Сериалы онлайн

- Мохито, пожалуйста, - чуть хрипловатым голосом заказала Лена, присаживаясь на высокий стул, ожидая, когда выполнят её заказ. Абдулов, что-то увлечённо обсуждающий с высокой брюнеткой в другом конце барной стойки, услышав её голос, повернула голову в её сторону. Состроив удивлённое лицо, он подошёл к ней, извинившись перед своей спутницей.
- Ты чего это тут, пьянствовать собралась? – сделал нравоучительное лицо он, опираясь локтем о барную стойку, и устремив свой взгляд в лицо спортивной блондинке, которая с недовольным видом метнула ему в лицо свой коронный снисходительный взгляд:
- Слушай, чего ты ко мне прицепился? – недоумевающе осведомилась она, опираясь локтями о стойку бара и ожидая, пока бармен, с интересом поглядывающий на неё и Абдулова, наконец соизволит приготовит ей её коктейль.
- К кому хочу, к тому и цепляюсь, - беззаботно ответил Абдулов, сам не понимая, что заставило его сейчас подойти к ней и начать атаку. Вроде бы злость за «придурка» уже сошла на нет, но всё равно хотелось как-то подстегнуть эту спокойную как танк Третьякову.
- Ты прям как зараза – цепляешься куда только можно, - продолжала сверлить взглядом спину неторопливого бармена, который явно не спешил угостить её коктейлем.
- Нет, Третьякова, только туда, куда нужно. – Не торопился злиться Абдулов, всем сердцем желая довести Третьякову раньше, чем она доведёт его. Просто сегодняшнее её олимпийское спокойствие почему-то не давало ему покоя. Бросив взгляд в сторону сидящего за дальним столиком темно-русого рослого парня, стреляющего глазами во все стороны, где могли были быть замечены какие-нибудь соблазнительные округлости, Абдулов хмыкнул, махнув головой в его сторону.
- Этот с тобой? – с пренебрежением в голосе осведомился он. Лена обернулась, посмотрела на Макса, и, едва заметно усмехнувшись, ответила:
- Со мной. Красавчик, правда? – насмешливо взглянула она из-под чёлки на Абдулова, который всё так же беспечно опирался локтем о барную стойку и вглядывался в полутьму бара.
- Ага, просто секси, - усмехнулся Абдулов, иронично приподняв брови и бросив мимолётный взгляд в смеющиеся глаза Третьяковой.
- Я знала, что ты меня поймёшь, подруга, - со смешком отозвалась Лена, «по-дружески» хлопнув Абдулова по плечу, отчего тот лишь усмехнулся, но промолчал.
- Эй, ну скоро там? – устало протянула Третьякова, обращаясь к бармену, всё ещё мешающему злополучный коктейль.
- Да, уже готово, - повернулся молодой человек с двумя бокалами в руках.
- Я заказывала один. – Недоуменно взглянула Третьякова на молодого бармена. Неудивительно, что он перепутал. Совсем мальчишка ещё. В школе, скорее всего, учится. Лена решила не наезжать на работящего школьника, поэтому говорила с ним вполне спокойно.
- А это для вашего спутника, - поставил бокал с мохито перед Абдуловым бармен.
- Спасибо, но я не люблю мохито. – Отказался Абдулов, чуть отодвигая стакан от себя.
- За счёт заведения, - умоляюще посмотрел на него юнец и Аблулов решил не отказывать парню в просьбе. Видно было, что он работает тут совсем недавно и ему не терпится узнать мнение посетителей о своей «стряпне».
- Что, нахаляву и маргарин – сливки, да? – с усмешкой поинтересовалась Третьякова, прищуриваясь и чуть отпивая из своего стакана.
- А то, - умехнулся в ответ Абдулов, следуя примеру Третьяковой и отпивая из своего стакана.
Странный паренёк-бармен почему-то пристально смотрел на них – то на Третьякову, беспечно попивающую свой коктейль, то на Абдулова, который, морщась, потягивал глоточек за глоточком, постепенно входя во вкус.
Лена, отпив ещё глоток в полной тишине, наставшей между ней и Абдуловым, вспомнила о Максе, который всё ещё сидел за своим столиком и покорно ждал её.
- Ладно, я пошла. Меня там ждут, - прокомментировала свои действия Третьякова, вставая со стула.
- Иди-иди, передай привет своему сладенькому, - елейным голоском прощебетал Абдулов, отчего Третьякова проглотила судорожный смешок – а у него неплохо получилось бы сыграть парня с «нетрадиционной» ориентацией – у него явно природный талант к голосовым пародиям.
Абдулов, проводив фигуру девушки сосредоточенным взглядом, тряхнул головой, будто приходя в себя, и повернулся лицом к бармену. Тот всё ещё изучал взглядом то удаляющуюся Третьякову, то допивающего свой коктейль Абдулова.
Допив свой напиток, Абдулов положил деньги за коктейль на стойку, и отошёл от неё, разыскивая глазами Киру, ту самую брюнетку, с которой болтал минут десять назад.

«Не получилось», - с досадой подумал парень, стоя за барной стойкой и протирая бокалы. Опять ему не повезло.

Лена уже допила свой мохито, попутно разговаривая с Максом о всякой ерунде. Становилось скучно, противно покалывало в висках – переутомление давало о себе знать. Вечные гастроли, съёмки и репетиции выжимали из Лены все соки. Поэтому, решив закончить свидание раньше, чем предполагалось, Третьякова устало сказала Максиму:
- Макс, я, наверное, домой.
- Ленусь, ну как домой? А как же я? Давай в бильярд съездим, как ты любишь, а? – протянул Максим, разочаровываясь в сегодняшнем вечере всё больше и больше – по ходу дела, его и сегодня ждёт облом. Однако неприступная эта Третьякова! Никак к ней не подгребёшь, постоянно отдаляется. Интересно, она со всеми так, или только с ним?
- Нет, я устала очень, ты же знаешь – у меня режим сумасшедший. Давай в другой раз, а? Я побежала, - легонько чмокнула его на прощание Третьякова, и, встав из-за столика, направилась к выходу, оставляя парня в полном недоумении сидеть посреди зала.

Выйдя на улицу, Третьякова почувствовала, что ноги подкашиваются – и это не на шутку её перепугало. Сомневаясь в том, что она сможет самостоятельно добраться до дома, Лена, опираясь ладонью о стену здания, пошла в сторону желтеньких такси, стоящих неподалёку от кафе.
Заглянув в окно водителя, она спросила уже порядком заплетающимся языком:
- Марьино, триста.
- Садитесь, - пробурчал в ответ водитель, дожёвывая остывший пирожок и откладывая в сторону замасленный кусок папиросной бумаги.
Третьякова залезла на заднее сиденье и почувствовала, как разум окончательно отключается.

- Лен, вставай! – сквозь сон услышала Третьякова, чуть приоткрывая глаза. Чёрт, вспомнить бы, как она вчера до дома добралась. То, что она села в такси – она помнила. А вот то, как оказалась дома – это её очень интересовало. Полностью открыв глаза, она уставилась в потолок – вроде бы знакомый, а вроде бы и не совсем. «Странно», - пронеслось в её голове, и она привстала на кровати – оглядев комнату, Лена осознала, где она находится. Не знала она только одного – что это значит?..

- Лен! Ну поднимайся ты, наконец! Или ты опоздать хочешь? – снова послышался голос сквозь приоткрытую дверь спальни.
«Точно! Я же на съёмки опаздываю!» - с ужасом подумала Третьякова, вскакивая с постели и в полном недоумении осматривая комнату, в которой проснулась. Блин, знать бы, как она здесь оказалась?! – она ещё раз оглядела спальню, взгляд Третьяковой невольно задержался на фотографии летящей чайки. «Ага, сороковая серия, - пронеслось в голове у Лены, - Лети за мной, лети… Глупая влюблённая Кулёмина», - всё ещё ничего не понимая, она взглянула в зеркало, и очумелыми глазами уставилась на своё отражение – она была в пижаме! Причём не в своей, а в Кулёминской!
- Блин, что за фигня? – вслух пробормотала она, всё ещё пялясь на собственное отражение в зеркале. Через секунду в дверном проёме показалась голова Ивана Алексеевича – её экранного «дедушки», актёра, исполняющего роль Петра Никаноровича Кулёмина.
- Ленок, ну ты скоро? В школу ведь опоздаешь, - с легкой укоризной в голосе произнёс «дед», и тогда у Третьяковой окончательно не выдержали нервы:
- Иван Алексеич, а что вы тут делаете? Что я тут делаю? Я что, прям на съёмочной площадке уснула? А почему я в пижаме? Я не помню, чтобы мы вчера снимали что-то подобное… А в школу я успею, у нас ведь сегодня по сценарию только две сцены в школе, и то с двенадцати часов, - скороговоркой проговорила Третьякова, полностью теряя ориентацию во времени в пространстве. «Что за?!..» - подумала она, когда почуяла носом запах свежеподжаренных гренок из кухни. Печка ведь не работает, она даже не подключена, эта квартира вообще нежилая, её только для съёмок используют…
«Дед» посмотрел на неё с огромным недоумением и озабоченно осведомился:
- Леночка, ты не заболела? Меня вроде бы с рождения Петром Никаноровичем зовут… Ты совсем со своим баскетболом и музыкой заработалась. Давай, иди скорее, позавтракаешь, и в школу. А то опять эта ваша Борзова устроит тебе неприятности, если опоздаешь. – И, бросив ещё один осторожный взгляд в сторону Лены, смотревшей на него как на пальму в тундре и явно собирающейся что-то сказать, закрыл дверь с другой стороны.
- Тааак… разберёмся, - с отрешённым взглядом сама себе сказала Третьякова и открыла шкаф, надеясь найти хоть что-нибудь, во что можно переодеться из этой полосатой бело-голубой пижамы.
Удивительно, но шкаф был полон одежды – причём всей той одежды, в которой она когда-либо снималась в образе Кулёминой. Пожав плечами, Лена натянула на себя джинсы и красную футболку и вышла из комнаты в кухню.
«Дед» уже сидел на стуле и попивал кофе из большой синей кружки с ромашками. «А, путешествующая кружка», - усмехнулась про себя Третьякова, вспомнив, что эта кружка с ромашками постоянно «путешествует» по съёмочной площадке – то в библиотеку школы, то в подсобку завхоза, но учительскую, то вот сюда, в Кулёминскую квартиру.
- Иван Алексеевич, я правда ничего не понимаю, - недоумевающе сказала Лена, садясь за накрытый стол.
- Лен, это я ничего не понимаю, - чуть не поперхнулся пожилой мужчина, услышав снова «Иван Алексеевич», - Ты что, имя родного деда забыла? Может быть, ты и фамилию свою заодно забыла? – прищурился он, поглядывая на девушку поверх поднесенной ко рту кружки.
- Нет, фамилию я как раз-таки помню, - усмехнулась Третьякова, беря в руку вилку. – Я не помню только того, как я здесь вообще оказалась, - отрезала кусочек яичницы она.
- Здрасте, приехали! – Возмутился дед, - Ты вчера после тренировки домой пришла и улеглась спать.
- После какой ещё тренировки? – теперь настала очередь Лены поперхнуться, - Я вчера в клубе была. – И, стукнув ладонью по столу, спохватившись, произнесла: - Блин, я ж вчера домой не пришла, мама наверное волнуется, надо ей позвонить, - и по инерции похлопала себя по карманам, ища мобильник.
- Лен, ты чего? Ты меня пугаешь, - не на шутку разволновался дед, настороженный странным поведением внучки, поставив чашку на стол, он внимательно посмотрел на неё: - Мама в Швейцарии, и в клубе ты вчера ни в каком не была, и домой явилась вовремя! – он упорно не понимал, что за околесицу несет Лена.
- Это шутка, да? Розыгрыш? – уже нервно воскликнула она, ей порядком надоела вся эта чушь, которая творится с самого утра. И тут её поразила неожиданная догадка: - Это Абдулов подстроил, да? Вот урод, ну я ему устрою! – стукнула кулаком по столешнице Третьякова, окончательно выходя из себя. Резко поднявшись со стула, она, так и не позавтракав, удалилась из кухни, оставив недоумевающего и взволнованного деда сидеть за накрытым столом.
Наспех одевшись, она рванула в школу, впопыхах схватив сумку, лежащую на кресле.
Ей определенно не нравилось начало этого дня. Мало того, что этот урод постоянно пытается вывести её из себя, так ещё и такую подлянку устроил! Наверняка подсыпал ей чего-нибудь в коктейль вчера и потом под шумок увёз в «квартиру Кулёминых». Странно только, что Иван Алексеевич согласился ему подыграть, Лена совсем не ожидала от этого милого и мудрого пожилого человека, что он согласится участвовать в афере этого идиота. Ну ничего, она ещё отыграется. С такими сумбурными мыслями она ввалилась в школу. Было тихо.
- Кулёмина, чего опаздываем? – возмущенно спросил «дядя Петя», стоящий на боевом посту. – Уроки уже начались, между прочим!
Третьякова обалдело уставилась на мужчину, недоумевая по поводу того, что Абдулов смог завлечь в свой фокус и его тоже. Ничего, однако, не ответив ему, она просто пробежала мимо, направляясь в ту сторону, где по идее должна была находиться гримёрка. Вот сейчас она ему устроит! Ох, устроит!
Рывком открыв заветную дверь, Лена ворвалась в помещение, на ходу расстёгивая куртку. Но, только переступив порог, она замерла на месте: на неё смотрели тридцать пар детских глаз и одна пара возмущенных глаз учителя, сидящего за учительским столом.
- Лена, ты что-то хотела? – удивлённо спросила Зоя Семёновна, учитель биологии, которая в данный момент вела урок у седьмых классов.
- Ой, извините, а вы не знаете, где Абдулов?.. – запинаясь от неожиданности, пролепетала Лена, у которой напрочь пропало понимание всего происходящего. Третьякова оглядела класс – дети сидели за учебниками и удивленно посматривали на запыхавшуюся Лену.
- Кто? – удивлённо спросила Зоя Семёновна, приподнимая изящные брови. – Я не знаю никого под такой фамилией. Кулёмина, иди-ка лучше на урок, а то Людмила Фёдоровна будет возмущаться, - снисходительно посоветовала ей женщина.
Снова услышав это «Кулёмина», Лена опустила руки – всё происходящее уже мало было назвать странным. Это было просто невероятным. Конечно, каким бы подлым и задиристым не был Абдулов, - вряд ли он смог бы устроить такой масштабный спектакль. Задумчиво пробормотав: «Извините», она покинула кабинет и вышла в холл, раздумывая над тем, что творится с ней и со всеми остальными, и что теперь со всем этим делать. Присев на скамейку в коридоре, она решила подождать кого-нибудь из девчонок, чтобы убедиться, что она не сошла с ума окончательно. Уж кто-кто, а ранетки ей врать не станут. Ни за какие коврижки Абдулов не мог бы их заставить участвовать в этом коварном плане по «сносу крыши Третьяковой».

