Сериалы онлайн

Влажные руки сами заскользили по груди Абдулова, и, как бы Лена ни пыталась отрицать, но прикосновения к его коже заставляли целую стаю мурашек устроить спринтерский забег по её телу.
Абдулов лежал не шевелясь – ему казалось, что если он проявит сейчас хоть малейшую мышечную активность, то болезнь отойдёт на второй план. Да, впрочем, она уже отошла. Следя глазами за движениями Третьяковой, он нервно сглотнул.
Растирая его грудную клетку, Третьякова чувствовала, как по венам пробегает разряд электрического тока, концентрируясь в кончиках пальцев, отчего прикосновения к его груди казались ещё более обжигающими и мучительными. Блин, да что же это такое творится?! Чувствуя неподдельный страх от испытываемых эмоций, Лена старалась не смотреть на лицо Абдулова. Получалось плохо. Боковым зрением она замечала, что он неотрывно следит за каждым её движением. Его дыхание было каким-то неритмичным – казалось, что он дышит через раз – это Третьякова чувствовала, водя ладонями по его грудной клетке, которая поднималась при вдохе и опускалась при выдохе. Причем количество вдохов явно не соответствовало количеству выдохов. По привычке, Третьякова решила найти самую рациональную причину на её взгляд – он же просто болен. Вот и дышать нормально не может – ему же больно. Ещё раз невольно пожалев бедного и несчастного Абдулова, она налила новую порцию горячительного «лекарства» себе на руку и снова приложила ладонь к его груди.
Да что же это такое? Почему каждое её движение отдаётся в нём такой невероятной бурей внутри? Почему кажется, будто от каждого касание её пальцев к коже на ней остаётся огнённый след? Абдулову казалось, что он сходит с ума. В голове реально творился какой-то кавардак, чего прежде с ним никогда не случалось. А Третьякова будто назло буквально впивается подушечками пальцев в его грудь! Ну что за девчонка?! Злость на неё и боязнь самого себя захлестнули Абдулова с головой, и он потихоньку начинал терять самообладание.
Ещё несколько секунд Лена будто издевалась над ним, на самом деле просто не имея возможности отказать самой себе в этой невесть откуда взявшейся маленькой слабости – подразнить его и одновременно подарить себе возможность подольше прикасаться к нему. Руки будто приклеились к его телу и не хотели отпускать. Но водка уже впиталась в кожу и, как бы ни было велико желание ещё немного «полечить» его, больше тереть не было смысла. Лена остановилась, провела ещё раз по его груди, собираясь убрать руки.
Но это, - последнее касание, - послужило для Абдулова контрольным выстрелом.
Уже отнимая руки от его груди, Третьякова почувствовала, что что-то не даёт ей сделать это. Почувствовав, а затем и увидев ладонь Абдулова на своей руке, она впервые за всё время этого мучительного «лечения», посмотрела ему в глаза непонимающим взглядом.
- Что такое? – спросила она, не понимая причину его жеста, от которого по телу разлился какой-то трепет и сладкое волнение.
- Мне кажется, что нужно ещё вот тут растереть, - указал он свободной рукой чуть выше того места, где растирала полминуты назад Ленка.
- А мне кажется, что уже достаточно, - тихо ответила Третьякова, голос почему-то куда-то пропал, будто в горле появился ком и не давал говорить громче.
- Когда кажется… - отозвался Абдулов, продолжая внимательно разглядывать её лицо, ожидая какой-нибудь реакции с её стороны.
Но у неё не хватало эмоций ещё и на то, чтобы выразить на своём лице какую-то реакцию, она просто не могла понять, что заставляет её не убирать руку с его груди, не сбросить его ладонь со своей и просто встать и уйти, оставив его «выздоравливать» наедине с самим собой. Что-то пошло не так. Но когда это произошло, Третьякова не могла понять. Что-то сломалось в ней, в её циничном и порой откровенно жестоком отношении к персоне Абдулова. И это не могло не напугать её.
- Ну? – спросила Лена, прекрасно зная, чем должна заканчиваться произнесенная Абдуловым фраза, но просто не могла придумать больше ничего, чтобы ответить ему. – Говори.
Нервный взгляд Третьяковой внимательно изучал каждую черточку лица Виталия, будто видит его впервые. Маршрут её взгляда был прост, как табуретка: глаза-губы-глаза-губы-глаза. Но, увидев, как Абдулов поднимается с подушки и садится на кровати, продолжая держать её руку в своей ладони, приближаясь к ней всё ближе, Лена остановила свой взгляд на уровне его глаз и услышала:
- Я покажу. – Практически прошептал Абдулов, свободной рукой нащупав талию девушки, и обжёг горячим то ли от температуры, то ли от чего-то ещё дыханием её лицо.
Его шёпот парализовал Третьякову. ТАКИМ она не видела его ещё ни разу за всё время их «общения». Горящие глаза – не от ненависти, а от какого-то внутреннего огня, ярко-красные от повышенной температуры губы и раскалённые по той же причине руки – всё это постепенно убеждало Третьякову в ненормальности сложившейся ситуации.
Внутренний страх и боязнь этого нового, незнакомого Абдулова заставили Лену очнуться от странных ощущений, сковавших её тело.
Она вытянула свою руку из его ладони и, отсев от него ещё дальше, сначала задержалась на секунду, а потом и вовсе встала и, ничего не говоря, молча покинула комнату, оставив Абдулова в полном недоумении сидеть на помятой кровати.

Третьякова на негнущихся ногах вошла на кухню и опустилась на диванчик. Руки слегка подрагивали, а по спине бегал непонятный холодок. Поведение Абдулова её просто резало без ножа. С чего это вдруг он стал проявлять к ней такое нездоровое внимание? Но ещё больше её беспокоило то, как она реагирует на них. Странные ощущения пронизывали тело, и Лена почувствовала себя очень неуютно в его квартире. Она будто очнулась от какого-то сна: впервые за этот день она начала осознавать всю ненормальность ситуации - она находится в квартире у Абдулова, ухаживает за ним и печётся о его выздоровлении. Разум не уставал повторять: «Третьякова, ты чего? Это же Аб-ду-лов! С каких это пор тебя волнует то, как он себя чувствует и чем занимается? Ноги в руки - и вали отсюда подобру-поздорову!». Но что-то глубоко внутри настойчиво шептало: «Останься, он же зачахнет один. Он же даже температуру толком померить не может, как дитя малое. Ты ему нужна сейчас, неужели ты этого не видишь?». Сложив горячие от водки и растирания руки на коленях, она подняла голову и увидела чайник, одиноко стоящий на плите. Резко захотелось пить. А ещё больше – курить. Третьякова подошла к плите, поставила чайник греться, а сама, несмотря на то, что на улице было сыро и холодно, приоткрыла окно и достала пачку сигарет из кармана брюк.

Как только Лена вышла из комнаты, Виталий понял, что сорвался. И совершил огромную ошибку. Что она подумает? Он ведь никогда не давал ей повода ожидать от себя подобных действий. По крайней мере, до вчерашнего дня. Да и мог ли он сам ожидать от себя такого дикого влечения к этой безбашенной и наглой девчонке? Вряд ли. Однако же его желания и ощущения играют с ним в жестокие игры, заставляя его снова и снова выставлять себя идиотом. Откинувшись на подушку, он шумно вздохнул, понимая, что теперь Третьякова вряд ли подойдёт к нему ближе, чем на два метра. Чёрт, ну почему он всегда всё портит? Выругавшись про себя, Абдулов закрыл глаза, ощущая, что проклятая температура снова вступает в свои права.
Услышав, как на кухне открывается окно, Абдулов разлепил веки и прислушался. Из кухни доносился только тихий шумящий звук чайника, кипятящегося на плите.
Поднявшись с кровати, он, в одних пижамных штанах зачем-то направился на кухню, на ходу придумывая предлог, по которому ему срочно понадобилось прийти туда.

Лена с удовольствием курила, присев на подоконник, глядя на ночное небо и слушая звуки проезжающих неподалёку машин. Пытаясь до конца разобраться в себе, Третьякова не заметила, как её одиночество было нарушено появлением злополучного «пациента». На мобильник пришла смс-ка. Третькова похлопала себя по карманам в поисках вибрирующего телефона и нащупала его в левом кармане брюк. Отвернувшись наконец от окна, чтобы достать телефон, она боковым зрением заметила стоящую полуобнажённую фигуру Абдулова, опиравшегося плечом о дверной косяк и внимательно оглядывающего её с ног до головы.
- Ты чего встал? Иди ложись, балда, - возмущенно произнесла Третьякова, чуть не поперхнувшись сигаретным дымом, забыв выпустить его из лёгких. Несколько затяжек, сделанных за прошедшие две минуты, позволили ей успокоиться и посмотреть на ситуацию трезво и более или менее холодно. После выкуренной сигареты мир уже не казался таким злым и жестоким, а Абдулов – сексуальным маньяком. И её ощущения, вызванные тем злополучным «лечением», уже постепенно отошли на второй план, и она, как ни в чём не бывало, продолжила: - Я кому сказала? Абдулов, иди ложись. – И, вспомнив, что он практически раздет, закрыла окно и уже полностью повернулась к нему. – Тебе надо укутаться и заснуть. Сон – лучшее лекарство. – И, не выдержав его пристального взгляда, отвернулась к плите, выключая чайник.
- Лен, - начал Абдулов хрипловатым от простуды голосом.
Но Третьякова понимала, что если он сейчас вслух напомнит ей о событиях десятиминутной давности, то в её коленях снова появится мелкая дрожь, а в голове – тупые мысли. Искренне стараясь избежать этого, она прервала его:
- Чай будешь?
- Буду, - отозвался Абдулов, продолжая изучать взглядом каждое её движение. – Лен, я…
- Тебе с сахаром? – немного нервно снова прервала его Третьякова. «Да чего он никак не уймётся?!»
- Нет, - уже немного удивлённо ответил Абдулов, не понимая, зачем она его перебивает. – Ты это, я не…
- А я с сахаром, - зачем-то сказала Третьякова, изо всех сил надеясь, что он так и не начнёт ненужный разговор.
- Молодец, - отозвался Абдулов, до которого, наконец, дошёл смысл её отчаянных попыток прервать его речь.
- Тебе надо беречь горло. Так что поменьше говори и побольше пей, - приказным тоном заявила Третьякова, ставя перед ним чашку, до краёв наполненную чаем.
Абдулов понял, что она не хочет вспоминать то, что произошло между ними несколько минут назад, и от этого ему почему-то стало ещё противнее на душе.
Отхлебнув из чашки чаю, он тут же выплюнул всё обратно:
- Лен, ты чего? Ты же спрашивала с сахаром я пью или нет. Я ответил, что без, а ты чюда как минимум, три ложки наваксала! – удивлённо взглянул он на неё.
- Извини, не услышала, - пробормотала Третьякова, понимая, что в очередной раз села в лужу.
- Ладно, без чая обойдусь, - хмыкнул Виталий, отставив чашку в сторону и продолжал сидеть на диване, наблюдая за тем, как Лена попивает чай из большой кружки в цветочек.
Абдулов немного задумчиво посмотрел на кружку и ни с того ни с сего спросил:
- А как я у тебя в телефоне записан?
Третьякова удивленно посмотрела на него, отпивая из чашки ещё глоток:
- Ты же видел, - не понимая, зачем он это спрашивает, ответила она.
- Нет, я имею в виду…я всё так же записан у тебя в телефоне? – уже осторожнее поинтересовался Абдулов.
- Да. А что? – Третьяковой было уже интересно, куда клонит Абдулов.
- Да ничего, просто я думал, что ты поменяла своё отношение ко мне. – Уклончиво ответил он.
- С чего это вдруг? – настороженно спросила Лена, пряча свой взгляд на дне кружки, которое было уже недалеко – чая в кружке становилось всё меньше.
- Ну… вот почему ты мне помогаешь? – наконец задал Абдулов вопрос, который мучал его на протяжении всего сегодняшнего дня с тех пор, как закончились съёмки и Третьякова вызвалась отвезти его домой.
Лена замерла. Она знала, что он рано или поздно спросит её об этом – она и сама хотела бы знать ответ на этот вопрос. Чуть помедлив, она ответила:
- Мне тебя жалко стало. Ты был очень бледный, болезненный и всё такое. Вот я и подумала, что ты не в состоянии машину вести. А когда приехала к тебе сюда, поняла, что ты – как маленькое дитё, сам о себе позаботиться не можешь. Вот я и решила помочь коллеге. Любой бы на моём месте так поступил. Ещё вопросы есть? – немного нервно ответила она, будто бы заранее приготовив этот ответ на тот случай, если он спросит её.
- То есть ты подумала, что я – маленькое несамостоятельное «дитё» и решила заменить мне мамочку? Занятно, - хмыкнул Абдулов. Ответ Третьяковой, как обычно, его не устраивал.
- Именно так, - равнодушно ответила Лена, допивая уже почти остывший чай.
- Ты по-моему, кое-что забыла. Мне не нужна «мамочка», - серьёзно, с каким-то вызовом в голосе сказал Абдулов.
Лена оторвала взгляд от созерцания цветочков на стенке чашки и удивлённо спросила:
- А кто же тебе нужен?
Абдулов ещё пару секунд всматривался в её лицо, стараясь предугадать её реакцию на те слова, что он собирается ей сказать. Так и не сумев прочитать ничего на её, казалось бы, бесстрастном лице, он ответил:
- Мне ТЫ нужна.

Третьякова с приоткрытым ртом смотрела на Аблулова, постепенно осознавая произнесенные им слова. Зная, что от Абдулова можно ожидать чего угодно, она ответила:
- Ха-ха юмор оценила. – Приходя в себя, выдохнула Лена, вставая из-за стола и относя их с Абдуловым кружки к раковине.
- Ты считаешь, что это смешно? – подавленно отозвался Абдулов, не понимая, что с ней происходит. Почему она не верит ему? Хотя, с другой стороны, разве у неё есть причины ему доверять?
- А разве нет? Все шутки обычно смешные, - казалось бы, беззаботно отозвалась Лена, трясущимися от волнения руками полоская под струей холодной воды чашки из-под чая.
- Но это – не шутка, - нотки возмущения проскакивали в голосе Абдулова, которого постепенно охватывало отчаяние – почему она так холодна с ним? Неужели она совсем к нему равнодушна? Ну что за дерьмо эта жизнь! Ну почему, как только он, казалось бы, почувствовал что-то настоящее, так оно тут же начинает ускользать, как песок сквозь пальцы.
- Виталик, иди спать. Тебе отдыхать нужно, - устало произнесла Третьякова, по-прежнему стоя к нему спиной.

Абдулов, ничего не говоря, поднялся с дивана. На душе было препаршиво. Казалось, что в неё плюнули и растоптали. Давно он не чувствовал себя таким раздавленным. Ну почему она с ним так? Ведь не просто же так она ему помогает, ухаживает. Или всё-таки просто так? Блин, ну почему он должен мучаться такими глупыми вопросами, прямо как пацан малолетний! Ещё на ромашке погадать осталось: любит - не любит…
Виталий уже собирался выйти из кухни, но его будто бы что-то остановило. Так и не сумев сделать шаг в сторону коридора, он подошёл к Третьяковой и почти вплотную встал позади неё. Она подняла голову от раковины, но лицом к нему поворачиваться не спешила.

