приветики)))))всем пасибки за комменты:-*** всегда их с нетерпением жду!)))))) только вот захожу в основном с телефона и возможности ответить нет((((
ну, а вот и продка...только чур не кидаться ничем тяжёлым по голове))))) *Виталий, в момент поняв, что игра затянулась, ослабил хватку и помог ей развернуться. Но рук с её талии не убрал. Боже. Как страшно, как пугающе прозвучала эта её фраза. «Пора на уроки»… Именно это, можно сказать, отрезвило его и подарило его разуму значительный шанс остаться в голове.
- А почему синий? – чуть приподняв брови и немного снисходительно улыбнувшись, вполголоса спросил он.
Лена, пару раз моргнув, кажется, врубилась, о чём её спрашивают, и, отходя на шаг, медленно убирая его ладони со своей куртки, так же вполголоса добавила, взглянув ему в глаза:
- Просто, мне кажется, подходит. – Ещё шаг назад. И ещё два. Пора на уроки. На уроки… - Подходит к чему? – Виталий, не зная, куда деть руки, засунул их в карманы пальто.
- Не знаю. К тебе. Не важно. Чёрт, я опаздываю! – Будто спохватившись, посмотрела на часы она, и, добавив: - Я пойду, пока, - махнула ему рукой, быстрым шагом взбежала на крыльцо и скрылась за деревянными дверьми школы.*
Третьякова шла по школьному коридору, и ей казалось, что биение её сердца отдаётся эхом в пустом помещении, где до её появления царила полная тишина. Потирая указательным пальцем кончик носа, другой рукой она придерживала лямку рюкзака, которая то и дело норовила сползти и потянуть за собой лёгкий, не обременённый наличием учебников рюкзачок. Самоощущение было на грани. На грани возбуждения и запрета. В районе солнечного сплетения теплело и щекотало непонятное чувство трепета. Такого с ней ещё не было ни разу: кровь, казалось, прилила к щекам, а кончики пальцев, наоборот, похолодели. Она прибавила шагу. Кабинет химии уже совсем близко – ноги сами по себе замедляли движение. Помявшись возле кабинета, обычно решительная, Лена, чувствуя себя сейчас как никогда ранее неловко, открыла дверь и спросила:
- Можно войти?
Химичка, стоящая у окна, обернулась, и, задумчиво оценив её взглядом, ответила, непривычно растягивая слова:
- Входи, Третьякова. – Лена вошла и направилась к предпоследней парте, к единственной незанятой парте, - за последней сидел хмурый Марат. - И позволь поинтересоваться о причине твоего опоздания? – Сложив руки на груди, спросила преподавательница, прослеживая путь Третьяковой направленным ей вслед взглядом.
Лена, усевшись на свободное место, без какого-либо раздражения в голосе (о своей любимой манере отвечать химичке Лена, почему-то, запамятовала) отозвалась:
- Проспала. – Отрешенно ответила она, кладя сумку на рядом стоящий стул.
- Неудивительно, - сощурив тёмные глаза за стеклами узеньких очков, прощебетала учительница с таким видом, будто знает что-то, чего не знает она, Лена.
- Что Вы имеете в виду? – Подняла на неё недоумевающий взгляд Третьякова, отвлекшись от созерцания собственных рукавов. В голосе проскочила предательская хрипотца.
- То самое, Леночка, то самое. – Снова «пропела» химичка, пройдя за свой стол и опершись о его край ладонями. – С твоим-то видом деятельности…
Лена, чувствуя, как запотевают ладони, сжала кулаки и спросила:
- А что не так с моим видом деятельности? – хотелось повысить голос, но Третьякова нарочно заставляла себя сдерживаться, но интонация всё равно содержала в себе угрожающие нотки.
Одноклассники притихли – ссора ожидается очень жаркая. Такую интонацию Третьяковой они уже успели выучить наизусть.
- А ты считаешь, что торговать собой – это «так»? Это, Леночка, имеет очень чёткое и понятное каждому подростку название. Стыдно не знать. – Химичка с чувством собственного достоинства легким жестом поправила волосы и испытующе взглянула на ученицу, у которой в глазах зажглись опасные огоньки.
- Че-его? – Лена резко выпрямилась в спине и расцепила сложенные в замок ладони. – Что за бред? У Вас вообще с головой всё нормально? – внаглую покрутила пальцем у виска девушка, бегая возмущенным до предела взглядом по лицу ехидно улыбающейся учительницы.
- Встать, Третьякова. – Выпрямилась учительница и снова сложила руки на груди. На лице её теперь не было ни намёка на улыбку. Лена лишь одарила её презрительным взглядом, хмыкнула и отвернулась к окну. – Ты меня слышала? Встала! – Металлический голос снова ударил по мозгу и без того не совсем адекватно воспринимающей всё происходящее девушки.
- Ага, упала и отжалась. Разбежалась. – Третьякова прищурила один глаз и состроила презрительную гримасу, почёсывая затылок кончиками ледяных пальцев.
- Поупражняться в остроумии ты можешь со своим клиентом, но не со мной. Хотя, вряд ли ему нужно от тебя твоё остроумие. Вы ведь с ним всю ночь именно интеллектуальные дискуссии вели, не так ли? – Учительница бросила быстрый взгляд в окно и тут же перевела его на словно окаменевшую на секунду девушку.