Третьякова сидела и думала, что делать. Но составить конкретный план действий можно было, только поговорив с девчонками и убедившись, что это не какой-нибудь глупый розыгрыш. На горизонте показались Лерка с Наташей, бурно обсуждающие что-то на ходу. Вскочив со скамьи, она подбежала к ним.
- Привет, девчонки, - взволнованно начала она.
- О, Кулёмина, здорОво, а ты чего на алгебре не была? Терминатор как обычно начала гнать, что у тебя только спорт в голове и глупый рок, что ты совсем страх потеряла ну и так далее, - звонко прощебетала Лерка, широко улыбаясь, поправляя складки на полосатой кофточке.
Услышав фразу Козловой, Лена с ужасом осознала, что говорит сейчас не с Козловой, а с Новиковой. Вот засада. Неужели и правда мир сошёл с ума?! Это не розыгрыш. И теперь, чтобы её не сочли умалишённой, как Зоя Семёновна и дед некоторое время назад, она решила вжиться в роль. Чтобы удобнее было обдумывать план выпутывания из этой безумной ситуации и не вызывать подозрений по поводу своей адекватности.
Решив для себя предварительную тактику действий, Третьякова, а точнее, теперь Кулёмина, повернула голову и заметила на себе пристальный взгляд голубых глаз, наблюдавших за ней со стороны вахты охранника.
«Ага, Степнов. СТЕПНОВ. Ну что ж, может быть, в этой ситуации есть свои плюсы», - задумчиво посмотрела на него Лена, и, махнув ему рукой в знак приветствия, чтобы не вызывать лишних подозрений, и направилась с девчонками на следующий урок.

- А куда мы идём? – осторожно спросила Лена, которой хотелось бы узнать, какой урок им предстоит. Она ведь ни уроков не делала, ни тетрадей с собой не брала… «Чёрт, Третьякова, какие уроки? Какие тетради?! – тут же перебила она свои дурацкие мысли, - Это вообще бред какой-то! Что я вообще здесь делаю? И как выбраться из всего этого сумасшествия? Стоп. Может быть, это сон?» - Третьякова насколько возможно больнее ущипнула себя за руку. Нет, не сон – под кожей тут же пробежала болевая волна, и Лена невольно поморщилась.
Заметив выражение лица подруги, Новикова с ухмылкой осведомилась:
- Эт ты что, так на физру идти не хочешь, что ли?
- Что? Какая ещё физра? – оторопело уставилась на неё Лена, - у меня формы с собой нет! – внутри всё перевернулось – ну теперь точно все догадаются, что у неё нелады с головой, она же не подтягивалась уже сто лет! Да и не отжималась. Сейчас запорет пару-тройку нормативов, и все сто пудов начнут докапываться, что случилось. А больше всех, естественно, Степнов. При мыслях о Степнове у Третьяковой в голове промелькнула одна сумасшедшая мысль, но она тут же отбросила её в сторону.
- Ленк, я тебя не узнаю, - удивленно посмотрела на неё Лера, - ты не взяла форму? Ты забыла про физкультуру?
- Кхм, да нет… - замялась Лена, судорожно пытаясь придумать отмазку, - Просто я её постирала, - неуверенно предположила она, взглянув на Леру, которая продолжала ухмыляться.
- Кулёмина, зная тебя и твой гардероб, могу с уверенностью сказать, что у тебя любая вещь тождественна спортивной форме, - усмехнулась Новикова, - Так ты что же, все шмотки постирала?
- Слушай, Новикова, отстань, - отмахнулась Лена, стараясь вести как можно естественней, и усмехнулась. Видимо, Лера не заметила никаких перемен в поведении басистки и ответила Лене:
- Ну, в любом случае, кому-кому, а тебе не страшно спортивную форму забыть, - прищурилась она, - Витенька тебе все пригрешения простит, - и, одарив Кулёмину очередной ослепительной улыбкой, продолжила сдвижение в направлении спортзала.
«Надеюсь, - подумала про себя Третьякова, - Ну что, Третьякова, хотела настоящего мужчину – получай! Степнов – просто идеал какой-то. Жаль, что в реальности таких не бывает…Эх был бы Степнов знаком с Абдуловым – сразу бы ему в морду дал!», - и, невольно усмехнувшись своим бредовым мыслям, направилась вслед за Леркой и молчаливой Наташей на злополучную физкультуру.

«Хм, всё-таки Степнов - лапочка. Такой нерешительный, но любящий до безумия, готовый любому глотку за меня порвать. Тьфу блин, не за меня, а за Кулёмину, - поправила сама себя Третьякова, рассматривая Степнова, заполняющего журнал, - Он ведь влюблён? Значит, я в данный момент – объект его любви? Это становится интересным», - Третьякова усмехнулась про себя, совершенно не слушая, о чём там щебечет Лерка. Наташа молчит, и вполне понятно, почему. Видимо, смерть Юры здесь уже была, но Кулёмина с Наташкой уже помирились. Только вот, судя по всему, ещё не было соревнований по стритболу – Степнов же ещё работает в школе. Значит, то время, в котором она находится в данный момент – промежуток между 72 и 75 сериями…ну что ж, так уже легче. Хоть какая-то ориентация во времени. Поймав на себе задумчивый взгляд Степнова, Лена многозначительно взглянула на него в ответ. Интересно, как он отреагирует? Дернул головой, типа он не при делах – он такой смешной. Третьякова улыбнулась – всё таки этот мужчина просто идеал какой-то. Заботливый, любящий, сильный, мужественный, и, что греха таить, красивый. Но, если последнее качество неразрывно связано с личностью Абдулова, так как именно он исполняет в сериале эту роль, то остальные качества уж точно не присущи реальному актёру. Какой-то мутный этот Абдулов. Вот уже сколько времени она с ним работает – и вечно они грызутся, так и не сумев найти общий язык… Интересно, а почему так происходит? Лена задумалась над тем, что так и не может найти причину такого поведения Абдулова за все месяцы, которые знакома с этим человеком. Просто, наверное, он не может полюбить по-настоящему. Полюбить так, как полюбил его герой – преданно, беззаветно и искренне. Степнов ведь – выдуманный, идеальный персонаж. Но какой же привлекательный, чёрт возьми! Третьякова увидела, как он встал, дал команду приступить к упражнениям. Ну, видимо, сейчас пора признаться, что у неё нет с собой формы.
Лене почему-то стало как-то не по себе от мысли, что сейчас она будет говорить с мужчиной своей мечты. Пускай выдуманным, но всё же. Как-то всё это было дико и бессмысленно – Третьякова сейчас была готова просто биться головой о стену – всё происходящее совсем запутало её и без того беспорядочные мысли. Эта странная, ненормальная ситуация, эта школа, этот урок, этот мужчина – всё было настолько реальным, что Третьякова задумалась – а может быть, у неё шизофрения? Галлюцинации? «Больше никогда не буду пить мохито», - мысленно пообещала себе она и направилась в сторону преподавателя.
Он, казалось, был взволнован не меньше её. Столкнувшись с ним взглядом, Третьякова почувствовала чуть ощутимую дрожь в коленях, отчего была готова сама себя стукнуть чем-нибудь по голове – ну прям как маленькая, ей-богу! Увидев, как он замялся, заметив её приближение, Лена невольно усмехнулась – ну Степнов есть Степнов – явно сейчас думает совсем не об уроке.
- Виктор Михалыч, - подойдя к нему ближе, не смогла сдержать усмешки Лена, - Я не могу заниматься сегодня, я форму забыла.
- Эмм, ну, значит, на скамейке посиди… - неуверенно отозвался Степнов.
Странно. Почему он так легко согласился? Да ещё как-то совсем заторможено себя ведёт.
- Правда? – не скрывая удивления, спросила Третьякова.
- Кривда. Конечно правда, Кулёмина. Иди садись. – Степнов, казалось, был чем-то встревожен. Ей не послышалось? Он назвал её «Кулёмина»? Он уже сто лет так её не называл… в последнее время Третьякова заметила, что во всех сценах он к ней обращается исключительно по имени. Лена бросила ещё один осторожный взгляд в лицо учителю и послушно поплелась к скамейке.

