Сериалы онлайн

Третьякова почти выкурила свою сигарету, и оглянулась по сторонам – аппаратуру уже благополучно унесли, и во дворе школы она была одна. Абдулов тоже куда-то смылся, и это было даже к лучшему. Лене не хотелось ни о чём ни с кем говорить, а уж тем более спорить. Носом втянув холодный предъянварский воздух, она поправила края куртки и достала ещё одну сигарету. Послышались шаги за спиной. Третьякова не хотела поворачиваться, потому что догадывалась, кто это может быть.

- Лен, - тронула её за плечо чья-то рука.
- Лерк, ты чего здесь делаешь? – облегчённо обернулась Третьякова, услышав голос подруги. – У тебя же сцена скоро снимается.
- Подождёт сцена, - улыбнулась Козлова, и, чуть поёжившись от холода, продолжила: - Что там у вас с Абдуловым произошло? – хитро посмотрела на Лену она.
- Ничего, - приподняла брови, изображая удивление, Третьякова, сердце которой вдруг пустилось вскачь. Интересно, почему Лера задаёт ей этот вопрос? Неужели Настя уже успела разболтать?! «Блин, ну и дура же ты, Третьякова! Как ты раньше об этом не подумала? Конечно, она проболтается, ей-то что? Это же не Настя стояла без штанов и страстно зажималась с Абдуловым! Блииин, что же теперь делать? Как Лерке в глаза смотреть?» - все эти мысли вихрем кружились в голове Лены, и ей стало не по себе от того, что же ей сейчас скажет Лера.
- Ну кому ты лапшу на уши вешаешь, Лен? – легко улыбнулась Лерка, но решила не говорить Лене, что знает про их с Абдуловым развлечения в комнате отдыха. – Вы как-то притихли оба…
У Третьяковой отлегло от сердца. Не знает. Спасибо, Господи. Лена облегченно вздохнула и ответила:
- Не знаю, просто настроения нет. У него, видимо, тоже, - хмуро сказала Третьякова и подожгла сигарету.
- Нет, между вами определённо что-то есть, - начала Лера, и, заметив, что Третьякова уже было открыла рот для озвучивания бурных возражений, прервала её: - Только вот не надо мне говорить, что мне показалось, что я сама всё придумала, а вы такие невинные овечки, просто-напросто цапаетесь из-за исключительной неприязни друг к другу, - улыбнулась она.
- Но так и есть, - возмутилась Третьякова, прекрасно понимая, что врёт сейчас не только Лерке, но и самой себе.
- Ладно. Как хочешь. Это твоё дело, Ленок. Но попомни мои слова – я ещё прокричу своё «Горько!» - расплылась в обворожительной улыбке Лерка, и, увидев, как Третьякова замахнулась, чтобы отвесить ей шуточный подзатыльник, увернулась и продолжила: - Слушай, Ленк, а давай вспомним старые добрые времена, и посидим сегодня в «Васаби», а? – продолжала улыбаться она, и плечом пихнула Третьякову.
Третьякова вспомнила, как они всей группой раньше собирались, и убивали свободные вечера в любимом суши-баре в самом центре города. Хорошо было. Спокойно. Тогда казалось, что ничто не сможет разрушить их коллектив, их дружбу, их группу. Стало как-то грустно на душе, но несмотря на эту внезапно нахлынувшую грусть, Лена, вспомнив времена, когда всё было так безоблачно и весело, ответила:
- А давай, - улыбнулась Третьякова, делая очередную затяжку.
- Вот и ладушки, - улыбнулась в ответ радостная Лерка, и побежала в школу, на съёмки. А в её светлой ангельской головке кружились безумно приятные и, как ей самой казалось, гениальные мысли.

Постояв ещё пару минут на улице, Лена вернулась в здание школы.
Основательно замёрзнув в олимпийке, она зашла в теплую гримёрку и наткнулась на немного хитрый Настин взгляд. Третьякова вздрогнула, вспомнив события получасовой давности, и постаралась сделать вид, будто бы ничего не произошло. Настя, видимо, решила ей подыграть, и никаких лишних вопросов не задавала.
Лена молча опустилась на диван, закинув ногу на ногу, и открыла папку со сценарием. Перелистала ту страницу, которую они отыграли, и начала читать.
Ага. Это сцена из второй серии. Интересно, что там новенького подкинули им сценаристы.

«Квартира Кулёминых. Лена сидит за компом, Наташа – рядом, а дед в гостиной работает на ноутбуке. Звонок в дверь.
- О, Виктор, проходи, - улыбается дед, ещё не знающий о том, что Степнова уволили из школы. Когда Виктор был у него в прошлый раз, было как то не до этого – они обсуждали фильм с режиссёром.
А сегодня как раз выдался подходящий момент, чтобы объяснить Петру Никаноровичу сложившуюся ситуацию.
Лена не выходит из комнаты, не желая видеться со Степновым.
Степнов объясняет деду всё, начиная от того, что Гуцул догадался о том, что он, Виктор, любит Лену, и заканчивая тем, что уволился. Точнее, что ему пришлось уволиться.
Бла-бла-бла…разговоры, разговоры…Дед, конечно, не одобряет Степнова, но в целом реагирует вполне адекватно.
Лена перелистала эту страницу. О, вот, сцена разговора Кулёминой и Михалыча.
Лена вышла на кухню налить себе и Наташе чаю. Возвращаясь в комнату, сталкивается в дверном проёме кухни со Степновым.
- Лен, - начинает он.
- Здрасте, Виктор Михалыч. Дайти пройти. – Равнодушно произносит она, пытаясь обойти бывшего учителя с двумя кружками чая.
- Лен, - снова начал он.
- Ну что «Лен»? Я уже 17 лет «Лен»! Пройти дайте, говорю, - уже грубее ответила Лена, делая очередную попытку пройти.
Степнов случайно двигается в ту же сторону, что и Лена, и она, не сумев удержать кружки в равновесии, проливает на него обе кружки «кипятка».

«Ага, а вот это уже интересно», - улыбнулась про себя Третьякова. Следующая сцена будет повеселее предыдущей.

