Сериалы онлайн

Абдулов уже две минуты шёл за Третьяковой, пытаясь понять, куда она направляется. Когда он увидел вдалеке большую синюю букву «М», он додумался, что Третьякова направляется в метро. Увидев, как она поёжилась, он понял, что Третьякова снова, как обычно, надела самую тонкую из своих курток, совершенно не задумываясь над тем, что к ночи может ударить мороз. Тогда он достал из кармана мобильник и набрал смс.
«Есть немного, а ты где?» - Абдулов усмехнулся. Неужели она всегда ходит, не оглядываясь? Впрочем, в этом что-то есть. Заметив, что они уже практически дошли до спуска в подземку, он отправил ей ответное смс, остановившись возле ближайшего фонарного столба, метрах в десяти от Третьяковой. Оперевшись на него плечом, он ждал, пока она прочтёт сообщение. Обернулась. Блестящий от холодного воздуха взгляд и чуть насмешливая улыбка дают ему понять, что он может подойти к ней. Положив телефон в карман, он отлепился от столба и подошёл к Третьяковой, став в сантиметрах тридцати от неё.
- Куда направляешься? – спросил он, замечая, как Лена переминается с ноги на ногу, стараясь согреться.
- Домой, куда же ещё, - усмехнулась она, засовывая руки в карманы джинсов и пытливо глядя в глаза мужчине.
- К кому? – с ответной ухмылкой осведомился Абдулов, ощущая острую потребность обнять Третьякову, чтобы она, наконец, перестала дрыгаться на месте.
- Ну не к тебе же, - насмешливо ответила она, ещё шире улыбнувшись ему.
- И почему же? – в тон ей отозвался он, изображая неподдельное удивление.
- А разве надо? – подыграла ему Третьякова, тоже изобразив недоумение на своём лице.
- Ну ты же не бросишь больного человека в одиночестве, - уверенно ответил Абдулов, смотря, как Третьякова делает возмущенное лицо.
- Это ты-то больной? Ха, не смеши мои шнурки. – Ответила она, приподняв носки кед, становясь на пятки.
- Между прочим, у меня до сих пор температура. Разве мама Лена бросит меня одного? – усмехнулся Абдулов, зная, что Третьякова бесится от этого его «мама Лена».
- Вот у неё и спроси, - с той же усмешкой ответила Третьякова, без малейшего намёка на возмущение.
- Хорошо. – Ухмыльнулся Абдулов, и детским голоском начал канючить: - Мама Лена, ты же меня не бросишь? Напоишь меня горячим молоком с мёдом?
- Ты же не любишь молоко с мёдом, - недоверчиво прищурилась Третьякова, продолжая улыбаться уголком губ.
- Зато я люблю маму Лену, - уже нормальным голосом отозвался Абдулов, глядя в блестящие то ли от уличного холода, то ли от внутреннего тепла Ленины глаза.

Третьякова не знала, что на это ответить. Неожиданное признание Абдулова застало её врасплох. Нет, конечно, она прекрасно помнит, что он вчера сказал ей, что влюбился. Но ей казалось, что между этими двумя словами – «влюбился» и «любит» - немаленькая пропасть.
- Ну тогда не бросит, - улыбнулась она, и добавила: - И молоком напоит. – при слове «напоит», Третьякова почувствовала, что сама сейчас не прочь выпить чего-нибудь, желательно минералки. После солёной отбивной и выпитого шампанского во рту сушило.
Абдулов усмехнулся – а чего он мог ещё от неё ожидать? Что она бросится в его объятья и с придыханием ответит: «Я тоже тебя люблю»? Вполне оправданный ответ, и вполне в духе Третьяковой. Абдулов знал, что она – очень непростой человек, и для того, чтобы завоевать её, ему придётся приложить немало усилий. Но, в любом случае, первый шаг уже сделан. Или четыре шага. Посчитав в уме, сколько раз они уже срывались, причём два раза - на глазах у свидетелей, Абдулов удивился, как сразу не догадался о том, что Третьякова ему небезразлична – ладно, допутим, один поцелуй можно назвать нелепой случайностью. Но четыре…причём, один из них чуть было не закончился чем-то большим, говорили сами за себя. Теперь ему точно было ясно одно – Третьякова однозначно что-то к нему испытывает. И рано или поздно она сама скажет ему об этом. Очень хотелось к ней прикоснуться. Но что-то не позволяло ему сделать этого. Каждый раз пытаясь побороть в себе желание выплеснуть все свои чувства, Абдулов вспоминал исчезающую серебристую воду озера посреди пустыни. Тот сон стал для него пособием по завоеванию Третьяковой – главное, не торопиться. Абдулов удивлялся сам себе – когда ещё он придавал такое значение какому-то глупому сну? Да никогда. А теперь вот придаёт, и знает, почему. Потому что теперь ему есть что терять.

- Как добираться-то будем, такси вызовем? – спросил Абдулов, которому после выпитой водки категорически запрещено было салиться за руль, хотя он и не был пьян. Однако добренькому дяде милиционеру ведь не объяснишь, что выпил всего одну рюмку.
- Зачем? – удивленно спросила Третьякова, - Мы поедем на метро.
- Ты издеваешься? – посмотрел на неё удивлённым взглядом Абдулов – он уже почти три года ни разу не спускался в подземку.
- А что тут такого? – усмехнулась Третьякова, - зазнался что ли?
- Да ничего я не зазнался, - проворчал Абдулов, - У тебя что, Третьякова, совсем ку-ку поехало? Если мы сейчас туда спустимся, то нас же на куски порвут. КВМ, забыла? – постучал себе по голове он, показывая, что это не самая лучшая идея.
- Но я же езжу, и ничего, - усмехнулась Лена, - Поверь, там никому и дела нет, кто ты. Все спешат куда-то, погруженные в свои мысли и занятые своими делами. – Уверенно произнесла она.
- Блин, умеешь ты уговаривать, - нехотя согласился Абдулов, тут же с ухмылкой добавляя: - Только если к нам пристанет хоть один фанат, ты я потребую компенсацию за моральный ущерб. Причём не с фаната, а с тебя, - хитрым взглядом изучал он усмехающееся лицо Третьяковой.
- Хмм, и чем же я должна буду расплачиваться? Я ведь так думаю, что одной кружки молока с мёдом будет мало, - сложила руки на груди она, отводя смеющийся взгляд в сторону.
- Не просто мало, а ничтожно мало, - продолжал в открытую заигрывать с ней Абдулов, всё ещё борясь с желанием обнять её. Было заметно, что ей холодно, и он, решив больше её не мучить, предложил: - С компенсацией потом разберёмся, пошли уже в твоё метро.
Дважды Третьякову уговаривать не пришлось – она продрогла до костей, она мысленно умоляла Абдулова обнять её, поделиться с ней хоть чуточкой тепла, но в то же время она прекрасно знала, что он не станет позволять себе лишнего, пока она сама не даст ему повода. Мда. За прошедшие два дня она предоставила ему столько поводов, что, казалось, их хватит ещё надолго. Однако Абдулов не торопился, и это ей даже нравилось.