Абдулов наблюдал за бегущей толпой школьников и иногда искоса поглядывал на расслабленно вытянувшую ноги Кулёмину, сидящую на скамейке. Интересно, о чём она сейчас думает? Или о ком? Как только эта мысль проскользнула у него в мозгу, он вдруг вспомнил ещё одну «ложку дёгтя» во всем этом спектакле – «третий лишний»…Гуцул. Или не лишний? Ведь по сценарию совсем скоро у Кулёминой с ним завяжется роман…от этой мысли Аблулов чуть не поперхнулся свистком, по привычке зажатым между губами.
Странно, но внутри так и клокотало какое-то необъяснимое чувство собственности – ведь Кулёмина принадлежит только Степнову! И любит только его! А этот сопляк вообще…припёрся в эту школу и внёс разлад в их и без того путаные отношения.
Абдулов и сам не заметил, что начал думать, как Степнов. И его это очень настораживало – главное – не заиграться. А ведь сегодня по сценарию должна быть тренировка по стритболу. Мда, веселёнький намечается вечерок…
Прозвенел звонок с урока, и, дав финальный свисток, оповещающий учеников о том, что они могут расходиться, он заметил, что Кулёмина встала и собралась уходить.

- Лен, стой, - крикнул ей Абдулов, - Сегодня тренировка…Эмм…в пять.
- Я помню, - её лёгкая улыбка в ответ через плечо.
- Ну, значит, не опаздывать. И Гуцулова предупреди, - нехотя добавил Абдулов, но ничего не поделаешь – сценарий есть сценарий…ведь неизвестно, что может произойти, если он его нарушит. Поэтому Абдулов решил пока не искушать судьбу. Кулёмина всё так же через плечо ответила, но уже без улыбки:
- Я думаю, он тоже в курсе. Но я ему передам. – И, больше не сказав ничего, направилась к выходу из спортзала.

«Блин, а без Гуцула никак нельзя?!» - с досадой подумала Третьякова. Впервые в жизни ей предоставился шанс попытать счастья с таким идеальным мужчиной, а тут блин тоже свои заморочки! Но – сценарий ведь есть сценарий, и она не знала, что может произойти, если его нарушить. Поэтому Третьякова решила не искушать судьбу. ПОКА не искушать.

Проведя остаток учебного дня более или менее спокойно, Лена собралась идти домой, чтобы хотя бы перекусить перед тренировкой. Выйдя из школы, она, по иронии судьбы (и по велению злосчастного сценария) увидела перед крыльцом Гуцула, поджидающего её.
- Домой? – с заигрывающей улыбкой осведомился он, поглядывая на спускающуюся со ступенек Кулёмину.
- Домой, - устало отозвалась Лена, зная, что никуда не денешься – Дима Тихонов, как и его герой, Гуцул, конечно симпатичный и очень харизматичный молодой человек, но таких у Третьяковой было пруд пруди. А Степнов такой один – таких мужчин она в жизни никогда не встречала. Изобразив подобие улыбки, Лена спустилась к Гуцулу, и, услышав:
- Я провожу?
Ответила:
- Давай.
Двое направились к дому Кулёминых, до тренировки оставалось ещё два часа.
Поболтав с ним о всякой ерунде, Третьякова постепенно вжилась в свой образ, ей уже было не так диковенно говорить кулёминскими фразами и улыбаться кулёминской улыбкой. Распрощавшись у подъезда до пяти часов, они разошлись в разные стороны – Игорь к себе домой, а Лена – «к себе».

Вернувшись домой, в квартиру Кулёминых, Третьякова почувствовала себя уже не такой чужой в этом сумасшедшем выдуманном мире – дед заботливо подогрел ей обед, поинтересовался её делами и планами на вечер. Лена коротко отвечала на вопросы, чтобы не нести отсебятину – а то мало ли что? Но она прекрасно понимала, что долго так продолжаться не может – нужно либо нарушать или дополнять заранее предписанный сценарий, либо искать выход из этой тупой ситуации, либо записаться на приём к психиатру.
Лена решила совместить первый и второй варианты.

Подойдя к пяти часам в школу, Лена направилась прямиком в раздевалку, чтобы успеть переодеться к тренировке. Стук баскетбольного мяча, раздававшийся и спортзала, подсказывал Лене, что либо Гуцул уже пришёл на тренировку, либо Степнов тренируется сам. Зайти в зал и остаться наедине с Гуцулом – перспектива не самая желательная. Зайти в зал и остаться наедине со Степновым – перспектива не самая разумная. Но, будь что будет. И, выдохнув, Лена открыла дверь в спортзал.

Повод для радости у Абдулова действительно был – он ведь решил для себя одну очень важную вещь – прежде чем найти выход из сложившейся ситуации, он просто обязан попробовать. Попробовать найти общий язык с Кулёминой. Странная тяга к этой прописанной по сценарию героине пересиливала здравый ум, и Абдулов решил всё-таки совершить что-нибудь вопреки сценарию. И будь что будет. Если ничего страшного не произойдёт, то можно будет спокойно продолжать вести свою игру. «Чёрт, Абдулов, какую ещё игру?! Выбираться надо из этого сумасшедшего дома, выбираться! А ты тут уже планы на будущее строишь, придурок!» - твердил ему разум, упорно отстаивая рациональность и отвергая безумные идеи Абдулова. А вполне весёлая и даже немного заигрывающая(!) с ним Кулёмина давала ему повод думать, что он не одинок в своих желаниях «отойти от сценария».
Дверь в зал снова открылась и вошёл парень в широких штанах и цветастой олимпийке, и ослепительно улыбнулся Кулёминой.
- Привет, Ленок, - как-то по-особенному произнес парень, - Зравствуйте, Виктор Михалыч, - уже мужественней поздоровался он с преподавателем.
Желудок противно сжался, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Абдулов подумал, что сыграть сцену с «мордобоем» не составит ему труда. Резко возникшее ноющее чувство ревности при взгляде на воодушевленную улыбку Гуцулова, адресованную Кулёминой, немного смутило Виталия. И, даже можно сказать, напугало.
- Здрасте, здрасте. Тааак, тренируемся, - уже совершенно изменившимся голосом приказал Абдулов, чувствуя, как внутри нарастает какой-то неприятный комок. Взглянув на Лену, Виталий заметил играющую на её лице типично Третьяковскую ухмылку – такую раздражающую и завораживающую одновременно. Отвернувшись, чтобы не выглядеть полным идиотом, он отошёл к стене и дал свисток. Тренировка началась.
Тренировка проходила вполне адекватно, без лишних нервов, но Абдулову почему-то казалось, что из него лепят идиота. Косые взгляды Кулёминой и её хитрые глаза сбивали его с толку – что она творит? Вроде бы по сценарию она не особо проявляет к нему знаки симпатии, чтобы не разрушить их так называемую «дружбу», а тут…или это он сам спровоцировал её на подобное поведение? Ответа на этот вопрос Абдулов не знал, но был уверен, что ещё пара таких взглядов и он совсем сойдёт с ума – этот мир явно действовал на него как-то странно – дарил чувство обязанности и безнаказанности одновременно. Только вот что выбрать? Первое или второе?

Третьякова не могла сдержаться – реакция Степнова очень ей льстила – вот кто в неё по-настоящему влюблён, так это он. И от этого на душе стало как-то легко, весело, что Третьякова даже на время забыла, что влюблён-то он в Кулёмину, а не в неё…
То и дело бросая в процессе игры заинтересованные взгляды, она ловила на себе ответные взгляды со стороны учителя и, поставив в мозгу галочку «Зрительный контакт» - есть, устало произнесла:
- Виктор Михалыч, может быть, на сегодня хватит?
Игорь удивлённо посмотрел на напарницу – прошло всего минут сорок-пятьдесят, а она уже выдохлась.
- Ладно, Кулёмина. Хватит, так хватит. – Повиновался Степнов, который был только рад, что тренировка наконец окончена и Гуцул перестанет маячить у него перед глазами, а главное, перед глазами Лены. – Можете быть свободны.
Гуцул направился к выходу, Лена – за ним, но её остановил голос Степнова, раздавшийся вслед:
- Лен, задержись, пожалуйста. – Третьякова замерла. Расхождение со сценарием. Сейчас Гуцул должен её провожать. Видимо, своим поведением она уже нарушила ход событий.
Гуцул повернулся, бросил неприязненный взгляд в сторону физрука и непонимающий – в сторону Лены, и, снова отвернувшись, вышел из спортзала.

- Да вот темно уже. А мне к твоему деду надо бы заскочить, - совсем по-степновски почесал затылок Абдулов, - Так что нам по пути, вот, думал, провожу тебя.
- Хорошо, - как-то легко согласилась Кулёмина, беспечно взглянув на учителя, - Только мне переодеться надо, - уголком губ улыбнулась она, чуть наклонив голову вбок.
- Да, конечно, - согласился он, - Встретимся на выходе из школы через пять-семь минут, хорошо?
- Ага, - кивнула она, и направилась к выходу из спортзала.
Абдулов проводил взглядом Кулёмину, вздохнул, понимая, что делает всё не так. А вдруг он сделал то, чего делать было нельзя? Тьфу, блин, да что тут такого-то?! Это всего лишь сериал! А что, если он не сможет вернуться назад и ему придётся остаться здесь? Ведь тогда этот сериал станет его жизнью…а ведь гораздо проще жить, когда знаешь, что нужно сделать, что нужно сказать. А теперь сценарий переписан. Теперь может произойти всё, что угодно. Осознание этого только добавило адреналина в его крови, и Абдулов, закинув мяч в инвентарную, вышел из зала и запер его.

Третьякова, молча натягивая штанину джинсов, думала о том, что теперь начинается её «свободное плавание». Ведь теперь опираться на сценарий – бессмысленно, если вместо Гуцула её сегодня провожает Степнов, то это в корне меняет дело. Однако Лена не чувствовала страха по этому поводу. Её это даже захватывало – пускай Степнов всё-таки оказался не совсем таким, каким она себе его представляла, но Третьяковой этот обновлённый Степнов нравился всё больше – ну надо же, он решился предложить проводить её, не срывался на Гуцула на тренировке, просто мистика какая-то! Но ведь зачем-то же она здесь оказалась? И, быть может, именно для того, чтобы изменить этот чёртов сценарий и быть с мужчиной своей мечты?
Одевшись, Лена не глядя сложила в сумку спортивные штаны. Дёрнув молнию, Лена почувствовала, что сумка упорно не хочет закрываться. Дёрнула ещё раз – снова бесполезно. Штаны практически вываливались наружу, но Третьякова решила забить на это – открытая сумка и вываливающиеся штаны её сейчас волновали меньше всего.

Спускаясь по ступенькам школьного крыльца, Третьякова заметила стоящего возле колонны Степнова.
- Давно ждёте? – шмыгнув носом от морозного воздуха, спросила она, взглянув из-под синего капюшона на Степнова.
- Минут пять, не больше, - отозвался он, повернувшись к ней лицом. – Ну что, идём?
- Идём, - поправила ремень сумки на плече Третьякова, чувствуя, что штаны там – явно лишние, казалось, что в сумку навалили карпичей.
Заметив этот её жест, Степнов, совсем как раньше, проговорил повелительным тоном:
- Сумку давай.
Третьякова без лишних вопросов отдала мужчине свою ношу, при этом слегка улыбнувшись – ставший уже привычным этот сериальный ритуал заставил её вспомнить Абдулова, который постоянно в шутку жаловался Арланову: «Ну что эта Кулёмина сама школьную сумку дотащить не сможет? Спортсменка блин, одно название! А Степнов ей, прям как мальчик-первоклассник, портфель таскает». На что Арланов только усмехался в ответ, и отвечал: «Степнов и есть влюблённый мальчик-первоклассник».

