Сериалы онлайн

*- Терпеть не могу несмешные шутки, - с вызовом в голосе отозвалась Лена, открывая мобильник и пытаясь найти в меню «секундомер».
- А по-моему, очень смешная, - хмыкнул Абдулов, всё ещё наслаждаясь картиной, как взволнованная Третьякова пытается что-то там наклацать в своём мобильнике.
- Значит у тебя проблемы с чувством юмора. Сам шучу – сам смеюсь. Как мило, - хмыкнула она, добив-таки телефон и вызвав в нём приложение секундомера. – Сверяемся.
Абдулов подошёл к Третьяковой, стал рядом, поднося свой телефон к её, и они одновременно нажали «Пуск». Отсчёт времени начался.
- А теперь по коням, юморист, - хмыкнула Третьякова, открывая дверь чёрного авто и усаживаясь на место водителя.
Абдулов, любуясь тем, как Лена старательно острит ему назло, последовал её примеру.
И, как только на дисплеях двух телефонов значение секундомера перевалило за 60 секунд, две машины резко сорвались с места.*

Лена посильнее надавила на педаль газа и одним простым движением правой руки нажала на кнопку, открывая окно. Поток холодного воздуха тут же проник в салон, и мысли как-то сами собой закружились в её мозгу, который уже постепенно затуманивался подступающей волной адреналина. Перед её глазами была только пустая трасса, а в ушах – только звук мотора, набирающего обороты. Стрелка на спидометре приближалась к ста тридцати километрам в час, и Лена расслабила руки. Теперь она – наконец-то, в своей стихии, и даже серебристая Митсубиши, маячившая справа, не могла испортить её боевой настрой.
Сто пятьдесят. Ночные огни Москвы сливались в размытые световые пятна, а рекламные щиты – и вовсе промелькивали незамеченными.
Быстрый взгляд в сторону – и сквозь чуть тонированное стекло «Тойоты» Третьякова смогла разглядеть сосредоточенно сжимающего руль Абдулова. Его машина едет слишком близко. Одно неверное движение руки – и она может неплохо примять серебристый бочок Митсубиши, а заодно и её водителя. От осознания этого у Лены мгновенно пересохло во рту. В этот момент она боковым зрением заметила, что Виталий повернул голову в её сторону. Чуть сильнее сжав руль, Третьякова надавила на газ.
Сто шестьдесят. На секундомере – две минуты двадцать три секунды – значит, ещё немного, и половина времени позади. Чёрт, как же хочется выиграть!

Виталий немного нервно жал на педаль газа, от заполнивших его эмоций почему-то захотелось погнать быстрее, но это – всего лишь начало гонки. И всего сто сорок на спидометре. И всего одна минута тридцать секунд на секундомере – значит, ещё две с половиной минуты впереди.
Две иномарки шли вровень, и Виталий понимал, что это – лишь разминка. Бросив быстрый взгляд на Лену сквозь чуть тонированные стекла авто, он заметил, что её волосы находятся в «художественном беспорядке». Тут же он заметил, что она открыла окно. Жарко тебе, значит?..
Ещё сильнее зажав педаль газа, он сосредоточенно всмотрелся в дорогу – вроде бы поворотов не предвидится. Что ж, это радует.
Сто шестьдесят. В душе почему-то наступило умиротворение – на Абдулова скорость почему-то действовала несколько иначе, чем на Лену – скорость дарила ему спокойствие. Особенно когда эта скорость была – в его руках. Однако же, несмотря на это умиротворение, чего-то не хватало. И Абдулов чувствовал это. Но он поклялся себе, что с Третьяковой за рулём он больше не поедет, так как ей, судя по всему, от скорости совсем сносит крышу. Вспомнить хотя бы тот вечер. Однако, вопреки своим ожиданиям, при воспоминании о том вечере, он вдруг засомневался над тем, стоит ли вот так просто отказываться от подобных приключений с Третьяковой в качестве заводилы. Потому что тот «крышеснос», который произошёл у неё после чуть было не случившейся аварии, чётко врезался в его память, и застрял там надолго. И он понял, чего же ему сейчас не хватает – губ Третьяковой на своих губах. Горячих, сладостных, нетерпеливых и жадных, будто она пытается выпить до дна чувство вновь подаренной жизни, как тогда, в серебристой «десятке». Сердце забилось чуть быстрее. Чёрт, как же хочется выиграть!