- Но это – не шутка.
С этими словами по телу Третьяковой пробежала мелкая дрожь. Неслушающимися руками она продолжала тереть уже и без того чистые кружки. Что он с ней делает? Зачем всё это говорит? Неужели не наигрался ещё? Блин, ну как же ему объяснить, что её уже достали его глупые и издевательские игры?! Стараясь уйти от напрягающего разговора, она попыталась сменить тему:
- Виталик, иди спать. Тебе отдыхать нужно, - оперевшись ладонями о раковину, произнесла она под шум воды, бъющейся о металлическое дно раковины.
Ответа не последовало. Неужели ей удалось снова отложить этот ни к чему хорошему не ведущий разговор? В том, что его можно лишь отложить на время, Третьякова не сомневалась. Он ведь обязательно к вернётся к этому разговору. Он ведь неугомонный, этот Абдулов! Но, по крайней мере, у неё будет время разобраться в себе. Лена почувствовала, что он встал с дивана. Только вот ей показалось, что он не вышел из кухни. Вроде бы. И её подозрения оправдались через пару секунд, когда она, подняв голову от раковины, увидела медленно увеличивающуюся тень на раковине и кафеле впереди себя. Почувствовав его близкое присутствие, Лена поняла, что отступать некуда. С одной стороны – раковина. С другой – холодильник и окно, с третьей – стена. А с четвертой, разумеется, Абдулов. Снова нет выхода – как тогда, в клубе, на её дне рождения. Вспомнив, что произошло тогда, Третьякова вдруг вздрогнула. Ведь сейчас никто не сможет помешать ему - никакой визгливой тётки в его туалете вроде бы не предвиделось. И от этого становилось не по себе.

- Почему ты мне не веришь? – обжигал её шею болезненно-горячим дыханием Абдулов, с трудом удерживаясь от того, чтобы прикоснуться к Третьяковой ладонями.
- А почему я должна тебе верить? – голос Лены вмиг стал хрипловатым, от нехватки воздуха в лёгких и от раскалённого до предела воздуха вокруг.
- Ничего ты не должна, но ты можешь, - чуть тише ответил Абдулов, чувствуя, что голосовые связки – ни к чёрту. Голос то пропадал, то снова появлялся.
- Не могу. – Твёрдо ответила Лена, всё еще разглядывая кафель на стене над раковиной.
- Лен, повернись, пожалуйста, - хрипловато попросил Абдулов, всё ещё не прикасаясь к ней, зная, что это может подействовать на неё абсолютно непредсказуемым образом – вплоть до того, что она просто-напросто даст ему под дых, несмотря на то, что он болен.
- Зачем? – настороженно спросила Третьякова, продолжая упираться руками в край раковины и сжимая его до побеления пальцев.
- Просто повернись, - теряя надежду, ответил Виталий, чувствуя, как на обнажённой спине от волнения появляется испарина.
Лена медленно повернулась на 180 градусов, отпустив спасительную раковину, и, потеряв опору, она снова почувствовала противную дрожь во вспотевших ладонях.
- Лен, - Абдулов, увидев, что она выполняет его просьбу, подошёл ещё ближе. Заметив в её глазах непонимание и боязнь происходящего, продолжил: - Да не бойся ты меня. Чего ты трусишься? – взял он её ладонь-предательницу в свою руку. От этого его жеста глаза Третьяковой ещё больше расширились, отчего она стала похожа на загнанное животное – будто бы ему не предоставляли иного выбора, кроме как находиться в клетке. – Лен, скажи что-нибудь, - продолжая смотреть на её лицо, выражавшее полное недоумение и сильное волнение, продолжал Абдулов.
- Зачем ты это делаешь? – разорвал напряжённую тишину голос Третьяковой.
- Что – это? – удивленно спросил Абдулов, продолжая стоять на расстоянии пары-тройки десятков сантиметров от неё и держать её вспотевшую ладонь в своей ладони.
- Всё это, - выдохнула Лена, - не делай вид, что не понимаешь, о чём я говорю. Ты играешь в какую-то странную игру, правила которой известны только тебе. Извини, но если ты решил поиграть в эту игру со мной, то будь добр, объясни и мне её правила, чтобы я могла совершать ответные ходы. – Решительно заявила Третьякова, не вынимая свою руку из его руки, ожидая, что он ей ответит.
- Неужели ты ещё не поняла, Третьякова? Я ни в какие игры не играю! Ну почему ты просто не можешь мне поверить? – с нотками отчаяния в голосе воскликнул Абдулов, насколько ему позволял севший голос.
- Потому что я слишком хорошо знаю тебя, Абдулов! – не менее возмущенно ответила Третьякова, ожесточенно посмотрев ему в глаза.
- Да ни хрена ты меня не знаешь! – охрипшим голосом рявкнул Абдулов, начиная выходить из себя – ну почему у него вечно всё наперекосяк? «Даже в девку нормальную втрескаться не смог!» - пронеслось в голове у Виталия, отчего он замер – осознание всего происходящего вдруг предстало перед ним во всей красе. Он влюбился в Третьякову. Приехали.

- Ошибаешься. Очень даже знаю. Я знаю каждый твой шаг наперёд. Я знаю, что ты скажешь и что ты сделаешь. Я знаю, как ты отреагируешь на очередную мою фразу или насмешку. Я знаю, что ты циничный и ненастоящий. – Третьякова отвернула лицо от Абдулова, впиваясь взглядом в плинтус на полу.
- Ты действительно так считаешь? – отстранённо отозвался Абдулов, не веря своим ушам – неужели он действительно такой? Неужели она действительно так думает о нём? Что ж, тогда неудивительно, что она шарахается от каждого его прикосновения. Он отпустил её руку, отойдя на шаг. Ну, если ей действительно так неприятно его общество, он навязываться не будет.
Заметив в его глазах неподдельную обиду, Третьякова тут же пожалела, что сказала всё это вслух. Просто такое неожиданное поведение Абдулова жутко расшатывало её внутренней равновесие, а восстановить его мог только приличный скандал. Но, поняв, что скандала не получится, Лена вздохнула и взглянула на удаляющегося из кухни Абдулова. На душе стало неприятно. Зря она ему сказала такие слова – в данный момент он их не заслужил. Устало сложив руки на груди, она подошла к дивану и села на него, прикрывая глаза. Противное ощущение в желудке не давало ей покоя, и Лена решила извиниться перед Абдуловым.

Пару дней назад Абдулов, услышав от Третьяковой подобный нелестный отзыв в свой адрес, возможно, просто ответил бы ей с присущей ему иронией и циничностью. Но сейчас. Но сегодня всё получилось иначе – сил на пререкания не осталось, да и пререкаться не хотелось. А может быть, она и права в своей оценке. Может, он действительно циник и подлец. В конце концов, со стороны виднее. «Ещё бы, вы так долго воевали, что она и не воспринимает меня, как просто человека, который может стать ей кем-то большим, чем просто знакомый или коллега», - с горечью подумал Абдулов, чувствуя, что становится мямлей. Ему было противно от самого себя – то ли от того, что Третьякова обвинила его незаслуженно, то ли от того, что заслуженно, что было ещё хуже. Вернувшись к себе в спальню, он лёг на кровать, подложил руки под голову и невидящим взглядом уставился в телевизор. В дверном проёме показалась Третьякова. Бросив в её сторону беглый взгляд, он снова уставился в телик, обдумывая, зачем она сюда явилась. Добивать что ли? Впрочем, ему было всё равно – пусть обзывает как хочет, пусть пилит, пусть посылает. Главное – пусть не уходит. Странно, но даже услышав из её уст нелестные слова в свой адрес, он по-прежнему не хотел, чтобы она покидала его квартиру. Приготовившись выслушать её очередную колкую тираду, он посмотрел на неё, ожидая, пока она решит наконец высказаться.
- Извини меня. Зря я тебе всё это наговорила. – Впервые он видел виноватое выражение на лице Третьяковой. Он видел, что ей морально трудно перед ним извиняться, но так же Виталий заметил, что она делает это искренне. Или просто применяет приобретённые актёрские навыки.
- Но ты ведь действительно так думаешь. – Снова уставившись в телевизор, он старался не смотреть на опирающуюся плечом о стену Третьякову, которая стояла, сложив руки на груди и пристально рассматривая свои ногти на левой руке. – Не стоит извиняться за своё мнение.
- Это не моё мнение. – Ответила Третьякова, взглянув на него из-под чёлки, заставив Абдулова отвлечься от созерцания экрана телевизора.
- Правда? А чьё же тогда? – удивленно произнес Абдулов, пристально всматриваясь в высокую фигуру, вдруг резко показавшуюся хрупкой.
- Я не так выразилась, - поправилась Третьякова, - это БЫЛО моим мнением. Но теперь моё мнение изменилось. Честно. – Она уже не рассматривала свои ногти, а решительно смотрела в глаза Виталию.
Так, а вот это уже интересно. Абдулов слегка напрягся, приподнялся с подушек и оперся головой о спинку кровати, с интересом смотря на явно нервничающую Третьякову
- Ну, предположим, я тебе поверил. И что же повлияло на твоё мнение? – чуть наклонив ноющую голову на бок, слегка прищурился Абдулов.
- Я не знаю. – Выдохнула Лена, чувствуя, что этот разговор постепенно сворачивает явно не в то русло. Она не хотела заводить подобный разговор, по типу «Почему ты мне помогаешь?». – Я пока не знаю. В-общем, извини. Я действительно не хотела тебя обидеть. Просто по привычке вырвалось. Ты же знаешь.
- Да уж знаю, - хмыкнул в ответ Абдулов, почти удовлетворённый её ответом, что ж, для начала неплохо. Сегодня она извиняется. Завтра, возможно, улыбнётся. А послезавтра… Кто знает, кто знает. – Ладно, не бери в голову. Я сам виноват, заслужил.
Лена успокоилась, противное ощущение в желудке пропало, и она сказала:
- Спать пора. Ложись, укутывайся. Только сначала надень что-нибудь, если ты будешь спать голышом, то не выздоровеешь до завтра.
Поймав себя на мысли, что совсем не хочет выздоравливать, Абдулов ответил:
- А ты не уйдёшь?
- Куда? – удивленно посмотрела на него Третьякова. Он выглядел сейчас настолько смешно со своим детским вопросом, что она невольно улыбнулась.
- Чего ты улыбаешься? – поднял брови Абдулов.
- Просто ты сказал, что тебе мамочка не нужна, а сейчас разговариваешь со мной, как с мамочкой. – Усмехнулась Лена.
Увидев её улыбку, Абдулов подумал про себя: «Хм, дело пошло быстрее – улыбнулась она мне уже сегодня». И тут же детским писклявым голоском ответил:
- Мама Лена, а ты мне сказку на ночь почитаешь?
Третьякова засмеялась, и Абдулов остался доволен произведённым эффектом – лёд тронулся, и это не могло не радовать Виталия, который почувствовал какое-то невероятное ощущение, будто всё должно быть именно так: он говорит – она отвечает, он шутит – она смеется, он влюблён – она отвечает ему взаимностью. Если бы всё было так просто. Когда Лена подошла к шкафу, чтобы найти там какой-нибудь джемпер для Абдулова, он спросил:
- Ну так что? Почитаешь сынишке сказку на ночь?
- А я не знаю ни одной сказки, - усмехнулась Третьякова, роясь в его шкафу. Вот, кажется этот, белый джемпер, идеально подойдёт для «пациента».
- Неужели тебе никогда не рассказывали сказок в детстве? – удивленно спросил Абдулов, путешествуя взглядом по спине отвёрнутой от него Третьяковой. И не только по спине. Она повернулась, он тут же поднял взгляд на уровень её лица и услышал:
- Рассказывали. Ладно, уговорил. Расскажу одну. – Хмыкнула Третьякова, подходя к кровати больного с джемпером в руках. – Только сначала оденься.
Абдулов послушно взял из её рук свитер и натянул на себя. Улёгся поудобнее, и похлопал ладонью по кровати, приглашая «маму Лену» сесть рядом с ним.
Третьякова усмехнулась, подошла и села на край кровати, полубоком к Абдулову, приготовившись сыграть с ним в очередную занимательную игру. Так или иначе, он сам напросился.
- Значит слушай, деточка, - с заметной усмешкой в голосе начала Лена, глядя на лицо Абдулова, который состроил «детское» лицо послушного сынишки и сложил руки на животе в ожидании её «сказочки». – Жила-была принцесса. Звали её…ммм…пусть будет Кейт. С детства Кейт была не такой как все принцессы. Все принцессы любили такие розовые гламурные штучки, кружавчики и кудряшки, - поморщилась Третьякова, сочиняя на ходу.
Абдулов, не отрываясь, следил за тем, как по ходу рассказа меняется её выражение лица, какие эмоции отражаются на нём.
А Лена уже входила во вкус:
- Ну вот. А Кейт была другая. Она всю эту фигню не любила.
- Дай угадаю, - усмехнувшись, прервал её Абдулов, - она любила футбол и сигареты «Парламент».
- Почти угадал, - засмеялась Третьякова, замечая, что Абдулов подыгрывает ей, - В-общем, она любила спорт и музыку.
- Роллинг Стоунс и Диму Билана, - ухмыльнулся в очередной раз Абдулов, наблюдая за тем, как лицо Третьяковой удивленно вытягивается.
- Откуда ты знаешь?
- Я многое о тебе знаю, - слегка прищурился Абдулов, глядя на недоумевающее лицо Лены, - Продолжай.
- Слушай, раз ты меня так хорошо знаешь, давай вместе сказку рассказывать, - всё ещё гадая, откуда Абдулов знает о её музыкальных пристрастиях, предложила Третьякова. – По одному предложению. Одно я – одно ты. Договорились?
- Договорились, - с энтузиазмом подхватил Абдулов, чувствуя, что эту сказку Третьякова запомнит на длительное время, если не навсегда.
- Ладно. Значит, сейчас моя очередь, - начала Лена, - Короче, однажды Кейт решила бросить всё и уйти в музыку.
- Она купила бас-гитару и создала свою группу. – Подхватил Абдулов.
- Нет, она пришла в уже готовую группу. Сама бы она её создать не смогла. Она ведь была принцесса. И она не знала, как создавать группу, - посмотрела на Абдулова, как на несмышленого ребенка, Лена.
- Ладно, как хочешь, - согласился Абдулов, и продолжил: - Они нашли себе продюсера и начали раскручиваться, их позвал играть в молодежном сериале.
Третьякова увлеклась игрой, и с энтузиазмом продолжила:
- Кейт играла там саму себя, и ей очень нравилось то, что ей почти не нужно притворяться – ведь она на самом деле любит спорт и музыку.
- И своего учителя физкультуры – которого играл один принц, который тоже сбежал от родителей и занимался любимым делом – стал актёром. – Закончил за неё Абдулов, уже без усмешки, но стараясь не выдавать своих истинных намерений касательно этой занимательной «игры».
- Нет, учителя физкультуры она любила только на экране. – Не замечала подвоха Третьякова.
- А принц тоже любил Лену. – Продолжал Абдулов.
- Кейт.
- Что Кейт?
- Принцессу звали Кейт, а не Лена, - настороженно поправила его Третьякова, почувствовав всем своим существом, что зря затеяла эту игру.
- А какая разница? – удивленно поднял брови Абдулов, чувствуя, как сердце замирает – сам себя выдал.
- Есть разница. – Проговорила Третьякова, чувствуя, как внутри всё переворачивается. В голове снова и снова прокручивалась фраза: «ПРИНЦ тоже любил ЛЕНУ». Блин, да что же такое творится?!
Продолжая пристально смотреть на Лену, Виталий приподнялся с подушки. Третьякова разорвала контакт двух взглядов, и собиралась встать с кровати, сказав:
- Вот и сказочке конец, а кто слушал…
- Лен, подожди, - схватил её за руку Абдулов, не давая ей уйти. Если она сейчас уйдёт, то шанса больше может не быть.
- Что-то ещё? Ты просил сказку на ночь, я тебе её рассказала, - устало проговорила Лена, сделав очередную попытку встать с кровати. Но снова неудачную.
- А как же поцеловать на сон грядущий? Какая мама позволит себе уйти, не поцеловав на ночь своего малютку?
- Играй, да не заигрывайся, Абдулов, - всё сжалось внутри у Третьяковой, она сама не понимала, чего сейчас хочет – просто уйти, или всё-таки остаться? Пугающее ощущение где-то в районе солнечного сплетения всё нарастало. Она повернула к нему лицо.
- Лена, поцелуй меня. – Настойчиво повторил Абдулов, вглядываясь в её чем-то напуганные глаза. Он ничего не мог с собой поделать – внутреннее желание быть ближе к этой девушке пересилило привычное самообладание.
- Отпусти.
- Пожалуйста, поцелуй.
- В макушку, - предложила Третьякова. Кажется, она может всё-таки прикрыться своим шутливым статусом «матери».
- В нос, - начал торговаться Абдулов.
- В нос ты получишь, если не отпустишь меня, - уже твёрже отозвалась Третьякова, в глазах которой загорелся странный огонёк.
- Спорим, что не получу? – сидя на кровати, приблизился к ней Абдулов, обхватывая её талию и поворачивая к себе.
- Получишь, - хрипловатым голосом отозвалась Третьякова, пытаясь преодолеть оцепенение, вдруг парализовавшее её тело.
- Посмотрим, - прошептал он в ответ и горячими губами прикоснулся к пересохшим губам Третьяковой. В первый момент она сделала попытку вырваться, но ей не удалось. Ощущение в области солнечного сплетения резко исчезло, оставляя место для внезапно разлившегося по телу тепла.
Чувствуя на своих губах раскалённый губы Абдулова, который целовал её с такой нежностью, будто в первый и в последний раз, Лена, не отрываясь от его губ, с ногами забралась на кровать и теснее прижалась к нему, отчего и у неё, и у Абдулова закружилась голова.
Почувствовав её тело так близко, Абдулов понял, что самоконтроль летит ко всем чертям, прихватив с собой и крышу. Отбросив от себя одеяло, он потянул на себя Третьякову, увлекая её за собой на подушки. Как только голова Абдулова коснулась подушки, он перевернулся и уложил Третьякову на спину, исследуя горячими ладонями её тело и сжимая пальцами стройную талию, продолжая целовать так, как не целовал ещё ни одну девушку в своей жизни – осторожно, но в то же время откровенно, давая ей понять, что для него всё происходящее очень важно. Почувствовав затылком подушку, Лена вдруг осознала, что всё, что она сейчас делает – неправильно и безрассудно. Бешеное сердцебиение выдавало весь её страх, боязнь быть неправильно понятой Абдуловым. Да что там Абдулов! Она сама себя толком не понимала. То ей хотелось побольнее заехать Абдулову по…кхем…самому дорогому, то она таяла в его руках, как сахарная. Вот и сейчас она разрывалась между двумя абсолютно противоположными желаниями – вырваться и убежать, или остаться и довериться природному инстинкту. Но Третьякова выбрала третий вариант.

