Вот и окончание этой небольшой истории. Спасибо всем, кто читал или комментировал. Отдельное спасибо Алле за помощь.
Хочу еще раз заметить: важно не то, что произошло вечером, а то, что происходит утром 3 Поиск кухни быстро увенчался успехом – я даже не успела ни одного вопроса сформулировать. А ты сидишь за столом и опять буравишь меня взглядом, как будто внутри меня засела мерзость какая-то и ты ее сглазить хочешь. И как мне себя вести? Привычная схема «улыбаемся и машем», которую я до вчерашнего дня практиковала при встрече с тобой, уже не актуальна. А мое поведение сейчас можно назвать «молчим и бычимся». Так, ладно, к делу! Про деда:
- Виктор Михалыч, а дедушка знает, что я у вас? – И почему ты так разочарованно смотришь на меня?
- Ты ему сама вчера позвонила и сказала, что остаешься ночевать у Наташи. - Ой, правда, что ль? – Неужели не помнишь? – добавил на выдохе шепотом.
- Не совсем, - тоже шепотом, и это было почти честно. Начала вспоминать: кажется, я с мобильного деду еще из кафе звонила. Да уж, не айс.
- Ясно… - негромко, с глубоким вздохом. Как бы медленно ни работал сейчас мой мозг, но, по-моему, ты какие-то еще выводы сделал. Расстроился? – Садись чай пить, тебе полегче станет.
Вот после этих слов я хотела уже было возмутиться и оскорбиться этой жалкой заботой, но внезапно меня насторожило кое-что. А именно отсутствие лекции о моей безответственности. Неужели тебе настолько все равно? На автопилоте повиновалась твоей команде и приземлилась пятой точкой на жесткую табуретку. Черт, кажется, вчера я все-таки стала ближе к земле: попа явно напоминала мне об этом тупой болью, предположительно от синяка с правой стороны. Чтобы ничего не говорить, решила попить чаю. Брр, гадость какая. Или с похмелья все гадость?
Молчишь. И я молчу, хлебаю через силу эту жижу цвета вчерашнего виновника моей сегодняшней амнезии. Опять смотришь на меня. Не надо, я и так не знаю, как свалить по-тихому домой. А что же Светочка твоя скажет, когда узнает, что я в твоей кровати спала? Спросить, что ли? Не могу не спросить: это все же «забота», ёлки-палки.
- А что ваша невеста, – спокойно, эти слова не ядовитые, - скажет, когда узнает, что я у вас ночевала? – сказала вроде бы безразлично … Ни фига не безразлично: было бы все равно – смолчала. Дура! «Хорошая мысля приходит опосля» - это про меня сейчас.
- Тебя это не должно волновать. - Обидно… Однако, твой спокойный голос застал меня врасплох. Не поняла… Почему это ты так спокоен? А где крики, где ругань? Ты почему не вспылил, не разозлился на мои слова? Хотя бы как всегда в лоб пообещал залепить, но нет, ты даже мягок со мной сейчас. Наверное, я чего-то не понимаю… или не помню, но это сто пудов не твоя нормальная реакция. Может, инопланетяне Степнова подменили, пока я вчера мозг коньяком заливала? Кстати, больше не буду никогда пить.
- Лен, ну так что это вчера было? Зачем ты напилась? – Наклонил голову набок, и взгляд сочувствующий. Аллилуйя! А то я уж испугалась было за твой рассудок, да и за свой тоже. Нормальный Степнов вернулся на землю, сейчас учить меня жизни начнет.
Обломитесь, Виктор Михалыч, уже не имеете права!
Плевать, что голова все еще пудовая, что голос ужасно хриплый, а смотреть тебе в глаза невозможно. Поднимаю взгляд, устанавливая зрительный контакт, и стараюсь говорить спокойно:
- Вы мне сами вчера сказали, Виктор Михалыч, что я могу делать что хочу и с кем хочу. Вот вчера я пила с кем хотела. Сегодня у меня по плану спать с кем мне захоче… - не закончила фразу, вздрогнув от неожиданности, когда ты вдруг со всей силы (или дури) по столу кулаком шандарахнул:
- Замолчи!