Третьякова держала руль всего одной рукой, а вторую высунула в окно – сейчас хотелось только одного – закричать. Спустя несколько мучительных дней она вновь «в седле», да ещё как! На ста семидесяти «кэмэче» и за рулём красавицы-Тойоты. Хотя бы за это можно сказать Абдулову спасибо, хотя бы за то, что он предоставил ей возможность снова ощутить этот прилив горячей волны к горлу, а потом почувствовать, как она разливается по всему телу, проникая в каждую клеточку, концентрируясь в районе пупка и отдаваясь во всём теле сладостным покалыванием. «Дворники» уже вовсю размазывали холодную декабрьскую воду по лобовому стеклу, но видимость была в принципе неплохая. Холодный воздух вперемешку с уже крупными каплями дождя буквально резали высунутую в окно руку, но Лена не чувствовала ни боли, ни какого-то дискомфорта. Одна рука, небрежно лежащая на руле, и безумный неадекват, постепенно проникающий в разум.

Виталий посмотрел на секундомер – осталась минута. Но Третьякова явно не торопится. Едет на ста семидясети, не больше. Так как их машины шли вровень, он не смотрел на секундомер больше минуты, и теперь осознание того, что гнать-то осталось всего-ничего, навалилось на него с разрушительной силой. С силой придавив педаль газа, он приоткрыл окно авто, нажал на гудок, и громко крикнул, преодолевая шум дождя и свист ветра, подчиняющегося скорости:
- Догоняй!
И «Митсубиши» заметно вырвалась вперёд.

Лена, наслаждаясь ощущениями, совершенно забыла про секундомер – в её мозгу сейчас была только одна мысль – не останавливаться и гнать вперёд, гнать, гнать, невзирая на дождь и холодный ветер.
Из окна ощутимо поддувало, но Третьякова закрывать его не планировала – надо же было хоть как-то сбавлять этот безумный жар, горевший внутри неё все те мгновения, когда она вдыхала полной грудью запах скорости.
Из какого-то неземного состояния её вырвал лишь крик, доносящийся сквозь открытое окно: «Догоняй!» - и гламурный зад серебристой иномарки, вырвавшейся вперед.
Тут Лену как током шандарахнуло: наслаждаться скоростью теперь было некогда – один взгляд на дисплей телефона, и Третьякова поняла – началась финишная прямая.
Достав правую руку из оконного проёма, она сжала руль обеими ладонями и нажала педаль газа.
Сто восемьдесят. Нагнать Митсубиши не составляло труда, чем Лена сейчас упорно занималась – всё сильнее вдавливала педаль в пол и следила попеременно за дорогой и за стрелкой на спидометре – ещё чуть-чуть и – сто девяносто. Ладони чуть вспотели от предвкушения и от сосредоточенности, с которой сейчас их хозяйка всматривалась в дорогу. Вот, капот «Тойоты» уже на уровне серебристого бампера, оставалось совсем чуть-чуть. На секундомере – ещё тридцать пять секунд. Много это или мало – Лена так и не могла определиться, так как была занята другим – впереди маячил поворот.

- Чёрт! – чертыхнулся Абдулов, ударив правой ладонью по рулю – ещё чуть-чуть, и ни он, ни Третьякова не сумеют удачно вписаться в поворот. Нужно либо сбавлять скорость, либо сделать сумасшедший вираж.
Сто девяносто пять на спидометре буквально кричали Абдулову: «тормози!», и он бы затормозил. Только вот он боялся одного – что сделает Третьякова. Он надеялся только на её здравый смысл. А так как его существование где-то в глубинах блондинистой головы вызывало у него сомнение, он зажал гудок на руле, чтобы предупредить Лену о стремительно приближающемся препятствии.

