуре. Улыбку не вызвала, скорее смешок. И обещание прислать приглашение, с предупреждением, что даже ее чертовское обаяние не позволит ей попасть туда, проигнорировав дресс-код. Вот черт! Он, оказывается, не собирается брать ее с собой. Предлагает ей совершить заплыв в логово чопорных напыщенных снобов в одиночку. Думает, она спасует? Да, именно так и думает.
- Вы совершенно правы, друг мой, - сказал собеседник Ивана, театрально сложив на необъятном животе пухлые пальцы, унизанные перстнями, - самый труднопреодолимый барьер это средневековое христианство, которое в те времена пронизывало все области жизни, полностью определяя мышление и чувства людей, лежала в основе всей культурной и художественной продукции. И вдруг, меньше, чем за одно поколение вера испарилась!
Лена терпеливо наблюдала из-за колонны за праздным диспутом мужчин, прекрасно понимая, что это и есть тот лох, который вскоре станет «счастливым обладателем» уникальных шедевров пера неизвестного художника-самоучки.­
- Довольно Средневековья! Пройдемте чуть дальше, я покажу вам свою гордость эпохи Ренессанса, дорого она мне обошлась, - пухлая рука направила Ивана дальше, уложив свои перстни на его плечо. – Джорджоне. Сельский концерт, - с благоговейным придыханием декламировал пузатый, как прозвала его про себя Лена.
Один взгляд не этот шедевр заставил девушку проглотить выпрыгнувший смешок вместе с жвачкой. Ничего себе концерт! В перелеске. Играют две женщины и два мужика. Причем, женщины голые, мужики при полном параде. Куда уж Ранеткам до такого эпатажа, маечки задирали для разогрева публики, но тааак … до средневековья далековато.
Как это Ване удается держать такое умильное выражение лица?
- Божественно! Божественно! – вздыхает он. – но вообще-то, - так же театрально, как и его визави, поднимает указательный палец вверх, - в истории искусства можно найти убедительные аргументы против четкого разграничения Средневековья от Ренессанса.
Черты, считающиеся характерными для эпохи Возрождения, то и дело проявлялись в искусстве позднего Средневековья. Даже работы Яна ван Эйка при всем его новаторстве еще далеко не свободны от всех особенностей средневековой живописи.
На этих словах пузатый мечтательно закатил глаза:
- Ван Эйк …, - две минуты полной тишины. – Что же будет, друг мой, с найденной недавно коллекцией … Вы слышали об этой находке?
Иван сделал обиженное выражение лица, стыдно истинному ценителю прекрасного не знать об этом.
- Скажу вам по секрету, - он опасливо оглянулся и увлек собеседника в небольшую нишу, - … вы, конечно, знаете, что семейство в весьма бедственном положении и собирается часть картин продать … я видел некоторые из них … гениальны! … а предварительные цены … ну мы-то с вами знаем, какова их истинная цена!
С блестящими от возбуждения и желания, желания обладать очередным шедевром, глазами, пузатый крепко обнимал своего нового «лучшего друга». Обязанности хозяина вечера требовали от него уделять внимание и остальным гостям.
Наживка проглочена. Оставшись один, Ваня расслабленно выдохнул, взял с подноса официанта бокал и, улыбнувшись, самому себе одним уголком губ, не спеша выпил. Лена не спешила выходить из укрытия, продолжая, склонив голову, наблюдать за мужчиной из-под челки, стоя в пол оборота к нему. Довольный проделанной работой, он расслабленно неподвижно стоял, засунув руки в карманы брюк идеально сидящего смокинга и не замечал никого вокруг, тем более Лену … Лена? Его глаза неожиданно распахнулись. Медленно молча обходит ее.
- Оу …, - слышит Лена у себя за спиной. «Хватит пялиться! Чувствуешь, как я сейчас уязвима и пользуешься! Черт, как сводит икры».
Пользуется. Владеет моментом, обнимает горящими глазами напряженные до предела мышцы спины, ласкает взглядом спину, находящуюся в этом бездонном, обрамленном свободно свисающими фалдами, декольте, заканчивающемся там, где раньше всегда были трусы. Жарко дышит в спину. Чистые и мягкие, светлые пряди, не тронутые лаком, разлетаются на загривке в такт его сумасшедшему дыханью. Благоухание волос у нежной впадинки на шее под затылком опьяняет. Резко разворачивает к себе и подхватывает покачнувшуюся на шпильках свою женщину. Свет от свечей падает на ее лицо и каждый изгиб словно светится изнутри и отбрасывает густую тень, придавая нереальный, сказочный вид. Тысячей оттенков и желаний горят в этом свете ее глаза. Минуту назад Ване казалось, что он сошел с ума от эйфории, накрывающей его при виде этой новой Лены. А нет, сходит с ума он сейчас. И в следующую минуту он заново сходит с ума. Сходит до тех пор, пока не оказывается с ней в закрытой комнатке, пока не кидает ее на барочную атласную кушетку. Опускается на колени, любуется, нависая сверху, перецеловывает в исступлении каждый миллиметр прекрасной ноги, от бедра до ступни, носом скидывает туфлю.