Вскочил с табуретки, которая от резкого действия опрокинулась и отлетела аж на полметра к стене. Глаза потемнели, руки до сих пор сжаты в кулаки, а воздух из легких стремительно и шумно вырывается с каждым новым выдохом. Почему-то мгновенно в голове всплыла песенка «Я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь». Вот и я сейчас хотела быть кем угодно, но не Леной Кулеминой, сидящей на кухне своего любимого физрука и наблюдающей, как тот пытается испепелить меня взглядом за мои слова. Где-то в глубине души я осознавала, что перестаралась, хватила через край, однако страшно не было. Я, конечно, жуткий тормоз, но все же иногда снимаюсь с ручника: уже давно поняла, что ты мне плохого никогда в жизни не сделаешь. Только и будешь, что разглагольствовать о «правильно-неправильно», и, даже если позволишь себе поступить так, как хочется, потом все равно заберешь свои слова обратно…
А жаль, я бы так не стала делать.
Какого хрена я тогда вообще тут сижу? Чего добиваюсь? В пятитысячный раз на одни и те же грабли? Хватит уже, и так шишек предостаточно набила, пора отпуск взять.
- Спасибо вам, Виктор Михалыч, что деду не сдали. Я домой, - поднимаюсь с табуретки как ни в чем не бывало, словно ты не стоишь в позе разгневанного гиппопотама посреди кухни.
- Ну-ка, стоять! Никуда ты не пойдешь!
Не успела опомниться, как ты за каких-то два шага преодолел расстояние, нас разделяющее, и перекрыл мне разом все пути к отступлению, уперев руки в стену по обе стороны от меня. Не вывернуться, не сбежать. Если честно, то мне совсем и не хочется…
- Тебе нравится издеваться надо мной, что ли? – Забыла, как дышать: твое лицо так близко находится, что я могу рассмотреть даже мельчайшую сеточку морщинок вокруг голубых глаз. - Когда тебе надо, зовешь. Когда я сам прихожу, прогоняешь. – Твой запах сводит с ума, полностью блокирует какие-либо мысли, всплывающие в моей, еще больше помутившейся голове. - То сначала целуешь меня, а потом тут же с Гуцулом спишь… - Из всей фразы воспринимаю только слово «целуешь», потому что твои губы находятся на уровне моих глаз, и я не могу думать ни о чем другом.
Шрам после проведенного за меня боя на ринге еще виден на твоей щеке. Как же хочется прикоснуться к нему. Не слушаю твои слова, наверняка опять обидные, а просто дотрагиваюсь кончиками пальцев до этой, едва заметной полоски на твоем лице. Дежа вю, когда-то такое уже было…
И тут вдруг кто-то, наконец, включил рубильник, отвечающий за мою память: обрывки разговора в подсобке кафе, звонок деду с практически провалившейся попыткой сказать трезвым голосом, что остаюсь у Наташки, мой пьяный дебош на заднем сидении такси, когда ты пытался меня утихомирить, а я сопротивлялась, отказываясь с тобой ехать и, кажется, еще и матерясь со всей непосредственностью пьяного вдрабадан человека. Ё-мое, вот стыдно-то… А еще я вспомнила, как «стояла» у тебя в коридоре, на деле практически повиснув на открытой дверце шкафа, чтобы не упасть, и то, как ты бережно разувал меня и снимал куртку, причиняя еще большую боль этой искренней в своем порыве нежностью. И я не выдержала, сказала еле слышно, для себя:
- Зачем вы так со мной? Я не хочу… - попыталась отстраниться, но не удержала равновесие и чуть было не растянулась на полу. Ты как всегда меня выручил: не дал чебурахнуться попой об пол. Помню, как было приятно от твоих рук, обнимающих меня за талию: ощущение, резко контрастирующее с чувством вины, из-за досады, которую было видно в глазах. И вдруг стало на все наплевать: на страхи, сплетни, разницу в возрасте, чужое мнение, твое мнение, мою гордость, твою женитьбу… Да пропади оно все пропадом!
Покраснела, вспомнив, как там, стоя между стеной и тобой, выдала фразу, которой можно полностью описать мое состояние на тот момент:
- Я же не смогу… не смогу без вас. Да я сдохну без тебя.