Третьякова, услышав предупреждающий гудок, заметила, что Абдулов сбавляет скорость. Она же ногу с педали газа не убрала. Медленно поворачивая руль вправо, она ловко подрезала серебристую Митсубиши, и вырвалась вперед. На секундомере осталось пятнадцать секунд.

Виталий уже двести раз выругал себя за то, что предложил эту глупую гонку. Ведь эта дурра сейчас разобъётся! Что же делать?! Но, так как переубедить Третьякову не представлялось возможным, он решил пойти ва-банк. Чуть прижав педаль газа, на ста восьмидесяти он крутанул руль вправо и, покачнувшись вместе с автомобилем, идеально вписался в поворот, оставляя Третьякову позади.

Лена, последовав примеру Абдулова, зажмурившись на мгновение, крутанула руль вправо и, на ста девяноста пяти километрах в час, совершила безумный вираж, преодолев поворот, но не сумела выровнять машину и закрутилась на месте, резкими толчками качаясь в стороны и оставляя на заезженном мокром асфальте грязные следы. Едва попав на педаль тормоза, Лена прижала её ступнёй, чувствуя, что сил на то, чтобы давить сильнее, становится всё меньше.
Дикая боль в правом виске и солёный привкус крови во рту заменили собой тепло, всего несколько мгновений назад блуждавшие по её телу, и Лена почувствовала, что мозг отключается вместе с тем, как обороты машины вокруг своей оси замедляются.

Время истекло – и сердце колотилось с безумной силой. Но далеко не из-за победы. Едва заметив в зеркало заднего вида головокружительный вираж «Тойоты», Абдулов почувствовал, как гулкими ударами где-то в районе солнечного сплетения отдаётся биение его собственного сердца. Нога уже сама по себе изо всех сил вдавливала в пол педаль тормоза, и Виталий, громко выругавшись от волнения и дикого шума в ушах, буквально вылетел из автомобиля, быстрыми широкими шагами бегом преодолевая расстояние, отделяющее его от почти остановившей свои безумные повороты Тойоты.

