Глава 19. За все годы, что я провел с Савченко, это был единственный раз, когда он остался наедине с женщиной в спальне. Спальня находилась на четвертом этаже, здесь он спал, а женщиной была Энн Тензер. Я просто констатирую, ни на что не намекая. Дверь в спальню была открыта, а неподалеку еще одна открытая дверь в комнату, где я наблюдал за Мануэлем Аптоном, чтобы он не шумел. Но он вел себя тихо, без помощи с моей стороны. После того, как он услышал, что Лена пригласила инспектора Крамера зайти к ней, он произнес не больше двадцати слов и половина из них была связана с отказом взять бутерброд с ветчиной и стакан молока, которые принес наверх Савченко.
Сол Пензер помогал Лене принимать и рассаживать гостей внизу, следуя инструкции шефа, как именно их усадить. Позднее он рассказал мне, что всех задерживал Лео Бингхэм, пришедший последним. Было тридцать пять минут второго, когда я услыхал шаги, выглянул и увидел Сола.
— Все готовы, — сказал он и стал спускаться вниз по лестнице.
Я вывел Аптона, мы вошли в лифт, и через минуту к нам присоединились Савченко и Энн Тензер. Шеф сам нажал на кнопку и вскинул голову, в то время как я наклонился, пытаясь услышать шум или хотя бы скрип, но ничего не услыхал. Я подумал, что вскоре мне будет приказано выяснить, сколько стоит такой бесшумный лифт.
Я никогда не думал, что инспектор Крамер глуп и до сих пор так не считаю. Посмотреть хотя бы на его реакцию, когда ми вошли в комнату. Он поспешно встал, хотел заговорить, тут же передумал. Он сразу понял, что Савченко не стал бы разыгрывать шараду, если бы не имел твердой позиции.
Сол усадил всех, как было ведено. Виллис Краг и Хафт сидели на диване. Лео Бингхэм справа от них на стуле. Стул Крамера стоял напротив дивана, а рядом слева — стул Сола. Лена и Энн Тензер сели рядом. Нам с Аптоном полагался диван, где было оставлено место. Рядом — большое кресло для Савченко.
Но прежде чем сесть, Аитон обратился к Крамеру:
— Я требую вмешательства правосудия! — воскликнул он. — Вмешательства против Николая Савченко и Виктора Степнова. Они держали меня здесь с помощью физической силы. Степнов напал на меня. Я — Мануэль Аптон. Я не знаю, как оформляется обвинение, но надеюсь на вас. Я требую, чтобы они были арестованы.
Фактов у Крамера было достаточно для нашего ареста. Он сказал:
— Им грозит более серьезное обвинение, — взглянул на Савченко. — Как вы считаете?
Шеф поморщился.
— Я полагаю, вы займетесь этим позднее, а может и передумаете. Перейдем к более серьезным делам.
— Когда вы сюда пришли?
— В субботу, позавчера. Может быть, вы сядете? Я не люблю вытягивать шею.
— Арестуйте их? — визжал Аптон. — Я официально требую!
— Не будьте упрямы, — сказал Савченко. — Я собираюсь назвать убийцу, и мистер Крамер это знает. Он мог бы арестовать меня сразу, как только увидел.
Аптон, продолжая возмущаться, сел на диван. Шеф взглянул на Крамера.
— Я не знаю, что известно вам, но пробелы могут быть заполнены позднее. Предполагаемый убийца — одна из тех несчастных натур, которые не созданы для той роли, которая им выпала…
— Отложите ваши сентенции на потом, — прорычал Крамер.
— Это необходимое введение. Вы узнали женщину, вошедшую вместе со мной сюда?
— Нет.
— Она племянница Эллен Тензер — Энн Тензер. В ходе расследования ее допрашивали, но, очевидно, не вы. Мисс Тензер, будьте любезны, расскажите мистеру Крамеру, в чем состоит ваша работа.
Энн откашлялась. Она все еще была блондинкой. Если бы вы спросили десять мужчин, кто привлекательнее, она или Лена, возможно, семь из них выбрали бы Энн Тензер. Ее холодный уверенный взгляд остановился на Крамере.
— Я — секретарь «Бюро временного найма». Мы замещаем вакансии, любые временные вакансии. У меня высшая категория.
— Следовательно, вы работали для многих фирм? — спросил Савченко.
— Да. За год я меняю около пятнадцати мест.
— Присутствует ли в этой комнате кто-то, у кого вы когда-нибудь работали?
— Да.
— Назовите.
— Это Юлиан Хафт, президент «Партенон пресс».
— Когда вы у него работали?
— Я не помню точного числа, но это было в начале прошлого лета. Может, это было в конце июня, начале июля.