А потом был поцелуй. Совсем короткий пьяный поцелуй. И не важно, что концентрация алкоголя в моем дыхании, наверняка, зашкаливала, а ты еще просто не успел среагировать и остановить меня. Пережила последующие мучительно долгие пять секунд молчания, которые были прерваны твоим сбивчиво-небрежным «Пойдем, я тебе в спальне постелю».
Как пловец из воды, выныриваю из воспоминаний о вчерашнем вечере - прошла от силы пара секунд, но уже что-то поменялось. Твоя ладонь накрыла мою руку и прижала к лицу. Мне хорошо, спокойно, уютно - век бы так стояла, подпирая стену пятой точкой и чувствуя тепло от этого простого прикосновения…
Внезапно убираешь руку, и моя безвольно падает следом, совсем легонько задевая колючий подбородок.
- Всю душу ты мне вымотала, Кулемина. Причем вдобавок пинками пару раз дала и хуком справа еще, чтобы наверняка добить. А я мазохист, наверное, мне все мало было. Пока однажды не решил, что все, хватит: попрыгал, пора и честь знать, - ты замолчал, а я, кажется, начала понимать, что чувствует рыба, которую вытащили из воды: воздух вдруг стал для меня чужеродной субстанцией, несовместимой с жизнедеятельностью. А ведь я, правда, дура. А ты дурак, раз не понимаешь этого. Ну просто идеальная пара!
Попыталась отстраниться от тебя, вжаться в стену, желательно вообще сквозь нее пройти, чтобы только сбежать, раз по-другому не получается. Или подождать? Тихий-тихий голос, совсем не похожий на фирменный степновский крик:
- А вчера вдруг понял, что я еще какой мазохист. Я ведь тоже сдохну без тебя, Ленка…
В такие моменты жалеешь, что в жизни нет кнопки «repeat», чтобы прокручивать эти слова снова и снова.
Почувствовала, как ты осторожно взял меня за руки, поднял их, словно давая мне возможность собственными глазами убедиться, что это не сон, не глюки и не «белочка». Будто в замедленной съемке, наверняка с наиглупейшим выражением лица, я наблюдала, как твои твердые, немного шершавые пальцы переплетались с моими, сцепляясь в «замок». Не размыкая рук, ты прислонил их к стене, по обе стороны от моей головы. Боже мой, наклонился близко-близко, в глаза смотришь, а я…
Калейдоскоп разных мыслей закружился в голове, все понять не успеваю, только отрывки: «не отпускай», «хочу поцеловать», «главное не упасть», «шестью шесть – тридцать шесть», «какого иксА я зубы не почистила хотя бы пастой?».
Кончиком своего носа легонько коснулся моего и так и замер, ожидая каких-либо действий от меня. Моей крыши нет: она временно недоступна. Да и не нужна она, без нее вообще зашибись – летать можно!
Смотрю в глаза, а по телу до самых кончиков пальцев откуда-то из груди разливается приятное тепло. Только бы ты все правильно понял.
- Я правду вчера сказала, я не могу без вас…
- Я знаю. - Теплые сильные руки обхватывают меня за талию, отлепляя от стены, и крепко прижимают к самому важному на свете мужчине. Не знаю, что сказать, да и вообще, не понимаю, нужно ли?
- Ты домой сейчас? Хочешь, я тебя провожу? – Первой мыслью было спросить: «Ты что, сдурел? Хрен тебе, я теперь не уйду». Сдержалась, всего лишь улыбнулась в ответ. Мои губы теперь от этой глупейшей улыбки только через пару дней избавятся.
- Не хочу домой…
- А что хочешь? – шепотом, прижимаясь губами к моим волосам. М-м-м-м, почаще бы так.
- Я пить хочу, - озвучиваю свое самое незначительное на данный момент желание.
- Алкашка ты моя… - Чувствую, теперь это прозвище ко мне надолго приклеится. – Учти, еще раз увижу, что ты пьешь что-нибудь крепче кофе, тебе мало не покажется.
А мне уже все равно. Кажется, я счастлива…
***КОНЕЦ***
Комментарии
Мне безумно хочется узнать, что вы обо всем этом думаете