Идя рядом с Кулёминой, Абдулов чувствовал себя как-то скованно и беспечно одновременно. Такие противоречивые чувства легко совмещались в его голове. А забрав из её рук сумку, он даже и не вспомнил, что по сценарию делал это уже не один и не два раза. Просто как-то само собой получилось. Кулёмина всё-таки какая-то особенная. Пускай и не совсем такая, какой он её себе представлял, но такая Кулёмина нравится ему даже больше – эта новая искорка в её глазах, так похожая на Третьяковскую, казалось, поджигала внутри него какой-то невидимый фитиль.

- Соревнования послезавтра, - не зная, с чего начать разговор, проговорила Третьякова, чтобы хоть как-то разрушить эту гнетущую тишину. Всё-таки эта невидимая стена, созданная Кулёминой в тот момент, когда она согласилась остаться друзьями, мешала ей и действовала на нервы. Вот почему эта Кулёмина такая глупая? Хотя, её тоже можно понять. И Третьякова решила начать разговор со Степновым с самых насущных тем, на которые физрук мог говорить бесконечно.
- Спасибо, что предупредила, - хмыкнул в ответ Степнов. Лена осеклась – такой реакции она не ожидала. Как-то нагловато прозвучал этот ответ.

Абдулов заметил, как осеклась Кулёмина. Но это его не очень смутило. Он подумал, что раз уж он решил нарушать сценарий, то нужно продолжать это делать, а не болтать на глупые и бесперспективные темы типа грядущих соревнований. В конце-то концов, она же не отказалась от того, чтобы он её проводил? Значит, она готова с ним говорить.

- Да не за что, - буркнула в ответ Третьякова, понимая, что, видимо, сценарий изменился несколько больше, чем она ожидала. Степнов как-то странно вёл себя, да и говорил как-то странно.
- Как тебе с Гуцулом играется? – посмотрел куда-то в сторону Степнов, выдыхая в морозный воздух белый пар.
- Хорошо играется, - осторожно ответила Лена, удивляясь такому вопросу. Интересно, что же дальше?
- А я гляжу, что даже слишком хорошо, - заметил Степнов, всё так же глазея по сторонам, избегая только взглядов в лицо своей ученице. Третьякова усмехнулась.
- Виктор Михалыч, я что-то не пойму…Вы ревнуете? – приподняла одну бровь она, с хитрецой во взгляде посмотрев на него.
Степнов замер.

Абдулов замер. Вот это номер! Ну Кулёмина и расхрабрилась, раз такие вопросы задаёт. Ему стало немного не по себе, но он всё же ответил:
- А если и так?
Лена ухмыльнулась в ответ и продолжила идти, смотря прямо перед собой. Абдулов бросил на неё испытующий взгляд – снова эта ухмылка. Типично Третьяковская. Но как же она ей идёт, чёрт возьми! Пользуясь тем, что Кулёмина продолжает идти всё так же смотря перед собой, он невольно всмотрелся в её лицо – она красивая. Необычная и красивая – другая. Не похожая на остальных. И слишком, даже слишком похожая на Третьякову. Но Третьякова – это, как ни крути, другой человек. Реальный. С множеством заморочек и недостатков. А Кулёмина… слишком идеальная. И, чувствуя, как крыша под шумок начинает потихоньку собирать чемоданы, вздохнул, пытаясь прогнать навязчивые мысли прочь из своей головы.

Вот и подъезд. Придётся теперь к деду её заходить…раз уж попёрся провожать.
- Ну, вот и пришли. – с легкой улыбкой заметила Кулёмина, останавливаясь.
- Ну да, - пробурчал Абдулов, собирая все свои силы, чтобы не наклониться сейчас и не поцеловать её. Слишком сильное искушение боролось с настойчивым голосом разума, подсказывающим, что ещё слишком рано для подобных шагов. В конце-то концов, она ещё школьница, а он – взрослый мужик. Абдулов замер – только сейчас до него дошёл весь смысл всей этой мыльной оперы со страданиями благородного физрука – всё это казалось таким реальным и таким ненормальным, что Виталий невольно поёжился – а ведь и правда: он – взрослый мужчина, она – совсем юная, хотя духовно уже вполне взрослая девушка. Но всё же – девочка. И это слово, произнесённое мысленно, больно резануло сердце. Как-то это действительно странно. Неужели сценаристы действительно планировали развить из роман? Ведь это как-то не морально, что ли… «Хах, моралист хренов, - усмехнулся внутренний голос Абдулова, - И давно это ты таким праведным стал?». Абдулов, мысленно приказав внутреннему голосу заткнуть варежку, мигом собрал все свои желания и засунул их поглубже в душу, чтобы она ненароком не просочились невовремя наружу.
Резко передумав заходить к её деду, он просто остановился возле подъёзда и неуверенно произнёс:
- Ну, я это… пойду. Вот, доставил тебя в целости и сохранности.
Кулемина посмотрела на него с удивлением – то он вдруг решается проводить её, то вдруг мнётся, как первоклассник.

Третьякова решительно не понимала таких резких перепадов настроения Степнова.
Но какой он всё-таки лапочка. Так хотелось поцеловать его – вознаградить за такое долгое ожидание. Степнов просто завораживал Третьякову - то решительный и непоколебимый, то смущенный и нерешительный. Ну просто мечта. «Мечта идиота», - с сарказмом заметил внутренний голос Третьяковой. «Видимо, я всё-таки идиотка», - согласилась с мнением внутреннего голоса она, и, решив перестать препираться с внутренними желаниями, ответила:
- Спасибо, - и подошла чуть ближе, сокращая расстояние между своим и его лицом. Подняла глаза – увидела в его глазах какую-то панику. Но это её не остановило – она приподнялась на цыпочки и слегка коснулась губами его губ. Тёплых и чуть подрагивающих. Слегка – это потому, что он как-то отстранился, и Третьякова почувствовала, как ей на ноги упало что-то тяжеловатое.

Абдулов обалдело смотрел на приближающуюся Кулёмину и судорожно соображал, что ему делать. Сердце пустилось вскачь, а резко вспотевшие, как у мальчишки на первом свидании ладони уже еле удерживали ремешок её набитой до отказа сумки.
Едва он почувствовал на своих губах такие желанные и сводящие с ума губы, он по инерции разжал пальцы, и сумка Кулёминой упала на чуть заснеженную землю, зацепив заодно и ноги своей хозяйки. Резко отстранившись от неё, Абдулов понял, что допустил слишком многое – его самого безумно удивляло то, что Кулёмина ведёт себя настолько смело. Видимо, он слишком сильно нарушил сценарий. «А разве ты не этого хотел?» - продолжал свои увещевания противный голос в голове Виталия, и мужчина был просто обязан с ним согласить на этот раз. Ведь он хотел её поцеловать – вот и поучил желаемое. Но почему же тогда его не покидает противное ощущение, что что-то здесь не так?!
Метнув ей в глаза какой-то нервный взгляд, он опустился на корточки, подбирая с земли выпавшие из сумки штаны.
Кулёмина смотрела на него сверху вниз одновременно с удивлением и беспокойством. Видимо, ей было тоже слегка не по себе от собственной смелости.
Подобрав вывалившиеся-таки из сумки штаны, Абдулов открыл сумку, чтобы засунуть их обратно. Но тут его взгляд упал на мирно лежащую на дне сумки зелёненькую пачку ментоловых «Vogue». Не веря своим глазам, он, складывая штаны обратно в сумку, незаметно для Кулёминой приватизировал пачку и вернул сумку её хозяйке. В душу закралось подозрение, но он не показал вида, решив, что не стоит вот так с ходу устраивать разбор полётов. По сценарию Кулёмина не курит. Кулёмина ВООБЩЕ не курит! Откуда у неё могут взяться сигареты? С этой мыслью он немного взволнованно проговорил:
- Ну, я пойду.
- Д-до свидания, Виктор…Михалыч. – Видимо, поняв, что её поцелуй явно не произвёл нужного эффекта, Лена смутилась.
- Ага, - задумчиво отозвался Аблулов и, махнув рукой своей «ученице», направился в сторону школы – ведь куда же он ещё мог пойти? По сценарию квартиру Степнова ни разу не показывали, поэтому Абдулов и представить не мог, где же живёт его персонаж.
Спутанные мысли в голове мешали сосредоточиться, а вкус губ Кулёминой всё ещё жёг его холодные от морозного воздуха губы, ещё раз напоминая о том, что ему давно пора к психиатру. На автомате дойдя до школы, Абдулов резко остановился возле крыльца. Вспомнив про прикарманенную пачку сигарет из Кулёминской сумки, он снова почувствовал взволнованное сердцебиение в груди. Достав из бокового кармана куртки пачку ментоловых «Vogue», Абдулов чуть подрагивающими от волнения руками высыпал содержимое пачки на ладонь и быстро пересчитал.
Сердце ухнуло вниз. Ровно девятнадцать сигарет. Одной не хватает.
В голове тут же сложилась логическая цепочка: вечер – дорога в кафе напару с Третьяковой - новая «гламурная» пачка сигарет, которую она купила в ближнем магазине, в её руках. Бело-зелёная пачка «Vogue» с ментолом буквально врезалась в память. И всего одна выкуренная сигарета из новой пачки… Абдулов присвистнул.
А ведь действительно, Кулёмина не курит. И эта пачка принадлежит не ей.
- Ну, Третьякова… - почувствовав, как внутри тела нарастает странное неконтролируемое напряжение, прошептал Абдулов, и сжал пачку в руках. Такого сюжетного поворота он и предположить не мог.

От осознания того, что не он один попал в этот странный сериальный мир, Абдулову легче не стало. Скорее даже наоборот – всё запуталось ещё больше. Во-первых, почему именно он и именно она? И во-вторых, почему она ведёт себя, как Кулёмина, да ещё и целоваться лезет? Неужели не он один питает слабость к своему сериальному предмету обожания? А это уже становится интересным… а ведь неплохо она Кулёмину изображает, он даже почти поверил. И если бы не эти ментоловые сигареты «Vogue» в количестве девятнадцати штук, то он, возможно, ещё долго оставался бы в неведении. Но раз уж он узнал правду, то надо же этим как-то воспользоваться? Например, проучить брехливую Третьякову, так убедительно изображающую Кулёмину. Из всей этой ситуации Абдулов вынес для себя один очень важный плюс – теперь расхождение со сценарием его абсолютно не пугало, ведь свою судьбу даже здесь, в этом выдуманном мире, они с Третьяковой строят сами.

- Виктор, - услышал он позади себя знакомый мужской голос. Обернулся.
- З-здравствуйте, Пётр Никанорыч, - слегка запнувшись от неожиданности, поздоровался Абдулов в ответ.
- Как хорошо, что я всё-таки тебя нашёл, - обрадованно произнёс пожилой фантаст, - я тебе звоню-звоню, а ты не отвечаешь, вот, вспомнил, что у тебя ж сегодня с моей Ленкой тренировка, а значит, ты в школе. Вот и решил заскочить, всё равно в булочную выходил, - пояснил он, взмахнув рукой с пакетом, в котором сквозь прозрачный полиэтилен можно было различить очертания французского батона и прочих пекарных «деликатесов».
- Чем обязан? – добродушно усмехнулся Виталий, очень уважающий как самого героя Кулёмина, так и актёра, исполняющего его роль.
- Режиссёр звонил, сказал, что сценарий желательно закончить к послезавтрашнему дню! А у меня ещё столько сцен недописанных, что хоть караул кричи, - покачал головой из стороны в сторону Кулёмин и просяще посмотрел на физрука: - Вить, может быть сегодня поработаем, а? А то, боюсь, мне самому не справиться.
Абдулов замялся на секунду. Но перспектива быть поближе к Кулёминой, тьфу ты, Третьяковой, всё-таки сделала своё дело – ему не терпелось понаблюдать за её «кулёминским» поведением и ещё раз посмеяться над ней. Да и к тому же, Абдулов почувствовал, что желудок собирается устроить ему вендетту, если он в срочном порядке не поужинает. А, так как адреса своей «степновской» квартиры он не знал, а школьная столовая была давно закрыта, Абдулову ничего не оставалось, кроме как согласиться на предложение своего соавтора.
- Ладно, всё равно у меня уже занятия закончились, а сейчас только безпятнадцати семь. – Поразмыслив всего минуту, ответил Степнов, и они напару с фантастом направились в квартиру Кулёминых.