Они спустились в подземку, в которой, на удивление, было совсем немного народу. Хотя, чему тут было удивляться – начало одиннадцатого, все, кто ехал с работы – уже давно дома. А меньше чем через час метро закроется.
Идя по метрополитену, Третьякова чувствовала невыносимую жажду – всё-таки три бокала шампанского и солоноватая отбивная давали о себе знать.
- Подожди, я сейчас, воды куплю, - сказала Третьякова, направляясь к ближайшему киоску, возле которого уже успели сгруппироваться два молодых человека, выбирающих выпивку для удачного вечера.
Абдулов остановился, огляделся – да, давно он не ходил по метрополитену – воспоминания первых месяцев жизни в Москве начали посещать его голову. Тогда он был никому неизвестным провинциалом – никаких тебе интервью, никаких тебе фанатов. Зато теперь он не может спокойно пройти по улице – тут же находилась какая-нибудь звонкоголосая девчонка, желающая получить автограф у главного физрука страны, или какой-нибудь подросток, мечтающий об автографе от Евсея из «Солдат».
Да, кстати, о фанатах. Абдулов, бросив взгляд на Третьякову, разглядывающую витрину киоска в поисках негазированной минеральной воды, вспомнил об их «договоре» перед входом в метрополитен. Вот и повод прикоснуться к ней. Абдулов усмехнулся своим мыслям, и посмотрел на пацанчика лет четырнадцати, проходящего мимо и увлечённо разглядывающего что-то на экране своего недорогого на вид мобильника.
- Эй, парень, стой, - остановил пацанчика Виталий, и представился: - Я – Виталий Абдулов.
- А я – Максим Петров. И что с того? – как на умалишённого уставился на него парень, всё ещё не понимая, чего от него хотят.
Теперь пришла очередь Абдулова удивляться – парень абсолютно не в курсе, кто он такой. Вот непруха. Хотя, всё ведь можно исправить, - Абдулов сразу понял, как заставить парня «вспомнить» его. Достав из бумажника тысячерублёвую купюру, он протянул её парню и быстро сказал: - Ровно через две минуты после того, как ко мне подойдёт вон та вот девушка, - указал он на склонившуюся к окошку продавщицы Третьякову, - Ты подбегаешь ко мне и требуешь у меня автограф, говоря мне что-нибудь типа «Вы мой самый любимый актёр», ну или сочини чего нибудь. Причём очень настойчиво. Понял? По человечески прошу, очень надо, - провел по горлу ребром ладони Абдулов, показывая, что ему это просто «позарез» необходимо.
- Л-ладно, - недоуменно пробормотал парень и взял из его рук купюру.
- Иди давай, смотри, не проворонь, спасибо, - быстро бросил ему Абдулов, подталкивая парня в спину.

Третьякова отошла от киоска с бутылкой воды в руках, наблюдая за тем, как Абдулов старательно рассматривает помещение подземки. Ещё бы, он небось сто лет уже в метро не спускался. Какой же он иногда забавный – то ведёт себя как беззащитный ребёнок, то как вконец обнаглевший котяра, то вообще как Терминатор, блин. Зато с ним не соскучишься. Подойдя к нему, она отвлекла его от разглядывания серых стен и цветных витрин, сказав:
- Ну что, пойдём?
- Пойдём. – Они неспеша двинулись в сторону поездов. А ты права, здесь спокойно. Никто не достаёт, и не узнаёт, - решил поиграть в невинную овечку Абдулов, прекрасно зная, что Третьякову провести не так уж и легко.
- А что я тебе говорила, - победно произнесла Третьякова, попутно отвинчивая крышку бутылки. – Так что никакого «морального ущерба» не предвидится, - усмехнулась она, поднося бутылку ко рту и отпивая глоток.
Но тут она чуть не поперхнулась от неожиданности – перед ними как из-под земли вырос какой-то подросток, восхищёнными глазами глядевший на Абдулова.
- Ой! Виталий Абдулов! Вы мой самый любимый актёр! Можно ваш автограф, пожааалуйста! – заканючил пацанчик, и Лена очумелыми глазами посмотрела на, казалось бы, тоже порядком удивленного Абдулова, который взял в руку ручку и блокнот и расписался на нём, отдал обратно.
Заметив его довольное выражение лица, Третьякова поняла, что вляпалась по самые уши – видимо, теперь придётся «компенсировать ему моральный ущерб».

Когда они сели в нужный поезд, Абдулов удивлённо огляделся, сказав Третьяковой:
- А где же «проклятые пробки», на которые ты постоянно ссылаешься, когда опаздываешь на съёмки? Лично я не вижу тут никаких столпотворений, - начал он, - или это отмазка за то, что просто очень любишь поспать подольше? – прищурился он, показывая, что раскусил Третьякову.
- Ну ты сравнил – восемь утра и одиннадцать вечера! – хмыкнула Лена, всё ещё изредка отпивая из горлышка бутылки. – Ты бы полюбовался на то, что тут творится с утра.
- Ой, ну ты, как всегда, выкрутишься. – С досадой ответил Абдулов, - Вот и полюбуемся завтра вместе, - уже с легкой усмешкой добавил он.
Увидев удивленный взгляд Третьяковой, он пояснил:
- Моя-то машина осталась на парковке, недалеко от ресторана. Так что завтра на съёмки – на метро.
- Да нет, это я поняла. Я не поняла другого – что значит – вместе? – всё ещё изображая удивление, спросила Лена, оперевшись плечом о стену, - Я разве остаюсь у тебя с ночёвкой?
- А разве нет? – тоже изобразил удивление Абдулов, усмехаясь про себя, - Мы же по-моему договорились.
- Ну, мы-то договаривались на то, что я поеду к тебе и напою тебя молоком с мёдом, - деланно возмутилась Лена, - А насчёт ночевки никто ничего не говорил, - сложила она руки на груди.
- Ну а разве это само собой не разумеется? В одиннадцать ночи-то, - уверенным голосом ответил Виталий, видя по лицу Третьяковой, что она вовсе не недовольна, а просто играет в возмущение.
- А если я боюсь? – посмотрела ему в лицо она.
Абдулов не мог понять, серьёзно она говорит это, или снова шутит. Но на всякий случай спросил:
- Чего?
- Мало ли чего, - уклончиво отозвалась Третьякова, снова отпивая из бутылки.
- Ну например? – осторожно поинтересовался Абдулов.
- Ну а если тебя? – уже не смотря ему в лицо, ответила Лена, старательно высматривая что-то чёрном проёме окна.
- Неужели я такой страшный? – усмехнулся Абдулов, прекрасно понимая, что Третьякова имеет в виду абсолютно не это.
- Проехали, - ответила Третьякова, понимая, что этот разговор ни к чему не приведёт.
А Абдулов, не зная, как продолжить этот самый разговор, просто промолчал. А в самом деле, что он может ей ответить? Блин, умеет же эта Третьякова поставить его в тупик.
Остаток пути до дома ехали молча, и, лишь идя от станции метро к дому Абдулова, перекинулись несколькими фразами по каким-то несущественным поводам типа сценария на завтра и садиста Арланова.