«Степнов отпрыгивает от неё, а Кулёмина, поняв, что у Виктора будет ожог, пугается, резко хватает его руку, и начинает дуть на неё.
Степнов быстро оправляется от болевого шока и ошеломлённо смотрит на переполошившуюся Ленку. Она, заметив, что он замер, поднимает на него глаза.
- Простите, Виктор Мих…алыч, - чуть запинается она, встретившись с ним взглядом, всё ещё не отпуская его руку.
- Ничего, Лен, - тихо отвечает он, по-прежнему не двигаясь. Внутри он чувствует, как по телу разливается нежность, но не позволяет себе даже прикоснуться к Лене. Он и так уже слишком много натворил, и сам всё испортил.
Только вот Кулёмина, по всей видимости, забыла все его пригрешения в эту секунду, и, не отрывая взгляда, отпустила его руку и спросила:
- Вам очень больно?
- Терпимо, - всё так же тихо отвечает Степнов, затуманенным взглядом смотря в глаза Лены.
Кулёминой становится не по себе, и она, тряхнув головой, прогоняет невесть откуда взявшееся временное помутнение рассудка, и снова пытается обойти физрука. Мимолётное касание его руки к её талии – и Лена резко поворачивает лицо к Степнову.
Тот, прочитав в её взгляде немую просьбу, отворачивается, и отвечает:
- Извини. Наверное, мне лучше здесь не появляться, когда ты дома.
- Может быть. Да, наверное, так будет лучше, - сухо отвечает она, и скрывается за дверью своей комнаты.»

Дочитав план этой сцены, Третьякова поморщилась – хотелось плеваться. Ну что за сопли-слюни опять? Блин, достал уже этот сериал! И этот сюжет. И Кулёмина эта, почему-то резко ставшая мямлей. Всё достало. И Третьякова, брезгливо бросив сценарий на диван, вышла из гримёрки, а вслед ей устремился недоуменный Настин взгляд.

Вместо того, чтобы добросовестно учить свою роль, Третьякова весь час просидела на подоконнике, глядя на декабрьское небо, из которого уже давно срывались капли дождя. Сначала совсем мелкие и редкие, а теперь уже массивные и частые. Оперевшись макушкой о стену, она болтала ногой, свисавшей с подоконника, и молча смотрела на серое хмурое небо. Настроение сейчас было под стать погоде – вдруг напала резкая апатия, пропало желание что-либо делать и вообще о чём-нибудь думать. Но одна мысль всё-таки закралась в голову светловолосой басистки – интересно, а что сейчас делает Абдулов? Эта мысль возникла как бы сама собой, и Лена, заставив себя отключиться от всего происходящего и произошедшего сегодня. Всё – ерунда, всё – ничего не значащая актёрская игра, глупое соревнование в остроумии, и не более. Кто кого переплюнет. Он делал всё назло ей, стараясь удивить её какой-нибудь новенькой выходкой. Она не отставала. Но не заигрались ли они? Ведь сегодня они попали в настолько провокационную ситуацию, а всё из-за их глупых замашек и попыток утереть нос друг другу.
Поболтав ещё немного ногой, и посидев на подоконнике с закрытыми глазами, она оторвала голову от стены и посмотрела на наручные часы – чёрт, уже давно пора идти к Арланову за дальнейшими распоряжениями по поводу съёмок в квартире Кулёминой.

- Виталик, ты езжай на своей машине, а мы Третьякову подбросим. Потом из квартиры можешь сразу домой ехать, а то ты что-то неважно выглядишь, - говорил Арланов Абдулову, когда к ним подошла Лена.
- О, Лена, вот и ты, - заметил её появление режиссёр и продолжил: - Значит так, сейчас едем на квартиру, а потом можете разъехаться по домам, я решил вас не мучать сильно в первый-то день, - улыбнулся он, и Третьякова сразу поняла – их режиссёр уже куда-то намылился, потому и сократил рабочий день. Ну да, с понтом он так о них заботится. Хитер, собака. Третьякова усмехнулась про себя, но вслух ничего не сказала.
- Как скажете, Сергей Витальич, - отозвалась она, мимолётно бросив взгляд на Абдулова, который стоял рядом с Арлановым и тёр большим и указательным пальцами веки. Было видно, что он устал. Только вот отчего? Вроде бы и не работали сегодня толком. Лена решила не придавать этому значения и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направилась к машине съёмочной группы.

Добравшись до места съёмок, группа начала выгружать оборудование, а Третьякова поднялась в квартиру. Под дверью уже ждал Абдулов, сидя на корточках и оперевшись головой о дверь.
- Ты уже тут, - равнодушно бросила Лена, преодолевая последнюю ступеньку и оперлась на противоположную стену.
- Как видишь, - тихо отозвался Абдулов, продолжая сидеть в той де позе, с закрытыми глазами. Голова болела нестерпимо и каждое Ленино слово отдавалось в его мозгу глухим набатом. Снова потерев воспалённые глаза пальцами, он поднялся с корточек и выпрямился. Третьякова посмотрела на него с интересом – почему он такой притихший? Да и выглядит как-то устало, если не сказать болезненно.
Ничего не ответив, Третьякова просто сложила руки на груди и молча ждала, когда поднимется на грузовом лифте съёмочная группа.

Зайдя в квартиру, актёры и остальной персонал занялись каждый своим делом – кто повторял слова своей роли, кто устанавливал лампы и камеры.
Наконец всё было готово, и началась съёмка разговора Степнова и Кулёмина-старшего.
Третьякова наблюдала за Абдуловым и пыталась понять, что же в нём изменилось – он стал каким-то другим, - вялым, безжизненным, апатичным. Лицо его было бледным, а губы – ярко-красными.
Когда сцену досняли, началась подготовка к их с Леной сцене.
Третьякова в последний раз пробежала глазами свои реплики и заняла своё место на кухне.
Съёмка началась.

