Когда рушится мир,
Что делать нам?
Я одинокий, как и ты, но не продам
Свет души, слышишь, дыши
И мы проснемся там, где светит солнце. (с) «Сука, ненавижу. Ненавижу!» - кулаки Степнова судорожно сжались, костяшки побелели от напряжения. Хотелось кричать, выть, ползать по полу и биться головой о стены, но… он был в кабинете, тут нельзя давать волю эмоциям и чувствам. Но, черт возьми, так невозможно, так нереально сдержаться, когда тебя буквально рвет на части изнутри!
Наташа… сегодня ровно четыре года с того гребанного дня, когда он увидел ее, увидел эти глаза, которые въедаются в самое сердце, которые невозможно забыть, в последний раз, и она, эта глупая несносная девчонка, она так похожа на нее – каждой черточкой, каждым изгибом, каждой искринкой в своих отвратительно-зеленых глазах.
Дверь скрипнула и отворилась, в комнату, не дожидаясь приглашения, буквально влетела Кулёмина. Весь ее вид говорил о том, что сегодня она не собирается идти даже на малейшие уступки. Что-то неуловимо изменилось с их последней встречи, какое-то ожесточение появилось на ее красивом молодом лице.
Взгляд мужчины пробежался по обвисшим джинсам, ослепительно белым кедам, не до конца застегнутой кофте на замке – твою мать, они так похожи и так различны одновременно, что просто можно сойти с ума от напряжения, от почти физической боли в его голове и теле.
-Мы не договаривались на сегодня… - начал было он, но хрипловатый, с надрывом голос не дал ему продолжить.
-Меня, твою мать, не волнует, о чем мы там договаривались! – еще никогда Лена не позволяла себе разговаривать с ним в таком тоне и с такими выражениями, - С какого хрена ты, старый мудак, подсылаешь к моей подруге этого гребанного тупорылого адвоката, который доводит ее до слез?
Она ушла, как только Лера уснула, так и не дождавшись объяснений, за что и могла вполне поплатиться сейчас.
-Зная твою подругу, не могу себе представить ее в слезах, - несмотря на весь драматизм ситуации, уголки его губ дрогнули.
-Сука… ты еще и издеваешься?! Да кто ты такой, блин, чтобы глумиться над нашими и без того кончеными жизнями?! – как всегда в ярости, Кулёмина абсолютно перестала следить за своими словами.
Ее глаза горели таким огнем, что на них было невозможно смотреть, грудь вздымалась и опускалась от охватившего ее напряжения, руки тряслись от гнева.
«Черт, она так восхитительно прекрасна и одновременно отвратительна в этот момент».
Не отдавая отчета своим действиям, мужчина резко поднялся и направился к девушке, в глазах которой мелькнуло смятение и… страх?
-Что ты…
Прежде, чем она успела что-либо сообразить или предпринять, он грубо притянул ее к себе, обжигая запястье и талию своими прикосновениями, и впился в ее мягкие приоткрытые губы жестким поцелуем…
Девушка дернулась, пытаясь отстраниться, оттолкнуть его, но его хватка была слишком сильна, а губы слишком настойчивы. Внутри что-то едва ощутимо дрогнуло, миллионы бабочек запорхали в ее животе, и, почти ничего не соображая, Кулёмина с жаром ответила на поцелуй человека, которого ненавидела всем сердцем, всей душой.
Горячий танец сплетенных языков, жар тел, прижатых друг к другу так близко, что было невозможно сделать ни вздоха и полное ощущение безнадежности…
Он больно прикусил ее нижнюю губу, впитывая в себя солоноватый привкус ее крови, и на миг отстранился, чтобы вновь увидеть эти глаза, убедиться, что это ему не снится.
-Лена… - простое слово, сорвавшееся с губ, и она, почти презирая себя за это, сама притянула его к себе, невероятно, нестерпимо желая продолжить эту пытку…
Ни один из них не позволил бы себе этого, если бы не этот день… День смерти его любви. День смерти ее матери.