Абдулов, закрыв глаза, с нетерпением ждал, какой очередной «сюрприз» преподнесет ему Третьякова. Начиная нервничать, он вздрогнул, когда почувствовал её горячий выдох прямо в свои губы. После этого он почувствовал прикосновение горячих от выпитого молока губ. Абдулов не мог поверить, что это происходит на самом деле – она сама целует его?
Дыхание просто куда-то пропало – дышать просто не было смысла. Сейчас его дыханием была она – та, которая всё ещё неуверенно пробовала на вкус его губы. Сама, впервые без его инициативы. От осознания этого у Абдулова перехватило дух, всё ещё сидя на корточках перед сидящей на стуле Леной, он легко коснулся ладонями её коленей, как бы стараясь удержать равновесие. От напряжения в ногах его качало из стороны в сторону, и он был просто вынужден найти хоть какую-то опору. Как только Виталий прикоснулся к ней, то он тут же почувствовал, как она вздрогнула. Почувствовав её руки на своих плечах, он придвинулся ближе, становясь на колени, чтобы вернуть равновесие. Осторожный, пьянящий поцелуй начинал сводить с ума, и Абдулов перенял инициативу в свои руки.

Третьякова, плохо соображая, что делает, просто решила наконец отключить разум и поддаться так настойчиво стучащему в висках чувству. Как только она почувствовала его ладони на своих коленях, по её телу пробежала дрожь, тёплая, трепетная, заставляющая все мысли покинуть голову.
Положив ладони ему на плечи, она почувствовала, как он придвигается ближе. Пьянящее чувство его близости и этого какого-то осторожного, исследующего поцелуя проникало в каждую клеточку её тела. Поцелуй стал откровеннее, и Третьякова почувствовала, как руки Абдулова медленно начали движение по направлению к её талии.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а след от движения его ладоней обжигал кожу сквозь ткань джинсов, а затем и футболки.

Обхватив ладонями её талию, он прижал её к себе, оказываясь между её колен, и почувствовал, как Лена плотнее обхватывает руками его шею. Полное отсутствие разума в его голове давало о себе знать – к вискам прилила кровь, и Абдулову казалось, что даже Третьякова сейчас слышит биение его сердца.

Поцелуй становился всё настойчивее, об «осторожности» уже не могло быть и речи. Руки дрожали, а пальцы сами по себе затерялись где-то в волосах Абдулова. Лена не могла объяснить самой себе, что происходит – она никогда ещё не испытывала такого желания к этому мужчине. Впервые она решилась сама его поцеловать – для неё это было равносильно признанию, но она и представить не могла, что не захочет останавливаться на достигнутом. Однако настойчивые, но в то же время ласковые руки Абдулова убеждали её в том, что все сомнения – всего лишь пыль, что они оба уже давно поняли, что испытывают друг к другу. И тот вечер в клубе, и их позавчерашние глупые ссоры, заканчивающиеся страстными поцелуями, и вчерашний вечер… И его глаза, наполненные странным отчаянием, когда он смотрел на неё вчера, когда говорил, что влюбился, сегодня, когда убеждал, что Алёна ему безразлична. Сегодняшний поцелуй в ресторане окончательно убедил её, что больше так продолжаться не может – эти ни к чему не обязывающие поцелуи, эти постоянные издевательства друг над другом и проверки на прочность уже порядком расшатали в ней уверенность в том, что он вообще серьёзно настроен в отношении неё.
Но сейчас все сомнения и неприятные навязчивые мысли потеряли всякий смысл – она чувствовала, как он подрагивающими руками гладит её спину, как горячими губами заставляет забыть обо всём.

Виталий всё ещё боялся сделать лишнее движение – вдруг она испугается? Вдруг отодвинется? Вдруг встанет и уйдёт, как вчера? Ему казалось, что он просто этого не выдержит. Просто хотелось, чтобы она была рядом, чтобы смотрела на него искренне, не пытаясь в очередной раз скрыть свои эмоции за маской безразличия. Он бы всё сейчас отдал за то, чтобы она сказала ему три заветных слова.
Почувствовав, как она чуть сжала коленями его туловище, Абдулов переместил одну ладонь с её талии на её шею, провел пальцами по тёплой коже и немного отодвинул волосы назад, продолжая целовать её с той же настойчивостью и пьянящей нежностью. С огромным усилием оторвав губы от её губ, он тут же прикоснулся ими к её шее, стараясь вложить в свои поцелуи столько ласки и тепла, сколько он испытывал к этой вредной, но ставшей такой родной и любимой Третьяковой.

Лена не могла остановить это безумие. Да и, если честно, не очень-то и пыталась. Чувствуя, как он, гладя её спину под тканью чуть задравшейся футболки, медленно проводит губами по её шее, она начинала терять голову. Те три слова, которые так хотел услышать Абдулов, сами сорвались с её губ:
- Я тебя люблю.
Губы Абдулова замерли на её коже. Когда она почувствовала легкий холодок в том месте, где они находились всего долю секунды назад, она поняла, что он оторвался от неё и теперь внимательно изучает её лицо обнадёженным взглядом. Она открыла глаза и, встретившись с ним взглядом, услышала:
- Повтори, пожалуйста.
- Зачем? – немного удивленно, приходя в себя от какого-то затуманенного, задурманенного состояния, спросила Третьякова, понимая, что всё-таки сказала это вслух.
- Просто хочу убедиться, что мне не послышалось, - всё ещё не убирая свою горячую ладонь с её шеи, попросил Абдулов, переводя дыхание.
- Я тебя люблю. – Повторила Лена, зная, что если она не повторит это снова, то просто потеряет шанс услышать его признание в ответ. Этого она допустить не могла. Лёгкая полуулыбка сейчас появилась на её лице, доказывая Абдулову, что её слова, сказанные в безумном порыве – правда.