Возвращаясь в комнату, Кулёмина сталкивается в дверном проёме кухни со Степновым.
- Лен, - начинает он. **«Глаза потухшие – вот что нём изменилось,» - подумала про себя Третьякова, глядя в глаза «учителю», как требовал сценарий, держа в руках две кружки с чаем.**
- Здрасте, Виктор Михалыч. Дайти пройти. – Равнодушно произносит она, пытаясь обойти бывшего учителя с двумя кружками чая.
- Лен, - снова начал он.
- Ну что «Лен»? Я уже 17 лет «Лен»! Пройти дайте, говорю, - уже грубее ответила Лена, делая очередную попытку пройти. **«Натурально играет, - пронеслось в голове у Третьяковой, - я даже сама почти верю его поникшему взгляду и вкрадчивому голосу».**
Степнов случайно двигается в ту же сторону, что и Лена, и она, не сумев удержать кружки в равновесии, проливает на него обе кружки «кипятка».
Степнов отпрыгивает от неё, а Кулёмина, поняв, что у Виктора будет ожог, пугается, резко хватает его руку, и начинает дуть на неё.
Степнов быстро оправляется от болевого шока и ошеломлённо смотрит на переполошившуюся Ленку. Она, заметив, что он замер, поднимает на него глаза.
- Простите, Виктор Мих…алыч, - чуть запинается она, встретившись с ним взглядом, всё ещё не отпуская его руку. ** «Чёрт, у него же температура! Рука раскалённая просто,» - заметила про себя Третьякова, держа руку Абдулова в своей.**
- Ничего, Лен, - тихо отвечает он, по-прежнему не двигаясь. Видно, что он хочет к ней прикоснуться, но сдерживается.
Только вот Кулёмина, не отрывая взгляда, отпустила его руку и спросила:
- Вам очень больно?
- Терпимо, - всё так же тихо отвечает Степнов, затуманенным взглядом смотря в глаза Лены.
Кулёмина тряхнула головой, прогоняя невесть откуда взявшееся временное помутнение рассудка, и снова пытается обойти физрука. Мимолётное касание его руки к её талии – и Лена резко поворачивает лицо к Степнову.
** Горячая рука прикасается к её коже. Кажется, что на теле остаётся невидимый ожог. Он болен. И Третьякова, окончательно убедившись в этом, встревожено посмотрела в лицо Абдулову. Почему-то её так и подмывало сейчас укутать его в тёплое одеяло и напоить чаем с малиной. Но Арланов воспринял этот взгляд Третьяковой, как бесподобную актёрскую игру, и остался доволен. Абдулов, видимо, тоже не заметил, что Третьякова волнуется.**
Тот, прочитав в её взгляде немую просьбу, отворачивается, и отвечает:
- Извини. Наверное, мне лучше здесь не появляться, когда ты дома.
- Может быть. Да, наверное, так будет лучше, - сухо отвечает она, и скрывается за дверью своей комнаты.
- Снято! – прозвучала наконец долгожданная фраза Арланова, а затем его восторженный возглас: - Ребят, ну вы даёте! С одного дубля сняли! Вот всегда бы так! Чтобы завтра мне точно так же работали, - погрозил им пальцем режиссёр.
Абдулов, слегка усмехнувшись, направился в комнату, за курткой, желая сейчас только одного – поскорее сесть в машину и добраться до дома. В глазах то темнело, то рябило. Чувствуя всем своим крепким организмом дикую усталость и слабость, он, слегка пошатываясь, вышел из квартиры и спустился к машине.

Лена видела, в каком состоянии Абдулов вышел из квартиры. Повинуясь внутреннему голосу, она сняла свою куртку с вешалки и спустилась вниз, где Абдулов уже пытался вставить ключ в дверцу машины, уже в третий раз промахиваясь.
- Чего буянишь? – чуть усмехнувшись, осведомилась Лена, глядя на то, как рассеянный Абдулов тщетно пытается сфокусировать взгляд на маленьком замке.
- Тебе какая разница, - спокойно ответил Абдулов, справившись, наконец, с непослушным замком.
- Да мне-то без разницы. Машину жалко, - усмехнулась снова она, и, обойдя машину, остановилась рядом с Абдуловым.
Абдулов только хмыкнул, чувствуя, что тело постепенно отказывается повиноваться мозгу, и силы покидают его. Он уже собирался опуститься на водительское сиденье, но Третьякова выставила руку, оперевшись ладонью о крышу его машины, мешая ему попасть в салон.
- Я сама тебя отвезу, - тоном, нетерпящим возражений, заявила Третьякова и протянула руку – Давай ключи.
- Ты что, совсем, Третьякова? – удивлённо посмотрел на неё Абдулов, не понимая, чего она к нему привязалась. Неужели просто нельзя оставить его в покое, хотя бы из-за его никуда негодного состояния. А она тут ещё выделывается. – Не дам я тебе ключи, я сам прекрасно домой доеду.
- А я не дам тебе в таком состоянии самому вести машину. Права у меня есть, так что будь спокоен. Садись, - она сама ухитрилась выхватить ключи у него из ладони и по-хозяйски залезла в салон.
- Господи, да делай ты, что хочешь, - махнул рукой Абдулов, чувствуя, что не в состоянии сейчас пререкаться с ней, и, обойдя машину, уселся на переднее пассажирское сиденье.

а этот, как ты уже поняла, третий=))
приятного прочтения;)) жду твоих комментиков))

- Где у тебя аптечка? – зашла в комнату Лена с кружкой тёплого чая.
Абдулов, лежа на кровати, уже крепко спал, и, вопреки Лениному наказу, под тонким покрывалом.
«Ну что за человек? Ну сказала же русским языком, чтобы укутался!» - подумала Третьякова, и, вздохнув, поставила кружку на комод, пошла в гостиную за пледом. Взяв с дивана большой плед, она вернулась в спальню и накрыла им Абдулова, который смешно сопел во сне, как маленький ребёнок. Лена сейчас действительно почувствовала себя его мамой. Только вот мамы разве испытывают головокружение, когда их сыновья прикасаются к ним? Третьякова поймала себя на мысли, что такое происходит с ней с тех пор, когда они в очередной раз «заигрались» в клубе на её дне рождения, в женской уборной.
Укрыв Абдулова, она вышла из комнаты в поисках аптечки – необходимо было найти что-нибудь от температуры и что-нибудь от простуды – севший голос Виталия говорил сам за себя.
Перерыв всю кухню и гостиную, она сдалась. Никаких следов лекарств в этом доме. Мда уж. Придётся идти в аптеку. Пока Абдулов спит, Третьякова решила сходить в аптеку, и заодно в магазин – за молоком и мёдом.