— В ходе работы вам часто приходилось контактировать с мистером Хафтом?
— Да. Я замещала его личного секретаря. Она была в отпуске.
— Упоминали ли вы имя вашей тети Эллен Тензер в беседе с ним?
— Да. Он диктовал мне письмо о книге, о рукописи женщины, которая была няней, и я сказала ему, что у меня есть тетя, тоже няня, и мы немного поговорили о ней. Наверно, я упомянула о том, что тетя иногда нянчит детей у себя дома, потому что когда он позвонил мне…
— Пожалуйста, скажите, когда он позвонил?
— Несколькими месяцами позже, зимой, я думаю, где-то в январе. Он позвонил в «Бюро временного найма» и оставил свой телефон. Я ему позвонила. Он спросил, нянчит ли еще моя тетя детей. Я ответила, что да, а он попросил ее имя и адрес.
— И вы сообщили ему и имя и адрес?
— Да.
— Вы были…
— Минутку, — Крамер пристально посмотрел на нее. — Почему же вы не сказали об этом, когда вас расспрашивали о смерти тети?
— Я просто забыла. Или, скорее, я об этом не подумала. Отчего я должна была об этом вспомнить?
— А что вам напомнило сейчас?
— Меня подробно расспросили. — Она кивнула на Сола. — Этот человек. Он назвал четверых и спросил, встречала ли я кого-нибудь из них. Я сказала, что знакома с Юлианом Хафтом. Он спросил, не знал ли Хафт о моей тете? Тогда, конечно, я вспомнила. Он сказал, что поможет найти убийцу тети, и я ему обо всем рассказала.
— Он заплатал вам за информацию, которую вы ему дали?
— Нет. — Глаза Энн засверкали, кожа лица порозовела. — Я думаю, что вам должно быть стыдно. Тетя убита больше шести недель назад, а вы, инспектор по делам убийств, так и не нашли убийцу. А когда кто-то пытается что-то сделать, вы хотите обвинить его, что он подкупил меня. Постыдитесь, инспектор.
— Я никого не обвиняю, мисс Тензер. — Крамер выглядел смущенно. — Я задаю вопросы. Поклялись бы вы под присягой в том, что сообщили нам?
— Конечно.
— Вы когда-нибудь встречались с присутствующими здесь мужчинами?
— Нет.
— Нет? Но в заявлении, которое вы писали несколько недель назад, вы указали на разговор с одним из них. Она взглянула на сидящих мужчин.
— О, Виктор Степнов, конечно.
— Вы виделись с ним потом?
— Нет.
— А когда вот этот человек — Сол Пензер — задавал вам вопросы?
— Сегодня утром.
— Никто до сегодняшнего дня не задавал вам подобные вопросы?
— Нет. Кажется, никто.
— Сол Пензер, вы подтверждаете то, что сказала мисс Тензер?
Сол кивнул.
— Вы встретились с ней по указанию Савченко?
— Спросите его.
— Я спрашиваю вас.
Савченко не выдержал:
— Скажи ему, Сол.
— Я получил это указание в кухне этого дома, — ответил Сол. — Около половины десятого сегодня утром.
Крамер повернулся к Савченко.
— Как же вам вдруг пришла в голову идея относительно Энн Тензер?
— Не скажу, чтобы неожиданно. Я шел к этому постепенно. Собственно говоря, это была не идея, я просто ухватился за нить, — он взглянул на Юлиана Хафта. — Я полагаю, вы воскресили в памяти события, описанные мисс Тензер?
Очевидно Хафт еще не решил, как на все это реагировать. Видно, он обдумывал это с тех пор, как увидел Энн Тензер. Он несколько раз снимал очки и, если он не мог решить, что делать со своими руками, то наверняка он так и не решил, что же говорить. И выпалил:
— Нет, я не вспомнил.
— Вы не вспомнили эти события?
— Нет.
— Вы опровергаете ее показания? Утверждаете, что она лжет?
Хафт вытер губы.
— Я не говорю, что она лжет. Я говорю, что она ошибается. Она, очевидно, спутала меня с кем-нибудь другим.
— Это неблагоразумно, — сказал Савченко. — Вам следует или признать факты, или сказать, что она лжет. Вы недальновидны. Вы глупейшим образом привлекли к себе внимание, когда я рассказал об анонимных письмах. Вы сопротивлялись моей просьбе дать список и неохотно дали его. Вы попросили конверты. Но вы знали, что анонимных писем не было. Но после того, как вы сняли петлю, задушившую Эллен Тензер…
— Это ложь! Я объявляю вас лжецом.