В коридоре включился свет. Лена заметила это и, оторвавшись от губ Абдулова, сказала:
- Свет дали, можно больше не сидеть в темноте.
Абдулов вздохнул и с усмешкой отозвался:
- Нет в тебе романтики, Третьякова! – и задумчиво почесал затылок.
- Как это нет? Ещё как есть, только это не сразу заметно, - хмыкнула в ответ Третьякова, по привычке доставая из-за уха прядь волос, забившихся назад.
- Ты как каменная ходила, я все нервы себе извёл, думая над тем, как ты ко мне относишься, - с лёгкой досадой в голосе сказал Абдулов, немного вопросительно глядя на Третьякову, всё ещё стараясь свыкнуться с мыслью, что все точки над «ё» теперь уж точно расставлены.
- Не заметно было, - сделав чуть обиженное лицо, отозвалась Лена.
Абдулов, всё ещё продолжая стоять перед ней на коленях, возмущенно ответил:
- Ну ты опять про поцелуй? Ну я же тебе объяснил, - протянул он, зная, что Третьякову трудно в чём-либо убедить. – Но я всё видел, - с хитроватым выражением лица добавил он.
- Что? – сделала недоумевающее лицо Третьякова, положив свои ладони на колени.
- Как ты ревновала, - с довольной улыбкой ответил Абдулов, кладя свои ладони поверх её рук.
- Глупости, - с улыбкой, промелькнувшей в уголках губ, посмотрела в сторону Третьякова, зная, что он абсолютно прав.
- Ах, глупости, значит, ну-ну… - угрожающе протянул Абдулов, поднимаясь с коленей, и убирая чашки с остывшим молоком в раковину, - А что, если я завтра ещё раз…
- Только попробуй, - так же «угрожающе» отозвалась Лена, чувствуя, как по телу разливается невообразимое тепло – так непривычно было открыто ревновать его и давать ему это понять. Но от этого не менее приятно.
- И что ты сделаешь? – задиристо осведомился он, наклоняясь к ней, опёрся ладонями о свои колени и упрямо посмотрел в глаза.
- Увидишь, - наглым взглядом продолжала она впиваться в его глаза.
- И всё-таки? – таким же наглым взглядом одарил он её в ответ.
- Лучше тебе не знать, - ухмыльнулась она, и приблизила лицо ещё ближе. – Если поцелуешь её ещё раз, то недосчитаешься либо пары-тройки зубов, либо кое-чего одного, но покрупнее, - кровожадная Третьякова наслаждалась тем, что она может оказывать влияние на этого своенравного и неукротимого Абдулова.
- Ой, боюсь, - продолжал пререкаться Абдулов, чувствуя, что Третьяковой явно по душе эти их препирания, ставшие привычными за долгие месяцы их общения. Но теперь эти препирания приобрели совершенно другой смысл, прямо противоположный, означающий, что они принадлежат только друг другу и никому больше. – А если я тебя поцелую?
- Вот тут уже другой поворот событий, - произнесла, находясь в считанных миллиметрах от его губ, Третьякова.
Абдулов, больше не в состоянии находиться так близко к ней и не прикасаться, поцеловал её, заставляя подняться со стула, на котором она сидела.
Оказавшись с ним на одном уровне, Лена крепко обняла его за шею, позволяя его рукам обвить её талию. Долгий, проникновенный поцелуй, не похожий ни на один из прежних, казалось, вскружил голову окончательно.
Приятная дрожь где-то внутри заставляла Третьякову крепче прижиматься к Виталию. Он, судя по всему, был только «за». Он развернул её спиной к стене и, одной ладонью поглаживая её шею, а другой – спину, всё настойчивее целовал её губы.
Задыхаясь от нехватки воздуха и от внезапно охватившего всё тело невообразимого трепета, Третьякова приподнялась на цыпочки, и ещё ближе притянула его лицо к себе. Становилось трудно дышать, но поцелуя прерывать безумно не хотелось, а пальцы Абдулова, будто испытывая её терпение, чуть впиваясь в кожу, водили по её спине, заставляя целую толпу мурашек пробегать по её телу, подобно электрическому току.

Внезапно зазвонивший телефон прервал, казалось бы, уже и без того затянувшийся поцелуй, и позволил им обоим, наконец, отдышаться, набирая в лёгкие спасительную порцию воздуха.
Лена подрагивающими руками достала мобильник из карманы джинсов и, взглянув на дисплей, нажала на «зелёную трубку».
- Да, мам? – пауза. – Где я? – Третьякова вопросительно посмотрела на облизывающего губы Абдулова и, встретившись с его немного потерянным взглядом, ответила: - Я у Леры. Да, у Козловой. – Пауза. – Останусь. Да, и вчера у неё была. Ну прости, мам, так получается. Я обещаю, что завтра обязательно проведу дома как минимум три свободных часа, - улыбнулась в трубку Третьякова. – Пока.
Наткнувшись на вопросительный взгляд Абдулова она ответила:
- Ну что я должна была сказать? Что остаюсь ночевать у…мужчины?
- Ну блин, не просто же у «мужчины». А у своего мужчины, - уверенно отозвался Абдулов, изучающее глядя на её лицо, которое вмиг как-то изменилось, смягчилось, что ли. – Или я что-то неправильно понял?
- Всё ты правильно понял, - улыбнулась ему Третьякова, кладя телефон в карман. – Давай баиньки укладываться, я безумно устала за сегодня.
Виталий, подойдя к ней, легко коснулся губами её губ и ответил:
- Давай.

Утро нового дня встретило Третьякову хмурым небом и противным стуком мелких капель об оконное стекло. Едва разлепив глаза, она увидела перед собой незнакомый потолок и вспомнила – этой ночью она ночевала не дома. Повернув голову влево, она увидела Абдулова, обнимающего подушку и сопящего в такт бьющимся о стекло каплям. Улыбнулась – она впервые видела его таким.
Вставать совсем не хотелось – погода была убаюкивающей, но Третьякова всё-таки заставила себя отлепить голову от подушки и взглянуть на наручные часы, лежащие на тумбочке.
Сколько?! Без пятнадцати десять?! Через пятнадцать минут они они должны быть на съёмках! Резко вскочив с кровати, она переоделась из рубашки Абдулова в свою собственную и пихнула сопящего Абдулова:
- Вставай! Блин, мы опоздали! – и стянула с себя шорты, натягивая привычные джинсы.
- Лен, не нуди, дай поспать, - отозвался сонным голосом Виталий, поворачиваясь на другой бок.
- Абдулов, ты что?! Вставай! – Возмущенно потрепала его по плечу Третьякова, ища глазами свой пояс.
- Виталик, - всё ещё сонно ответил Абдулов, поднимаясь на кровати и протирая один глаз рукой.
- Что? Какой Виталик? – непонимающе обернулась Лена, подбирая с кресла пояс, оставленный там вчера.
- Я – Виталик. Ты меня по имени никогда не называешь. Почему? – Уже практически проснувшись, встал с кровати Абдулов и дотянулся до рубашки, лежащей на соседнем стуле.
Услышав в его голосе досаду, Лена невольно сжалась – а ведь он прав. Просто называть его по имени для неё было как-то в диковинку. Слишком интимно, что ли. Он всегда для неё был человеком с фамилией «Абдулов». В этом слове для Третьяковой заключалась вся суть этого человека – одним словом «Абдулов», но произнесенным с разными интонациями, она могла сказать о нём всё, что думает.
- Ну, не привыкла просто. Исправлюсь. – Примирительно улыбнулась она, застёгивая ремень на джинсах. – Я готова, пойду умоюсь, и чтобы, когда я вернусь, ты был готов как штык! – приказала она и направилась в ванную.
- Ладно уж, Тре.. Лена, - вслед закрывающейся двери отозвался Виталий, ища брюки. Абдулову очень нравилось имя Лена. Когда именно оно ему так полюбилось, он определить не мог, но знал, что вряд ли когда-нибудь его разлюбит.

Войдя в съёмочный павильон, они наткнулись на недоумевающий и одновременно изучающий взгляд Арланова:
- А чего это вы вместе?
- В метро пересеклись, - ответила первое, что пришло на ум, Третьякова. В самом деле, как она ещё она объяснит их совместное опоздание и совместное появление?
- Абдууулов, ты у нас теперь в метро ездишь? – присвистнул Арланов, явно издеваясь над ними обоими.
- Машину вчера на стоянке оставил, в центре. – Попытался найти оправдание Абдулов, говоря чистую правду.
- Ладно уж, - окинул их оценивающим взглядом Арланов, - Идите, готовьтесь к съёмкам. Сценарий возьмите. – И отвернулся, отдавая указания осветителям, трудящимся над постановкой прожекторов.