Открыв глаза, Абдулов почувствовал, как боль сдавливает виски, а тело ломит, будто он сутки разгружал грузовики со стройматериалами. Вспомнив, что домой его доставила Третьякова, он огляделся и прислушался – в квартире было тихо. Он посмотрел на себя – на нём было теплый плед из гостиной, но он прекрасно помнил, что не укрывался им. Значит, это Третьякова позаботилась. Виталий немного недоуменно усмехнулся – с чего это вдруг такая забота? Но всё равно, как ни крути, было приятно. Он поднялся с кровати, попутно проклиная противный звон в ушах.
Он зашёл в ванную, включил прохладную воду – это было именно то, что ему нужно. Казалось, что внутри вместо крови в венах течёт раскалённая лава, и ему было просто необходимо хоть как-то унять жар.
Хорошо было только во время принятия душа. Как только Абдулов выключил воду, температура снова давала о себе знать, и она вышел из ванной комнаты. «Хорошо, что Третьякова ушла. Никто не будет на мозги капать», - подумал он. Зайдя в спальню, он увидел стоящую на комоде кружку с остывшим чаем. «Какая забота», - усмехнулся про себя Абдулов, и взяв кружку с комода, направился на кухню и снова включил чайник.

Третьякова, зайдя в квартиру с пакетом в руках, тихонько прикрыла дверь, чтобы не разбудить «пациента». Но, прислушавшись, услышала возню, доносившуюся из кухни. Вот олух, зачем встал? Она услышала шум кипящего чайника. Разувшись и сняв куртку, она направилась к кухне, взяв в руки пакет с «лекарствами».

Виталий налил чай в чашку и добавил горячей воды. Почему-то именно сейчас он почувствовал одиночество. Некому позаботиться и покричать, что он себя не бережёт. Некому укутать и заставить померить температуру. Хотя, укутать было кому. Только она уже ушла. Жаль. А почему, собственно, она должна была оставаться? Всё было логично – она довезла его до дома, заставила лечь – и на том спасибо. А потом ушла – и это тоже было вполне объяснимо.
Взяв кружку в руки, он направился в гостиную, но, видимо, выпить чаю ему сегодня было не суждено.

- Лер, я сегодня не смогу с тобой встретиться, я…эээ…занята. –Сказала Лена в трубку, выйдя из комнаты. Помолчав немного, выслушав недовольную речь Козловой, ответила: - Ну прости, Лер, просто я правда не могу. Давай завтра, а? – Услышав примирительное «Давай» в ответ, Третьякова положила трубку и направилась в комнату Абдулова, проследить, выпил ли он оставленное ею «лекарство».
Зайдя в комнату больного, Лена почувствовала на себе изучающий взгляд Абдулова, по которому было заметно, что он хочет что-то спросить, но всё ещё думает, стоит ли спрашивать.
- Что? – спросила Лена, садясь в кресло, стоящее неподалёку от кровати.
- Ничего, - оторвал взгляд Абдулов, протягивая руку к стоящей на комоде чашке с «лекарством». – Молоко, - скривился Абдулов, - Терпеть не могу.
- Пей, оно с мёдом, - скомандовала Третьякова, насмешливо посмотрев на него, - Я тоже молоко не люблю, но это помогает. Выпьешь это, и я дам тебе жаропонижающее.
Абдулов отхлебнул тёплой жидкости из чашки. Видимо, его любопытство всё-таки пересилило, и он спросил:
- А чего это ты со мной так носишься, а, Третьякова? – прищурился он, глотая тёплое питьё. – Ты же меня терпеть не можешь.
- Ну и что? Не помирать же тебе от того, что я тебя терпеть не могу, - усмехнулась Третьякова, кладя ногу на ногу.
Странно, но от этого ответа Абдулов пожалел, что вообще спросил у Третьяковой такую глупую вещь. Он втайне от самого себя ожидал услышать совершенно другой ответ. Но Третьякова была в своём репертуаре.
- Да расслабься ты, чего так помрачнел-то? – самодовольно произнесла Лена, откидываясь на спинку кресла и наблюдая за тем, как Абдулов сосредоточенно пьёт приготовленное ею «лекарство», сдвинув брови к переносице.
- А что, я веселиться должен? Знаешь, мне как-то не до этого сейчас, с такой температурой-то, - огрызнулся Виталий, не понимая, что на него нашло.
Третьякова, заметив, что Абдулов ведёт себя как капризный ребёнок, только усмехнулась в ответ:
- Не ной, не маленький уже. Сам же сказал, что ты – большой мальчик, и мамочка тебе не нужна, - процитировала его недавние слова Лена, болтая ногой.
- «Мамочка» – не нужна, - неопределённо отозвался Абдулов, стараясь хоть как-то сдерживать свою абсолютно необоснованную злость, отхлебнув ещё немного молока из кружки.
«Ну вот, опять он говорит неопределённо. Как тогда: «Неправду - нетрудно», а теперь: «Мамочка – не нужна». Как будто обрывает мысль, не досказывая до конца, то, что хочет высказать. Странный он. Никого к себе не подпускает», - думала Третьякова, разглядывая обои его спальни. «А сама-то лучше что ли? – твердил внутренний голос, - Сама же замкнулась на замок и никому не позволяешь достучаться до себя». Слушая бред своего внутреннего голоса, Третьякова не заметила, как Абдулов допил содержимое чашки и выжидающе посмотрел на неё.
Наконец оторвавшись от своей крайне содержательной беседы с внутренним голосом, Лена заметила взгляд Абдулова, направленный на неё.
- Допил? – начальственно спросила она, поднимаясь с кресла.
- Так точно, мама Лена, - усмехнулся Абдулов, держа в руках пустую чашку.
Третьякова хмыкнула и подошла к кровати, протянула руку к пустой чашке, забирая её у Виталия.
Он послушно отдал ей кружку, и, как только её пальцы сомкнулись на керамической ручке, вдруг остановил её за запястье:
- Спасибо, Лен, - посмотрел на неё он, и, заметив, как Третьякова почему-то резко изменилась в лице, отпустил её руку, снова улёгся на подушку.
- На здоровье, - рассеянно проговорила Лена, и, развернувшись вышла из комнаты в кухню.