Абдулов отдал бы сейчас всё на свете, чтобы этот вечер не заканчивался – прижимая к себе Лену, он чувствовал, что ни за что не отпустит её, если только она сама не захочет уйти. Но, судя по тому, как она отвечала на его поцелуи, уходить она не собиралась.
Тяжело дыша, он гладил её спину горячими ладонями, и вдруг почувствовал её руку на своей груди. От её прикосновения бросило в жар ещё сильнее, насколько это было возможно, потому что Абдулову и так казалось, что температура зашкаливает. В тёплом джемпере стало невыносимо, и он умудрился одной рукой стянуть его с себя, другой рукой при этом продолжая прижимать к себе Третьякову. Она подалась ему навстречу, прижимаясь всем телом, чем очень удивила Абдулова. Он не верил, что всё это происходит с ним, здесь и сейчас. И не верилось, что это была именно та самая Третьякова, которая ещё десять-пятнадцать минут назад смотрела букой и держалась особняком. Что она с ним делает? Почему её прикосновения к его обнаженной груди молниеносно свели Абдулова с ума? Кровь, закипая, бурным потоком текла по венам и билась в артериях, а сердце отбивало сумасшедший ритм, заставляя дышать чаще и сходить с ума от каждого движения Третьяковой.
Её пальцы судорожно водили по его волосам, спускаясь чуть ниже, сжимали его затылок и притягивали его лицо ближе к её губам. Когда она почувствовала, что он снимает свитер, то ей окончательно снесло крышу, несмотря на тот ужас, который она продолжала испытывать где-то внутри себя.
Третьякова ужасалась тому, что вытворяют её руки, но, казалось, что они зажили собственной жизнью, и, несмотря на бурный протест разума, водили по его груди, спине, шее, затылку, волосам, проделывая этот маршрут снова и снова. Губы горели от жара его губ, его обжигающее дыхание будоражило и заставляло подчиняться его рукам и губам, безапелляционно призывая к дальнейшим действиям.
Почувствовав, как его пальцы начинают медленно расстегивать пуговицы на её рубашке, Третьякову будто молнией ударило. Собрав ничтожные остатки здравого смысла, она отстранилась от Абдулова, отчего он распахнул прикрытые веки и каким-то безумным взглядом посмотрел ей в глаза. Встретившись с ним взглядом, Лена нервно сглотнула, пытаясь выровнять сбившееся дыхание, и вынырнула из-под него, резко садясь на кровати спиной к нему. В глазах стоял туман, в голове – полная неразбериха, тело дрожало, внутренний жар испепелял изнутри. А губы…что тут можно сказать? На своих губах Лена всё ещё продолжала чувствовать вкус и жар губ Абдулова.

Боясь произнести хоть слово, Виталий тоже сел на кровати, испуганно глядя на Третьякову, точнее, на её чуть подрагивающую спину. Почувствовав страх того, что обидел её, он не мог заставить себя пошевелиться, хотя сейчас ему очень хотелось прикоснуться к ней, посмотреть в её глаза, чтобы понять, о чём она сейчас думает.
Просидев в полном молчании ещё пару секунд, Абдулов понял, что кому-то надо заговорить первым. И он решил, что этим «первым» будет он.
- Лен, прости. Извини, если я тебя обидел, - хриплым голосом негромко произнёс Абдулов, удерживая себя от соблазна протянуть к ней руку.
- Всё нормально, - в тон ему так же негромко и хрипловато отозвалась Лена, застёгивая три расстёгнутых пуговицы на рубашке.
- Правда? – немного удивлённо отозвался Абдулов, ему странно было слышать от Третьяковой такие слова.
- Нет, - уже громче ответила Третьякова, всё ещё продолжая сидеть к нему спиной. – Нет, чёрт возьми, не нормально! – казалось, что она уже почти пришла в себя после их кратковременного сумасшествия.
- Лен, прости, я не должен был… Прости, пожалуйста, - Абдулов безумно испугался того, что сейчас она просто встанет и уйдёт, и больше никогда не заговорит с ним, не позволит себе даже лишний раз посмотреть в его сторону. Он испугался того, что она испугалась его. – Я не знаю, как ты отреагируешь, но я всё-таки скажу. Я говорю это потому, что не хочу, чтобы ты меня неправильно поняла и потому что действительно так думаю. Лен, мне кажется…
Спина Третьяковой напряглась, выпрямилась. Абдулов заметил это даже сквозь рубашку, скрывающую её тело. Абдулов всё никак не мог заставить себя произнести это вслух – ведь сказать ей – значит признаться самому себе.
Молчание Третьяковой сбивало его с толку. А то, что в этот момент он не видит её глаз - ещё больше выводило Виталия из равновесия.
Лена не могла пошевелиться – как будто невидимые цепи сковали её тело. Она могла только догадываться, что хочет сказать ей Абдулов. Но догадка почему-то привела её в ужас. Тут она почувствовала, как Абдулов прикасается к её талии и медленно разворачивает лицом к себе. Стало ещё страшнее. Взглянув в темно-синие глаза, она почувствовала его чуть влажные ладони на своих ладонях.
- Лен, мне кажется, что я влюбился.
Сердце резко трепыхнулось в груди и замерло. Лена не могла толком объяснить, какие именно чувства она ощутила в этот момент. Но она знала одно – Абдулов изменился. Пока непонятно в какую сторону, но изменился. И её отношение к нему тоже изменилось.
- Поздравляю, - всё ещё чуть хрипловато отозвалась она, опуская голову, не в силах больше выдерживать это испытующий взгляд синих глаз. – И кто же она? Или он? – уже почти придя в себя, попыталась пошутить Третьякова, чтобы хоть как-то разрядить накалившуюся обстановку.
- Это ты, дурочка. – Ответил, слегка улыбнувшись, Абдулов, которого порадовало то, что Третьякова уже способна иронизировать, это был хороший знак.
Молчание Третьяковой оглушало его, заставляя кровь пульсировать в висках. Абдулов убрал свои руки с ладоней Лены, позволяя ей встать и уйти. Но она не уходила.

Услышав те слова, которые почему-то так боялась услышать, Лена попыталась найти в себе ответ на его слова. Но пока что внутри была полная мешанина, и ничего умного в голову не приходило. Когда он отпустил её руки, Лене почему-то стало холодно. Она наконец пересилила внутреннее оцепенение и подняла голову, наблюдая за тем, как на лице Абдулова отражается горечь от того, что его слова не вызвали в ней ответной реакции. Ещё вчера этот человек был ей чужим. Но сейчас ей показалось, что он значит для неё гораздо больше, чем она могла когда-либо предположить. Но как называется то внезапно всплывшее на поверхность её сознания чувство, она пока не знала, и ответила:
- Мне не за что тебя прощать. Ты не виноват, я ведь тебя не оттолкнула. Но я не знаю, что на меня нашло. Я вообще ничего не знаю. Я подумаю над твоими словами, хорошо? – с надеждой спросила она, разглядывая каждую чёрточку его лица, ожидая его реакции.
- Хорошо, - лёгкая улыбка мелькнула на лице Абдулова. Он почувствовал себя почти счастливым, он ожидал, что её реакция вряд ли будет адекватной.
Лена чуть улыбнулась уголком губ в ответ, и, поднявшись с его постели, вышла из комнаты. Абдулов в полном смятении чувств откинулся на подушки. Его грела сейчас всего одна мысль: она-обещала-подумать.

Третьякова уже второй час лежала на постеленном диване в гостиной и никак не могла уснуть. Поведение
Абдулова выбило её из привычной колеи, а её реакция на его поведение просто убивала Третьякову. Перед глазами поневоле проносились картинки сегодняшнего вечера – болезненный и бледный Абдулов, суши-бар, возвращение в квартиру «пациента», злополучное растирание, безумная страсть, накрывшая с головой и полностью сносящая крышу, и, наконец, его признание. Лена вдруг явственно почувствовала на себе горячие руки Абдулова, но, перевернувшись на другой бок, постаралась прогнать наваждение. Старательно прогоняя навязчивые мысли, Третьякова постепенно стала засыпать, позволяя своему изнурённому за долгий день организму наконец получить отдых.

Через стену от неё ворочался в постели Аблулов. Сон всё никак не шёл, но мужчина пытался заставить себя хоть немного поспать – ведь завтра съёмки, и их пропустить он не может. Ему всё время вспоминались прозрачные серые третьяковские глаза, и на ум сразу же приходил странный сон, приснившийся ему в бреду несколько часов назад. Абдулов старался вытянуть из этого сна хоть какой-то смысл, и, кажется, у него это начинало получаться.
Вспомнив серебряно озеро, появившееся как раз в тот момент, когда он был на волосок от смерти в палящей пустыне, Абдулов поразился метафоричности своего сна – сегодня именно глаза Третьяковой, её присутствие стали спасительной соломинкой, помогающей выкарабкаться из болезни, распутать запутавшееся от жара сознание. Но последующая часть сна его удивила. Он долго не мог понять, к чему всё это. Но, наконец, разобравшись в себе, он всё понял.
Как только он пытался жадно зачерпнуть побольше воды – озеро исчезало. Как только он пытался кавалерийским наскоком завоевать внимание Третьяковой – она ещё больше отдалялась от него.
Когда же он легонько коснулся прозрачной глади озера, вода не исчезла, не испарилась, а, наоборот, обдала приятной, спасительной прохладой. Всё правильно. Теперь всё будет по-другому. С такими мыслями Абдулов, наконец, провалился в долгожданный сон.