Спешно идя по пустому коридору, Лена почувствовала, что Абдулов остановился в десяти метрах от гримёрки, откуда слышались звонкие голоса «ранеток».
- Ты чего? Пойдём, нам сниматься скоро, - позвала она, удивленно отмечая, что Абдулов не сдвинулся ни на сантиметр.
- Я никуда не пойду, пока ты меня не поцелуешь, - заявил Абдулов, складывая руки на груди.
- Аб...Виталик, ты что, сдурел? Пойдём быстрее, нас Арланов живьём съест, - возмутилась Третьякова, усиленно борясь с желанием прижаться к нему и поцеловать прямо здесь, в коридоре. Но нельзя – придётся многое объяснять, если вдруг кто-нибудь увидит. Хотя, и так ведь придётся – ранетки вряд ли забыли вчерашний вечер в ресторане.
- Ты меня с утра так ни разу и не поцеловала, - безапелляционно заявил Абдулов, продолжая стоять с невозмутимым видом и призывающее гладя на мявшуюся в черырёх-пяти шагах от него Третьякову.
- Да куда уж там, - ухмыльнулась Лена в ответ, - если бы я тебя поцеловала, то вряд ли бы мы так быстро оказались здесь, - бросив в сторону многозначительный взгляд, продолжила она.
- Ты надо мной издеваешься? Поцелуй. – Ещё настойчивее сказал Абдулов, продолжая изучать её наглым взглядом.
- Вот сам и поцелуй. – Продублировала его позу Третьякова, ухмыляясь и складывая руки на груди.
- А что мне за это будет? – нагло осведомился Абдулов, прищуривая глаза.
- Сам просит, и сам же ещё что-то вымогает, - деланно возмутилась Лена, приподнимая брови и улыбаясь уголками губ. – Я ведь могу и уйти, - расцепила руки она и развернулась, направляясь к гримёрке. Но, почувствовав руки Абдулова на своём животе, поняла, что далеко ей уйти не суждено. Поняв это, она улыбнулась и почувствовала, как он разворачивает её лицом к себе.
- Я тебе уйду. Всё равно ведь вернёшься. – Прошептал он, прижимаясь к её губам и притягивая её к себе. Ощутив её ладони на своей шее, прижал Лену к себе и провёл ладонями от талии к бёдрам и обратно.
От этого простого действия у Третьяковой всё внутри перевернулось. Запустив пальцы ему в волосы, она двинулась в направлении стены. Абдулов, подчиняясь её шагам, послушно попятился назад. Как только его спина коснулась гладкой поверхности стены, он тут же развернулся на сто восемьдесят градусов, так, что теперь Третьякова была прижата к стене.
Обжигающие прикосновения приятно щекотали нервы, а горячее дыхание Абдулова на её шее сводило Лену с ума. Плохо соображая, что делает, она потянулась к пуговицам на его рубашке. И, только расстегнув первую, поняла, что увлеклась.
- Виталик, нам пора, - сквозь пелену, застилающую разум, выдавила из себя Третьякова.
Абдулов, поняв, что она права, легонько чмокнул её в шею напоследок, и, поправив рубашку, улыбнулся и ответил:
- Вот теперь можно работать спокойно. Пока следующая «доза» не понадобится, - ухмыльнулся он, заметив, как Третьякова, поправляя футболку, убыбается в ответ.
- Лишь бы «ломка» не возникла в самом неподходящем месте и самое неподходящее время, - усмехнулась она, и, бросив на него многозначительный взгляд, направилась к двери гримёрки.
Абдулов, с удовольствием изучая взглядом её спину, направился следом.

- Доброго утречка, - бодрым голосом поприветствовала девчонок Третьякова, входя в гримёрку.
- И тебе добренькое, - заинтересованно отозвались ранетки, рассевшись на диване, ожидая, пока Настя наведёт порядок на голове лохматой Огурцовой. – Как спалось? – ехидно поинтересовалась Лера, замечая, что вслед за Третьяковой в комнату входит Абдулов.
- Физкультпривет, - «по-учительски» поприветствовал их довольный Абдулов, улыбаясь во все тридцать два.
- Здрасьте-здрасте, - с ещё большим интересом посмотрела на них Козлова, сделав «понимающее лицо». – Так как спалось?
- Не поверишь, отлично, - с задиристым видом улыбнулась Лена и плюхнулась на диван рядом с Лерой.
Абдулов сел в кресло напротив, откинувшись на спинку и разглядывая девчонок.
- Ну почему же не поверю? Очень даже поверю, - многозначительно хмыкнула Лера, подмигнув остальным ранеткам, которые поняли, к чему она клонит.
Лена же, напротив, не изъявила никакой реакции на ехидство Леры и, с упоением рассматривая свои ногти, стараясь не смотреть на Абдулова, который то и дело скользил по ней взглядом, спросила:
- А ты как спала, Лерусь?
- Ну видимо похуже, чем ты, - продолжала подначивать Третьякову Лера, которой не терпелось получить достойное объяснение тому, что вчера произошло в ресторане и тому, было ли после ресторана что-то ещё. Её просто снедало любопытство, что она даже не обращала внимания на Абдулова, который, слушая разговор девушек, пристально рассматривал Третьякову.
Третьякова, несмотря на то, что её внутренне передёргивало от этой откровенной Козловской провокации, внешне выглядела спокойной, как танк.
Абдулов поднялся с кресла и покинул гримёрку, доставая из кармана мобильник, а ранетки, как только за ним закрылась дверь, тут же налетели на Лену с расспросами:
- Ну, рассказывай!
- Чего рассказывать-то? – недоумевающее пожала плечами Третьякова, хотя на самом деле прекрасно понимала, чего хотят от неё девчонки.
- Ну…что это было вчера? – с горящими глазами поинтересовалась Руднева, придвинувшись ближе. – Мы же всё видели! Да, и не только мы, - окинула смеющимся взглядом улыбающихся ранеток Аня.
- Поздравляю, - хмыкнула Лена, не горящая желанием делится с девчонками подробностями своей личной жизни. Блин, ну и словосочетание – «личная жизнь». Звучит как-то многозначительно. Лена, решив больше не задумываться над значением этого сочетания, почти соврала: - Это было на спор. Так что можете расслабиться, - окинув довольным взглядом разочарованные лица девчонок, ухмыльнулась она.
Поверили они или нет, - это не особенно волновало Третьякову. Главное, чтобы не приставали с расспросами. Отсутствие никотина в организме давало о себе знать, и Лена, почувствовав, как вибрирует в кармане мобильник, достала его и встала с дивана.
«Выходи из этого курятника :D» - прочла она на дисплее. Улыбнувшись, она положила телефон обратно в карман и, махнув рукой ранеткам, достала из кармана куртки пачку и сигарет и вышла из помещения.
Уверенная в том, что сейчас на неё либо нападёт икота, либо загорятся уши, Лена закрыла за собой дверь. Абдулова видно не было, и она направилась в сторону выхода из школы.