Проводив взглядом Третьякову, Абдулов выключил телевизор, закрыл глаза и повернулся на правый бок, отворачиваясь от двери. Хотелось просто заснуть, но сделать это ему мешали навязчивые мысли. Что-то в поведении Третьяковой не давало ему покоя, только вот он не мог понять, что именно. Она как-то странно реагировала на его прикосновения, но в то же время держалась отстранённо. И вообще, почему она ему помогает? Зная её отношение к себе, Абдулов всё больше удивлялся действиям Третьяковой. Услышав, как она отменяет встречу с Лерой из-за его болезни, он совсем опешил. Потому и спросил о причине её невесть откуда взявшейся «заботы». Не похоже это на неё. Вроде бы стиль общения у неё остался тот же – она не могла не издеваться над ним даже во время его болезни, но всё-таки она его не оставила одного. Это удивляло, и, что греха таить, радовало Абдулова.
Голова продолжала гудеть, но даже сквозь гул, стоящий в голове, он слышал, как на кухне возилась Третьякова, шурша какими-то бумажками. Странная она. Не такая, как все. Почему он раньше этого не замечал? Абдулов сам удивлялся своим мыслям - он воспринимал Третьякову уже не как объект постоянных злых и коварных шуток, а как объект…чего? Страсти? Привязанности? Нет, не этого. Ему просто казалось, что он узнаёт её ближе. И от того, что это происходит, Абдулову было не по себе – ему казалось, что если он приглядится к ней ещё лучше, то потом просто не сможет отвлечься. Ему казалось, что ещё чуть-чуть, и он заболеет болезнью посерьёзнее, чем эта глупая простуда. И чтобы остановить безумие, гуляющее у него в мозгу, Виталий сделал очередную попытку заснуть, и ему это, кажется, удалось – болезненное сознание постепенно покинуло его, позволяя ослабленному организму получить целебный отдых.

Третьякова насколько возможно быстрее покинула спальню Абдулова, чтобы скинуть с плеч внезапно сковавшее напряжение. Подобная реакция на его прикосновения была у неё уже не в первый раз, и постепенно к Третьяковой приходило осознание того, что не просто так она осталась здесь, с этим олухом. Будто невидимый магнит заставлял её быть здесь, ухаживать за этим «пациентом», и мешал ускользнуть отсюда в свою жизнь, оставив Абдулова наедине со своими соплями, кашлем и прочими удовольствиями.
Поставив пустую кружку на кухонный стол, Третьякова начала распаковывать жаропонижающие таблетки, прочла инструкцию и достала таблетку. Налив в стакан воды, и прихватив таблетку, она направилась лечить своего обожаемого коллегу.
Зайдя в комнату, она увидела лишь его спину и услышала, как он сопит во сне. Снисходительно взглянув на неподвижную фигуру Абдулова, она подоткнула одеяло и поставила на комод стакан с водой и таблетку. Лена нагнулась и посмотрела на лицо Абдулова – веки были крепко сомкнуты, а рот чуть приоткрыт – видимо, нос заложило, и ему приходилось дышать ртом. Он сейчас был похож на большого ребёнка, для идеальной картины только пальца большого во рту не хватало. «Какое милое и трогательное создание, - подумала Третьякова, - когда спит зубами к стенке», и усмехнулась собственным мыслям. Абдулов сейчас вызывал у неё жалость, и она не стала будить его, и, выключив настольную лампу, вышла из комнаты.
Пройдя в гостиную, она присела на диван и посмотрела на наручные часы –они показывали половину восьмого, и Лена, не долго думая, набрала номер Козловой. Когда на том конце провода послышался звонкий Леркин голос, Третьякова спросила:
- Лер, я могу с тобой встретиться. Если ты ещё не передумала, что давай через двадцать минут в «Васаби»?
- О, давай, Ленк, - живо подхватила Лерка, и добавила: - Уже выхожу. – И положила трубку.
Лена, ещё раз проверив, что Абдулов благополучно дрыхнет, покинула квартиру, заперев дверь на ключ с другой стороны.

Виталий спал беспокойно – видимо, из-за высокой температуры ему снились какие-то странные, ненормальные сны.
Одним из таких снов оказался сон с таким сюжетом:
Абдулову снилось, что он идёт по пустыне. Нереально хотелось пить, а палящее солнце жгло глаза. Он не чувствовал своего тела, он чувствовал только то, что он будто привидение, идёт по пустыне, не чувствуя касания ступней о раскалённый песок. Хотелось крикнуть, попросить о помощи, но не получалось произнести ни звука – как в страшных снах, когда чувствуешь опасность, но не можешь даже позвать на помощь. Он знал, что в этой пустыне он один, и что никто ему не поможет. Абдулов чувствовал, что хочет только одного – найти источник воды – любой, пусть даже солёной, главное, чтобы прохладной, спасительной, способной помочь выжить ему под палящим солнцем.
Глаза невыносимо пекло, а сухость во рту становилась всё нестерпимее, и в голове билась только одна мысль – нужно кого-то позвать, спросить, есть ли здесь источник, оазис. Так и не сумев найти ни души, он просто продолжал идти. И, как только он потерял надежду найти желанную воду, он увидел перед собой озеро. Он жадно бросился к нему, надеясь спастись от убивающей жажды. Серебристая вода озера манила к себе, и Абдулов невольно подумал, что он где-то уже видел его, только не мог понять, где именно и когда.
Но как только он попытался жадно зачерпнуть ладонями воды, серебряная вода будто испарилась. Испугавшись, что лишился последнего шанса на спасение, он отдёрнул руки. Вода снова появилась. Почувствовав неимоверное облегчение, Абдулов осторожно, боясь снова «спугнуть» спасительное озеро, он легонько, почти невесомо коснулся ладонью его поверхности. Вода не исчезла, а тело Абдулова внезапно обдало прохладой, и он почувствовал, что возвращается к жизни.
Виталий резко проснулся, поёжившись от холода. Тело знобило. Во рту чувствовался неприятный привкус и невыносимая сухость. Он попытался вглядеться в темноту комнаты, глаза неприятно резало. Нащупав в темноте выключатель настольной лампы, он заметил на комоде стакан с водой и таблетку. Не придав значения таблетке, он схватил стакан и начал жадно пить, пытаясь хоть как-то утихомирить жар тела.
Только потом он понял, что кого-то не хватает.
- Леен, - позвал он, желая убедиться, здесь ли она до сих пор. Ответа не последовало. В груди что-то неприятно сжалось, и он, откинувшись на подушку, потёр пальцами глаза, чувствуя, что надежда на скорое выздоровление ушла в ту секунду, когда Третьякова покинула эту квартиру.