- Оооооо! – сладострастно застонала Лена, как хорошооооооо! – задыхалась она. Ее нога, сбросив оковы, кончала.
Не дожидаясь, пока мужчина перейдет на вторую ногу, она ширкнула пяточкой по его плечу, скидывая другую туфлю.
- Ооооооо! – еще более блаженный стон вырвался из груди. Кончала вторая нога.
Ваня движется выше, под подол ее платья. Будто тысячи губ ласкают, с наслаждением щиплют тело, готова умереть от его ненасытной нежности. Губы стелятся по бедру все выше, ложатся на … неожиданно отрываются и … дикий смех наполняет пространство.
Подернутые негой глаза не понимающе смотрят на мужчину, сидящего на полу, заливаясь диким хохотом. Не каждый день встречаешься под платьем у любовницы глаза в глаза с тоже обалдевшим от встречи жирафом. И не только глаза в глаза, а еще и глаза в … хвост, потому что жираф начинался, огибал своей длинной шеей всю попу владелицы и заканчивался тут же. (А он, не обнаружив белья в декольте, думал, что Ленка исправилась. Хотя, шортики с заниженной талией уже прогресс).

Что-то автор в этот раз решила углубиться в искусство... Ну, что ж для разнообразия!
А вот Степашку очень хочется видеть... Пара и правда его в магазин отпарвить за подарком жене! ДА и вообще всем выйти из сумрака, пора! Я конечно уже свыклась с Ваней, что ж тут поделаешь. Но про Степашку тоже не нать забывать!
Жду...

Высказывания о том, каким должен быть коктейль, принадлежат самому описанному герою. Да простит меня господин Калабрезе за его присутствие в этом фике.

Его ненормальный хохот был прерван звоном колокольчика и зазыванием дворецкого на аукцион. И хоть ни один, ни другой не горел желанием отовариваться странными плодами эпохи декаданса, зачем-то, поддавшись всеобщему оживлению поспешили привести себя в порядок и покинуть уединенное местечко.
- Амиго! Сальваторе! – радостно, непривычно громче своей обычной речи воскликнул Ваня и, широко раскинув объятья, подался вперед, к серьезному немолодому мужчине, который, повернувшись на зов, тоже просиял от счастья.
- Che buon vent`ha portato? – быстро заговорил мужчина, крепко обняв.
Бурный поток речи на иностранном, вроде итальянском, языке, двух мужчин, буквально утопил Лену.
.Прямой тонкий, в меру длинный нос, короткий ежик волос на голове и такой же ежик седеющих усов, под которым открывается лучезарная улыбка. – С интересом рассматривала Лена незнакомца. – За тонкой интеллигентной оправой очков добродушные глаза с морщинками-смешинка­ми. Строгий клубный пиджак и небрежно расстегнутая на несколько пуговиц белая рубашка под ним. Какой интересный мужчина, - отметила про себя она, - хотя, только такие и могут быть в близком окружении Вани.
Вдруг бурный поток речи резко прекратился и незнакомец медленно окинул Лену взглядом с ног до головы. Выбрался из объятий друга и подошел к ней, не сводя восхищенных глаз.
- Вы очаровательны, - по-русски, но с сильным акцентом произнес он, набросившись на Лену с поцелуем в щеку. – Farst jnjre con una donna! – сказал он Ивану, чуть повернув голову к нему, но продолжая пронизывающе смотреть ей в глаза и как-то интимно сжимать ее ладонь своими мягкими ухоженными руками с обручальным кольцом на безымянном пальце.
- Сальваторе. Мой старинный друг. Король мартини-коктейлей. Страстный любитель женщин, как и подобает истинному итальянцу. – Представил ей незнакомца Иван, видя, как ошеломило ее его поведение. – А это Елена, - добавил уже мужчине. - … умная и талантливая девушка, - пришлось добавить на вопросительно поднятую бровь друга, ожидающего услышать, кем же приходится Ивану эта красавица.
- Я вижу, аукцион вас не особенно интересует? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнес Сальваторе. Не желая смущать Лену, он перешел на правильный, хоть и с акцентом, русский. – Тогда прошу пожаловать в мою обитель, не откажите в удовольствии угостить хороших людей, - и он сверкая радушной улыбкой, пригласил пройти в бар. – И вы расскажете вашему бармену историю вашей любви.
