Привет, дорогие мои!!!!!:-*** простите за такое долгое отсутствие! я исправлюсь, обещаю))))) а я с продой...большой-пребольшой! простите?:)))))))))) *Странно. Никогда не чувствовала себя такой неуверенной в себе. Ей всегда казалось, что она сможет дать отпор чему угодно и кому угодно. Несомненно, какой-никакой, но отпор она всё-таки этой училке дала, только вот от этого не легче. Чувство собственной беспомощности и злости на себя за эту самую беспомощность наполняли до краёв всё её существо.
А что подумает он? Что он почувствовал сегодня? А вдруг, правда? Вдруг, правда, всё к этому и идёт? Нет, что за бред собачий. Она – не проститутка. И он ничего такого от неё не требует, он – не такой, как все, он - другой. И она уже успела в этом убедиться. Полное непонимание себя и противная горечь во рту ставили Третьякову в тупик. Курить она больше просто физически не могла, а не курить – значит – думать, грузиться. Грузиться же у неё тоже никаких сил уже не было.*
Глава 13.
Марат, стуча пальцами по столешнице, нервно дёргал ногой и шумно сопел. Обида на «неверную» Ленку и просто буря негодования по поводу ни в какие ворота не лезущего поведения химички не давали ему покоя. Как только за Третьяковой закрылась дверь, он, тяжёлым взглядом одарив немного встрепенувшуюся преподавательницу, поинтересовался:
- Анна Николаевна, а что это сейчас было?
- А это, Фадеев, не твоего ума дело. Не дорос ещё. – Бросила в его сторону мимолётный взгляд, процедила учительница, скрестив руки на груди и присаживаясь в учительское кресло.
- А Ленка, значит, доросла? – Марат, как мог, оттягивал момент «кипения», стараясь контролировать свой гнев.
- А Ленка твоя, наверняка, уже и не до такого доросла. И не раз, - хмыкнула, поджав губы, она, открывая журнал.
Это стало для Фадеева последней каплей. Резко встав со своего места, он сложил руки на груди и ответил:
- А это уже – не вашего ума дело. И, я уверен, вы ещё не раз пожалеете о сказанном, - он поднял с парты серую сумку и, закинув её ремень на плечо, заметив, с каким живым интересом наблюдает за ним преподавательница, явно собирающаяся что-то ему ответить, добавил: - если не извинитесь перед Леной.
- Тебе что, Фадеев, двух двоек по химии мало? – Ничуть не смутившись, деловито поинтересовалась учительница.
- В каком смысле, двух? – Поднял брови парень, задержавшись на секунду на месте. – Была же одна.
- Вот-вот, ещё одно слово – и будет ещё одна, третья. – Вывела нарочито аккуратно в маленькой клеточке оценку химичка.
- Да хоть двадцать одна, - раздраженно бросил Марат. – Замуж вас от этого всё равно никто не позовёт, так что развлекайтесь хотя бы так, - и, слыша, как раздаются ему вслед несмелые смешки одноклассников, вышел из кабинета, оставив дверь открытой, нарочно, чтобы химичка подняла свой зад и подошла эту дверь закрыть. Отныне эта женщина для него – личный враг. И не только она.
***
Уезжать. Ему придётся уехать уже послезавтра утром. Виталий, выходя из продюсерского офиса, задумчиво крутил ключи на указательном пальце и быстро шагал к автомобилю. В голове проскочила шальная мысль, не самая уместная в преддверии серьёзного съёмочного процесса: «А как же…?»
Он, конечно, заранее знал, что съёмки его «Жаркого ноября» проходят на Черноморском побережье, но в течение последних нескольких дней он совершенно запамятовал об этом важном факте. Интересно, а как на это отреагирует Лена? Да как, собственно, она может на это отреагировать, в самом-то деле? Кто он вообще такой ей? Вряд ли она сильно расстроится по поводу его отъезда. А вот он расстроится. Он точно знает это. Как ни крути, а известие о скором отъезде и начале новой интересной работы больше раздосадовало его, нежели обрадовало – и это Виталию категорически не нравилось.
Следующим после подписания контракта пунктом в списке дел, запланированных на сегодняшний день, делом была покупка нового дивана. Только вот настроения ехать на поиски подходящего предмета интерьера совсем не было – да и скучно выбирать такую важную для интерьера вещь в одиночестве. И почему-то он совершенно не удивился, когда ему в голову пришла мысль заехать к пятому уроку в школу №1042.