- Вот, короче я подумала, что надо просто забить на этого придурка и жить дальше, - закончила своё душеизливание Лерка, проглатывая очередной ролл с лососем.
- Давно пора, Лерк. – Поддержала её Лена, отпивая чаю из миниатюрной чашки.
- Вот…а тут ещё Виталик подвернулся. Ну я и подумала – позлю-ка я этого идиота! И знаешь, у меня получилось! Мильниченко прям аж пыхтел от злости, что я себе нового возлюбленного нашла, - улыбалась во весь рот Лера.
У Лены неприятно сжало желудок, и желание отправить в рот очередной ролл резко пропало.
Лера заметила, что Лена как-то помрачнела, и поспешила добавить:
- Только вот Абдулов всё равно меня не интересует. Да и я его, очевидно, тоже, - чуть виноватым тоном сказала Козлова, ковыряясь палочкой в маленьком рулетике из риса и рыбы.
- С чего ты взяла? – как бы между прочим поинтересовалась Третьякова, делая очередной глоток чая и придавая своему лицу равнодушное выражение. А в мозгу в одну секунду пронеслась мысль: «Как он там? Выпил ли таблетку или спит ещё?». Чуть тряхнув головой, Лена вернулась на землю, посмотрела на Леру, которая объясняла:
- Да он же всё время, пока мы знакомы, к тебе постоянно цепляется, - хмыкнула Лерка, беззаботно отправляя в рот ролл.
- Ну ты прям нашла аргумент, - фыркнула Третьякова, посчитав предложенную Козловой причину явно необоснованной.
- Я бы на твоём месте не была так уверена, что всё это – ерунда. На безнадёжной земле и сорняк не вырастет, - глубокомысленно заметила она.
- И давно ты у нас агрономом заделалась? – хмыкнула Лена, понимая, к чему клонит Козлова.
- Да вот когда начала разбираться в мужиках, тогда и заделалась, - в тон ей ответила Лерка. – Придирки на пустом месте не возникают. Значит, у него определённо есть к тебе интерес, - указала на Лену палочкой Козлова. – И у тебя к нему, кстати, тоже, - добавила она.
- Ага, знаю я этот интерес – кто кого быстрее доведёт до бешенства и насладится моральной победой, - отозвалась Лена, понимая, что Лера в чём-то права.
- Думай как хочешь, только вот я вас обоих насквозь вижу, - заявила Лерка, доедая свою порцию.
- Ха, зрячая ты наша, - усмехнулась Лена, зная, что с Козловой спорить бессмысленно – переубедить её возможно только в том случае…блин, да её ни в каком случае переубедить невозможно!
Лерка в ответ только ослепительно улыбнулась и, дождавшись счёт и оплатив его, девушки покинули суши-бар.

Войдя в тёмную квартиру, Третьякова бесшумно разулась, и на цыпочках прокралась в гостиную, включила свет. Бросив сумку на диван, она сняла куртку и положила на кресло. Вспомнив, что в соседней комнате почивает Абдулов, она так же на цыпочках направилась посмотреть, жив ли он ещё.
Войдя в комнату, освещённую только одним ночником, она увидела, что Аблулов спит. Лена подошла поближе, заметила, что лоб его покрылся испариной, и поняла, что это нехороший знак. Прикоснувшись ладонью к раскаленному лбу Абдулова, она почувствовала, что сердце предательски ёкнуло в груди – лоб мужчины был очень горячим, и только тут Третьякова заметила одиноко лежащую на комоде таблетку и пустой стакан. Значит, он просыпался. Выглушил воду и не выпил таблетку. Великолепно. Ну что за олух? Но тут она не стала продолжать ругать его про себя, так как теперь её действительно серьёзно обеспокоило его состояние. Третьякова поняла, что температура Абдулова поднялась ещё выше – это было видно по его внешнему виду и горящей коже.
Не будя его, она померила ему температуру. Взглянув на градусник, Третьякова ужаснулась – почти сорок градусов! Поняв, что теперь просто необходимо заставить его выпить жаропонижающее, она взяла пустой стакан и направилась на кухню за водой.

Сквозь сумбурный, некрепкий сон Абдулов почувствовал, как кто-то касается ладонью его лба, но не мог заставить себя открыть глаза. Потом кто-то засовывал что-то ему под мышку, но этому он тоже не придал значения, не разбирая, где сон граничит с реальностью – беспорядочное сознание никак не хотело становиться твёрдым.

Вернувшись в комнату со стаканом воды, миской с раствором уксуса и воды и хлопчатобумажным полотенцем, Лена присела на край кровати, и, смочив полотенце в миске с уксусом и прохладной водой, вытерла Абдулову лоб. Он что-то пробурчал во сне, и Лена, чуть улыбнувшись, снова окунула полотенце в миску и, выжав, протёрла всё лицо, а после оставила полотенце у него на лбу, отодвигая ладонью его волосы чуть назад.

Виталий внезапно почувствовал, как приятная прохлада обдаёт его лицо, помогая сознанию взять верх над забытьём. Открыв глаза, он почувствовал, что кто-то проводит рукой по его волосам, убирая их с влажного лба.
- Абдулов, ты почему таблетку не выпил? – укоризненно, но в то же время тихо, спокойно спросила Лена, понимая, что сейчас от её претензий Абдулову станет только хуже.
- Ты же ушла, - невпопад отозвался Абдулов. Голос сел, и он говорил негромко, через силу. – А таблетку я не заметил.
- А если б я не пришла? Ты бы так и остался здесь помирать? – удивлённо спросила Лена, разговаривая с ним, как с маленьким ребёнком, посмотрев с укоризной ему в глаза.
И тут Абдулов понял, где видел то спасительное серебряное озеро – оно было в глазах у Третьяковой. Серые, иногда с просвечивающей «зеленцой» глаза не раз заставляли его говорить необдуманные вещи и совершать глупые, неразумные поступки. Именно эти глаза, их стальной блеск, а иногда мягкое серебрение то зажигали в нём безумный огонь и заставляли начинать бурную ссору с последующими разборками и жаркой руганью, то сводили с ума, призывая прикоснуться к её губам и заставить подчиниться своей власти. Впервые за всё время общения с Третьяковой не зная что ответить, Абдулов сумел выдавить из себя только:
- Не знаю, может быть, - и отвернулся к тёмному окну.