Алёна молча сидела в кресле и изредка поглядывала на Третьякову, сидящую на диване с закрытыми глазами – ну что такого Абдулов в ней нашёл? Мужиковатая грубая пацанка. С грубым голосом, с ужасными манерами и вечной мерзкой ухмылочкой. Сегодня был её последняя сцена с Абдуловым. Быстренько же разрулили их сериальный роман! А вот реальный так и не начался – и это задело Тропинину до глубины души. Нельзя сказать, что она так уж прикипела душой к Абдулову, просто ей было обидно от того, что какая-то сопливая девочка-ранеточка смогла увести у неё мужика прямо из-под носа. Ещё три общих сцены и одна сцена с Абдуловым – и Тропинина покинет эту съёмочную площадку. Что ж, возможно, на другой ей повезёт больше. Ещё один бывший любовник сумел-таки пропихнуть её в эпизод «Кремлёвских курсантов».
Но напоследок очень хотелось как-нибудь задеть Третьякову. Чтобы жизнь мёдом не казалась. Заметив, как Лена открыла глаза, Тропинина оборвала свои раздумья и задумчиво произнесла:
- Насть, а Абдулов со всеми своими сериальными партнёршами спит, или только выборочно?
Настю передёрнуло от заданного вопроса и она сбивчиво ответила, искоса взглянув на напрягшуюся Третьякову:
- Мне-то откуда знать.
- Просто он такой темпераментный мужчина, - с особым нажимом произнесла слово «такой» Тропинина, с удовольствием поглядывая на застывшее лицо Третьяковой.
- Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Настя, укладывая очередную прядь волос Алёны, всё ещё снедаемая любопытством.
- Ну… то, что вчера после съёмок он явно дал понять, что ему от меня нужно гораздо больше, чем просто деловые отношения. До сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю… - закатила глаза Алёна, сделав мечтательное выражение лица.
Третьякова закипала. Конечно, с одной стороны, глупо было верить россказням этой полоумной фифы, но, с другой – чем чёрт не шутит? От одной только мысли, что Абдулов мог прикасаться к этой…этой…подходящих слов она даже подобрать не могла, становилось безумно противно. Мерзко и отвратительно. Но, всё ещё держа себя в руках, Лена откинулась на спинку дивана и с показным безразличием стала рассматривать свой сценарий.
Алёна, заметив, что Третьякова явно старается показать, что ей всё по барабану, продолжила, стараясь уколоть как можно больнее:
- У вас тут такие парты холодные, ужас просто. Сидеть просто невозможно..
- А парты предназначены не для того, чтобы на них сидеть, - заметила Настя, всё ещё не улавливая суть. Зато Третьякова улавливала. И от этого становилось всё противнее.
- Ой, Насть, - махнула рукой Алёна и хитро улыбнулась, - ну не делай вид, что ты не понимаешь, - продолжала «секретничать» с гримёршей Тропинина, боковым зрением наблюдая за Третьяковой, у которой по инерции сжались кулаки и появился недобрый блеск в глазах.
- Не поняла, - сделала непонимающее лицо Настя, чуть замедлив работу.
- Ну что ж тут непонятного, - пояснила Третьякова, которой уже изрядно надоел выпендрёж блондинистой фифы. – Она как собака: где придётся, там и… - не произнеся напрашивающуюся «рифму», протянула она, продолжая с показным равнодушием листать сценарий.
- Ну а кому-то вообще негде…да и не с кем… - закипая, выдавила из себя Алёна очередную колкость.
- Сочувствую, - сделала «соболезнующее» лицо Третьякова и едва заметно сжала в ладонях сценарий, выплёскивая весь негатив на ни в чём не повинный листок формата А4.
- Себе посочувствуй, - злобно сверкнула глазами Алёна, понимая, что номер не прокатил.
- А мне-то что? Мне есть где и есть с кем. И для этого мне не надо себе губы всякой хренью накачивать, - продолжая рассматривать сценарий, протянула Лена, и, бросив насмешливо-оченивающий взгляд на лицо закипающей Тропининой, добавила: - и сиськи, кстати, тоже.
Настя, не выдержав, проглотила нервный смешок, отчего рука её немного дрогнула, и Алёна, почувствовав обжигающее касание плойки, дёрнулась:
- Аккуратней, блин! – прикрикнула она, прикладывая ладонь к обожженному участку макушки.
- Извиняюсь, - хмыкнула Настя, поправляя сбившуюся прядь, и продолжила свою работу.

Лена с самодовольным выражением лица поднялась с дивана и вышла из гримёрки, чтобы чуть-чуть пройтись и собрать мысли в кучу.
Неужели он спал с ней? Лене с трудом верилось в это, но…противная змея, имя которой Ревность, заползла к ней в душу, как только Алёна произнесла свою первую фразу. И неприятное ощущение всё ещё блуждало внутри её тела, заставляя желудок нервно сжиматься и разжиматься, приводя мысли в беспорядок.

- Лен, - услышала она позади себя. Обернувшись, она увидела перед собой Леру, которая стояла, облокотившись о стену прямо рядом с дверью в гримёрку.
- Что? – ответила Третьякова, думая про себя о том, слышала ли Козлова разговор, который сейчас состоялся в гримёрке. Внутреннее напряжение поселилось где-то в районе желудка.
- Брешет как дышит, - с презрением в голосе произнесла Козлова, бросив взгляд в сторону двери.
- Не поняла, - попыталась уточнить Третьякова, что именно имеет в виду Лера.
- Я об Алёне этой. Врёт она, ничего у них не было. Абдулов вчера, сразу после сцены, как только ты ушла, начал тебя искать, а когда не нашёл – уехал домой. Так что ничего у них не было. – Спокойным тоном пояснила Козлова, смотря в лицо Третьяковой и читая на нём внезапное облегчение.
- А почему ты решила, что мне это интересно? – сделала удивленное лицо Лена, стараясь не выдавать свою заинтересованность. Но, почувствовав облегчение от услышанного, сказала это не настолько решительно, насколько собиралась.
- А просто так. Просто так рассказала. – Решила не лезть на рожон Лера. Она и так всё прекрасно понимала – если Третьякова захочет, она сама обо всем расскажет. А если не рассказывает – значит так надо.
- Ну…спасибо, - уже по-настоящему удивилась Лена, не ожидая от Леры того, что та не станет ей снова на что-нибудь намекать. Но Лера не стала. Ещё один повод для облегчения. И, когда Алёна покинула гримёрку, Лена навела свой «марафет», готовясь к съёмкам.

Отойдя от кофейного автомата со стаканчиком в руке, Лена заметила стоящего за углом и опирающегося на колонну Абдулова, на чьём лице блуждала нагловатая ухмылка.
Невольно улыбнувшись в ответ, Лена направилась в его сторону – Ранеткам из-за угла Абдулова было не видно, но, наблюдая за выражением лица Третьяковой, они поняли, что направление, в котором она двигалась, непременно связано с хорошо знакомым им человеком.