Поискав знакомую блондинисто-рыжеватую шевелюру в школьных коридорах, Марат вышел на крыльцо. Ленки уже и след простыл. Огромное чувство досады завладело им, и Марат, нервно сплюнув, направился обратно в школу – отсидит до конца урока в столовке, а потом пойдёт на следующий урок – математику с физикой пропускать нельзя – директор уже однажды дал ему это понять.
Уже сидя в столовой, он достал из кармана куртки мобильник и нерешительно помял его в руке. Спустя несколько секунд раздумий, он всё-таки набрал такой необходимый номер.
Гудки. Череда длинных гудков и гнетущая тишина, разделяющая их. Чертыхнувшись, он отключил вызов и нервно дёрнул ногой. Она всё ещё в обиде на него, это очевидно. Но сейчас ей, как никогда, нужна поддержка, его поддержка – и Марат, подкинув пару раз мобильник на широкой ладони, засунул его обратно в карман, решив, что даст своей неугомонной подруге время остыть и позвонит позже.
А Третьякова остывала. Причём в прямом смысле этого слова – пальцы совсем заледенели, а дыхание замедлилось – несмотря на постепенно вступающую в свои права весну, воздух был достаточно охлаждён, чтобы Лена могла почувствовать, как прокрадывается под края куртки неприятно щекочущий оголённую кожу ветер.
Втоптав в бетонную поверхность трибуны остатки дотлевшей сигареты, она бросила взгляд на вибрирующий мобильник – звонил Марат. Наверняка, хочет поинтересоваться, насколько далеко зашло у неё общение с её странным другом, и права ли тупая училка в своих подозрениях. Да пошли они все! Откинула телефон подальше, слушая его нетерпеливое подрагивание на пластмассовом сидении.
На поле вышли несколько парней с явной целью поиграть в футбол – в руках одного из них покоился белый с чёрным мяч.
Поднявшись с трибунной скамьи, она отряхнула, на всякий случай, заднюю часть штанов и направилась к подошедшей на стадион импровизированной команде.
- Шестой игрок не нужен? – засунув ладони в карманы штанов, поинтересовалась она, наблюдая за оценивающе оглядывающими её парнями.
- Нужен нам шестой? – с насмешкой в голосе поинтересовался один из парней у команды.
- Девчонка? Нет уж, спасибо, - оценивающе оглядев Ленку, приподняв брови, отозвался ещё один представитель «великолепной пятёрки». – Нам тут только соплей не хватало.
- Смотри, чтобы сам в соплях не утоп, - ответила на издёвку, закатив глаза, Третьякова: вот они – стереотипы, - Получше твоего сыграю.
- Что Вы говорите, какие мы самоуверенные, - протянул было парень, но до этого молча наблюдающий за перепалкой самый высокий из всей пятёрки темноглазый брюнет не дал ему договорить, жестом остановив его и произнеся:
- Погоди. Говоришь, сыграешь лучше нашего? – Чуть приподнял подбородок он, как бы бросая девушке едва уловимый вызов.
- Так точно, - хмыкнула Лена, ковыряя носком кроссовка рыхлую землю стадиона, покрытую негустой зеленью.
- Интересно, - чуть прищурил глаза он. – Набьёшь сто раз мяч, не уронив, - и можешь считать, что ты - игрок.
Третьякова насмешливым взглядом оглядела парня, который поставил ей такое нелепое условие, и, кивнув, ответила:
- Идёт. Только если я набью больше ста, вот этот Фома неверующий передо мной извинится за сопли. И за «девчонку». – Наклонила голову чуть вбок и, заглушая в себе неприятное давящее чувство, царившее в неё внутри последний час, усмехнулась.
- Окей, - отозвался парень, даже не спрашивая мнения у этого самого «Фомы», который стоял рядом с ним и, как рыба, открывал-закрывал рот от возмущения, но вслух своего недовольства по поводу лёгкого согласия друга не выказал. Видимо, этот самый высокий тёмноглазый брюнет пользовался у всей остальной четвёрки негласным авторитетом. – Держи мяч.
Лена, с чувством абсолютной пустоты внутри, с абсолютным равнодушием ко всему происходящему взяла из рук парня черно-белый мяч.
Раз, два, три… коленом, стопой, коленом… Парни, с первых секунд заметив, что девушка явно не проста, слегка удивленно начали следить за её манипуляциями.
Когда счёт приблизился к пятидесяти, чуть улыбающийся брюнет заявил:
- Достаточно, достаточно, ты – игрок, - и снисходительно взглянул на набивающую с каменным выражением лица мяч девушку.
- Ни фига, я сказала: больше ста – и он – извинится, - заявила в ответ Третьякова, кивнула в сторону «обидчика», обозвавшего её давеча «девчонкой», и продолжила набивать мяч.