Лена уже доела свою яичницу и поставила греться чайник, когда услышала хлопок входной двери и обрадованный голос деда:
- Ленок, мы пришли.

Сердце упало. «Мы». Третьякова запаниковала – если дед сказал «мы», значит с ним определённо Степнов. Он уже, похоже, давно считал учителя членом их семьи.
Так и не дождавшись ответа от внучки, Кулёмин ещё раз крикнул:
- Ленка, ты дома?
- Да, я на кухне, - выдавила из себя Лена, стоя возле плиты и мысленно готовясь к одной из самых неловких встреч в своей жизни. Внутри всё сжалось в комок. Однако она ошиблась – неловкости и в помине не было – Степнов, как ни в чём ни бывало, зашёл в кухню и уселся на диванчик, взглянув на неё снизу вверх, и произнёс удивительно бодрым и уверенным голосом:
- Ну что, Ленусь, угостишь старого физрука чашечкой чая?
- Д-да, к-конечно, - мысленно ударяя себе по голове чем-нибудь очень тяжёлым, выдавила Третьякова («Ленусь»?!), не понимая, что заставляет её так мямлить – то, что он не ответил на её поцелуй у подъезда или то, как он сейчас себя ведёт. Она отвернулась от него, чтобы достать из настенного шкафа ещё две чашки – для деда и Степнова, и почувствовала огромное облегчение. Смотреть ему в глаза было невыносимо. Ей казалось, что он знает о ней что-то, чего она и сама о себе не знает.
Снова повернувшись к нему лицом, она, не поднимая взгляда на его лицо, поставила перед ним чашку, чувствуя, как он изучает её взглядом. Сейчас она на самом деле чувствовала себя провинившейся школьницей, и ничего не могла с собой поделать. Это бы противно, но в то же время как-то чарующе – она старалась мысленно запомнить те ощущения, которые сейчас испытывала – ей давно уже не приходилось чувствовать такое смущение перед мужчиной.
Как только дно чашки коснулось гладкой поверхности стола, она уже собиралась отнять ладонь с чашки, как почувствовала, что Степнов кладёт поверх её ладони свою. Заряд нереальной силы пробежал по её телу, и она, всё ещё не поднимая взгляда, поспешила высвободить руку и отвернуться, чтобы «достать из принесённого дедом пакета булочки к чаю».

Абдулов, зайдя на кухню, чувствовал себя более чем уверенно – его просто распирало от осознания того, что он – на шаг впереди Третьяковой. Теперь он может вертеть ею, как захочет. Однако, сев на диван и взглянув в её лицо, он прочёл на нём плохо скрываемую панику. Видимо, до Третьяковой дошло, что она перестаралась со своей ролью.
Он решил начать свою игру с одной простой, но действенной фразы:
- Ну что, Ленусь, угостишь старого физрука чашечкой чая? – бодро, даже с какой-то наглостью в голосе поинтересовался он, закидывая ногу на ногу. Увидев замешательство и смущение(«?!») Третьяковой, и услышав её нервный ответ: «Д-да, к-конечно», слегка приподнял бровь от удивления – такой Третьякову он никогда раньше не видел. Куда же подевалась её задиристость и вечное выражение лица а-ля «Я тут самая умная»? Откуда взялась нервозность и порывистость в движениях? Всё больше удивляясь её поведению, он наблюдал за ней, пока она тянулась к настенному шкафу за кружками, когда походила к столу и, не поднимая глаз, ставила перед ним чашку. И тут его будто чёрт дернул – он, не осознавая, зачем это делает, потянулся к её ладони, лежащей на чашке. То, с какой реакцией она высвободила руку, совсем сбило Абдулова с толку – либо она просто великая актриса, либо она на самом деле влюбилась в него. Точнее не в него, а в Степнова. Во рту пересохло, и Виталий нервно сглотнул, поднялся с дивана.
Третьякова стояла к нему спиной, шурша пакетом, доставая из него аппетитные румяные булочки с творогом.
- Лена, - чуть хрипловато от сухости во рту позвал он.
Третьякова не повернулась, но шуршать пакетом перестала.
- Извините, Виктор Михалыч. Я не должна была… - начала было она, по прежнему стоя к нему спиной, просто не решаясь повернуться и посмотреть ему в лицо.
- Всё нормально, Лен. – Абдулов сам удивился, как последняя фраза сорвалась с его губ – он ведь собирался поиграться с ней, но, увидев, что ей действительно не по себе от всего произошедшего сегодня у подъезда, почему-то резко передумал. «Великодушный, блин, - презрительно хмыкнул внутренний голос, - Мало она тебе крови перепортила своими придирками и язвительными замечаниями? Нашёл кого жалеть», - но Абдулов лишь отмахнулся от противного голоса и продолжил: - Ты ничего больше не хочешь мне сказать?

Если бы он сейчас мог видеть лицо Третьяковой, то прочёл бы на нём неподдельный испуг. Но она, собрав всю свою волю в кулак, почти твёрдо ответила:
- Нет. А разве должна?
- Я не знаю, потому и спрашиваю, - по-прежнему хрипловато отозвался Степнов, стоя за её спиной и сложив руки на груди. – Знаешь, мне как-то некомфортно с твоей спиной разговаривать. Мне кажется, что твоё лицо может обидеться, что я разговариваю только со спиной, а на него даже и не смотрю вовсе, - чуть улыбнувшись, добавил он.
Третьякова усмехнулась. Степнов есть Степнов. Слишком он хороший. Таких не бывает. Но сил повернуться и столкнуться с ним лицом к лицу не представлялось возможным, и Лена лишь ответила:
- Не обидится.
- А вот мне кажется иначе, - расцепил сцепленные на груди руки Абдулов, и сделал шаг, приближаясь к Третьяковой ещё ближе.
Почувствовав, что он подошёл к ней ещё ближе, Лена немного нервно разорвала упаковку, в которой находилась ароматная булочка. Сердце трепыхнулось, отчего в горле появился странный ком.
Тёплая мужская рука, опустившаяся ей на талию с намерением развернуть её лицом, заставила Третьякову вздрогнуть и плотнее прижаться телом к конторке, перед которой она стояла, открывая пакетики с булочками.
- Виктор Михалыч, что вы делаете?.. – сорвался с её губ наиглупейший вопрос.
- Ленка, ну что ты копаешься, напои деда чаем! – раздался бодрый голос деда, вошедшего в кухню и тут же замершего на месте.

Абдулов резко отдёрнул руку от талии Третьяковой, почувствовав себя вором, которого поймали с поличным. В голове сейчас стоял какой-то туман, будто всё это сейчас происходило не на самом деле – он всё ещё не хотел верить, что прокололся перед дедом. Степнов ведь обещал ему, что и пальцем к его внучке не притронется. А тут – целая ладонь. Да ещё и не на самом «дружеском» месте…
Третьякова, казалось, вообще была готова сквозь землю провалиться, но, впрочем, держалась молодцом, и, едва завидев деда, спокойно отошла от конторки и разложила булочки в тарелке на столе.

Абдулов, встретившись взглядом с Кулёминым, почему-то не прочёл в глазах старого фантаста какого-то осуждения, и это его немного успокоило.
Пётр Никонорович, похоже, единственный из всех присутствующих сохранил способность говорить, и поэтому по-прежнему нарочито бодрым голосом предложил:
- Ну, к столу.

Абдулову казалось, что ещё чуть-чуть - и психушка ему обеспечена. Обсуждая бредовый роман с Кулёминым, он думал о двух вещах. Первое – почему Третьякова разыгрывает из себя Кулёмину и явно не собирается выходить из образа? И второе – почему даже зная о том, что перед ним явно не малолетняя школьница и во всех отношениях положительная девушка, он всё равно позволил себе сорваться? Непонятное и какое-то болезненное чувство тяги к этой девушке внезапно завладело всем его существом. Абдулов пытался утихомирить бурлящий мыслительный процесс в своей голове, но получалось плохо.
Взглянув на часы, он подумал, что пора бы и честь знать. Придётся вернуться в школу и наврать дяде Пете, что ключи от квартиры потерял и заночует в школе. Что будет потом, его волновало мало. Главной мыслью в его голове сейчас было не то, где он будет жить, а то, как теперь он будет смотреть в глаза Третьяковой. Может, сказать ей правду? Она ведь уверена, что перед ней – добропорядочный рыцарь-физрук, мужчина – мечта любой женщины. Хотя, с другой стороны – она ведь не торопится сознаваться ему, что она – никакая не Кулёмина! Значит, он не обязан ничего ей говорить. А понаблюдать за тем, как она будет обхаживать любимого «учителя», было бы очень забавно.
Выходя из комнаты в коридор, Абдулов только присел, чтобы надеть кроссовки, как услышал звук открывающейся двери и взглядом исподлобья заметил, как в паре метров от него, опираясь на стену пятой точкой и сложив по-третьяковски руки на груди, стоит белокурая девушка, явно чем-то озадаченная.
Задав один вопрос, она явно не собиралась останавливаться на достигнутом. Абдулов как-то скомканно отвечал, стараясь не смотреть ей в глаза. В конце концов, завтра новый день, который поможет разобраться во всем происходящем. На свежую голову будет гораздо легче принимать решения и разговаривать с Третьяковой. А сейчас уставший от стрессового дня мозг уже упорно отказывался воспринимать действительность более или менее трезво.
- Да. Вы ничего не хотите мне сказать? – этот вопрос заставил его взглянуть ей в лицо. Эта фраза была произнесена таким тоном, будто она готова была его прямо сейчас расстрелять на месте. Пробежавший по телу холодок от мысли, что его могут рассекретить, напомнил Абдулову, что надо быть осторожнее. Поэтому, вспомнив своё небольшое «рукоприкладство» на кухне, он поспешил извиниться, как это непременно сделал бы супермен Степнов.
Усмешка Третьяковой и насмешливое «Извиняю» подействовали на него ещё более напрягающе. А её следующий вопрос:
- Больше ничего? – добил его окончательно. Поведение Третьяковой начало его настораживать.
- Вроде бы нет, - поспешил ответить он и вышел из квартиры, направляясь на место своего ночлега.