- Ты где был всё это время? Уже половина четвёртого, а от тебя ни слуху, ни духу, - возмутилась Третьякова, завернув за угол, подальше от назойливых взглядов.
- А что? – сделал удивленные глаза Абдулов, - Соскучилась, что ли?
- Ну…разве что совсем чуть-чуть, - отвела взгляд в сторону Третьякова, отхлебывая из стаканчика обжигающий кофе.
- Ну, это сразу видно, что совсем чуть-чуть, - проворчал Абдулов, складывая руки на груди, оперевшись плечом о стену.
- Правда? – хмыкнула Третьякова, оторвав стаканчик от губ, направив взгляд прямо в глаза ухмыляющемуся Виталию, - и чем же это так заметно?
- Ну, например, тем, что ты меня не целуешь. Вот стоишь тут на пионерском расстоянии и хлебаешь свой кофе. А я, может быть, страдаю тут, а тебе и дела нет! – насупился Абдулов, посмотрев в пол.
Ну, вот умеет же он изображать незаслуженно обиженного ребёнка! Лене очень нравилась эта его манера «разводить» её на поцелуи, и она, чуть приподняв уголок губ в едва различимой усмешке, спросила:
- А что мне за это будет?
- Тааак…это что за разговорчики? – возмутился Абдулов, - Ты мне, между прочим, ещё должна…
Лена, делая очередной глоток кофе, поперхнулась:
- Чееего?
- Тооого, - переиначил её Абдулов, - Что, забыла? Наше вчерашнее пари? – удивлённо спросил он, прожигая её взглядом, от которого у Третьяковой мурашки по телу пробегали.
- К-какое именно? – сглотнула Лена, чуть поджав губы от внезапного напоминания о «расплате».
- Ну, для начала то, которое перед входом в метро было, - ухмыльнулся Абдулов, - по поводу фанатов.
- Кхем, - кашлянула Третьякова, пряча улыбку, - и что же я должна делать? – быстрый взгляд из-под чёлки и мимолётный выдох выдавали её нетерпение в ожидании ответа.
- Ну, а ты подумай. Только долго думать не советую – за каждую лишнюю секунду обдумывания – штрафная минута «расплаты», - со скромным видом пояснил Абдулов, выжидающе глядя на Лену, которая оглянулась назад, как бы проверяя, нет ли кого-нибудь в этом коридоре, так как знала, что за углом недалеко стоят ранетки, и не хотела давать им лишний повод для сплетен.
- Чего оглядываешься? Боишься? – спросил Абдулов, чувствуя, как внутрь закрадывается не очень приятное чувство – от матери Третьякова его скрывает, от ранеток - тоже, но почему?
- Ничего я не боюсь, - немного нервно отозвалась Лена, стараясь скрыть волнение – он её раскусил. Она сама не понимала, почему боится всем рассказать. Странно. Раньше она совсем не боялась осуждения и общественного мнения. Наверное, потому, что ей было просто плевать – она от этого ничего не теряла. Но теперь она боялась, что огласка может только испортить их только-только наладившиеся отношения.
- Ладно, как хочешь. – Едва заметно выдохнув, отозвался Абдулов, отрываясь от стены. – Мне в кадр скоро, увидимся. – И, развернувшись, направился в сторону съёмочного павильона.

Третьякова чувствовала себя полной дурой. Ну почему она всё портит? Почему просто не может, не задумываясь, делать то, что хочет? Раньше ведь она так и делала, не думая о последствиях. А теперь почему-то навязчивые мысли мешали ей полностью расслабиться и просто плыть по течению. Нервно сжав пустой пластиковый стаканчик, она выбросила его в урну и направилась к «ранеткам», продолжить съёмки.

Абдулов почему-то нервничал. Его волновал напряг Лены по поводу того, что о том, что между ними что-то есть, могут узнать. Создавалось впечатление, что для неё всё это – лишь игра, которую она когда-нибудь прекратит и забудет, и поэтому не посвящает в неё остальных. В левой половине грудной клетки противно заныло – это стало случаться с Абдуловым всё чаще за последние три дня, и не могло его не настораживать. Это всё она. Она щекочет ему нервы, играет с ним, только начинает игру – и тут же обрывает. Как будто задумываясь над тем, нужно ли ей всё это? Нужен ли ей он сам? От неприятных мыслей в желудке начинался какой-то непонятный круговорот. Абдулов чувствовал, что Лена должна быть рядом, обязательно должна. Только вот лишь немного становясь ближе, она тут же отдаляется. Чего она боится?

Когда съёмки подошли к концу, стрелки на часах уже показывали восемь вечера. Лена, вымотанная непрерывными и к тому же нудными съёмками, еле переставляла ноги от усталости. Дойти до метро – было выше её сил.
Выйдя из школы, она заметила знакомый автомобиль неподалёку, у крыльца.
Наверняка Абдулов, чьи съёмки закончились полутора часами раньше, успел смотаться за своей машиной на парковку. Спустившись по лестнице, она поравнялась с окнами автомобиля, и услышала мужской голос, просачивающийся сквозь опущенное стекло:
- Лен, садись, подвезу, - примирительно предложил Абдулов, с надеждой глядя на повернувшую в его сторону лицо Третьякову.
- Спасибо, - отозвалась она, так как желания переться до метро совсем не было. Сев в машину, она столкнулась взглядом с парой глубоких синих глаз и, увидев в них немой вопрос, спросила: - Ты хочешь что-то сказать?
- Ага, - отозвался Абдулов, заводя машину, и смотря сквозь лобовое стекло на дорогу.
- Ну так спрашивай, - с нетерпением и чуть заметным волнением ответила Лена, повернув лицо к окну.
- Куда ехать будем? – спросил он, осознавая, что хотел спросить явно не это. Хотя, это тоже.
Лена тоже поняла, что Абдулов спросил не совсем то, что хотел, но всё же ответила:
- Куда хочешь.
- То есть? – удивленно приподнял брови он. – Ты разве не домой?
- Это от тебя зависит, - отозвалась Третьякова, всё ещё глядя в окно, - Куда повезёшь, туда и поеду.
Абдулова удивил такой ответ, но он не стал больше ничего спрашивать и выехал за ворота.