Запах чего-то жареного и чего-то терпкого заставил Третьякову открыть глаза. Приподнявшись на локтях, она вспомнила, что находится в квартире Абдулова и с трудом восстановила в памяти события прошедшего вечера. Всё казалось таким нереальным, что ей до сих пор не верилось, что это было на самом деле. Но запах чего-то вкусненького заставил её отвлечься от этих мыслей и напомнил ей, что в её желудке с восьми часов вечера не появлялось ничего, кроме чая. И, почувствовав голод, она поднялась с дивана и босиком направилась на кухню.
От увиденного у Третьяковой глаза полезли на лоб: у плиты стоял её вчерашний «пациент» и готовил завтрак. Причём выглядел он вполне здоровым.
- Абдулов, ты чего, совсем? У тебя вчера температура под сорок была, а ты тут скачешь по кухне! – с ходу возмущённым голосом сказала Лена, складывая руки на груди и с укором глядя на перепуганного Абдулова.
- Третьякова, ты чего крадёшься?! Я блин испугался так, что чуть опять температура не поднялась! Больных людей, между прочим, жалеть надо, - проворчал он, снова отворачиваясь к плите. И, повернув голову в её сторону, с едва заметной улыбкой добавил:
- Доброе утро.
- Доброе, доброе. Только вот всё равно зря ты вскочил, я бы сама всё приготовила. А тебе ещё отлежаться надо хотя бы пару дней, я то уж помню, как тебе хреново было! – продолжала свои нравоучения Лена, хотя, было заметно, что она немного смягчилась.
- Да я здоров как бык! К тому же, сегодня важные съёмки, и Арланов сказал не опаздывать, - заверил её Абдулов, продолжая колдовать над шкворчащей сковородкой.
- Какие съёмки?! Ты что, и думать забудь! Ты остаёшься дома. – Снова возмутилась Третьякова, которая была в полном ауте от того, что Абдулов так быстро оклемался ль вчерашнего не вполне адекватного состояния.
- Лен, не нуди, - примирительно отозвался Абдулов, расставляя тарелки на столе и исподтишка поглядывая на грозную Третьякову, стоявшую в дверном проёме кухни, сложив руки на груди.
Где-то в комнате зазвонил мобильный телефон.
Третьякова направилась в спальню Абдулова, на звук звонка. Найдя мобильник Виталия, она взглянула на дисплей: «Арланов». Вернулась в кухню, молча протянула телефон Абдулову. Тот взглянул на экран и нажал кнопку принятия вызова.
- Да, Серёга? – пауза, - И тебе доброе утро. – Снова пауза. – Конечно, как скажешь, в десять, так в десять.
Тут Лена не выдержала, и, подойдя к Абдулову, отлепила телефон от его уха и приложила к своему:
- Сергей Витальевич, он не приедет, он нездоров.
- Чего? – раздалось на том конце провода. – Ээээ, а с кем я разговариваю?
У Третьяковой внутри похолодело – вот это она сглупила! И как она объяснит сегодня всей съёмочной группе своё присутствие ранним утром в квартире у Абдулова? Вот влипла-то. Чертыхнувшись про себя, Третьякова собралась с мыслями и ответила:
- Это Лена.
- Слушайте, Лена, – Арланов, кажется, её не узнал. Третьякова облегчённо вздохнула и услышала: - Мне всё равно, кем вы приходитесь Виталию, но у меня к вам убедительная просьба – отпустите его на съёмки, иначе его партнёрша меня на куски порвёт, если приедет на съёмки и из-за его отсутсвия будет вынуждена потом работать в выходные.
- Не порвёт, - заявила Третьякова, тут же прикусив язык. Ну что за мания вечно находить себе на задницу очередные неприятности?!
- Вы-то откуда знаете? Стоп…Третьякова, ты что ли?! – послышался в трубке удивлённый возглас Арланова, - Кхем, не ожидал, - было слышно, что он ухмыляется.
- Да, Сергей Витальич, это я, я просто… - начала было оправдываться Третьякова, наткнувшись на смеющийся взгляд Абдулова, направленный в её сторону.
- Так, Третьякова, меня не волнует, чем вы там с Абдуловым занимались или занимаетесь, но чтобы через два часа вы были на площадке. Оба. – Безапелляционно заявил Арланов, отключаясь.
- Но… - хотела было возразить Третьякова, но, не успев сказать ничего вразумительного, с досадой швырнула мобильник на диванчик.
- Что, Ленка, спалилась? – рассмеялся Абдулов, начиная накладывать в тарелку аппетитные гренки.
- Да идите вы все, - буркнула Третьякова, усаживаясь за стол, - давай уже завтракать, «сынок».

- Мм, вкусно, - жевала Третьякова уже вторую гренку и запивала свежесваренным кофе. – Не знала, что ты умеешь готовить, - посмотрела на Абдулова она и отпила ещё глоток из белоснежной чашки.
- А ты что думала, я ем только фаст-фуд? – усмехнулся Абдулов, продолжая ковырять бедную гренку вилкой, так и не притронувшись к ней. – Я же говорил, что ты меня совсем не знаешь.
- Зато Арланов теперь думает, что я «слишком хорошо» тебя знаю, - не очень весело усмехнулась в ответ Лена, уткнувшись взглядом в свою тарелку.
- Да ладно тебе, забей. Пусть Арланов думает, что хочет. – Беззаботно отозвался Абдулов, следя за выражением лица Третьяковой, его почему-то беспокоило, как она реагирует на тот факт, что Арланов узнал о том, что Лена провела ночь в его квартире.
- Ага, Арланов, а заодно и ещё весь актёрский состав и персонал, - буркнула Лена, которой резко перехотелось есть, - Весело будет послушать, как все будут трындеть о том, что я – очередная баба, которую тебе удалось без труда уложить в постель.
- Лен, успокойся. Если для тебя это так важно, то я всё улажу. – Негромко отозвался Абдулов, чувствуя, как сердце гулко отбивает замедленный ритм.
- Да, чёрт возьми, это важно! – уже громче ответила Третьякова, которую не устраивало сложившееся положение вещей. Она не хотела быть посмешищем всей съёмочной группы, ведь ни для кого не секрет, что Абдулов, мягко сказать, - сердцеед со стажем.
- Ладно, как скажешь, я сделаю всё, что нужно, - подчиняющимся тоном отозвался Абдулов, чем удивил и себя, и Третьякову.
Лена недоуменно посмотрела на него, впервые слыша в его голосе нотки подчинения, будто он целиком и полностью подвластен её мнению.
- Ладно, давай собираться, - примирительно сказала Лена, вставая из-за стола, - Всё было очень вкусно, спасибо, - чуть улыбнулась она, относя свою тарелку в раковину.
- Всегда пожалуйста, - усмехнулся в ответ Абдулов, вставая с дивана и подходя к раковине вслед за Третьяковой, - Я сам всё помою, иди собирайся, - он аккуратно отнял у неё тарелку из рук, и поставил в раковину, смотря на задумчивую Третьякову, которая, бросив мимолётный взгляд ему в глаза, направилась к выходу из кухни.

Вот уже сорок минут они добирались к съёмочной площадке сквозь утренние пробки. На этот раз за рулём сидел Абдулов. Уже два раза звонил Арланов, выясняя, где носит эту сумасшедшую парочку.
Наконец добравшись до школы, они вошли внутрь, направляясь прямиком на «поле боя», то бишь на съёмочную площадку, кабинет химии, где, по сценарию, после урока (который ещё предстояло снять) Степнов должен будет разговаривать с Кулёминой по поводу её отношений с парнями и конкретно по поводу её отношения к нему.
Войдя в кабинет, явившаяся парочка мгновенно привлекла интерес «общественности»: на них с интересом поглядывали «ранетки», рассевшиеся по местам, а в особенности, Лера, которая не ожидала, что эти двое могут находиться на расстоянии менее чем метр друг от друга и не крушить всё вокруг. А что уж можно было сказать о выражении лица Арланова, так то, что он нагло ухмылялся, читая на лице Третьяковой какое-то волнение, а на лице Абдулова – «виноватость».
- Таак, голубки, явились-не запылились. – Потирал руки Арланов, готовясь «разделать» этих голубчиков, что называется, «под орех». - Ну что, в любовь будем играть или как? Или уже успели наиграться за сегодня? – снова ухмыльнулся он, не обращая внимания на недоумевающие взгляды ранеток и съёмочной группы.

Третьякова замерла с каменным выражением лица. Ну Арланов, ну предатель! Сегодня она назло ему запорет как можно больше дублей! Пусть помучается! Сказать, что Лена была зла – значит, ничего не сказать. Но Абдулов, заметив, как Третьякова сжимает губы, тут же взял дело в свои руки:
- Серёг, заткнись, а? – Угрожающе протянул Абдулов, вынимая руки из карманов штанов.
- Чееего? – обалдело уставился на него Арланов, никогда ещё не видевший Абдулова таким решительным.
- Ничееего, - перекривил его Виталий, и повторил: - Базар фильтруй, говорю.
- Абдулов, это ты у меня сейчас будешь «базар фильтровать», а заодно и зубы с пола подбирать, - от наглости Абдулова Арланов чуть не лишился дара речи, но, вспомнив, кто тут всё-таки главный, решил поставить Абдулова на место.
Лена стояла молча, переводя взгляд с Абдулова на Арланова, и обратно. Ей стало не по себе. Такой пыл со стороны Абдулова ей льстил, и она абсолютно чётко осознавала это. Но в то же время это было чревато последствиями. Она не сомневалась, что уж кто-кто, а Арланов сумеет отыграться на них по полной, стоит ему только захотеть. А он, кажется, благодаря Абдулову, уже захотел.

Два недовольных взгляда столкнулись в немом противостоянии и не обещали ничего хорошего, если хотя бы один из них не уступит другому.
Абдулов уже собирался что-то ответить Арланову, но Третьякова опередила его:
- Давайте работать, а?
- Давайте, - метнул ещё один грозный взгляд в сторону Абдулова Арланов и, засунув руки в карманы, отвернулся от недовольного Виталия и продолжил, уже обращаясь к Ранеткам, сидевшим за партами в кабинете химии: - Сегодня в семействе розоцветных пополнение, - ухмыльнулся он, - сегодня вместе с нами начинает работать Аня Байдавлетова, прошу любить и жаловать, - добавил режиссёр.
- Аня? Уже сегодня? – удивленно приподняла брови Женя, - она нам ничего не говорила по этому поводу.
- А она до вчерашнего вечера и сама ещё не знала, что начинает сегодня. Я ей вчера позвонил и попросил приехать на съёмки сегодня к одиннадцати часам. – Пояснил Арланов и направился к выходу из кабинета, оставляя осветителей подготовить кабинет к предстоящим съёмкам, а актёрам давая время выучить свои реплики и успеть наложить грим. Уже выходя из кабинета, он повернул голову и бросил через плечо:
- Абдулов, жду тебя у себя через десять минут. Разговор есть.

Абдулов недовольно поджал губы, и проводил Арланова красноречивым взглядом, он догадывался, зачем режиссёр позвал его к себе.
- Зачем ты так с ним, не надо было, теперь мы тут надолго застрянем, - сложила руки на груди Третьякова, вставая в позу «недовольной».
- Нет, ну он тут чушь всякую несёт, ты бесишься, а я молчать должен? – возмущенно протянул Абдулов, непонимающе глядя на Лену. А Ранетки ещё более непонимающе глядели на него.
- Ну по крайней мере, я бы ему по-тихому отомстила, - пробурчала Третьякова, - а теперь нам с тобой влетит по самое «не хочу»! Ты же знаешь, что Арланова опасно бесить накануне выходных, он ведь может нам их и подпортить! А я безумно устала и хочу нормально отдохнуть! – разошлась Лена, осознавая, что теперь им Арланов устроит «тёмную».
- Мама Лена, я тебя не узнаю! По-тихому отомстила бы? Ха, ни за что не поверю, что ты умеешь мстить «по-тихому», - недовольно хмыкнул Абдулов, раздражаясь от того, что вместо того, чтобы восхищенными глазами смотреть на него, своего защитника, Третьякова просто-напросто предъявляет ему претензии. Вот неблагодарная! Ранетки сидели молча (что очень удивительно), и просто недоуменно переводили взгляд то на Лену, то на Виталия. На фразе «мама Лена» у всех без исключения нижние челюсти гулко ударились о парту.
- Умею, - сквозь зубы процедила Третьякова, - Просто в этом пока не возникало надобности.
- Ну-ну, мне будет весело понаблюдать твоё ТМТ, - ухмыльнулся Абдулов, по которому было совершенно не заметно, что ещё вчера он в ничтожном состоянии валялся в кровати и пил молоко с мёдом, заботливо приготовленное «мамой Леной».
- ТМТ? – подняла брови Лена.
- Тихую Месть Третьяковой, - ухмыльнулся Абдулов, и вышел из кабинета.

Проводив его взглядом, ранетки уставились на Третьякову, которая стояла с недовольным видом и буравила взглядом плинтус.
- Мама Лена? – с неадекватным выражением лица переспросила Козлова, подбирая челюсть с парты.
Лена мысленно проклинала Абдулова и его длинный язык. Но, собравшись с мыслями, ответила:
- Не обращай внимания.
- Да нет уж, нам интересно! Правда, девчонки? – подхватила Женька, заметно оживившись.
- Конечно, - не отставали от неё и Руднева с Наташей.
- Это долгая история, и неинтересная, - отмахнулась Третьякова, собираясь выходить из кабинета и направиться в гримёрку.
- Блин, Ленка, ну ты и зануда, - обиделась Лерка, внутреннее чутьё которой подсказывало, что Третьякова чего-то не договаривает. И она обязательно выяснит, чего именно.
Лена лишь пожала плечами и покинула класс.
Уверенная в том, что все, кто остался в кабинете, сейчас дружно перемывают ей косточки, Лена дошла до гримёрки и вошла. Поздоровавшись с Настей, она села в кресло, позволяя девушке привести её в надлежащий вид.

- Можно? – приоткрыл дверь Арлановского кабинета Абдулов.
- Нужно, - отозвался режиссёр, сидящий в крутящемся кресле, что-то просматривая на экране ноутбука.
Абдулов вошёл, сел на диван, стоящий неподалёку от Арланова, и молча стал ждать, когда режиссёр начнёт на него орать. Впрочем, он уже привык к взрывоопасному характеру своего начальника.
- Так, Абдулов, я думаю, ты не догадываешься, зачем я тебя сюда позвал, - начал Арланов, всё ещё не отрываясь от созерцания экрана ноутбука.
- Ну почему же? Очень даже догадываюсь, - сделал недовольное лицо Абдулов и сложил руки на груди, продолжая испытующе смотреть на Арланова, и был очень удивлён, когда услышал в ответ:
- Сомневаюсь.
- Разве ты меня сюда притащил не для очередной промывки мозгов? – недоуменно протянул Виталий, выпрямляясь.
- Это всегда успеется, - усмехнулся Арланов и повернулся к Абдулову лицом: - А сейчас я хочу тебе сообщить, что не только в «семействе розоцветных» сегодня пополнение, - неопределенно начал он.
- А у кого же ещё? – непонимающе взглянул Абдулов на режиссёра.
- У тебя новая партнёрша.
- Как новая? – севшим голосом отозвался Абдулов, придавая своему лицу крайне недоумевающее выражение. – А Третьякова? – настороженно добавил он.
- Да что с твоей Третьяковой сделается, никуда она от тебя не денется, зато новые ощущения гарантированны – Алёна безумно эффектная девушка, - усмехнулся Арланов, с хитринкой взглянув на обалдевшего Абдулова.
- Какая ещё Алёна? – не переставал удивляться тот.
- Та, которая прибудет к 11-ти часам, как и Байдавлетова. Алёна Тропинина будет играть актрису, играющую роль главной героини романа «Это будет вчера» в фильме, который снимают по роману Степнова и Кулёмина. И Степнов увлечётся этой актрисулькой, её будут звать Наталья. Ну, Кулёмина поревнует-поревнует, и сама тебе, то есть, Степнову, в любви признается. Короче, всё схвачено, - подмигнул Абдулову Арланов, похоже, уже забыв о ссоре, которая вспыхнула между ними десять минут назад.
- Обалдеть, Серёга. Ну вы и закрутили. Полный финиш, - только и смог сказать Абдулов, всё ещё приходя в себя от услышанной новости.