Лена не могла объяснить, что почувствовала в тот момент, когда Абдулов замер, вглядываясь в её лицо. Она почувствовала какой-то необъяснимый страх. Только вот чего она боялась – неужели привязанности? Да какая может быть привязанность у неё к этому циничному и нахальному человеку? Человеку, который ей практически в отцы годится? Наверное, просто жалость. Он болен, у него высокая температура, возможно, он даже не отдаёт себе отчёта в том, что говорит и делает. С такими мыслями Лена встала с его постели, и так же тихо, как и минуту назад, сказала:
- Вот, на столике стоит стакан с водой и рядом лежит таблетка. Выпей и постарайся заснуть, - с прежним равнодушием произнесла она, отходя к стене и складывая руки на груди.
- Выспался уже, - буркнул Абдулов и потянувшись к стакану с водой.
Третьякова оторвалась от стены и направилась к выходу из комнаты. Но, уже выходя из комнаты, она услышала позади себя:
- Лен, не уходи. Посиди со мной. Пожалуйста. – сдавленно произнёс Абдулов, насколько ему позволял осипший голос.
Лена замерла в недоумении, и, решив выполнить его просьбу, с тем же деланно-равнодушным лицом развернулась и вернулась обратно в опочивальню своего несчастного «пациента».

Виталий лежал на боку и услышал, как Третьякова хмыкнула и покинула его спальню. На душе стало противно, будто ему дали пощёчину. Своими словами она дала понять, что ей в принципе всё равно что с ним, она свалила в свой суши-бар и не вернулась бы, если бы не забыла у него свою сумку. А он бы вот так бы и лежал с температурой под сорок, никому не нужный и всеми забытый. Ему стало не по себе от того, что слова Третьяковой возымели на него такое действие. В самом-то деле – она ему ничем не обязана, ничего ему не должна и вообще, по сути, он ей – никто. И она будет абсолютно права, если сейчас возьмёт и уйдет. Услышав её голос через открытую дверь, он прислушася.
- Да, такси, по адресу… Через пятнадцать минут? Спасибо, буду ждать, – слышал он обрывки фраз, и на душе стало ещё паршивее. Абдулову казалось, что если она сейчас уйдёт, то он попросту закиснет в пустой квартире от одиночества. Нужно была сделать что-нибудь, чтобы Третьякова никуда не уходила. Поразившись своим мыслям, Абдулов, однако, не стал отказываться от них, и уже судорожно соображал, что же ему сделать, чтобы Лена осталась у него с ночёвкой.

Лена положила трубку и поставила кипятиться очередную порцию молока для Абдулова, чтобы напоследок напоить его очередным «лекарством».
- Леен, - спустя пять минут послышалось из спальни Абдулова. Она направилась туда, узнать, чего на этот раз понадобилось «больному».
Зайдя в его комнату, она увидела его измученное лицо и руку, приложенную к груди.
- Что такое? – обеспокоенно спросила она, испугавшись, что у Абдулова что-то с сердцем. Хотя, что у него может быть с сердцем? Молодой, крепкий мужчина в самом расцвете сил
- В груди что-то болит, - чуть хрипловатым голосом ответил Абдулов, продолжая держать ладонь на грудной клетке.
- Где? – тут же отреагировала Ленка, подходя к нему, - Сердце?
- Нет, дышать как-то больновато, - отозвался Абдулов, продолжая изображать нечеловеческие муки.
- Блин, Абдулов, неужели ты умудрился воспаление лёгких подхватить?! – с досадой вздохнула Лена, укрывая его потеплее. – Сейчас скорую вызову, - продолжила она.
- Нет, нет, только не скорую, - скривился Абдулов, тут же забыв про своё «дышать больновато».
- Почему? – удивлённо отозвалась Лена, засовывая руки в карманы брюк.
- Я врачей боюсь, - на ходу сочинял Абдулов, стараясь хоть как-то её задержать.
- Блин, ну ты совсем как маленький! – засмеялась Третьякова.
Услышав её смех и увидев на её лице такую долгожданную искреннюю улыбку, Абдулов понял, что просто не позволит себе дать ей уйти.
- Но тебя же нельзя оставлять в таком состоянии, - продолжила уже серьёзнее Лена, раздумывая над чем-то. – Тебя надо растереть, периодически мерить температуру, потому что если это воспаление лёгких, то это дело нельзя пускать на самотёк, - нравоучительно заметила она. – Так, на кухне сейчас закипит молоко, и тебе придётся выпить его до дна. У тебя есть дома спирт или какая-нибудь спиртосодержащая настойка? – спросила она у Абдулова.
- Нет, ничего такого нет. В баре есть мартини и водка. И ещё виски. – Растерянно глядя на неё, отрапортовал Абдулов.
- Ты совсем ку-ку или как? – покрутила пальцем у виска Лена, - Как ты себе представляешь, как я тебя буду мартини или виски растирать? А вот водка, я думаю, в самый раз. Взглянув на часы, Третьякова спохватилась: - Чёрт, такси!
- Какое ещё такси? – изобразил удивление Абдулов, делая вид, что не в курсе, что Третьякова засобиралась домой.
- Я такси вызвала, оно уже наверное подъехало. – Раздосадовано произнесла Третьякова, - Но, раз ты у нас такой больной и немощный, то, видимо, мне придётся остаться. – Констатировала Лена с таким видом, будто провести целую ночь под одной крышей с Абдуловым – худшее наказание в её жизни.
Виталий довольно хмыкнул, понимая, что актёрский талант и природное обаяние в очередной раз не подвели его.

Выходя из ванной комнаты, Лена проклинала свою короткую память – ну надо же было забыть взять одежду! Перемявшись с ноги на ногу перед дверью Абдулова, она решилась и, нацепив маску полного равнодушия к сложившейся ситуации, вошла в его спальню.
Едва переступив порог, она почувствовала, как к лицу приливает кровь. Столкнувшись с обескураженным взглядом Абдулова, Лена была готова сквозь землю провалиться. А узнав, что он, помогая ей избежать подобной ситуации, сам принёс одежду, а она, идиотка, её не заметила, почувствовала себя полной дурой.
Выйдя из спальни Абдулова и увидев на полу возле ванной свалившуюся с дверной ручки одежду, она выругалась про себя и подняла её, направляясь в гостиную, чтобы переодеться и заодно захватить из бара бутылку водки, которая должна была сегодня послужить «живой водой» для исцеления захворавшего Абдулова.