Сладко потянушись, Лена открыла глаза и уставилась в практически родной потолок. Сегодня новый день. Сегодня последняя перед соревнованиями тренировка. Чёрт, не опозориться бы! Кулёмина-то вон как в баскетбол играет, а Третьякова им всего год занималась, и то, когда это было! Почему-то Абдулов бесил её ещё со вчерашнего вечера. Хотя, он бесил её всегда. Но теперь бесил по-особенному – он ведь как будто пытается её одурачить. Не задумываясь над тем, что она, в общем-то, тоже хороша, Лена присела на кровати, взглянув на часы – пора вставать.
Встав с кровати и по быстрому одевшись, она вышла из комнаты. Умывшись, она направилась на кухню, где заботливый дед намазывал масло на уже третий кусок хлеба.
- О, Леночка, доброе утро! – улыбнувшись, посмотрел на ещё не до конца проснувшуюся внучку Кулёмин. – Садись завтракать.
- Привет, дедуль, - поздоровалась Третьякова, садясь на диванчик и с удовольствием начиная поглощать аппетитный бутерброд с колбасой и сыром.
- Что-то вчера Степнов какой-то странный был, тебе не показалось? – искоса взглянув на внучку из-за чашки, спросил пожилой фантаст.
- Да, есть что-то такое, - задумчиво проговорила Лена, сосредоточенно рассматривая свой бутерброд. – Не выспался, наверное. Он же учитель, встаёт рано, ложится поздно. – Попыталась «отмазать» Абдулова перед дедом она.
- Может быть, может быть… - пробормотал дед, продолжая попивать чаёк из своей чашки.
Доев свой завтрак, Кулёмина, взглянув на часы и понимая, что опаздывает, направилась в школу, предупредив деда, что сегодня задержится – ведь сегодня ей предстояла тренировка.

Абдулов поднял тяжелую голову со стола – всё, как и в прошлое утро – уснул за письменным столом. Надо было лечь на маты, но, блин, не дошёл. Как только он присел вчера за стол Степнова, его разум практически сразу отключился, не выдержав нервного напряжения, которое не покидало его весь этот сумасшедший день. Как же ему осточертело это безумие! Ну, когда же это закончится? Когда всё будет по-старому? Съёмки, крики Арланова, постоянные «собаченья» с Третьяковой?! Абдулов сейчас многое бы отдал за то, чтобы проснуться в своём мире, в котором всё просто и легко – Абдулов есть Абдулов, Третьякова есть Третьякова, где сценарий и жизнь – абсолютно разные и непересекающиеся вещи. А тут и не поймёшь – кто перед тобой на самом деле – Кулёмина с повадками Третьяковой или Третьякова с замашками Кулёминой?! И ещё он не мог понять, почему оттого, что он узнал, что его Кулёмина на самом деле никакая не Кулёмина, она не стала нравиться ему меньше. Это его настораживало и заводило одновременно – это ведь так интересно – охмурять ничего не подозревающую Третьякову.… Жаль, что у него сегодня нет урока с одиннадцатыми классами. Ну, ничего, зато у него есть тренировка с Кулёминой и Гуцуловым. Вот тут-то он и повеселится.
Вспомнив, что у Степнова помимо одиннадцатых классов есть уроки у седьмых, восьмых и девятых сегодня, Абдулов встал из-за стола, и, расправив плечи, направился за журналом седьмого «Б» в учительскую.

Спешно идя по шумному школьному коридору, Степнов несколько раз поздоровался с различными представителями школьной фауны – сначала с тетёй Лидой, потом со Светочкой, потом с Еленой Петровной… но больше никого стОящего он не видел, и, сам не понимая почему, как-то расстроился.
Впрочем, грустить ему оставалось недолго – выворачивая из-за угла, в пяти-шести метрах от него ему навстречу неслась опаздывающая на урок Кулёмина, по привычке смотрящая под ноги, а не туда, куда надо.
Абдулов ухмыльнулся и застыл на месте грозным айсбергом посреди школьного коридора, на пути у танкера под названием «Лена Третьякова». Та, так и не подняв головы, она на скорости врезалась в стоящего, как скала, «физрука».
Третьякова испуганно подняла голову, и отшатнувшись, почувствовала крепкие мужские ладони на своих плечах, удерживающих её от падения. Она нервно сглотнула, взглянув на Степнова, с ухмылкой наблюдающего за тем, как она взволнованно поправляет волосы на лбу и отходит от него на шаг.
- Доброе утро, Кулёмина, - с усмешкой в глазах поздоровался Абдулов, но, встретившись с затравленным взглядом Третьяковой, поумерил свой пыл. Внутри почему-то всё сжалось – неприятно было видеть такое презрение к себе в её глазах. Хотя раньше его это не смущало.
- Кому как, - буркнула она, сжав плечи, Абдулов почувствовал это и моментально убрал ладони.
- Так, Кулёмина, оставить хандру! Завтра у нас игра! – возмутился по-учительски Абдулов, хотя сейчас эта игра волновала его меньше всего. Сейчас его интересовала только одна игра – та, которую они с Третьяковой затеяли ещё вчера.
- Ви…ктор Михалыч, - чуть не ляпнув «Виталик», язвительно начала Третьякова, - Вас вообще кроме вашего баскетбола что-нибудь волнует? – неприязненно осведомилась она, складывая в характерной манере руки на груди и отводя взгляд куда-то в сторону.
- Волнует, - с досадой отозвался Абдулов, тут же взяв себя в руки, понимая, что сболтнул лишнего.
Кулёмина подняла на него удивлённый взгляд, и спросила:
- Что же? Прыжки через козла? – и снова презрительная усмешка на её лице.
Абдулов, совсем опешив от наездов Третьяковой, возмущённо заявил:
- А вот это уже, Кулёмина, не твоего ума дело, - и, скрипя зубами от досады, бросил напоследок: - Тренировка в два. Без опозданий. – И направился в учительскую, оставив недовольную Лену стоять посреди коридора.
Однако долго стоять она не собиралась и тут же продолжила свой путь к кабинету биологии.
Сейчас у Третьяковой в голове блуждали противоречивые мысли – с одной стороны, Абдулов так реалистично исполняет свою роль, что если бы она не знала, кто на самом деле перед ней находится, обязательно повелась бы. А с другой – он ведь явно наплевал на сценарий – значит, тоже решил отправиться в «свободное плавание»? И почему это он так завёлся оттого, что она была с ним холодна? Ах, ну да, конечно. Как же она могла забыть – он ведь втрескался в Кулёмину, которая, по идее, должна быть влюблена в него, а тут вдруг такой облом! Усмехнувшись своим мыслям, Третьякова зашла в кабинет биологии и села на своё место.

- Здрасьте, Виктор Михалыч, - бодреньким голосом поздоровался Гуцул, войдя в спортзал, таща за собой за руку Кулёмину.
- О, ну здравствуй, орёл. – С усмешкой ответил на приветствие «Степнов», крутя в руках баскетбольный мяч. Но, завидев за спиной Гуцула Кулёмину, которая демонстративно от него отворачивалась, тут же потерял былое присутствие духа. Вот умеет же она одним только выражением лица настроение испортить!
- Ну что, тренироваться будем, или как? – потер руки парень, перехватывая мяч из рук преподавателя.
- Будем, куда же деться, - хмуро бросил Абдулов, отдавая мяч и отходя к стене, попутно наблюдая за тем, как Кулёмина скидывает свой рюкзак на скамейку и сама направляется к кольцу.
Тренировка длилась уже пятнадцать минут, а он так ни разу и не заставил себя оторвать взгляд от немного нескладной и резковатой в движениях девушки. Каждый взмах руки и покачивание головы, чтобы откинуть спадающие на лицо волосы, приводили его в ступор. Абдулов не мог разобраться, за кем сейчас наблюдает – за Кулёминой или за искусно изображающей её Третьяковой. Наваждение завладело им так быстро и неожиданно, что он стал уже себя побаиваться. Наверное, это на него так действует этот «сериальный» мирок. А ведь, правда, неплохо играют – с Гуцулом они сыгрались очень даже хорошо. «Лишь бы только не слишком хорошо», - пронеслось в голове у мужчины. Абдулов стоял, опираясь пятой точкой о стену и властно сложив руки на груди. Третьякова носилась по полю, как угорелая, и, надо отдать ей должное, играла превосходно. А ведь Абдулов слышал, что она всего год занималась баскетболом, да и то, уже очень давно. Хорошо же она помнит то, чему училась.
Перехват мяча, молниеносный рывок, два шага, бросок в кольцо – и одно очко заработано. Отлаженный механизм «Кулёминой» сработал на ура, и Гуцул не мог этого не отметить. Хлопнув в знак уважения в ладоши, он подошёл к девушке и, положив ей руку на плечо и увидев кокетливую улыбку на её лице, сказал:
- Ленок, ну ты просто профи, респект, - и чуть сжал её плечо, крепче прижимая к себе.
Свисток во рту Абдулова уже готов был отправиться в долгий и познавательный путь вдоль по пищеводу, но «физрук» вовремя спохватился и выплюнул его. По телу пробежала мощная волна раздражения и он, рывком отлепив задницу от стены, прогремел:
- Что вы мне тут устраиваете избу-обнимальню?! Вы тренироваться пришли или как? – на его лице тут же выступили чуть красноватые пятна. Видно было, что он возмущен не на шутку.
- Или как, - буркнул Гуцул, недовольно убирая руку с плеча Лены и отходя от неё за мячом.
Третьякова направила прожигающе-насмешливый взгляд в сторону Абдулова, который, с досадой на лице крутил на пальце шнурок от свистка и смотрел куда-то в сторону. Не выдержав от такой забавной картины обиженного Абдулова, Третьякова засмеялась. Прикрыв рот ладонью, она наклонилась и продолжала беззвучно трястись от хохота, не обращая внимания на недоумевающие взгляды Гуцула, державшего мяч в руках, и Абдулова, переставшего вертеть свисток.
Ну, надо же, он ревнует! – Лена была просто в шоке от такой реакции Абдулова на «обнимашки» с Гуцулом. А ведь это же всего лишь обнимашки! А что же будет завтра, когда он после игры поцелует её? Подумав об этом, Третьякова потихоньку умерила свой смех, так как стало не по себе – нельзя, чтобы Абдулова, то есть, Степнова, увольняли из школы. Иначе они совсем перестанут видеться – а без него её пребывание здесь попросту становилось бессмысленным. Степнова она так и не получила, так хотя бы с Абдуловым поиграться надо! Да и к тому же, когда наиграется, им придётся как-то вместе искать выход из этого выдуманного мира, чтобы вернуться к прежней, нормальной, жизни. И поэтому надолго терять контакт с Абдуловым было опасно. Или она попросту не хочет терять этот самый контакт?.. Прогнав прочь появившиеся так некстати глупые мысли, Третьякова поспешила продолжить тренировку.

Абдулов почувствовал, как внутри закипает негодование – вот почему этот молокосос её лапает?! «Остынь, - испуганно твердил обалдевающий разум, - он же её за плечи обнял, и всё!», отчего Абдулову стало ещё фиговей – это ведь только сегодня он её «всего лишь обнял», а уже такая реакция! А завтра Гуцул вообще должен по идее поцеловать Кулёмину и в своих обьятиях закружить посреди спортзала. В душу тут же закралось противное колющее и царапающее чувство. Да что с ним происходит? Откуда такие бурные эмоции по этому поводу? Ну и пусть целует, пусть хоть в постель её тащит! Ему-то какое дело до этого? Это же Третьякова. Вечная задира и острая на язык язва. Почему его должно волновать то, с кем она обнимается и целуется? Нервно покрутив шнурок от свистка на пальце, он вздохнул и бросил взгляд на трясущуюся от беззвучного смеха Третьякову. Внутри всё похолодело – Абдулов понял, что она смеётся над ним. Прокололся. Снова прокололся. Хотя, почему это прокололся? Степнов ведь влюблён в Кулёмину? Ревнует? Значит, его поведение вполне обоснованно. Успокоив себя тем, что не выдал себя, Абдулов уже почти пришёл в себя и продолжил тренировку.