Лена послушно сидела в кресле и позволяла Насте навести хоть какой-то порядок на её блондинистой голове – после вчерашнего «душа» и отсутствия нормальной сушки волосы были похожи на спутанные спагетти.
Когда в гримёрку вошли Ранетки, она даже головы в их сторону не повернула, зная, что сейчас начнётся допрос с пристрастием.
Но, к её удивлению, допроса не намечалось. Ранетки что-то бурно обсуждали, и Лена прислушалась к их разговору.
- Да, говорят, что эта Алёна – начинающая актриса, только три года назад Щукинское окончила, - делилась новостями Руднева, поправляя длинную уложенную набок чёлку.
- А сколько ей? – спросила Женька.
- Двадцать семь вроде, - отозвалась Аня, которой, видимо, удалось откуда-то разузнать информацию о новенькой. – Ещё я слышала, что у неё бывший муж – продюсер.
- Кому там двадцать семь? – вставила-таки своё словечко Третьякова, всё-таки природное любопытство одержало над ней верх.
- А ты разве не слышала, что нашему Виталику нашли партнёршу? – с хитринкой улыбнулась Руднева, с удовольствием отмечая, что лицо Третьяковой, отражающееся в зеркале, явственно меняет своё выражение.
- В смысле? А я? – удивлённо, и, если точнее, ошеломленно приподняла брови Лена, у которой внутри зародилось какое-то нехорошее предчувствие.
- Ну, в смысле, ещё одну партнёршу, - поправила Аню Лера и наблюдала за тем, как Третьякова отреагирует на эту новость. А реагировала она внешне вроде бы почти равнодушно. Почти.
-Понятно. – Постаралась изобразить равнодушие Третьякова, но, помолчав пару секунд, снова не сдержалась: - Зачем?
- Ну там у Степнова интрижка наклёвывается с актрисой, которая в фильме «Это будет вчера» играть будет. Там её, кажется, Наташей будут звать, точно не помню. – Пояснила Женька.
- Ясно, - отозвалась Третьякова, стараясь скрыть нарастающее внутри напряжение. Ей почему-то уже заранее не нравилась эта Алёна и, заодно, Наташа.
Настроение катилось всё ниже, если это было ещё возможно. Казалось, что ниже ему уже падать просто некуда. Оказалось, есть.
В без десяти одиннадцать, когда Настя гримировала Женю и на очереди была Руднева, Арланов созвал всех на «летучку».
Третьякова неохотно поплелась в холл, где уже стояла потерянная и немного смущённая Нюта. Увидев в холле её, а не эту злополучную Алёну, Лена даже обрадовалась.
- Привет, Ань, - поздоровалась Третьякова с коллегой по группе, и стала в ряды заинтересованной съёмочной группы и актёрского состава.
- Знакомьтесь, это Аня Байдавлетова, Нюта-Ранетка, - представил девочку Арланов. – С сегодняшнего дня она полноправный член актёрского состава сериала «Ранетки», прошу любить и жаловать, - положил руку на плечо Нюте Арланов.
- Здравствуйте, - улыбнулась девушка, и немного напряжённо взглянула вглубь холла – к стоящей неподалёку Лене приближались Лера с Наташей.
- Привет, - поздоровалась Наташа с новоприбывшей «ранеткой», улыбнувшись.
- Привет, - отозвалась Нюта, не подходя ближе к девчонкам, всё так же находясь на том же расстоянии, рядом с Арлановым.
- Привет, ну чего стоишь? – поздоровалась Козлова, заметив, как волнуется Байдавлетова.
Нюта подошла поближе и посмотрела на Лену – Третьякова едва заметно улыбнулась ей, как бы говоря: «Не боись, всё пучком».
- Надеюсь, ты быстро вольёшься в коллектив, - дружелюбно сказала Лера, слегка улыбнувшись Байдалетовой.
- Спасибо, я тоже очень на это надеюсь, - немного оторопело отозвалась Нюта, не ожидая такого поворота событий – Лера общалась с ней не как с врагом народа, а как с коллегой, как с обычной девчонкой. Она думала, что Лера её ненавидит за то, что она заняла её место в группе, и сразу покажет ей это. Но она ошиблась. И этот факт очень успокоил её.
Арланов что-то обсуждал с гримёром, видимо, давая указания насчёт Байдавлетовой, остальные разбрелись по холлу, но никуда не уходили, ведь Арланов не давай команды разойтись, видимо, ожидая ещё кого-то. И вскоре все поняли, кого именно – в дверях школы появилась высокая блондинка, стремительным шагом направляясь к Арланову и ослепительно улыбаясь. Народ начал кучковаться, зная, что Арланов сейчас начнёт свою напутственную речь.
- Ооо, а вот и наша Алёнушка, - сладким голосом пропел Арланов, расплываясь в улыбке, приветствуя новоприбывшую девушку.
- Серёжа, здравствуй, - улыбнулась Алёна, становясь рядом с режиссёром.
- Ну вот, теперь позвольте вам представить – актриса театра и кино, модель, Алёна Тропинина – красавица, умница и просто замечательная девушка, - с глуповатой улыбкой представил толпе Арланов новоиспечённую актрису.

Лена стояла, сложив руки на груди, придирчиво оглядела прибывшую девушку с ног до головы – высокая, светловолосая, довольно фигуристая девушка с симпатичной мордашкой. Особенную изюминку её лицу придавали большие карие глаза, выделявшиеся на фоне светлой кожи.
Третьякова невольно метнула взгляд в сторону Абдулова, стоящего чуть поодаль – тот рассматривал новенькую немного оценивающим взглядом, засунув руки в карманы брюк.
«Бабник», - пронеслась в голове мысль. Желудок неприятно сжался, но тут же отпустил. От неприятных мыслей Третьякову отвлёк голос Арланова:
- Лена, Виталик, идите сюда, сейчас представлю вам третий «угол» вашего любовного треугольника, - позвал их Арланов, махнув рукой.
Лена нехотя отошла от девчонок, обсуждающих сценарий на сегодня, и направилась к режиссёру и Алёне, которая с нескрываемым интересом рассматривала приближающегося Абдулова.
- Лена, это Алёна. Алёна – это Лена. – С ухмылкой представил Арланов девушек друг другу, наблюдая за тем, как Третьякова тщетно пытается изобразить дружелюбное выражение лица.
Лене не понравилась Алёна. Какая-то она ненастоящая. Будто бы она и не заканчивала никакое Щукинское. Будто бы вообще не была актрисой.

Алёне, в свою очередь, не понравилась Лена. Явно не соответствующая общепринятым параметрам женской красоты Третьякова вызывала в Алёне пренебрежение.
- Очень приятно, - почти в один голос солгали обе.
- Алёна, это – Виталик. Виталик – это Алёна. – С ещё большей ухмылкой представил Арланов друг другу Абдулова и Тропинину, и, искоса мимолётно взглянув на Третьякову, добавил, обращаясь к Абдулову:
- Ну что, Виталь, готов разделить любовь на двоих?
Абдулов внимательно посмотрел на заискивающе улыбающуюся Тропинину, перевёл взгляд на Лену, что-то разглядывающую в окне, и ответил:
- Готов.

Третьякова, услышав его ответ, презрительно хмыкнула. Что в этот момент творилось в её душе, Абдулов мог только догадываться.

А Третьяковой было противно. Противно слушать елейный голосок Арланова и противно смотреть на ангельскую улыбку Алёны. А ещё противнее было услышать ответ Абдулова на заданный ему Арлановым вопрос. Ах, значит на двоих любовь делить? Ну что ж, удачи. Лена, просто хмыкнула в ответ, стараясь показать, что ей абсолютно плевать на новенькую актрису.
- Ладно, дорогие мои, учите свои роли на сегодня. Алёнка, у тебя, несмотря на то, что это твой первый съёмочный день, есть пара сложных сцен, и настоятельно рекомендую тебе подготовиться. – Нарочито мягко сказал Арланов, стараясь действовать понежнее. Ему хватило сегодняшней перепалки с Абдуловым.
Лена, бросив красноречивый взгляд на новенькую, молча отвернулась и зашагала к девчонкам. Настроение в принципе было вполне нормальное, только вот всё равно что-то не давало ей покоя. Только вот что именно, она разобраться не могла.
Лера с Нютой и Наташей вполне дружелюбно беседовали, когда увидели подошедшую к ним Лену.
- О, Ленка, пойдём в гримёрку, там Анька с Женькой гримируются, поболтаем, - предложила Наташа.
- Я только что из гримёрки, надоело, - отозвалась Третьякова, посмотрев в окно, - я лучше выйду покурить.
- Ну вот, опять ты «покурить», - хмыкнула Наташа, собираясь идти в гримёрку, увлекая за собой девчонок.
Лена направилась к выходу из школы. Выйдя на уже ставшее родным школьное крыльцо, она подожгла сигарету и поднесла её к губам. Хотелось раствориться в этом сизом дыме, который медленно выходил из её лёгких в сыроватый декабрьский воздух. Противоречивые чувства, борющиеся в её душе, сейчас терзали её изнутри – с одной стороны, Абдулов её раздражал. С другой – притягивал. А тут ещё вдруг появилась третья сторона – эта Алёна. Третьякова ещё не успела разобраться, как она к ней относится, но всё-таки она ей почему-то не импонировала. Что именно отталкивало её от Алёны, Лена понять не могла, но знала точно – такая «фифа» себя в обиду не даст.
Услышав шаги за своей спиной, Третьякова обернулась. И, столкнувшись с парой больших карих глаз, спросила:
- Ты что-то хотела?
- Огоньку не найдётся? – звонким голосом осведомилась Алёна, и, согнув одну ногу, чуть наклонилась вбок.
- Найдётся, - протянула ей зажигалку Третьякова.
- О, какая милая пара, - насмешливо хмыкнула Алёна, рассматривая картинку на зажигалке, подаренной Третьяковой фанатами пары «КВМ», глазея на изображение Кулёминой и Степнова и читая надпись «КВМ - навсегда».
Третьякова посмотрела на Алёну своим фирменным изучающим взглядом, и, ничего не отвечая, молча забрала зажигалку обратно, когда Алёна подожгла свою сигарету.
Но Алёна всё не унималась:
- Так значит, Абдулов, да? Неплохой выбор, жаль, что бесперспективный, - сосредоточенно глядела она куда-то мимо Третьяковой, выпуская дым изо рта.
- Что ты имеешь в виду? – приподняла бровь Лена, не понимая, к чему клонит Тропинина.
- Ничего, забей, - беспечно отозвалась Алёна, прекрасно понимая, что Третьякову голыми руками не возьмешь – это она заметила ещё тогда, когда Арланов представлял их друг другу.
- Нет уж, договаривай, - с раздражением в голосе ответила Третьякова, заметив, что Алёна не просто так ляпнула про Абдулова и про отсутствие перспектив в отношении его.
- Не обращай внимания, - была довольна произведённым эффектом Алёна, увидев, что избранная тактика приносит первые плоды.
- Как знаешь, - пожала плечами Третьякова, решив не показывать, что её задела та фраза Тропининой. Пусть думает, что ей, Лене, абсолютно всё равно. Или, что она совсем дура. Неважно, главное, пусть наконец свалит с крыльца и не мешает думать о своём.

Алёна немного удивлённо взглянула на Третьякову, которая безмятежно затянулась и, прикрыв глаза, выдохнула сигаретный дым. А она непростая, эта Лена. Или ей действительно всё равно, или она умеет великолепно скрывать свои эмоции.
Выкурив свою сигарету, Алёна вернулась в здание школы, готовиться к съёмкам. А Третьякова осталась на крыльце, доставая из пачки ещё одну сигарету.
И снова шаги за спиной. Ну почему ей просто не дают остаться наедине с собой? Почему обязательно когда уходит кто-то один, так сразу на горизонте появляется другой? На этот раз Лена не обернулась, продолжая свой ритуал – щелчок, затяжка, выдох.
- Ну как тебе «соперница»? – послышался за спиной чуть насмешливый голос.
Третьякова прикрыла глаза, собирая мысли в кучу, заставляя себя как можно более спокойно ответить:
- Ничего. Сойдёт. – Всё так же продолжая стоять спиной к собеседнику, отозвалась Лена, вдыхая очередную порцию никотина.
- А если у неё получится? – чуть ближе подошёл к Третьяковой Абдулов, заставляя себя не прикасаться к ней.
- Что? – Равнодушным голосом спросила Третьякова, в глазах которой сейчас читалось легкое волнение. Но Абдулов её глаз не видел.
- Выполнить свою миссию, - неопределённо ответил Абдулов, всё ещё пытаясь побороть желание прикоснуться к девушке.
- Тогда желаю ей и Степнову счастья и долгих лет совместной жизни, - напряжённо отозвалась Лена, думая над тем, о чём сейчас её спрашивает Абдулов – о сериале ли? – Всё равно я не считаю, что у него и Лены может быть будущее. Тем более, что во втором сезоне она ему именно так и сказала. – Добавила она, решив добить Абдулова до конца. Будет знать, как загадками говорить.
- Ты действительно так думаешь? – севшим то ли от непрошедшей простуды, то ли от чего-то ещё голосом спросил Абдулов, прикоснувшись пальцами правой руки к плечу Третьяковой.
- Если я что-то говорю, значит, я так думаю, - отозвалась Лена, так и не повернувшись лицом к нему, даже когда он прикоснулся к ней. Ей казалось, что если она сейчас повернётся, то не сможет сказать ему то же самое в глаза.
Абдулов, не говоря ни слова, отвернулся, и направился обратно в школу.

Сигарета в руке Лены почему-то подрагивала. Чувствуя себя полной идиоткой, Третьякова выбросила не дотлевшую до конца сигарету в урну, и направилась обратно в школу, чтобы хоть как-то отвлечься от своего не очень адекватного состояния. Зайдя в гримёрку, она заметила немного удивлённые лица Ранеток, которые читали Ленкин сценарий.
- Лееен, - протянула Козлова, поднимая взгляд от печатного листа к Третьяковой: - У тебя, кажись, Витеньку уводят, - недоуменно договорила она, но, заметив недовольное выражение лица Лены, поправилась: - в смысле, у Кулёминой.
- Ну и пускай уводят, - хмуро отозвалась Лена, опускаясь на диван рядом с Женькой.
- Нет, Лен, ты не поняла. Я серьёзно. Они целоваться будут, - осторожно произнесла Лера, сидя в кресле недалеко от дивана.
У Третьяковой внутри что-то перевернулось. Противная ноющая боль запульсировала в левом виске – так всегда бывало, когда она волновалась. Постаравшись изобразить на лице равнодушие, она ответила:
- Плевать. Пусть хоть любовью занимаются. – Но голос предательски дрогнул.
Лера, заметив неадекват Третьяковой, закусила нижнюю губу. Многолетний опыт общения с Третьяковой подсказывал ей – если Третьякова делает вид, что ей всё равно – значит всё реально хреново.

Абдулов чувствовал себя полным ничтожеством – Третьякова недвусмысленно дала ему понять, что ей абсолютно плевать и на него, и на его чувства к ней, в которых он, идиот, сам ей признался вчера вечером. И чёрт его дернул тогда за язык?! Мысленно пообещав себе, что больше никогда не позволит себе говорить необдуманные вещи и совершать безрассудные поступки, Абдулов направился в гримёрку, приводить себя в порядок перед съёмкой. Сегодня у него было несколько эпизодов – два с Третьяковой и два с Тропининой. Вспомнив о новенькой, Абдулов невольно поёжился – уж слишком идеальная она была, ненастоящая. Как почти все его предыдущие пассии. Но, впрочем, внешне очень даже ничего.