— Вам нечего меня больше бояться, мистер Хафт. Сейчас, когда я разоблачил ваше бесстыдство и вашу виновность, я мог бы вам даже посоветовать: немедленно уходите отсюда. И готовьтесь к защите. Ваша обширная операция должна была оставить следы — письма или телеграммы, корешки чеков или аннулированные чеки, если вы платили Эллен Тензер, моток веревки, номер телефона, детский гектограф, на котором вы напечатали записку, волос с головы Кэрол Мардус в вашей машине или волос с вашей головы в машине Тензер — теперь, когда вы разоблачены, возможности неисчислимы. У вас впереди масса работы, не откладывайте, приступайте. Идете?
Лео Бингхэм пробормотал:
— Господи, как это жестоко.
— Вы чертовски уверены, что он не уйдет, — сказал Крамер. Он встал. — Никто не уйдет. Где телефон?
— У меня есть предложение, — сказал Савченко. — Два часа назад я задал мистеру Аптону вопрос, на который он отказался ответить. Я предлагаю вам спросить его: сказала ли Кэрол Мардус ему, кто помог ей избавиться от ребенка?
— Сообщила она вам это? — спросил Крамер у Антона.
— Да.
— Почему вы не дали показания об этом вчера?
— Меня не спрашивали. И я не знал, что мне известно теперь. И повторяю, мое официальное требование об аресте Николая Савченко и Виктора Степнова по моей жалобе. А на ваш вопрос я отвечу. Кэрол Мардус рассказала мне, что Юлиан Хафт встретил ее на аэродроме и взял ребенка. — Он повернулся к Хафту. — Юлиан, ты не можешь ожидать от…
Он не закончил. Хафт снова попытался снять очки, руки его дрожали и он не мог с ними справиться.
— Где телефон? — спросил Крамер. Миссис Кулемина показала, и он направился к телефону, но остановился и потребовал: — Оставайтесь на своих местах. Я вызову машину и увезу всех в окружную прокуратуру. — Он взглянул на Савченко. — Вы никогда не выходите из дома, а? Теперь, когда вы все-таки вышли, вернетесь, когда я разрешу.
Савченко обратился к Лене:
— Миссис Кулемина, вы были гостеприимны и я вам признателен. Советую вам уйти из этой комнаты. Поднимитесь наверх и запритесь. Инспектор Крамер будет настаивать, чтобы вы отправились с нами, но для этого нет никаких причин. Пожалуйста, идите.
Лена встала и вышла.
Глава 20.
Как-то на прошлой неделе утром, снежным ветреным январским утром, когда приятно быть дома и смотреть в окно, я сидел за столиком для завтрака и ел третий кусок свинины с приправой.
— Новая выдумка? — спросил я Фрица. Он посмотрел на меня с сияющей улыбкой.
— Вы начинаете понимать, что такое вкус, Витя. Еще лет десять, и вы станете гурманом. Вы можете сказать, что я предложил вам?
— Конечно, нет. Но ты сотворил нечто необыкновенное.
— Я вместо шалфея добавил несколько капель апельсинового сока.
— Я думаю, ты гений. Два гения в одном доме, и с одним из них легко говорить. Можешь сказать это первому гению. Ты читал утренние газеты?
— Да. Об убийце, Хафте. Его апелляция отклонена.
— Он попытается еще раз. Если платить адвокатам хорошие деньги, можно найти массу уловок. Беднякам этого не дано, и ты не рискуй кого-нибудь убивать.
Он стоял у плиты, переворачивая следующий кусок свинины.
— Простите, Витя, что я заставляю вас ждать, но сковородка была холодной, а я не ожидал, что вы спуститесь вниз так рано. Вы говорили, что собираетесь во «Фламинго».
— Ты опять не говоришь прямо, — сказал я. — Ты мог бы просто спросить, почему я не пошел во «Фламинго». А если бы я все-таки был там, ты мог бы спросить, почему я так рано вернулся?
— Я спрашиваю.
— Я отвечаю. Во-первых, я был во «Фламинго». Во-вторых, я вернулся рано, потому что пришлось уйти. В-третьих, почему мы ушли рано? У ребенка поднялась температура и моя спутница беспокоилась. Нервничающая женщина всегда плохо танцует. Я все тебе объяснил?
— Да, — он взял мою тарелку и вернул ее с горячим куском свинины. — Савченко тоже беспокоится, Витя. Он считает, есть опасность, что вы женитесь на этой женщине.
— Я знаю, что он волнуется. Меня это устраивает. Через месяц я намекну ему о повышении, — я взял кусок свинины, обжаренной в сухарях, с приправами и апельсиновым соком, - а еще через месяц сделаю предложение одной милой особе по имени Елена Кулемина.