Тишина, царившая в салоне автомобиля, медленно давила на мозги, но заговорить первой Лене не хватало решимости – что она ему скажет? Ведь он прав – она струсила. Заметив, как Абдулов делает уже второй поворот в направлении её дома, Лена неожиданно произнесла:
- Я не хочу домой.
- А куда ты хочешь? – не отрывая взгляда от дороги, спросил Абдулов, внутренне напрягшись от подобного заявления. По телу пробежал лёгкий холодок, заставляя мужчину сильнее сжать руль в ожидании ответа.
- Поехали к тебе. Я молока хочу. С мёдом. – Повернула к нему лицо. Что это за выражение лица? То ли насмешка, то ли попытка скрыть волнение. Абдулов не мог наверняка прочесть это по её лицу. Но, чуть улыбнувшись, на первом же повороте он повернул руль в другую сторону.
Лена, чувствуя, как потеют ладони, положила руки на колени и всмотрелась в темное декабрьское небо. На душе было непонятное чувство – то ли облегчения, то ли напряжения. Два противоречивых чувства сейчас боролись за существование в её мыслях и теле.
Добравшись до дома Абдулова, они поднялись к его квартире. В один момент в мыслях вспыхнули отрывки позавчерашнего вечера: - ключи, руки не слушаются, дверь не открывается. Горячая ладонь поверх её руки и близкое болезненное дыхание.
Лена одним взмахом головы из стороны в сторону попыталась прогнать появившиеся воспоминания и сопутствующие им чувства – чувство непреодолимой тяги к мужчине, который сейчас с сосредоточенным видом поворачивал ключ в замке.
Войдя в квартиру, Абдулов, нащупав выключатель, включил свет. Однако Лена, к недоумению мужчины, положив ладонь на выключатель, щёлкнула им в обратную сторону. Только что зажжённый Абдуловым свет погас и, если бы Третьякова видела его глаза, то могла бы прочесть в них полное отсутствие понимания её действий.
Стянув с себя куртку, она подошла к нему на взрывоопасное расстояние и подняла голову, пытаясь рассмотреть в полумраке блеск в его глазах.
Абдулов почувствовал, как пульс учащается. Сняв с себя куртку, он не глядя, бросил её в то место, где, по его мнению, должен был находиться пуфик. Нервно сглотнув, он всё так же продолжал стоять, не двигаясь, предоставляя Третьяковой право выбора. Но Лена, кажется, его уже сделала.
Положив чуть горячие ладони ему на шею, она притянула его к себе, прикасаясь к его губам.
Абдулова будто обдало обжигающим всполохом огня – это неожиданное решение Третьяковой выбило из его головы остатки разума. Глубокий и нетерпеливый поцелуй обжигал губы огнём и заставлял вздрагивать при каждом движении её ладоней. Прижав её к себе за талию, он сделал шаг в направлении стены, Лена подчинилась, делая шаг назад и увлекая его за собой.
Почувствовав спиной гладкую поверхность стены, Третьякова приподняла подбородок, позволяя мужчине поцеловать её в шею. Мучительно-сладостное чувство разлилось по телу, концентрируясь в кончиках пальцев. Перебирая подрагивающими пальцами его волосы, Лена почувствовала, как где-то под самым ухом раздался горячий и чувственно-нежный шёпот: «Люблю тебя».
Снова почувствовав его губы на своих губах, а его руки – где-то чуть ниже поясницы, Третьякова, вопреки всем протестам разума, начала дрожащими пальцами расстегивать одну за одной пуговицы на рубашке Абдулова.
Тот, видимо, совсем обезумев от такой настойчивости девушки, всем телом прижал её к стене, продолжая поглаживать её поясницу и уже практически безжалостно терзать губами её губы.
Когда с последней пуговицей было покончено, Третьякова, проведя чуть вспотевшими от внутреннего жара ладонями по груди Виталия и, доведя ими до его плеч, стянула рубашку вниз, и плотная ткань нашла своё пристанище на прохладном полу коридора.
Когда настойчивые руки Абдулова уже вовсю справлялись с пуговицами на её рубашке, Лена уже мало что соображала и просто вслепую, на ощупь, не отрываясь от его губ, отступала в направлении комнаты. Той комнаты, где она его ещё совсем недавно спасала от высокой температуры и жара. Однако теперь температура, казалось, совсем зашкалила. И чьё тело горело сильнее – определить было трудно, поскольку от соприкосновения двух полуобнажённых тел создавалось впечатление, что они горят вместе, одним пламенем.
Добравшись до входа в комнату, Третьякова почувствовала, что ремень с джинсов полетел куда-то на пол, а руки Абдулова продолжали исследовать каждый сантиметр её кожи.
Тело плавилось от обжигающих прикосновений, в то время как новые предметы одежды падали на пол.
Рухнув на кровать, Лена прижалась к телу мужчины настолько сильно, насколько это позволяли её физические возможности.
Губы Абдулова, с новым и новым азартом исследующие её тело, оставляли мучительные, огненные следы на коже.
Шея, ключица, его горячие ладони на её груди, медленно спускающиеся вниз. Дрожащее как от холода тело требовало большего.
Виталий не задумывался над тем, что делает – он просто хотел чувствовать её как можно ближе. Её раскалённые губы нетерпеливые покусывали его губы, как бы давая разрешение на дальнейшие действия. Его ладони медленно, но настойчиво заскользили по её бедрам, слегка впиваясь подушечками пальцев в пламенеющую кожу.
И вот – его глаза – на уровне её глаз, и кажется, что весь мир вокруг перестал существовать – только он, только она. Только они. Только эти мучительные и сладострастные мгновения, заставляющие тело вздрагивать от каждого движения.
Лене больше ничего не важно, кроме того, что этот мужчина рядом, с ней, здесь и сейчас, он дарит ей всю любовь, на которую способен.
Виталию – всё равно, что подумают остальные – он хочет быть с ней и он будет с ней. И ей скоро будет наплевать на остальных. Теперь он понял это. Понял по тому, с какой страстью она отвечала на его ласки, по тому, как в порыве какого-то потустороннего блаженства хрипловатым голосом шептала такие долгожданные слова.

Половина двенадцатого ночи – а два уставших и вымотанных за день и вечер, но нереально счастливых человека спят рядом в одной постели, будто так было всегда.
Сквозь тихое посапывание Абдулова, Лена, спящая сегодня на удивление чутким сном, услышала, как на полу вибрирует мобильник. Открыв глаза, она вспомнила, по какой причине оказалась здесь, в этой постели и с этим удивительно мило сопящим человеком под боком. Улыбнувшись каким-то приятным мыслям, она выбралась из объятий мужчины и придвинулась ближе к краю кровати.

Лена аккуратно высунула руку из-под одеяла и нащупала в кармане джинсов, валяющихся на полу возле кровати, вибрирующий мобильник. Посмотрев на дисплей, она обреченно вздохнула – мама.
- Да, мам, - вполголоса, чтобы не разбудить сладко сопящего рядом Абдулова, ответила в трубку Третьякова. – Нет, мам, не у Леры. – Пауза, видимо мама пыталась выяснить, где же сейчас находится её дочь. – У кого? – Лена, повернув голову в сторону Абдулова, чуть улыбнулась и ответила: - У мужчины. – Пауза. – Как это у какого? У своего, - ещё раз взглянув на улыбающегося во сне Абдулова, Третьякова продолжала вслушиваться во взволнованно-заинтересованный голос матери на том конце провода. – Познакомлю, конечно. Спокойной ночи, - умиротворенным голосом ответила Лена и нажала «отбой». Ещё раз взглянув на любимое лицо, она опустилась на подушку и почувствовала, как её обнимает мужская рука.

Услышав предпоследнюю фразу, прозвучавшую из уст Третьяковой в трубку, Абдулов улыбнулся – всё-таки «свой».
«Моя девочка», - подумал он, обнимая её, когда она легла обратно. Теперь он её никуда не отпустит. А если и отпустит – то она обязательно вернётся. Обязательно.

*** К О Н Е Ц ***