Лена подумала, что было бы неплохо сейчас кому-нибудь чем-нибудь тяжёлым случайно попасть по голове. Под словом «кому-нибудь» Третьякова подразумевала двух человек. Каких именно, догадаться нетрудно. Молча поднявшись с дивана, она вышла из гримёрки, не в силах больше выдерживать на себе задумчивые взгляды ранеток. Пройдя по коридору пару десятков метров, она уселась на подоконник и открыла папку со сценарием.
«- Лен, можно тебя на минутку?
- Да, Виктор Михалыч. А зачем вы сюда пришли? И почему вы не на съёмках? – удивлённо спрашивает Кулёмина у своего бывшего учителя.
- У меня перерыв, актриса новая к нам пришла, на главную роль. Наташа Разина, ты её уже видела, она вчера знакомиться приходила к вам с дедом, помнишь? - ответил Степнов, и, задумчиво почесав затылок, продолжил: - Я вообще поговорить пришёл.
- Говорите, раз пришли, - складывает руки на груди Лена и смотрит в сторону.
- Дед твой переживает за тебя, говорит, что ты изменилась очень, - осторожно начинает Степнов.
- Все меняются, - с легким раздражением в голосе отзывается Кулёмина. – Вы вот тоже.
- С чего ты взяла? – удивлённо приподнимает брови Степнов, не понимая, к чему она клонит.
- Вы очень изменились с тех пор, как ушли из школы, - заявляет Лена, нервно подёргивая ногой.
- Ты же прекрасно знаешь, почему я ушёл, - вполголоса отвечает Степнов, не понимая, что нашло на Кулёмину.
- Знаю. Но Савченко предлагал вам вернуться. – Безапелляционно ответила Лена, всё ещё продолжая смотреть в сторону. В кабинете больше никого не было, все ушли на перемену.
- Предлагал. Но ты же понимаешь, что это был бы шаг назад. Я не мог вернуться, ты же знаешь, - примирительно отвечал Степнов, умоляюще глядя на Кулёмину.
- Да ничего я не знаю! Вы ушли, начали новую жизнь. Вам больше нет дела до того, что творится с нашей школой, со мной! – резко ответила Лена, - теперь ведь у вас есть новая работа, у вас новая жизнь. Сначала – физрук, потом - супервайзер, теперь – актёр, играющий главную роль в многообещающем фильме. Да ещё в паре с такой сногсшибательной актрисой. Конечно, кто же шило на мыло променяет? – разошлась Кулёмина, выплёскивая, наконец, всё, что накипело за последние недели.
- Лен, остынь, - обалдевшими глазами смотрит на неё Виктор.
- Всё, что вы говорили мне – ложь. Теперь я это прекрасно понимаю.
- Кулёмина, ты что несёшь?! Я от своих слов не отказываюсь! – взвился Степнов, не понимая, что нашло на Кулёмину и почему она так взбешена.
- Виктор Михалыч, уходите. И не приходите больше сюда. Опять сплетни начнутся. Хотя, они так и не прекратились, - устало говорит Кулёмина, и выходит из кабинета, оставляя Степнова в недоумении стоять в одиночестве среди пустых парт.»
Тупость какая-то! Арланов же говорил, что разговор Кулёминой и Степнова будет о её отношениях с парнями, а не жалкой попыткой показать ревность Кулёминой. Почему он изменил сценарий? С твёрдым намерением выяснить это, Третьякова направилась в кабинет режиссёра.

Абдулов зашёл в гримёрку, и, к своему удивлению, застал там всех ранеток, кроме одной.
Но интересоватся, где она, он не стал. Молча пройдя мимо девчонок, он уселся в гримёрное кресло и доверил себя умелым рукам Насти.
Ранетки откровенно изучали его, и Абдулов заметил это. И он, кажется, знал, почему. Лишь бы Третьякова не проболталась никому об их вчерашнем «приключении». Хотя, ей и самой не выгодно, чтобы по съёмочной площадке поползли слухи. Но, кажется, они уже поползли.
Когда Настя подготовила Виталия к съёмкам, он направился к «кабинету химии», где должны были снимать сцену его разговора с Кулёминой. Съёмка должна начаться через десять минут, а он так и не читал сценарий. Открыв папку, он ознакомился с содержанием сцены, и, вполне довольный прочитанным, пошёл в сторону съёмочной площадки.

- Сергей Витальич, можно? – постучала в дверь режиссёра Третьякова, держа в руках на этот раз красную папку со сценарием.
- Да, Леночка, конечно, - пропел Арланов, разбирая на коленях какие-то бумажки.
- А почему изменена сцена разговора Кулёминой и Степнова? Насколько я знаю, предмет разговора должен быть совершенно другой. – Неуверенно спросила Лена, приподнимая в руке папку.
- Тут всё очень просто, Ленок, - улыбнулся Арланов, глядя на недовольное лицо Третьяковой, - просто мы решили внести «перчику» в отношения Виктора и Лены.
- А по-моему, «перчика» и так уж предостаточно, - хмыкнула в ответ Лена.
- Это по-твоему. А теперь в сериал пришла Алёна. И страсти накаляются. – Ухмыльнулся Арланов, снова перебирая какие-то листки.
- Вы хотите сказать, Наташа? – прищурившись, поправила его Третьякова, напоминая Арланову, что они говорят о сериале.
- Ну да, и она, в общем-то, тоже, - ещё раз ухмыльнулся Арланов, чем окончательно вывел Третьякову из себя.
- Сергей Витальевич, - членораздельно произнесла она имя режиссёра, - если вы считаете, что можете так шутить, то хочу вас разочаровать, - едко продолжала Третьякова, - То, что я сегодня утром оказалась у Абдулова – это чистая случайность. Между нами ничего нет, и я убедительно прошу вас больше не отпускать подобные шуточки в мой адрес. Ясно? – с вызовом спросила она.
Арланов поднял удивлённые глаза на Третьякову – что её так задело в его словах? Неужели он попал в точку? Неужели Третьякова действительно ревнует? Гениальная, как показалось режиссёру, идея проскользнула в его мозгу – если Третьяковой на самом деле так неприятно, что Алёна будет играть с Абдуловым, то это можно использовать в сериале – ведь живые эмоции всегда ярче наигранных, и получится не сюжет, а просто конфетка! С такими мыслями Арланов сделал повинующееся лицо и ответил Третьяковой:
- Конечно, Леночка. Можешь идти, готовиться к сцене.
Лена удивленно взглянула на режиссера – она никак не ожидала, что тот так быстро признает свою вину. Но, удовлетворившись услышанным ответом, она покинула кабинет режиссёра и направилась на съёмочную площадку, где через пять минут должна начать сниматься их с Абдуловым сцена.

С полнейшим отсутствием желание делать что-либо Третьякова явилась на площадку. Там её уже дожидался Абдулов, стоявший возле окна в ожидании команды режиссёра. Арланова всё ещё не было, и Лена подошла к окну, остановившись неподалёку от Абдулова, разглядывающего что-то через оконное стекло.
- Как самочувствие? – ничего не выражающим голосом спросила она, тоже отвернувшись к окну.
- Нормально, - не поворачиваясь, так же равнодушно ответил он. Твёрдое намерение забить на Третьякову поселилось в нём в ту минуту, когда она отшила его тогда, на крыльце. Пусть не прямо, но она дала понять, что ему не на что надеяться.
- Текст выучил? – продолжала бесполезный и несодержательный разговор Третьякова.
- Выучил.
- Тупая сцена. Нежизненная, - проговорила Лена, продолжая смотреть в окно.
- А по-моему, вполне жизненная. – Сухо отозвался Абдулов, изо всех сил заставляя себя не смотреть на Третьякову.
- В жизни так не бывает. Ни одна девушка не начнёт так глупо показывать свою ревность, - заявила Третьякова, думая о том, что сейчас не помешало бы выкурить пару сигарет – на душе было как-то неспокойно, тяжеловато. Никогда ещё у них с Абдуловым не было таких сухих разговоров. Сухих, бесстрастных, бесполезных. Всё их общение, сколько она себя помнила, основывалось на сильных эмоциях, пусть иногда (да и чаще всего) на негативных, но от этого не менее живых и ярких. И ей безумно этого не хватало.
- Не знаю, может быть, - отозвался Абдулов, зная, что если с Третьяковой не согласиться, то снова начнётся перепалка, и снова с бешеной силой заколотится сердце, а вискам прильёт кровь, и будет очень и очень трудно сдержать себя в руках.
Лена перевела полный недоумения взгляд на Абдулова – он согласился? Он С НЕЙ согласился? Быть этого не может, он никогда не соглашался, даже если был неправ. Что произошло? Что на него так повлияло? На душе у Третьяковой стало ещё тяжелей. Стараясь хоть как-то расшевелить своего «оппонента», она сказала:
- Наверное, что-то в лесу сдохло, раз сам Виталий Абдулов со мной согласился.
- Не знаю, может и сдохло. – Чуть прищурился Абдулов, по прежнему высматривая что-то в окне, и, отвернувшись от него и не бросив даже мимолётного взгляда на Третьякову, отошёл к Арланову, который уже явился в кабинет и отдавал последние указания оператору.
Лена не могла понять, что произошло с Абдуловым и почему её так беспокоит эта резкая перемена в его поведении. Нужно было что-то сделать. Но только вот что? Эта сухость в его тоне и безразличие в глазах резали её без ножа. Было такое чувство, что она стучит в запертую дверь, за которой никого нет, которую никто не откроет. Услышав команду режиссёра, она отвлеклась от бессмыленного разглядывания окна и направилась на место съёмки.

- Лен, можно тебя на минутку? – услышала Третьякова голос Абдулова, попутно вспоминая, что он обращается не к ней, а к Кулёминой. Ну наконец-то. Он смотрит на неё. Только вот его взгляд какой-то потухший, не такой, как обычно. Снова противное нытьё где-то в районе сердца заставляет Третьякову серъёзно задуматься о том, что неплохо бы выкурить сигаретку.
- Да, Виктор Михалыч. А зачем вы сюда пришли? И почему вы не на съёмках? – удивлённо спрашивает Кулёмина у своего бывшего учителя.

- Стоооп, Третьякова! – закатывает глаза Арланов, - что за выражение лица? Почему ты выглядишь так, что хочется вызвать тебе «скорую»? У тебя ничего не болит?
- Нет, не болит. Извините, Сергей Витальич, - складывает руки на груди Третьякова, вдыхая побольше воздуха. Почему-то в кабинете было душно, как будто весь воздух выкачали и оставили их в вакууме без скафандров. Однако все остальные выглядели вполне нормально, может быть это только ей казалось, что нечем дышать? Искоса посмотрев на Абдулова, она поймала его встревоженный взгляд, мгновенно ставший равнодушным.
- Ладно, поехали дальше! – крикнул Арланов, махнув рукой оператору.

- Да, Виктор Михалыч. А зачем вы сюда пришли? И почему вы не на съёмках? – удивлённо спрашивает Кулёмина у своего бывшего учителя. Лена изо всех сил старалась изобразить искреннее удивление на лице своей героини.
- У меня перерыв, актриса новая к нам пришла, на главную роль. Наташа Разина, ты её уже видела, она вчера знакомиться приходила к вам с дедом, помнишь? - ответил Степнов, и, задумчиво почесав затылок, продолжил: - Я вообще поговорить пришёл.
- Говорите, раз пришли, - складывает руки на груди Лена и смотрит в сторону.
- Дед твой переживает за тебя, говорит, что ты изменилась очень, - осторожно начинает Степнов.
- Все меняются, - отзывается Кулёмина. – Вы вот тоже.

- Блин, Третьякова! У тебя в голосе должно слышаться раздражение, а ты скулишь, как щеночек! Ну что с тобой? Соберись, девочка моя, умоляю. – Снова мученически закатил глаза Арланов, снова хлопая в ладоши, - Давайте ещё раз.

- Все меняются, - раздражённо отзывается Кулёмина. – Вы вот тоже.
- С чего ты взяла? – удивлённо приподнимает брови Степнов, не понимая, к чему она клонит.
- Вы очень изменились с тех пор, как ушли из школы, - заявляет Лена, нервно подёргивая ногой. Это далось Третьяковой легко, её изнутри так и переполняло напряжение, и теперь появился шанс его выплеснуть.
- Ты же прекрасно знаешь, почему я ушёл, - вполголоса отвечает Степнов с виноватым видом.
- Знаю. Но Савченко предлагал вам вернуться. – Безапелляционно ответила Лена, всё ещё продолжая смотреть в сторону.
- Предлагал. Но ты же понимаешь, что это был бы шаг назад. Я не мог вернуться, ты же знаешь, - примирительно отвечал Степнов, умоляюще глядя на Кулёмину. Сколько сил стоило Абдулову заставить себя посмотреть на Третьякову умоляющим взглядом, он буквально вынудил самого себя переступить через барьер видимого равнодушия, который он создал для того, чтобы не чувствовать того, что чувствовал к ней ещё совсем недавно, буквально пару часов назад.
- Да ничего я не знаю! Вы ушли, начали новую жизнь. Вам больше нет дела до того, что творится с нашей школой, со мной! – резко ответила Лена, - теперь ведь у вас есть новая работа, у вас новая жизнь. Сначала – физрук, потом - супервайзер, теперь – актёр, играющий главную роль в многообещающем фильме. Да ещё в паре с такой сногсшибательной актрисой. Конечно, кто же шило на мыло променяет? – разошлась Кулёмина, выплёскивая, наконец, всё, что накипело за последние недели. Третьякова входила во вкус. Ну, может быть хоть сейчас он сможет наконец посмотреть на неё с прежним огоньком во взгляде?
- Лен, остынь, - обалдевшими глазами смотрит на неё Виктор.
Третьякова посмотрела на Абдулова. Нет. Снова потухшие глаза. Какой же он хороший актёр. Может, и всё то, что он сказал ей вчера, и всё, что вчера между ними произошло – тоже бесподобная актёрская игра?
- Всё, что вы говорили мне – ложь. Теперь я это прекрасно понимаю. – Сейчас Третьякова высказала целиком и полностью собственные мысли. Абдулов, кажется, прочёл это в её глазах.
- Кулёмина, ты что несёшь?! Я от своих слов не отказываюсь! – взвился Степнов, не понимая, что нашло на Кулёмину и почему она так взбешена. Абдулова искренне задел тот факт, что Третьякова, возможно, именно так и думает. И он искренне возмутился её недоверию, и, видимо, последняя фраза получилась у него даже излишне эмоциональной.
Блин! Ну как он играет! Сердце Третьяковой отбивает сумасшедший ритм при одном только взгляде на него – крохотная искра замаячила где-то в глубине его взгляда, и Лена, вздохнув от внутреннего напряжения, произнесла контрольную фразу:
- Виктор Михалыч, уходите. И не приходите больше сюда. Опять сплетни начнутся. Хотя, они так и не прекратились, - устало говорит Кулёмина, и выходит из кабинета, оставляя Степнова в недоумении стоять в одиночестве среди пустых парт.