- То, что можно скрыть от мужа, невозможно скрыть от хорошего бармена, - шепнул Ваня удивленно стрельнувшей в него глазами Ленке.
Бар был пуст, все гости сегодняшнего приема находились сейчас на аукционе.
- Позвольте узнать, чем занимается столь роскошная барышня? – спросил бармен, когда его друг со своей дамой уселись на высокие барные стулья перед ним.
- Музыкой, - смущенно ответила она.
- Да мы с вами коллеги, - загадочно улыбнулся мужчина по ту сторону стойки, - ведь шейкер это музыкальный инструмент бармена.
- А орудие труда – улыбка, - закончил за него Иван и бросил взгляд на Лену, - точь-в-точь, как у тебя … хотя и на гитаре ты играешь не плохо, - последнее договорил на ухо, снисходительно усмехнувшись.
- Твой коньяк, амиго! – протянул Сальваторе бокал. – А вот готовить коктейль для прекрасной дамы настоящее искусство. – говорил он скользя по Лене странным взглядом, воспламеняющим все внутри.
Он на всех, кому готовит напиток, так смотрит? – Нервно сглотнула она. Пожар в животе напомнил о так по-дурацки прервавшейся страсти.
- Сальваторе готовил для английской королевы, принцессы Дианы, Джорджа Буша и еще бог знает кого, а сюда приглашен всего на один вечер и пока коллекционеры торгуются, он весь наш. – шепнул Ваня. – И просить его сделать какой-то известный коктейль значит обидеть его. Он прекрасно знает сам, что его гостю сейчас хочется больше всего.
- Хороший коктейль имеет три составляющих: он должен радовать глаз, обоняние и вкус, - продолжал итальянец. – Он, как красивая женщина. Она потрясающе одета, - снова этот восхищенный сканирующий взгляд, заставляющий краснеть от смущения и удовольствия одновременно, - и поэтому радует глаз. У нее очень хорошие духи, - он блаженно потянул носом. – И наконец, вы предвкушаете, какой у нее восхитительный вкус, - лукаво улыбнулся не сводящему глаз со спутницы другу. - И я уже почти вижу, что вам приготовить ... Что-нибудь согревающее в эту холодную пору? – прищурившись проводил руку Ивана, пробежавшуюся по голой Лениной спине, вызывая дрожь возбуждения, и опустившуюся ей на талию. – Но ничто так не согревает, как объятия.
С шорохом насыпает в шейкер горсть кубиков льда. Предельно лаконичная техника, доведенная до абсолюта, восхищает. Берет бутылку водки, громоздкую, неровную, напоминающую огромный, не ограненный алмаз.
- «Хрустальная», чтобы подчеркнуть чистоту и сияние, которые исходят от этой женщины!
Итальянец так бессовестно возбуждал ее словами! Лена не знала, куда спрятать блестевшие лихорадочным блеском глаза. А Ваня смотрел на нее, примерял все эпитеты, которыми сыпал его друг и упивался своей возможностью обладания этим сокровищем. Чертит пальцами узоры на пояснице, изредка забираясь глубже под шелковую ткань и чуть сильнее сжимая ягодицы. Ни он, ни она уже не слышат, что говорит их бармен. Она задыхается от возбуждения. Он видит это и задыхается от усилия, с которым держит себя, чтобы не наброситься, и все сильнее сжимает обнаженную мягкую попу, заранее, еще в той маленькой комнатке, позаботившись об отсутствии дурацкого жирафа, который сейчас покоится в кармане его брюк.
А бармен не спеша доливает один ингредиент, другой. Изящно взбалтывает шейкер. Улыбается все понимающей улыбкой. Наливает в стакан и продолжает:
- Главное же, что передает настроение коктейля, добавляет эстетического наслаждения - украшение … это будет шоколад … лучший мексиканский шоколад … который находится у меня на кухне. – бросив хитрый быстрый взгляд на любовников, их бармен тактично удалился.
- Аааах, - воскликнула Ленка, неожиданно съехав на самый краешек барного стула, когда Ваня вскочил, дернул ее на себя и оказался меж резко раздвинутых ее коленок. Не шумное дыхание, не всхлипы, а скрежет долго не работавших механизмов, запустивших адскую машину вседозволенности сопровождал те несколько рывков, которых им хватило, чтобы выплеснуть переполнявшую их страсть.
Ваня опустил в карман пучеглазого жирафа, которым были вытерты случайные следы любви, и за стойкой появился, вооруженный все той же обаятельной, понимающей улыбкой и неказистым куском шоколада, их бармен.