Девяносто восемь, девяносто девять, сто – носок, пятка, колено…
- Пять, - мяч коленом вверх. - Лет, - грудью мяч вперёд. - В профессиональном, - снова коленом. - Футболе. – Пяткой высоко отбив мяч вверх, она поймала его руками и бросила в грудь высокому брюнету, который с нескрываемым восхищением в глазах глядел на невозмутимую Третьякову.
- Я жду. – Сложила руки на груди, отставив ногу в сторону, и вперилась взглядом в стоящего рядом с брюнетом парня, который мялся и, насупившись, держал руки в карманах спортивных штанов.
Брюнет пихнул его локтем в бок, и тот выдавил:
- Извини, погорячился.
- Ладно, расслабься, - хмыкнула Ленка: эта маленькая победа чуть утихомирила её злость, разожжённую глупой хамкой-училкой, и она тут же увидела протянутую ей руку со стороны того самого негласного «капитана» - кареглазого брюнета:
- Андрей.
- Лена, - протянула руку в ответ Третьякова и крепко пожала мужскую ладонь. В сердце едва заметно кольнуло – будто дежа вю. Разжала ладонь, убрала руку в карман. – Ну что, делимся?
***
Подъезжая к школьному зданию, Виталий взглянул на часы: было уже почти двенадцать.
Вполне возможно, что Лена уже ушла. Но хотелось верить, что Третьякова всё-таки решила досидеть до конца четвёртого урока.
Вышел из машины, захлопнул дверь и подошёл к крыльцу.
Подождав минут десять, услышал далёкую трель звонка, снова взглянул на часы и переступил с ноги на ногу – эта его странная зависимость от девочки-старшеклассницы постепенно начала пробуждать в нём беспокойство. Это – ненормально. Это превращается в абсурд – с каких это пор у него проснулось такое терпимое отношение к современным подросткам со всеми их пороками, «заездами» и «выкидонами»? К чему всё это приведёт его? Ведь вместо того, чтобы обрадоваться скорому началу интересной и хорошо оплачиваемой работы, он был раздосадован тем, что ему придётся ради этой работы покинуть столицу на целых два с лишним месяца. Снова взглянув на часы, он нервно повёл бровью и направил взгляд на дверь школьного здания. Выходящие из школы дети чему-то искренне смеялись, пинали друг дружку и отбирали друг у друга пакеты со сменкой, дразнясь и улюлюкая. Потом подтянулись и старшеклассники – видимо, настала большая перемена, и народ решил выйти проветриться на весенний, пахнущий свежестью воздух.
Ища глазами известно чьё лицо, он лишь гадал, собирается ли Третьякова вообще выходить на улицу. О! Вот, выходит её закадычный друг, наверняка, и она где-то неподалёку.
Цепкий взгляд чуть раскосых глаз парня за долю секунды заметил знакомое мужское лицо. Сжав кулаки, чтобы хоть как-то проконтролировать собственное выражение лица, Марат сделал несколько шагов в сторону ожидающего понятно кого мужчины.
Виталий, с удивлением обнаружив, что Третьяковой поблизости не наблюдается, зашагал навстречу парню.
- Привет, - поздоровался он, протянув ладонь для рукопожатия.
Марат, сжав зубы, протянул руку в ответ:
- Здрасте, - выдавил-таки из себя приветствие парень, пожимая крепкую руку мужчины.
- А Лена выйдет? – Бросил короткий взгляд в сторону двери Виталий и снова взглянул на Марата.
- А она уже вышла. Четыре урока тому назад, - с напускной непринуждённостью отозвался парень, засовывая руки в карманы широких штанов.
Виталий кашлянул от удивления, тоже засунул руки в карманы и спросил:
- То есть как это четыре урока назад? Я ведь сам её привёз на первый урок, она вошла в школу. Она что, не пошла на уроки?
- На уроки она пошла, - Фадеев, услышав это «Я ведь сам её привёз на первый урок», снова сжал до побеления пальцев руки в кулаки в карманах, - но продержалась там не долго. Между прочим, по Вашей милости.
- Стоп. Я ничего не понимаю. – Виталий, достав одну ладонь из кармана, жестом остановил Марата. – Она домой, что ли, пошла? И почему вообще она ушла? Что значит: «продержалась недолго»? – В голубых глазах читалось непонимание, недоумение и нескрываемая тревога.
- Не знаю я, где она! – Как Марат ни старался, но голос всё-таки повысить ему пришлось – сил сдерживаться больше не было. – Трубку она не берёт, и в школе не появлялась больше. Доигрались, да? Ты вообще нормальный, а? Ей же семнадцать всего! А тебе сколько? Тридцать?