- Стоп, снято! – выдыхает, наконец, Арланов, и, после того, как камеру отключают, произносит: - Ну вот, молодцы! С огоньком надо играть, с огоньком! А то вы какие-то постные вначале были. Так, теперь, Виталик, иди готовься к сцене с Алёной, а потом будет ваша совместная сцена – Наташа целует Степнова, а Кулёмина, пришедшая к деду на съёмки, видит это. Ух, зрители будут рыдать! – Потёр руки довольный Арланов, - Если, конечно, вы мне всё не испортите.

Третьякова застыла, когда услышала содержание следующей сцены с её участием. Мало того, что Абдулов с этой Алёной зажиматься будут, так она ещё должна на всё это смотреть? Арланов что, издевается? Хотя, почему, собственно, это должно её так беспокоить? Подумаешь, пускай себе целуются. Главное сейчас – покурить. Третьякова, молча покинув «кабинет химии», отправилась, вопреки обыкновению, не на крыльцо, а к тому окну, где совсем недавно читала сценарий.
Открыв форточку, Лена достала из кармана олимпийки заветную пачку и закурила. Положив одну руку под локоть другой, она всматривалась в серое небо, стараясь найти в нём хоть какое-то постоянство. Постоянство, которое отсутствовало у неё в душе уже второй день.
- Нервы? – раздался голос из-за спины.
Третьякова дернулась от неожиданности и повернула голову, встречаясь взглядом с большими карими глазами.
- Нет. – Отвернулась обратно, вдыхая новую порцию никотина.
- Врёшь, - насмешливый голос Алёны прожигал дыру в терпении Третьяковой, словно зажжённая сигарета, прислонённая к тонкой ткани.
- Надо же, какие мы проницательные, - раздражённо заметила Лена, выдыхая колечко дыма в слегка прохладный воздух, проникающий сквозь форточку.
- Просто ты врать не умеешь, - заявила Алёна, приподнимая брови и чуть снисходительно изучая взглядом Третьякову. Эта девочка почему-то её раздражала. То ли своей излишней самоуверенностью, то ли холодностью, то ли сильной внутренней энергией, которая, как казалось Алёне, так и рвётся наружу. Может, именно по этим причинам этот Абдулов ТАК смотрит на эту угловатую Третьякову?
- Просто ты меня не знаешь, - хмыкнула Лена, стоя спиной к Алёне, чувствуя, как та оценивающе водит по ней взглядом. – Я если очень захочу, не только врать умею, - продолжила она, выставляя вбок правую ногу.
- Охохо, интересно-интересно, - усмехнулась Тропинина, пройдя к стене, и, став возле неё, облокотилась спиной на холодный покрытый краской бетон. Теперь она видела лицо Третьяковой и ей было легче наблюдать за её поведением.
Абдулов – очень интересный мужчина. И это не укрылось от красивой и успешной Тропининой. Разведясь с мужем, она уже давненько не встречала таких харизматичных и интересных мужчин. Один бывший любовник позаботился о том, чтобы она снималась в этом дешёвом подростковом сериальчике. Но это только на первый раз. В планах у Тропининой была долгая и успешная карьера актрисы, и, разумеется, никак не второстепенных ролей. Сейчас эта Лена, несмотря на свой совсем ещё юный возраст, уже на пике популярности. У неё есть поклонники, карьера, и, смешно сказать, любящий мужчина. Ведь, только появившись на пороге съёмочной площадки, Алёна, не обделённая природной наблюдательностью, заметила, что Абдулов, несмотря на отсутствие обручального кольца на безымянном пальце, явно не свободен. Один лишь его взгляд на Третьякову выдавал мужчину с головой. А Алёна, в свою очередь, никак не могла понять, чем вызван такой интерес Виталия к этой, неприметной, на первый взгляд, девчонке. Дав себе обещание разобраться во всей этой «Санта-Барбаре», Алёна упорно двигалась к своей цели:
- И что же мы ещё такого умеем, если захотим? – чуть сдвинув губы набок в едва заметной усмешке, Алёна испытующим взглядом уставилась на Третьякову.
- Молись, чтобы я не захотела, - коротко ответила Третьякова, собирая всю свою выдержку, чтобы не врезать сейчас этой самоуверенной актрисульке.
- Уже читаю про себя «Отче наш», - сделала напуганные глаза Алёна, и, решив ещё поиграть с забавной девочкой Леной, продолжила: - Вот никак я не пойму, зачем тебе Абдулов? Тебе нравятся взрослые дяденьки? А по тебе не скажешь.
- Чееего? – медленно повернула к ней лицо Третьякова, приходя в себя от услышанного – она ещё никогда раньше не встречала настолько наглых людей. – Я не поняла, чего тебе от меня надо? Вали куда шла, красавица, - рука с сигаретой опустилась и по инерции сжалась в кулак. Внутри всё кипело, и комок напряжения, так долго сидевший внутри неё, казалось, готов был взорваться, не обещая ничего хорошего.
- Он тебе не подходит, милая, - сладким голосом пропела Алёна и собралась удалиться восвояси.
Но Третьякова успела схватить её запястье и резко повернуть на себя.
- Слышишь, «милая», я не знаю, кто ты такая, да, и если честно, и знать не хочу. Но вот ты просто обязана знать одну вещь – кто мне подходит, а кто – нет, решаю только я сама. А если тебя мужики не хотят, то уж извини, видимо, пластический хирург плохо постарался. Свободна, - с расстановкой произнесла последнее слово Третьякова, чувствуя, что прежнее напряжение спало. И, почувствовав себя как прежде свободной, отпустила запястье обалдевшей Тропининой, позволяя ей отправиться на съёмки долгожданной сцены с мачо Абдуловым.
- Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, - процедила напоследок Алёна, потирая ноющее запястье.
- Последним смеётся тот, кто просто не врубился сразу, - парировала Третьякова, и с безразличным видом начала докуривать дотлевающую сигарету.

Абдулов, выходя из «кабинета химии», почему-то чувствовал себя не в своей тарелке, и почувствовал, что вчерашняя болезнь потихоньку даёт о себе знать. Зайдя в комнату отдыха, он достал аптечку, на всякий случай лежащую в тумбочке, и достал жаропонижающее. Вроде бы температура была невысокой, но подстраховаться всё-таки стоило.
Когда открылась дверь в комнату, он запивал таблетку водой из бутылки.
- Привет, - раздалось со стороны входа.
- Привет, - поздоровался Абдулов с вошедшей Алёной.
- Наша сцена скоро, моя первая сцена в этом сериале, - с нотками смущения сказала Алёна, проходя в комнату и присаживаясь в стоящее в углу кресло.
-Мм, поздравляю с боевым крещением, - усмехаясь, ответил Абдулов, садясь на диван напротив Алёны и открывая папку со сценарием.
- Только вот я никого практически тут не знаю. Какие-то тут все замороченные, - вздохнув, поделилась переживаниями Тропинина.
- Да нормальные вроде, - отозвался Абдулов, листая сценарий и пытаясь запомнить хоть слово из того, что сейчас читает.
- Да уж не скажи, - отозвалась Алёна с обиженным лицом, - девочки эти, «Ранетки», или как там их, по-моему, слишком много о себе возомнили, особенно эта, блондиночка. Лена или что-то типа того, - презрительно поморщилась она, разглядывая свой безупречный маникюр.
- Не замечал, - буркнул в ответ Абдулов, на которого как-то неприятно подействовало слово «Лена», произнесенное из уст Тропининой. Внутри всё как-то вздрогнуло, но тут же вернулось на свои места. Блин. Надо с этим как-то бороться.
- Не знаю. Странная она, агрессивная такая. Неприветливая, - расстроенным голосом заявила Алёна, вставая с кресла и подсаживаясь на диван к Абдулову.
Абдулов лишь промолчал. Что он может на это сказать? Что она, Лена, приветливая? Что не агрессивная? Ведь то, что сказала Алёна, - правда. И то, и другое. Тем более, после того, как она отшила его, ему хотелось просто выкинуть её из головы. Но каким образом сделать это, он пока ещё не придумал.
- А мне ведь так трудно адаптироваться в новом коллективе. Даже помочь некому, - вздохнула Алёна, недвусмысленно намекая Абдулову, что неплохо было бы, если бы он «помог» ей адаптироваться. – Я ведь даже разобраться не могу, кто здесь есть кто. Не поможешь? – наклонила она голову чуть набок, ожидая ответа Абдулова.
- И как же я могу тебе помочь? – удивленно посмотрел на неё Абдулов, оторвав взгляд от сценария.
- Ну, например, мы могли бы сегодня поужинать и обсудить обстановку, царящую на съёмочной площадке – ну, там, с кем лучше не связываться, а с кем желательно подружиться, - дружелюбно улыбнулась ему Тропинина, зная, что её улыбка часто действует на мужчин убеждающе.
«Может, это именно то, что мне сейчас нужно? Может быть, эта блондинка сможет отвлечь меня от другой блондинки? Как там говорят в народе – клин клином вышибают? Что ж, проверим», - пронеслась мысль в голове у Виталия, и он ответил:
- Ну, ужин, так ужин.
Алёна улыбнулась ещё раз, встала с дивана и, собираясь выходить из комнаты, уже открывая дверь, ответила:
- Отлично, тогда давай сегодня в девять в «Вермонте»?
- Угу, - промычал в ответ Абдулов, снова уткнувшись в проклятый сценарий.
Алёна в великолепном расположении духа покинула комнату, и буквально через полминуты в ней появилась Козлова. Зайдя в помещение, она увидела одиноко сидящего Абдулова и направилась к холодильнику за минералкой.
- О, Виталик, а что ты тут делаешь один-одинёшенек? – спросила она, открывая дверцу миниатюрного холодильника, стоявшего у противоположной стены.
- Сценарий учить пытаюсь, - недовольно бросил Абдулов, - но мне постоянно кто-то мешает.
- Намёк понят, уже ухожу, - слегка улыбнулась Лера, унося с собой непочатую бутылку «Аква Минерале».

Козлова уже подходила к комнате отдыха, когда услышала довольный голос новенькой актрисы, Тропининой:
- Отлично, тогда давай сегодня в девять в «Вермонте»?
Лера, сама не зная зачем, спряталась за выступом стены, и подождала, пока Тропинина удалится восвояси. Секунд через десять Козлова вошла-таки в комнату отдыха и обнаружила там одинокого Абдулова, сосредоточенно разглядывающего сценарий. Так вот с кем Тропинина блондиночка договаривалась о встрече.
Выходит, этот мачо собрался на свиданку с новенькой? Интересное кино. А ещё интересней, что на это скажет Третьякова. Лера была практически уверена, что Лене это ой как не понравится.

Вернувшись обратно в гримёрку, где сидели девчонки, все, кроме Третьяковой, Лера протянула Жене бутылку воды и сказала:
- Держи, тебе как раз вовремя приспичило выпить свою таблетку. Я сейчас такую новость узнала, - неодобрительным голосом начала Лера.
- Какую? – с интересом подхватили Руднева с Огурцовой.
- Наш Казанова сегодня ужинает с новенькой, - завила Лера, вставая в свою излюбденную позу «недовольной».
- Какой Казанова? – непонимающим взглядом посмотрела на неё Наташа.
- Абдулов, кто ж ещё. – Вздохнула Лера.
- Ну и пускай себе идёт, - махнула рукой Женя, открывая бутылку с минералкой.
- Ты чего, Жень? А как же Ленка? – округлила глаза Руднева.
- А что Ленка?
- Здрасте, приехали! Да уже всем давно понятно, что она к нему неравнодушна! – легонько пихнула её ладонью в плечо Аня, и посмотрела на Леру: - И что теперь делать?
- Не знаю, Ленке сказать, наверное, - предположила Лера, - уж она-то этого так не оставит. Абдулов эту «свиданку» надолго запомнит, - усмехнулась Козлова, представляя, как Третьякова выливает какой-нибудь чепепаший суп на штаны Абдулову. А лучше - на голову. Уж это Третьякова умеет – стоит только вспомнить то, как она разукрасила штаны Абдулову своим именинным тортом.
- Мне кажется, что не стоит ей ничего говорить, - подала голос молчаливая до этого Нюта.
- Почему? – в один голос поинтересовались остальные.
- Потому что Лена – гордая. Она ни за что не пойдёт в ресторан, если будет знать, что там свидание у Абдулова и Алёны. – Пояснила Нюта, которая, пообщавшись с Третьяковой уже не один месяц, успела выучить её основные стили поведения. Хотя, было практически невозможно заранее предугадать, что может выкинуть Третьякова в очередной раз.
- Анька! Ты гений! – хитро прищурилась Козлова, обращаясь к Байдавлетовой, - Мы просто приведём её туда, ну, скажем, например…отметить первый твой съёмочный день! А там будем действовать по ситуации. – Козлова была счастлива, что ей наконец предоставился шанс открыть Третьяковой глаза на её собственные чувства к Абдулову. И если уж даже это не поможет, то тогда она уже и не знала, что может заставить Лену оттаять.

Съёмка разговора Степнова и Наташи Разиной продолжалась уже полчаса, благодаря тому, что Алёна постоянно путала свои реплики. Арланов, сделав скидку на то, что она ещё не адаптировалась в новом коллективе, проявлял нереальное терпение и старался сдерживать свой гнев.
- Алён, соберись, - вздохнул Арланов, давая очередную команду к съёмке очередного дубля.

Третьякова не горела желанием наблюдать за съёмками сцены Абдулова и Тропининой, и поэтому она направилась в гримёрку, чтобы Настя поправила ей макияж для следующей, последней на этот день сцены с Абдуловым. Потом, правда ещё предстояли сцены с Ранетками.
Зайдя в гримёрку, она обнаружила там девчонок, которые бурно что-то обсуждали, но, едва завидев её, прекратили разговор.
- О, Ленка, ты где была? – спросила Лера, как только Третьякова явилась в гримёрку.
- Курила, - отозвалась Лена, к которой после того, как она выпустила пар, «умыв» Тропинину, резко поднялось настроение. – О чём болтаем?
- Та вот мы тут с девчонками посоветовались и решили сегодня пойти в ресторанчик, отметить приход Ани в сериал. Ты как? – живенько спросила Козлова.
- Я – за, - улыбнулась Третьякова, которой эта идея показалась очень даже удачной, ведь за всё время гастролей у неё с девчонками не было даже времени вместе расслабиться и пообщаться. – Во сколько и куда?
- Нуу, часиков в восемь можно встретиться и всем вместе пойти в «Вермонт», - предложила Руднева, изо всех сил стараясь показать, будто эта идея только что пришла ей в голову.
- Окей, - улыбнулась Третьякова, плюхаясь рядом с Нютой на диванчик.