- Ладно. Хватит на сегодня. Можете расходиться. – Великодушно разрешил «Степнов», дав финальный свисток.
Вымотанные Третьякова и Гуцул устало поплелись к скамейке и одновременно завалились на неё, прислоняясь спинами к вертикальной лестнице. Запрокинув голову, Третьякова прикрыла глаза, но только прикрыла, наблюдая из-под опущенных ресниц за Абдуловым, который, продолжая стоять возле стены, застегивал молнию на своей олимпийке и задумчивым взглядом изучал свою ученицу, ошибочно полагая, что она не видит его откровенного разглядывания.
«Чёрт, ну почему он так смотрит? Аж до костей пробирает, как будто насквозь проглядывает, как рентген, - думалось Третьяковой, - Неужели он так серьёзно втрескался в свою Кулёмину?». В Кулёмину. Конечно же, в Кулёмину. Не в неё же, вечно привносящую в его медовую жизнь неизменный половник дёгтя, Третьякову. От этой мысли ей стало как-то тоскливо. Не очень приятно было осознавать, что Кулёмина вызвала такую любовь со стороны этого мужчины, ведь всё-таки она – выдуманный персонаж, и, даже несмотря на это Абдулов предпочёл её вполне реальной Третьяковой.
Третьякова пыталась остановить бесконечный поток мыслей, льющийся в голове, но безуспешно. Неужели в неё нельзя влюбиться? По-настоящему, до потери сознания, до полного неадеквата? Почему каждый парень, мужчина, попадающийся ей на пути, неизменно играл в чувства, изображая из себя пылко влюблённого, а сам, в это же самое время постоянно норовил залезть под юбку очередной куклы, проходящей мимо? Именно это Третьякова больше всего ненавидела в мужчинах – их искусственность, показную галантность, стремление завоевать, а потом навечно занести её в список своих «трофеев». Именно поэтому она никогда не влюблялась ни в кого из своих парней по-настоящему, сворачивая отношения прежде, чем попытаться построить и них что-то стОящее. Ей казалось это бессмысленным. А вот Абдулов, похоже, влюбился в Кулёмину – и чем это она заслужила такую честь? Вон, как он смотрит, как нервно потирает руки, как ярко реагирует на её попытки вывести его из себя. С какой-то горечью усмехнувшись, Лена открыла глаза, поднялась со скамейки, и направилась к выходу из спортзала. Гуцул тут же подорвался с места и нагнал её уже через пару шагов:
- Лен, подожди!
Абдулов застыл на месте, прислушиваясь.
- Ленок, давай я тебя провожу, а то скучно одной идти, - ободряюще улыбнулся он ей, обнажая белоснежные зубы и сверкая темно-карими глазами, в которых плясали неугомонные чертята.
Третьякова бросила мимолётный взгляд в сторону стоящего неподалёку «Степнова», поймала его недовольный и напряженный взгляд, «Что, хреново, батенька? Ну, ничего, будешь знать, как в девочек малолетних влюбляться», и с заигрывающей улыбкой ответила Гуцулу:
- Конечно, с тобой точно скучно не будет, - и, снова метнув колкий взгляд на сжавшего зубы Абдулова, покинула спортивный зал.

- Лена, я зайду сегодня, - многозначительным тоном прочеканил Абдулов вслед выходящей из зала Лене, чем вызвал появление недоумения и неприязни на лице Гуцула.
Третьякова только обернулась, и, бросив небрежное «Валяйте», зашагала дальше.
Парень оценивающе взглянул на Степнова, который был явно доволен эффектом, который произвела на Гуцула эта фраза.
- А зачем вы к ней зайдёте? – спросил снедаемый любопытством парень, чуть склонив голову набок в ожидании ответа.
- Предложение делать. Руки и сердца, - хмыкнул Абдулов, посмеиваясь про себя над недоумевающим лицом Гуцулова.
Тот офигевшим взглядом посмотрел на преподавателя и спросил:
- Кому, Ленке?
- Нет, блин, деду её. – Закатил глаза «Степнов», засучивая по привычке рукава олимпийки. Но, увидев, что Гуцулов явно не в себе, добавил: - Слушай, Гуцулов, не твоего ума дело. Свободен.
Услышав это, парень смерил физрука оценивающим взглядом и вышел в коридор вслед за Третьяковой.

Лена не спеша шла рядом с Гуцулом и мило улыбалась ему в ответ, слушая из его уст забавные истории из цикла «байки из скейтпарка». Желания говорить что-либо в ответ не было, поэтому она предпочитала молчать и дарить влюблённому парню свою улыбку. Кажется, ему было этого достаточно.
А волновало её сейчас только одно – что будет завтра на игре? Как Абдулов поведёт себя? Если уж он так завёлся сегодня, то кто знает, что он сделает завтра. Третьяковой оставалось надеяться только на его здравый смысл.

Вечер настал слишком быстро. Лена даже не успела толком настроиться на приход Степнова. Точнее, Абдулова. Устав сидеть в четырёх стенах, она решила выйти прогуляться – впервые за долгое время. Просто прогуляться по улицам Москвы, не боясь, что её заметят, узнают, пристанут с вопросами, фотоаппаратами и автографами. И ещё купить сигарет. Почти сорок восемь часов без никотина угнетающе действовали на неё, и Третьякова, обувая черные с белыми полосками кроссовки, дала себе обещание в ближайшем ларьке купить пачку любимого «Парламента», и, наконец, хоть чуть-чуть окунуться в привычную жизнь. Крикнув деду из коридора: «Дедуль, я гулять», она буквально выбежала и квартиры и ритмично вприпрыжку преодолела несколько лестничных пролетов, отделяющих её от вечерней декабрьской прохлады. Выискав взглядом ларёк, стоящий в паре десятков метров от дома, Лена тут же направилась к нему.
Изучив взглядом витрину, она с радостью обнаружила, что легкий «Парламент» имеется в наличии, и чуть подрагивающими от предвкушения руками достала из кармана кошелёк.
- «Парламент» слимс, - нагнувшись к окошку продавщицы, хрипловатым от прохлады и нетерпения голосом попросила она и протянула уже ставшие привычными шестьдесят рублей.
Взяв с подставки заветную пачку, Третьякова с довольным лицом выпрямилась, и уже хотела было раздербанить плёнку, в которую был упакован сине-белый картон пачки, но услышала знакомый чуть насмешливый голос за своей спиной, отчего сердце Третьяковой моментально ушло в пятки:
- Проголодалась?
Третьякова мгновенно завела руку, сжимающую пачку, за спину и нервно бросила усмехающемуся «Степнову», стоящему, засунув руки в карманы и изучая придирчивым взглядом свою «ученицу»:
- Так точно. Булочку купить хотела. Ещё вопросы будут, товарищ начальник? – и нетерпеливо взглянула на него из-под светлой чёлки, чуть переминаясь с пятки на носок.
- Ммм, ну и? – снова выжидающий взгляд ей в лицо.
- Что «ну и»? – придирчиво осведомилась Третьякова. «Чёрт, ну как он некстати! Вот же она, в моих руках, а достать одну-единственную сигаретку и закурить – целая проблема!».
- Ну, где же твоя «булочка»? – провел взглядом сверху вниз и обратно Абдулов, по-прежнему стоя в паре шагов от Лены.
- Моя булочка при мне. Как одна, так и вторая. Ещё вопросы? – язвительно отозвалась Третьякова, у которой терпение готово было лопнуть в любую секунду.
- Кулёмина-Кулёмина.… И чего ты такая злая? – беспечно протянул Степнов, с удовольствием отмечая, что действует ей на нервы. Он прекрасно знал, что она купила и почему пытается поскорее отделаться от него. Но уж он-то этого так не оставит.
- Слушай…те, Виктор Михалыч! Идите, куда шли, а? – устало протянула Кулёмина, пытаясь отделаться от Абдулова как можно скорее и с наименьшими затратами нервов. – Вы ведь к деду собирались, работать? Вот и идите, а я погуляю. Воздухом свежим подышу. – Всё ещё держа руку за спиной, чуть наклонила голову вбок Лена, изображая дружелюбие.
- А кто говорил, что я к деду? А может быть, я к тебе шёл, - без тени усмешки отозвался Абдулов, испытующе глядя ей в лицо и чуть покачиваясь с пятки на носок.
Третьякова, выдохнув в чуть морозный вечерний воздух, ответила, попутно засовывая сигареты в задний карман брюк:
- Виктор Михалыч, мы ведь с вами это уже обсуждали. Вы – учитель, я – ученица, ну, и так далее, - напряженно отвела взгляд куда-то в сторону детской площадки она, тоже засовывая уже свободные руки в карманы штанов.
- А никто и не говорит, что что-то изменилось, - беспечно отозвался Абдулов, понимая, что ставит Третьякову в неловкое положение своим поведением. – Может быть, я просто поболтать с тобой хочу, ну, там, о том, о сём…
- Поболтали? Ну и хватит на сегодня, - ответила Лена, которую уже начинало напрягать откровенно провоцирующее поведение Абдулова, его взгляд, который значил гораздо больше, чем его слова. – Идите, вас, наверное, дед заждался. Если я не ошибаюсь, у вас там запарки со сценарием? Вот, идите, помогите пожилому человеку, - буркнула она, уже собираясь двинуться с места и направиться куда-нибудь подальше от этих требовательных голубых глаз. Но зазвонивший телефон нарушил её планы.
- Да, дед? Я во дворе. Вот, тут Виктора Михалыча встретила, он как раз к тебе собирается, через пару минут будет у тебя, - чуть насмешливо глянув на лицо Степнова, на котором отразилась досада, она ехидно улыбнулась и продолжила слушать, что ей говорит дед. И тут её победная ухмылка начала угасать, - Да. Хорошо. Сейчас приду, раз уж прямо так надо. – И с недовольным выражением лица нажала «отбой».
Наткнувшись на торжествующий взгляд Абдулова, Лена только недовольно бросила:
- Идёмте.

- Вот так. – Лена почувствовала, как сильные мужские руки настойчиво прижимают её к не менее сильному мужскому телу. Испугавшись не на шутку, она в панике посмотрела в глаза Абдулова, всё ещё надеясь, что он шутит. Слегка дернувшись, она поняла, что он не собирается её отпускать. И это вогнало её в ступор. – И вот так. – Прикосновение губ и легкое покусывание мигом вывели её из ступора, и она дернулась ещё сильнее. Что он делает, чёрт возьми?! Чёрт возьми, КАК он это делает… Закружившаяся голова отказалась принимать какие-то решения, и Третьякова обмякла в объятиях своего липового «физрука», чуть вздрагивая в ответ на его прикосновения и нежные движения губ, заставляющие забыть даже о том, как её зовут.
Когда поцелуй стал глубже и настойчивее, и остатки самообладания летели ко всем чертям, Лена почувствовала, как внутри нарастает паника – что она делает?! Но оторваться не было ни сил, ни желания. И только настойчивый голос разума твердил ей о том, что всё это абсолютно противоестественно и ненормально. Чёрт побери, это же Абдулов! Опомнившись, она больно укусила его нижнюю губу, и Абдулов мигом отпустил её, перепуганным взглядом уставившись на разгоряченную и раскрасневшуюся Кулёмину-Третьякову.
- Виктор Михалыч, вы – идиот!!! – бросила она ненавидящий взгляд потемневшими от пережитых эмоций глазами, и рванула вверх по лестнице.
Абдулов, постепенно пришедший в себя, обруганный, но почему-то безумно довольный, с глупой полуулыбкой на лице поплёлся следом.