- Тридцать шесть. Почти. – На автомате отозвался Виталий, но Марат, услышав это, не дав собеседнику опомниться, продолжил:
- Тем более! Вы хотите знать, почему она ушла? Так вот я тебе скажу, - переходя с Виталием то на «ты», то на «Вы», с раздражением и явным негодованием говорил Марат, - Она ушла, потому что одна из наших преподов просекла, что ты за ней увиваешься! И при всём классе Ленку оскорбила. А она никогда не была шлюхой и не будет ею ни при каких обстоятельствах, уж это я знаю точно, она – уникальный человек, а тебе если надо поразвлекаться – вся Тверская в твоём распоряжении! Отвали от Лены, по-хорошему прошу, ей и так проблем достаточно, а теперь ещё и девочкой по вызову по школе прослывёт. Доволен? – С нескрываемой неприязнью во взгляде смотрел на ошарашенного Виталия Марат.
- Да что за бред собачий?! – тут не выдержал уже Виталий, рывком достав руки из карманов, продолжил: - Какая девочка по вызову? Кто увивается?! Ты что, охренел, пацан?! Что за чушь ты несёшь? – Нервы не выдержали, и мужчина вспылил. Он тут, значит, стоит, ждёт, засовывая поглубже все угрызения совести, а ему в лицо высказывают такие вещи, о которых он изо всех сил пытается не думать. Да и кто высказывает – какой-то малолетний пацан, по уши втресканный в Ленку, его Ленку! Чёрт, да не его, не его Ленку! Блин, ну за что ему весь этот бред в голову?
- Это не чушь, это то, о чём может подумать любой мыслящий человек, не первый раз замечающий какой-то нездоровый интерес взрослого мужика к несовершеннолетней школьнице! Господи, да о чём я говорю? Тебе, наверное, и дела нет, что она, наверное, сейчас где-то выкуривает уже десятую пачку сигарет и плюётся в пол, размазывая кроссовком наплёванное. Видел бы то, с каким лицом она выслушивала все эти гадости от этой дуры-училки, ты бы понял, о чём я. У неё из-за тебя неприятности. И это – только начало, я уверен. Так что вали-ка ты отсюда, пока я тебе не врезал, а? – Марат, кажется, был на пределе, но понимал, что в школьном дворе устраивать потасовки – себе дороже. Однако же уровень адреналина в его крови зашкаливал.
Виталий, тряхнув головой, заставил себя вспомнить, что перед ним – всего лишь навсего школьник, старшеклассник, который, абсолютно точно, не осознаёт, что, будь он, Марат, чуть старше, то непременно схлопотал бы от Виталия смачный удар в челюсть – и это – в лучшем случае.
С трудом собрав в кучу рассыпавшиеся в пыль мысли, он ответил:
- Много ты понимаешь, пацан. Я сдержусь только потому, что тебе, судя по всему, и без меня проблем хватает. Да и мне, честно сказать, без тебя – тоже. Мы с Леной - друзья. – Сердце при этом предательски сжалось в груди, но он, не придав этому значения, равно как и тому, что Марат надменно хмыкнул, продолжил: - И я меньше всего хочу, чтобы у неё были проблемы. Я хочу поговорить с этой учительницей. Она ещё в школе?
- Ушла уже. – Буркнул Марат, ещё не хватало, чтобы этот старый хмырь пошёл разруливать ситуацию – а он, Марат, тогда зачем?
- Тогда поговорю завтра. – Скорее себе, нежели Марату, сказал Виталий, прищурив глаза.
- Не надо, - отозвался парень. – Только хуже будет. Она – больная, у неё с головой конкретные проблемы. Поверьте мне, лучше не стоит, да и Лена вам за это спасибо не скажет. Только возненавидит ещё больше.
«Ещё больше», - повторил назло здравому смыслу внутренний голос, и Виталий, окончательно потерявшись в собственных непонятных эмоциях, ответил:
- Ладно. Нет – так нет. Я поеду. – Он, достав из кармана ключи, отвернулся и направился к машине.
- Куда? – Марат, кажется, был не совсем удовлетворен получившейся беседой.
- На кудыкину гору, - с раздражением и досадой в голосе отозвался, не поворачиваясь, Виталий, и, сев в машину, завёл мотор. Сквозь приоткрытое окно услышал:
- Вам что, взрослых женщин мало?
- Слушай, парень, иди-ка отсюда по-хорошему, а? – прекрасно понимая причину такого волнения парня, Виталий всё же не смог сдержать неприязни, которой был наполнен его голос.
Машина сорвалась с места и выехала из школьного двора.