- Да пошла ты, - странно, но голос не повысился ни на ноту. Почему-то в душе поселилось какое-то устойчивое и навязчивое чувство. Просто встала, схватила с соседнего стула сумку и быстрым шагом направилась к двери, сопровождаемая ошарашенными взглядами со стороны одноклассников и странным сопением Марата, который всё то время, пока шли прения сторон, напряженно переводил взгляд с Лены на окно и обратно. Не успела химичка открыть рта, чтобы осадить хамку-ученицу, как в её сторону была направлена очередная порция горькой правды из уст неугомонной Третьяковой:
- Дура очкастая. Завидуй молча. – И под коллективный вздох вышла, хлопнув дверью кабинета.
***
- Поздравляю, Виталий, ты здорово поработал на пробах, - пожал руку Виталию продюсер, - подпиши вот здесь, здесь и здесь, - указал он места для подписи на трёх напечатанных экземплярах контракта. – И послезавтра вылетаем.
- В каком смысле: «послезавтра»? – удивленно поднял брови Виталий, подписав контракт и откладывая ручку в сторону. – Неужели всех актеров уже подобрали, а съёмочную площадку подготовили?
- Виталик, кому, как не тебе знать, что в наше время всё делается оперативно. Съёмочная площадка в Дивноморске подготовлена уже давно. А их, этих площадок, как ты знаешь, много. Основные подготовили все. Набор актёров закончен, а сроки уже поджимают. Сценарий у тебя на руках уже относительно давно. Так что послезавтра, Виталий Зинурович, вылетаем одиннадцатичасовым рейсом в Сочи. А уж от Сочи добираемся на автобусе.
- Неожиданно. – Потёр подбородок мужчина, - хотя… с подобной оперативностью мне уже пару раз приходилось сталкиваться, - изобразил он подобие улыбки. – И каков же крайний срок окончания съёмок?
- Ну, всё, как сказано в контракте - съёмочный процесс рассчитан на два месяца. Но два этих месяца будут целиком и полностью посвящены работе. Отпуск – по окончании съёмок. Выходные, как ты уже прочёл в контракте, - по одному в неделю. Но эта работа того стоит, поверь мне, - добродушно хлопнул по плечу актёра улыбающийся продюсер. – Надеюсь, мы сработаемся. – Подал руку для рукопожатия.
Виталий в ответ лишь крепко пожал протянутую ладонь и добавил:
- Я тоже очень на это надеюсь.
Зажжённые спички одна за другой падали на забетонированный пол пустой трибуны, а сигарета, зажатая в губах одиноко сидящей на одном из кресел этой самой трибуны девушки жалобно роняла пепел, укорачиваясь и укорачиваясь по мере того, как горячий огонёк поедал табак, завернутый в ослепительно белую бумагу.
Если она сейчас не достанет, наконец, изо рта дымящуюся сигарету, то попросту задохнётся – и Лена решила не рисковать, и вытащила, впервые за несколько долгих секунд, изо рта дурно пахнущую трубочку.
Оглядев пустое футбольное поле Марьинского стадиона, она подожгла ещё одну спичку и бросила её на бетон под ногами. Таких спичек набралось уже штук пятнадцать, если не больше. Плевать – у неё этих спичек – целый блок. Не обнаружив по дороге из школы зажигалки в кармане, Лена была вынуждена зайти в первый попавшийся магазин и купить спичек, так как девушке, идущей с рюкзаком за плечами, вряд ли продали бы зажигалку. Хотя, может быть, и продали бы. Да, скорее всего, так и было бы. Но во избежание возможных лишних препираний с пожилой продавщицей в светло-голубом переднике она решила всё-таки отделаться малой кровью. Итак, купив блок спичек, она, не думая о том, куда идёт, попросту направилась в никуда. Ноги сами привели её на Марьинский стадион. Наверное, было бы гораздо символичней, если бы они привели её на Чертановский, но так уж вышло – и, сидя на холодной, практически ледяной скамейке зрительской трибуны, Третьякова с противным скрежетом в груди докуривала третью сигарету и «игралась» со спичками, как маленький ребенок.
Было невыносимо противно и стыдно. Противно от того, что не смогла окончательно раздавить эту блондинистую стерву какой-нибудь стокилограммовой колбой, а стыдно – от того, что слова язвительной преподавательницы укололи по самому больному – по её, Ленкиной, непробиваемой гордости. Что же такого должна была видеть она, чтобы иметь основания думать, что Лена торгует собой и спит с взрослым мужчиной?
Должно быть, она видела то, как они немного «заигрались» сегодня утром… да что уж там, Лена и сама после этого была не в своей тарелке, а уколы учительницы только усугубили её состояние. Может быть, она видела и его вчерашний приезд с цветами и гитарой? Увидела, что он увёз её куда-то, а привёз только сегодня утром, когда она так некстати проспала? Лену передёрнуло – ну и картина получается…
Странно. Никогда не чувствовала себя такой неуверенной в себе. Ей всегда казалось, что она сможет дать отпор чему угодно и кому угодно. Несомненно, какой-никакой, но отпор она всё-таки этой училке дала, только вот от этого не легче. Чувство собственной беспомощности и злости на себя за эту самую беспомощность наполняли до краёв всё её существо.
А что подумает он? Что он почувствовал сегодня? А вдруг, правда? Вдруг, правда, всё к этому и идёт? Нет, что за бред собачий. Она – не проститутка. И он ничего такого от неё не требует, он – не такой, как все, он - другой. И она уже успела в этом убедиться. Полное непонимание себя и противная горечь во рту ставили Третьякову в тупик. Курить она больше просто физически не могла, а не курить – значит – думать, грузиться. Грузиться же у неё тоже никаких сил уже не было.