Виталий, кое-как утихомирив учащённое сердцебиение, уже допивал из кружки остывшее молоко, когда в комнату явилась Третьякова, облачённая в его широкую рубашку и широкие боксёрские шорты. Несмотря на несочетаемость этих предметов гардероба, Абдулов не мог не отметить про себя, что Третьякова смотрится потрясающе в любых вещах, даже в тех, которые даже вовсе ей не по фигуре. Пугающие мысли настойчиво затягивали его с головой в какой-то странный круговорот, и Абдулов, несмотря на своё «немощное», как выразилась «доктор Третьякова», состояние, совершенно забыл о том, что он болен, чувствуя, как снова начинает колотиться сердце, отбивая ритм сальсы.

Лена медленно подошла к его кровати и присела на край, ставя на прикроватную тумбочку прихваченную из бара бутылку водки.
Молча забрав из его рук пустую чашку, она, под его пристальным взглядом, встала и отнесла её на кухню.
Вернувшись, она снова села на кровать и откинула с Абдулова одеяло.
Чувствуя, как в венах начинает закипать кровь, Абдулов потрясённо спросил:
- Что ты делаешь?
- Как что? Собираюсь тебя растирать. Тебе же дышать больно – значит вполне возможно, что у тебя воспаление лёгких. И даже если это не воспаление лёгких, всё равно для профилактики не помешает, в твоём-то состоянии, - невозмутимо ответила Третьякова, глядя в глаза Абдулова, по которым можно было понять, что он нервничает.
- Чего нервничаешь-то? – насмешливо посмотрела ему в лицо Третьякова, поняв, что его смущает то, что она собирается сделать. – Я же не уколы тебе колоть буду, и я не врач, так что не надо меня бояться, - усмехнулась она, взявшись за нижний край его футболки. – Сам снимешь или мне помочь? – продолжая насмешливо смотреть ему в глаза, осведомилась Ленка.
- Помочь, - нагло заявил Абдулов, и сел на кровати, оказавшись лицом к лицу с Третьяковой. И сквозь несколько сантиметров, разделяющие их лица, Третьякова почувствовала его горячее дыхание, сопровождаемое словами: - Это не мне тебя бояться надо.
Почувствовав себя сидящей на пороховой бочке, Третьякова отодвинулась от Абдулова и метнула в его блестящие чуть смеющиеся глаза нервный взгляд, почувствовала, что руки начинают предательски дрожать.

Взявшись за нижний край майки Абдулова, Лена потянула её вверх, обнажая крепкий торс мужчины, но изо всех сил заставляла себя не смотреть на него. Она приподнялась с кровати, и встала на ней на одно колено, чтобы стянуть майку окончательно. Как только ткань перестала касаться рук Абдулова, Третьякова бросила мимолётный взгляд на его лицо – теперь она возвышалась над ним, а он доверчиво смотрел на неё снизу вверх. «Как котяра,» - пронеслось в голове у Третьяковой. Абдулов тоже почему-то схватился за свою майку, которую держала в руках Лена, и потянул её (майку=)) на себя. Третьякова, оказавшись в нескольких сантиметрах от Абдулова от этого его движения, решила поиграть в «перетягивание каната», и в ответ потянула майку обратно. Вернувшись в прежнее положение, она, продолжая держать майку в своих руках, застыла на пару секунд в опасной близости от тела Абдулова, который явно забыл про свою болезнь и не мог оторвать от Третьяковой сосредоточенного взгляда.
Лена, чувствуя, как внутри всё словно закипает, решила как-то сбросить напряжение. Она резким движением вырвала майку из рук Абдулова и с размаху бросила вперёд, так, что она завалилась за край кровати позади Абдулова. Он, оторопело наблюдая за действиями Третьяковой, инстинктивно повернулся в сторону полетевшей в неизвестном направлении футболки, и этого Лене хватило, чтобы прийти в себя – зрительный контакт нарушился и она наконец смогла спокойно слезть с кровати.
Абдулов почувствовал, как отдалилась Лена, и мигом снова повернулся в её сторону, но она уже стояла возле кровати и взяла в руки бутылку с водкой.
- Ложись, - повелевающим тоном приказала она, и отвинтила у бутылки крышку.
- О, мама Лена, а детей нехорошо поить алкогольными напитками, - ухмыляясь, откинулся на подушку Абдулов.
Лена невольно опустила взгляд на его грудь – сейчас ей придётся его растирать. Прикасаться к его груди. От мыслей об этом почему-то начинала кружиться голова. Или от чего-то другого. «Наверное, от того, что не курила уже больше трёх часов,»- подумала Третьякова, стараясь найти рациональное объяснение своему состоянию.
- А никто тебя поить не собирается, - хмыкнула она, откладывая крышку на прикроватную тумбочку.
- Ну хорошо, а то я уж подумал, что ты меня напоить собралась и совратить, - продолжал ухмыляться Абдулов, и, показывая себя во всей красе, лёг на бок, подставив под голову руку и продолжал разглядывать Третьякову.
- Очень надо. Ты не в моём вкусе, расслабься, - чуть презрительно фыркнула Лена, подходя к кровати и, усаживаясь на неё вполоборота, из-под чёлки взглянула на его вопрошающее лицо.
- А я и не напрягался, - резко ответил Абдулов. Было заметно, что его явно не устроил её ответ.
- Ага, и сейчас тоже, - хмыкнула Третьякова, - ладно, не обижайся, Абдулов, я пошутила.
- Ладно. Проехали. Растирай давай уже, - улёгся на спину и отвернул от неё лицо Абдулов, сжав губы. Видно было, что он обиделся. Третьякова была удивлена этим, ей казалось, что этот подкол был абсолютно невинным по сравнению с тем, что она творила раньше, и она никак не ожидала, что он так отреагирует на её слова.
Лена молча налила в ладонь немного водки и резко опрокинула ладонь на грудь Абдулову. Тот аж подпрыгнул:
- Б…блин, Третьякова! Предупреждать надо, она же ледяная! – вопил Абдулов, приходя в себя от легкого шока.
- Ничего, сейчас будет горячо, - хмыкнула Лена, имея в виду растирание. Но у Абдулова на этот счёт были совсем другие мысли.