Отключившись всего на пару секунд, Третьякова открыла глаза – реальную действительность искажали только крупные тёмные круги, маячившие перед глазами, неприятное ощущение в правом виске и боль в правом углу рта.
- Лена! Дура! Дверь открой! – что есть сил, тарабанил в оконное стекло Абдулов, обезумевшими глазами глядя на не совсем адекватную Третьякову сквозь оконное стекло.
Лена вздохнула, чувствуя, что в груди вместо привычного прилива адреналина сейчас раздаётся противное нытье, и вдруг осознала, что чуть не угробила чужую машину. Сейчас нотации читать будет. Мысли никак не хотели собираться в кучу. Внутри сейчас была какая-то пустота. Будто бы из её, Лениного, тела, сейчас взяли и вытянули все эмоции. Не было ни испуга, ни каких либо других чувств. По крайней мере, пока. Наверное, именно это доктора называют шоком. Потрогав уголок рта, Лена отняла руку от лица и увидела на ладони крупный алый след. Вот чёрт, всё-таки разукрасилась. Открыв дверь, она уже приготовилась к тому, что на неё обрушится шквал обвинений по поводу того, какая она идиотка, безбашенная, сумасшедшая дура, психбольная, чуть было не покалечившая чужую тачку.
Как только дверь открылась, Лена тут же почувствовала на своих плечах широкие и горячие, но почему-то мокрые мужские ладони. Да и фигура, стоящая перед ней с горящими глазами, тоже была мокрой. «А, ну да, дождь ведь идёт», - промелькнула в Третьяковском мозгу обыденная мысль.
- Лена, как ты? Ты в порядке? – обеспокоенные и покрасневшие глаза смотрели на неё с волнением и облечением одновременно.
- Да в порядке твоя машина, что с ней сделается, - отмахнулась она, облизывая уголок рта, чувствуя, как по нему стекает тоненькая струйка крови.
- Дура, Третьякова! Причём тут машина?! ТЫ в порядке?! – теперь его ладони покоились уже на её щеках, и Лена, постепенно приходя в себя, почувствовала, как на глаза перекрывает прозрачная мокрая пелена.
- Д-да. А я думала, машина… - начала было она, почувствовав содрогание в груди – предвестника бурной истерики и безудержных рыданий. Давно с ней такого не было, наверное, класса с третьего. Лена чувствовала, что шок постепенно проходит, уступая место странному чувству собственной глупости и безумной благодарности. Благодарности человеку, которые сейчас находится рядом.
- Блин, Лена, какая может быть машина, - не успела она опомниться, как сильные руки уже прижимали её к широкой груди, а горячие губы прикасаются к взъерошенным волосам на блондинистой макушке. – Что болит? Пойдём в Сашину машину, эту с утра эвакуатор заберёт. В больницу поедем. – Помог всё ещё подрагивающей, но не плачущей Третьяковой, выбраться из целого и невредимого, но выдохшегося авто, Виталий. Обняв её за плечи, он довёл её до серебристой Митсубиши, и усадил на пассажирское сидение, а сам сел в водительское кресло. Однако с места трогаться не собирался.
- Я же сигналил тебе, скорость сбавил. Дурёха, ты зачем на рожон полезла? – не обвиняющим, а, скорее, снисходительным тоном обратился к неподвижно сидящей на соседнем кресле Лене, перебирающей мокрый отворот олимпийки.
- Я… ну, дура я. Проиграла.
- Да брось ты, Третьякова. Ну что ты, как маленькая? Выиграла-проиграла, какая разница?! Это же, всего-навсего, глупое пари, а ты чуть не погибла! – стукнул по рулю Абдулов, до которого только что дошло, чем могло всё это закончиться.
- Но ведь не погибла же. – Уже более твёрдым голосом заявила она, отбросив ладонью со лба мокрую чёлку. Вытерев правой рукой кровь в уголке губ, она повернула к нему уставшее, но уже вполне адекватное лицо.
- Дура. Дура! Ну что я могу ещё сказать?! – закатил глаза Виталий, проведя ладонью по лицу, будто приходя в себя. – Сейчас в больнице тебя в порядок приведём, и заодно проверим, всё ли с тобой нормально. – Сказал он, поворачивая ключ зажигания.
- Нет, нет! Никаких больниц, ты сдурел? – возмутилась Лена, чуть ли не подскочив на месте.
- Ты чего? Почему? – удивлённо взглянул на неё Абдулов, всё ещё сжимая ключ в руке.
- Тогда нужен полис медицинский. А это домой надо, к тому же у меня паспорта с собой нет. Тем более надо домой. А я не хочу, чтобы родители в курсе были. – Быстро пояснила ему Лена, - Иначе не видать мне тачки, как на тебе моих белых шортиков!
- Так. Ладно. Раз уж ты у нас уже способна острить, значит всё действительно не так серьёзно. – Чуть усмехнулся Абдулов, - ну, полис нам не нужен, мы могли бы и заплатить.
- Не надо в больницу, ладно? – впервые в глазах Третьяковой Виталий видел просящее выражение, и сдался.
- Ладно. Тогда поедем ко мне. Приведёшь себя в порядок, позвонишь родителям, скажешь, что у девчонок ночуешь. Или ещё где. – Завёл машину Абдулов, не обращая внимания на вопросительный взгляд Третьяковой.
- Я остаюсь у тебя ночевать? – протянула она, складывая руки на груди в знак протеста. – Ещё чего!
- Ну, вариант с добрым доктором Айболитом ещё в силе, - небрежно бросил Абдулов, трогаясь с места.
- Ладно, к тебе, так к тебе, - вздохнула Третьякова, отворачиваясь к окну, в который раз обещая себе, что больше никогда не выжмет из авто больше ста семидесяти.