Когда Абдулов вошел в квартиру Кулёминых, Лена была уже в своей комнате. Сказать, что она была шокирована – значит, ничего не сказать. Руки дрожали, а всё тело будто прошибли электрошоком. Перед глазами беспрерывно появлялись картинки пятиминутно давности – глаза Абдулова так близко, а руки, обхватывающие её в кольцо, прижимают её с такой силой, и осторожностью одновременно… А потом страстный и обжигающий нежностью поцелуй, от которого все чувства куда-то улетучились помимо чувства невероятного расслабления. Она чувствовала себя в его руках такой маленькой, беспомощной, и защищенной одновременно. Но было одно «но», и оно перевешивало все эти аргументы «за» поцелуй. И это «но» носило надоедливое и противное имя – Виталий Абдулов. Третьякова забралась на диван с ногами и обхватила колени руками. У неё в голове никак не хотело укладываться то, что всего несколько минут назад она целовала мужчину, который доселе вызывал у неё преимущественно негативные эмоции. Наглый, противный, самоуверенный! Да и вообще, он что, рехнулся?! Он же думает, что целовал Кулёмину! А Кулёмина – несовершеннолетняя школьница, у которой никогда не было парня, а он вот так вот на неё набрасывается! Он по ходу больной… С такими мыслями Третьякова встала с дивана и подошла к окну. Открыв форточку, она достала из кармана штанов только что купленную пачку сигарет и нервно сорвала с упаковки прозрачную плёнку. Нетерпеливо достав сигарету, Третьякова вспомнила, что поджечь-то ей её и нечем. Поджав губы от досады, она поняла, что для того, чтобы закурить, ей нужно как минимум выйти на кухню за спичками. Тихо, почти беззвучно подойдя к двери, она так же тихо приоткрыла её и высунула нос в коридор – вроде бы никого – дед со Степновым, видимо, заняты написанием сценария.
Она потихоньку вынырнула из комнаты и пробралась на кухню. Стараясь как можно тише открывать, а потом закрывать дверцу настенного шкафа, Третьякова достала спички и направилась обратно в свою комнату. Слава Богу, на её пути не возник ни дед, ни, ещё хуже, Абдулов, и Лена спокойно вернулась в кулёминскую спальню, однако здесь её, вопреки всем ожиданиям, ждал сюрприз. Стоящий возле приоткрытого окна Абдулов оторвал взгляд от созерцания вечернего пейзажа и негромко произнёс, обращаясь к застывшей на входе Третьяковой:
- Тебе не кажется, что немного не сезон окна открывать на ночь глядя?
- А вам не кажется, что заходить в чужую комнату без стука – немного невежливо? – неприязненно, но как-то сбивчиво ответила вопросом на вопрос Лена, пряча в карман спичечную коробку и зажатую между пальцев сигарету. Тут её взгляд упал на подоконник, возле которого стоял Абдулов – на подоконнике мирно лежала забытая Третьяковой открытая пачка «Парламента».
Резкий приступ паники завладел её телом, и она поймала промелькнувшую в голове одну-единственную мысль: «Только бы не заметил».
Невольно скользнув взглядом по его губам, которые целовали её совсем недавно, Третьякова нервно сглотнула. Оставшееся после поцелуя ощущение внутреннего раскола не давало ей покоя. И в глазах Абдулова она могла сейчас прочесть похожее выражение – заметно было, что внутри него идет какая-то борьба. Он был как-то напряжен, но в то же время старался вести себя непринужденно. Странно. Он что, волнуется?

- А где тебя учили отвечать вопросом на вопрос? – немного несдержанно поинтересовался Абдулов, которому почему-то стало неприятно от презрительного выражения лица Третьяковой. Никакого смущения на её лице он не заметил, только бегающий взгляд и взволнованное потирание ладонями верхней части бедер, будто она пыталась разгладить какие-то невидимые складки на своих черных брюках.
- Там же, где и вас – приставать к несовершеннолетним, - огрызнулась Третьякова, раздраженная этим внезапным появлением мужчины в своей комнате, а главное – снова в самый неподходящий момент. Он вообще даст ей когда-нибудь покурить, или как?!
- Я не приставал, ты сама напросилась, - усмехнулся Абдулов, борясь с нарастающим напряжением, отвернувшись и глядя в окно.
- Что?.. – вытянула лицо Лена, не ожидая такой наглости. Она медленно подошла к стоящему у окна Абдулову и, приблизившись почти вплотную, почувствовала, как он весь как-то напрягся. А она всего-то лишь хотела незаметно от него взять с подоконника «палевную» пачку.
Абдулов ошалелыми глазами уставился на неё, не понимая, зачем она так близко подошла. Сжал пальцы в кулаки, чтобы суметь удержать эмоции в узде, но получалось плохо. Уже чувствуя её близкое дыхание, Абдулов чуть наклонился, продолжая всматриваться в её ничего не выражающее лицо, она чуть подалась навстречу…
Одна ладонь на её талии – и горячая волна по венам, как электрический ток по проводам.
Третьякова судорожно вздохнула, чуть наклонилась, заскользила рукой вниз, хватая пачку сигарет с подоконника и незаметно засовывая её в карман, и тут же выпрямилась.
Абдулов, почувствовав, как она заскользила рукой куда-то вниз, подошёл ещё ближе, притягивая её за талию к себе, замечая, что Третьякова вздрогнула, но спустя секунду она снова выпрямилась и, насмешливо взглянув в его непонимающее лицо, своей рукой сбросила его ладонь со своей талии и полушепотом произнесла:
- Статья сто тридцать пятая УК РФ, до трёх лет лишения свободы, - и, преодолевая внутреннее волнение, бросила ещё один надменный взгляд, и вышла из комнаты, направляясь в подъезд, чтобы хотя бы там спокойно покурить и привести в порядок расшатанные нервы.

Несколько нервных затяжек – и мысли немного упорядочились и встали на свои места. Третьякова выкурила уже третью за полчаса сигарету, и почувствовала, как в груди началось не очень приятное покалывание – видимо, после долгого отсутствия никотина организм немного отвык и слишком резко отреагировал на такой «рывок». Лена приоткрыла оконную раму, и, посмотрев вниз и не увидев там прохожих, выбросила крохотный окурок на асфальт. Сидя на подоконнике на один лестничный пролёт выше, чем находилась Кулёминская квартира, Третьякова болтала ногой и отрешенно смотрела в вечернее небо – подумать только, как много изменилось за эти пару дней, кажется, будто этот злополучный Мохито в баре был выпит сто лет назад, а не позавчера. А в том, что именно этот чёртов коктейль виноват в том, что она и Абдулов оказались здесь, Третьякова нисколько не сомневалась. Интересно, что такого подсыпал туда бармен, что и она, Лена, и Абдулов попали в этот сумасшедший мир, да еще и втайне друг от друга? Да и зачем, собственно, они здесь оказались? Третьякова уже устала ломать голову над этой несуразицей и, просто стараясь отключить разум, терпеливо ждала, пока Степнов, то бишь, Абдулов, покинет квартиру Кулёминых.
Ох, уж этот Абдулов! Что он себе позволяет, в самом-то деле?! Неужели он не понимает, что Кулёминой всего 17, а ему, старому кабану, 39! Педофилия какая-то! Хотя, Кулёмину ребенком-то и назвать трудно. Да и Абдулов, в принципе, не такой уж и старый… «Тьфу ты, чёрт, что за идиотские мысли! Конечно же, он старый!» - внутренне подорвалась Третьякова, протестуя настойчивому и глупому внутреннему голосу. Но, с другой стороны, какие у него руки.… Ведь глупо было бы отрицать, что от прикосновений его рук к своему телу она не получала удовольствия. Насколько противоестественно это бы ни звучало, но Лена не могла не признаться самой себе, что прикосновения Абдулова пробуждают в ней какую-то не совсем адекватную реакцию. «Интересно, а вот если бы он знал, что я – не Кулёмина, как бы он себя вёл?», - невольно задумалась она, сложив руки на груди и продолжая болтать свисающей с подоконника ногой. Но тут её мысли были прерваны звуком открывающейся и закрывающейся двери. Кажется, Абдулов, наконец, свалил. Но точной уверенности в том, что открылась и закрылась дверь именно Кулёминской квартиры, у Лены не было. Поэтому она решила подождать возле окна, чтобы увидеть, кто выйдет из подъезда. Нет, она не ошиблась. Это действительно Абдулов собственной персоной. Вздохнув с облегчением, она уже была готова встать с подоконника, как столкнулась взглядом с поднявшим голову Абдуловым, всматривающимся в оконный проём третьего этажа. Он будто знал, что она здесь. Внутри всё как-то передёрнулось от того, как этот мужчина внимательно вглядывался в её лицо, его же лицо было ей прекрасно видно из-за яркого света уличного фонаря, стоящего прямо рядом с домом. И самым ужасным было то, что она не могла заставить себя отвести взгляд, даже несмотря на то, что разум велел ей это сделать, а тело не слушалось. Абдулов чуть усмехнувшись, подмигнул, и только тогда Третьякова, как ошпаренная, отскочила от окна, как будто в неё целились из снайперской винтовки с какой-нибудь соседней крыши. Сердце почему-то застучало, как сумасшедшее, и Лена, не медля не секунды, быстро сбежала по ступенькам обратно на второй этаж и вернулась в квартиру.

Виталий не мог уснуть всю ночь, даже несмотря на то, что завтра его ждал нелёгкий день.
Проворочавшись на матах два с половиной часа, он решил больше не мучить себя и, встав со своей импровизированной «кровати», вышел из инвентарной в спортзал. Подойдя к окну, сквозь которое пробивался тусклый свет уличного фонаря, он оперся спиной об угол оконного проёма и, посмотрел на улицу – за окном было тихо, ну, ещё бы, в три часа ночи не каждый прохожий позволит себе разгуливать во дворе средней школы. Вздохнув от противного скрежета в груди, от убийственного чувства неопределённости в голове, от насмешливых подколов внутреннего голоса по поводу его слабости к Лене (Кулёминой, Третьяковой – какая разница?!), он засунул руки в карманы спортивных штанов и неожиданно почувствовал там какую-то картонную коробку. Удивившись находке, он достал её из кармана и в тусклом свете оконного проёма догадался – это же пачка «Vogue» с ментолом, которую он благополучно конфисковал у Третьяковой вчера вечером. Такая же неожиданная идея найти спички в подсобке поразила Абдулова, но он всё-таки нашёл их в столе у предприимчивого физрука и, вернувшись к окну, поджёг тонкую сигарету. Сделав первую за последние пять, если не больше, лет, затяжку, он, однако, не закашлялся. По телу пробежала едва уловимая теплая волна, чуть горьковатая от никотина, и чуть обжигающе-ледяная от ментолового ароматизатора. Интересно, а вот почему Третьякова больше любит «Парламент»? «Вог» ведь, тоже ничего. Но она, видимо, придерживается более классического вкуса. Странная она. То какая-то колючая, то вдруг покладистая, то безбашенная и готовая на самый отчаянный и безумный поступок, то испуганно глядит ему в глаза и, как пятнадцатилетняя девочка на первом свидании, делает слабые попытки вырваться из его объятий. Но от этого его интерес к ней только разгорался с новой силой, тем сильнее росло в нем желание разгадать эту странную и запутанную, противоречивую натуру Третьяковой. И ни в коем случае нельзя дать ей уйти. И самому себе уйти он позволить не мог. Надо сдержаться на завтрашней игре, чего бы ему это ни стоило. Но, вспомнив собственную реакцию на сегодняшней тренировке, направленную на поведение Гуцула, Абдулов резко засомневался в том, что сможет заставить себя проявить равнодушие завтра.
Абдулов и сам не заметил, как дотлела сигарета в опущенной руке, после единственной затяжки. Беспечно затушив её о подоконник, Виталий выбросил окурок в мусорное ведро, стоящее в подсобке, и направился обратно на маты, что-то ему подсказывало, что теперь он сможет нормально заснуть. И он не ошибся.