Когда Настя наконец появилась в гримёрке, Лена села в кресло, чтобы подготовиться к предстоящей сцене. Внутри, несмотря на в общем-то, неплохое настроение, крылось нехорошее предчувствие, как перед посещением кабинета стоматолога. Все «ранетки», кроме Леры и Наташи, вышли из гримёрки, им предстояло снять сцену урока истории в 11 «Б».
- Лен, как тебе новенькая? – с невинным лицом поинтересовалась Лера, листая свой сценарий. – Нам вот с Наташкой не очень, да, Наташ?
- Ага, мутная она какая-то. – Подтвердила Щёлкова, - она мне недвусмысленно намекнула, что я петь не умею, - хмыкнула Наташа.
- Правда? – спросила с ухмылкой Лена, - А мне…- тут она прикусила язык, поняв, что чуть не сболтнула лишнего.
- Что? – в один голос поинтересовались Козлова с Наташей, проявив явный интерес к тому, что у Лены, возможно, возникли разногласия с новенькой, что только подтверждало их подозрения по поводу Ленкиного отношения к Абдулову.
Лена, секунду подумав, солгала:
-…что я на гитаре плохо играю.
- А, - разочарованно протянула Лера, ожидая услышать что-нибудь более интересное, чем это. Но что-то в голосе Третьяковой всё-таки подсказывало ей, что она чего-то не договаривает.

Когда Лена была уже готова, до съёмки оставалось двадцать минут. Пробежав глазами сценарий, Третьякова снова почувствовала неприятный холодок, гуляющий по спине. Явное безразличие Абдулова во время съёмок прошлой сцены задело её, заставив задуматься над тем, что же так повлияло на его отношение к ней. В его глазах проскальзывал холод, равнодушие. Зачем он с ней так? Неужели ему доставляет удовольствие играть с ней? Конечно, их отношения всегда сводились к каким-то диким играм, заставляющим сердце стучать быстрей и кровь – приливать к вискам. Но так было раньше. А сейчас, после вчерашнего вечера, Лене показалось, что всё изменилось, что ОН изменился. Но, видимо, она ошиблась. Она не могла быть уверена в том, что Абдулов действительно может влюбиться в неё. Но, проскользнувшая глубоко в подсознании мысль о том, что он может влюбиться в другую женщину, заставляла какой-то опасный огонёк зажигаться где-то глубоко внутри Третьяковой. И появление этой Алёны и её повышенный интерес к Абдулову сыграли с Третьяковой злую шутку – в голове появлялись настойчивые мысли по поводу того, что неплохо было бы выдрать Тропининой её белокурые локоны.
- Лен, ты готова? – осведомился подошедший к ней Арланов, когда она в последний раз пробегала сценарий перед съёмкой, стоя в кабинете, оборудованном под «съёмочную площадку» фильма «Это будет вчера».
- А к чему тут готовиться? У меня всего одна реплика. – Пожала плечами Третьякова, стараясь не смотреть Арланову в глаза, чтобы он не мог заметить её волнение.
-Ну… не скажи. Тебе ведь эмоции сыграть надо. Причём такие, чтобы зритель рыдал. – Положил ей руку на плечо Арланов, и по-отечески погрозил пальцем: - Слышишь, Третьякова, рыдал! Ты ведь можешь, если захочешь, я ж тебя знаю, - с хитринкой улыбнулся Арланов, и Лена, натянуто улыбнувшись, ответила:
- Не волнуйтесь, Сергей Витальич, зарыдает, как миленький, - и закрыла папку со сценарием.
- Моя школа, - хлопнул её по плечу режиссёр и с довольной ухмылкой удалился отдавать последние распоряжения перед сценой.
Завидев в противоположном конце кабинета Абдулова напару с Тропининой, Лена почувствовала себя неуютно – она заметила, с какой победной ухмылкой смотрит на неё Алёна, стараясь держаться поближе к Виталию. Желание «навалять» Тропининой просто рвалось наружу, но Третьякова успешно сдерживала его.
На мгновение встретившись с Абдуловым взглядом, Третьякова попыталась удержать зрительный контакт, но Виталий тут же отвернулся. Почувствовав неподдельную обиду, Лена снова открыла папку и тупо уставилась в сценарий, старательно делая вид, что увлечена чтением сцены.

- Все по местам, - послышался крик Арланова, и Лена заняла свою позицию за дверью кабинета – ей предстояло войти в «съёмочный павильон» и застать там целующуюся парочку, после чего с ошарашенным и шокированным видом выскочить из павильона, а Степнов должен был погнаться за ней. На этом сцена заканчивалась.

Сказать, что Лена волновалась – значит ничего не сказать. Чувствуя неподдельный страх от того, что ей предстоит сыграть, Третьякова тщетно пыталась взять себя в руки, но, когда она услышала команду Арланова «Камера, мотор!», собрав всю свою волю в кулак, мужественно открыла дверь в павильон.

Виталий давно не чувствовал ничего подобного – ему предстояло поцеловать красивую, и, что греха таить, соблазнительную молодую женщину, но никакого удовольствия от предвкушения этой сцены он не испытывал. Его волновало только одно – реакция Третьяковой. Она, конечно, талантливая девушка, и умеет очень жизненно выражать в кадре эмоции, но он надеялся, что из этой сцены он сможет вынести для себя какую-то мораль, понять, как на самом деле относится к нему Лена. Хотя, казалось бы, все точки над «ё» были уже расставлены, но он всё ещё втайне от самого себя надеялся, что ошибся, когда подумал, что Лена к нему равнодушна. Он не мог не замечать, как Алёна кокетливо посматривает на него, он прекрасно знал подобный тип женщин. Таких, как Алёна, было слишком много. А Третьякова – одна. Одна, непохожая на прежних его женщин, одна, сумевшая так быстро и так глубоко поселиться в его мыслях.
Когда прозвучала предварительная команда режиссёра, Виталий повернулся к лицом к Тропининой, и, глядя в глубокие карие глаза девушки, задумался над тем, что вода в озере – серебристая. Серебристая, прозрачная, манящая, спасительная. Удивившись тому, что в его мозгу почему-то всплыл образ озера из бредового сна, приснившегося ему вчера вечером, Абдулов понял, что серебристые глаза Третьяковой гораздо глубже, чем глаза Тропининой. Ноющее ощущение где-то в левой стороне груди заставили его очнуться от мыслей и вспомнить о том, что сейчас предстоит сыграть довольно важную сцену.
- Камера, мотор! – прозвучала главная команда Арланова, и Абдулов наклонился, закрыл глаза, стараясь не вглядываться в лицо Алёны, которая чуть приоткрыла губы в ожидании поцелуя. Открылась дверь в павильон, включилась другая камера, снимающая вошедшую Третьякову.
Абдулов открыл глаза и, помимо собственной воли, повернул голову в сторону Лены, стоящей в дверях павильона. Алёну он так и не поцеловал, что, видимо, Тропининой очень не понравилось.
- Стоп! – крикнул Арланов, по которому было заметно, что он разочарован вынужденной остановки съёмки. Видимо, он планировал снять эту сцену быстро, эффектно и с минимальными затратами нервов. – Абдулов, ты должен целовать Алёну, а не на Третьякову пялиться! Она должна видеть ваш поцелуй, а не твои напуганные глаза, понял меня? – отчётливо проговорил возмущённый режиссёр, чем очень разозлил и без того напряжённого Абдулова.
Виталий помимо воли направил взгляд в лицо Третьяковой и столкнулся с её усмехающимся взглядом. Внутри всё похолодело, было заметно, что она явно довольна произведенным эффектом. Почувствовав, что над ним издеваются, хмурый Абдулов молча кивнул Арланову, скользнув взглядом по спине удаляющейся за дверь Третьяковой, снова повернул лицо к Алёне, которая, по-видимому, была раздражена не меньше его самого.
- Второй дубль, поехали!

Абдулов решил, что просто обязан поцеловать Тропинину со второй попытки, чтобы не давать Третьяковой очередного повода посмеяться над ним.

Лена чувствовала себя победительницей – всё-таки ему на неё не наплевать. Его испуганные глаза в тот момент, когда она вошла в павильон, выдали его с головой. Всё-таки эта Алёна пока что не смогла перевести всё его внимание на себя. Это очень подняло настроения Третьяковой и она с довольным видом вышла из павильона, готовясь ко второму дублю.

Снова рука на ручке двери, но от былой нерешительности не осталось и следа. Лена с твёрдым намерением убедительно сыграть предстоящую сцену, открыла дверь и, сделав шаг внутрь, застыла на месте – парочка у окна самозабвенно целовалась. Забыв то, что должна сказать «Виктор Миха…», Лена молча закусила нижнюю губу, чувствуя, как к горлу подступает огромный ком, мешающий произнести хотя бы слово. Прежнее чувство полной потерянности вернулось к ней в стократном размере, и, не ожидая от себя самой такой реакции, Третьякова почувствовала, как подкашиваются ноги. С силой сжав дверную ручку, она уже секунду продолжала наблюдать за разворачивающейся сценой – страстный поцелуй и ладони Абдулова, без стеснения исследующие спину Тропининой буквально впечатывались в мозг Третьяковой, заставляя её ещё сильнее закувать губу и увлажниться глаза. Вопреки сценарию, Третьякова не выбежала из павильона, а просто развернулась и, закрыв за собой дверь, спокойно вышла, прекрасно понимая, что ей сейчас ой как влетит от Арланова, который за вопиющее нарушение сценария заставит переснимать проклятую сцену. Нет, ещё одного такого дубля не выдержит даже «железная леди» Третьякова. Почувствовав противное покалывание в левой половине грудной клетки, она закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, упираясь ладонями в колени. Такого опустошения она ещё не чувствовала ни разу в жизни. Странное и новое ощущение захлестнуло её с головой, давая понять, что эта пытка под названием «Виталий Абдулов» обещает быть очень болезненной.

Арланов с застывшим лицом сидел в режиссёрском кресле и каким-то тихим и вкрадчивым голосом пробормотал:
- Стоп. Снято.
Абдулов оторвался от Тропининой и с удивлением посмотрел на Арланова – эта сцена должна была кончиться явно не так.
- Серёга, это же ляп, расхождение со сценарием, - подсказал Арланову оператор, стоящий за камерой, снимавшей Третьякову.
- Плевать. Я хотел, чтобы зритель рыдал. И он будет рыдать. – С сосредоточенным и озабоченным лицом отозвался Арланов, вставая с кресла, - Переснимать не будем. – И со взволнованным видом вышел из павильона.

- Лена, - услышала Третьякова у себя за спиной, направляясь в сторону комнаты отдыха, чтобы перед очередным дублем выпить глоток воды, чтобы хоть как-то убрать этот противный ком из горла. Обернулась.
- Сергей Витальич, я сейчас, воды глотну, и сразу на съёмку, - чуть сдавленно ответила она, увидев позади себя взволнованного Арланова.
- Не надо, ты свободна на сегодня, - ответил Арланов, всё ещё сосредоточенно изучая потерянное лицо Третьяковой.
- А как же сцену переснимать? – удивленно, но как-то устало отозвалась Лена, всё ещё стоя вполоборота.
- Переснимать не будем, всё нормально, - ответил режиссёр и, встретившись с недоумевающим взглядом Третьяковой, добавил: - Очень реалистично.
- Я стараюсь, - грустно усмехнулась Третьякова и отвернулась, чтобы удалиться восвояси. Сил и желания оставаться в этой проклятой школе совсем не осталось.
- Главное – не перестараться, - назидательно ответил Арланов, чувствуя, что зря затеял эту игру человеческими эмоциями. Он прекрасно видел, что Третьякову эта сцена совсем выбила из колеи, и, почувствовав себя немного виноватым, отпустил её домой, отменив все её оставшиеся сцены на сегодня. Увидев, как она, не ответив ничего, просто развернулась и направилась куда-то в сторону гримёрки, он вернулся на съёмочную площадку и отдал распоряжения о переносе аппаратуры в соседний кабинет.

Идя по пустому коридору, Третьякова уже передумала идти в комнату отдыха за водой, и направилась сразу в гримёрку, за вещами. Сейчас Лена чувствовала только неприятное покалывание в области сердца – видимо, сказывалась потребность в очередной дозе никотина. То, что эта потребность за последние два дня проявлялась у неё всё чаще, давало Лене повод задуматься над тем, что же изменилось в её жизни.
Вроде бы, изменилось не так много. Но если задуматься, то изменилось практически всё – она просто почувствовала, что не является единым целым, что чего-то не хватает для того, чтобы восстановить целостность её личности, её мыслей, её сознания. Как будто из жизни, как из паззла, вынули один кусочек, без которого картинка воспринимается совсем иначе – как-то бесполезно, бессмысленно, да, и попросту не эстетично. У её потерянности была одна причина. И звали эту причину – Абдулов. И непонятно, когда его имя стало вызвать такой резонанс в её душе, когда его прикосновения стали подобными электрошоку, приводящему в движение взрывоопасный механизм в её теле, когда звук его голоса начал заставлять её вздрагивать. Пугающая догадка поразила Третьякову своей простотой и нелепостью одновременно – неужели всему этому есть только одно объяснение?..

Абдулов вот уже десять минут мерил шагами комнату отдыха – Третьякова тут так и не появилась. Когда он явился в гримёрку, то уже её не застал, и надеялся, что зайдёт сюда. Но она не зашла. Он и сам не знал, почему ему было так необходимо увидеть её, но что-то внутри подсказывало ему, что так надо. Так и не дождавшись Третьякову, он, попрощавшись со съёмочной группой, «Ранетками», и, разумеется, Алёной, направился домой, так как на сегодня его рабочий день был закончен.

Явившись домой в половине шестого вечера, Лена встретила дома довольную маму, которая была удивлена, что у дочери так рано закончились съёмки. Объяснив эту «странность» необычайной добротой, внезапно нахлынувшей на режиссёра, Лена просто завалилась на диван в ожидании ужина, приготовленного заботливыми мамиными руками. При мыслях об ужине Третьякова вспомнила, что сегодня её предстоит поход в ресторан, и почувствовала, что явно не в настроении куда-либо идти. Но, решив не подводить девчонок и не обижать Аню, в честь которой и организовывался весь этот ужин, она всё-таки, поев вкусного маминого супа с грибами, пошла в душ, чтобы привести себя в порядок.

Как и договоривались, Ранетки в компании с Козловой встретились в восемь часов и направились в «Вермонт», находящийся в центре Москвы.

Зайдя в помещение ресторана, Третьякова огляделась – это место казалось каким-то излишне пафосным – бежевые стены с изящными светильниками и коричневые атласные шторы, швейцар на входе и дубовая лакированная барная стойка выдавали истинный класс этого заведения – здесь явно не мог поужинать «простой смертный». Каждая деталь интерьера ресторана просто кричала о том, что здесь поужинать - не всем «по карману». В углу ресторана, справа от барной стойки, располагалась мини-сцена с музыкантами. Рояль, скрипка и испанская гитара сочетались странно, но всё-таки сочетались. Женщина-певица средних лет была одета в длинное тёмно-зелёное платье и трепетно обхватывала ладонью микрофон на подставке.
Ей показалось странным, что девчонки выбрали именно этот ресторан, неужели нельзя было потусить в каком-нибудь клубе, вместо того, чтобы устраивать цирк со всеми этими причиндалами типа четырёх вилок слева от тарелки и такого же количества ножей – справа. И ещё больше она удивлялась тому, что её вообще пропустили в этот ресторан – её, одетую в джинсы и бежевую рубашку с жилетом и обутую в белоснежные кеды. Но, решив отложить свои мысленные и устные комментарии по этому поводу на потом, Лена последовала за девчонками, которые уже выбрали столик у правой стены помещения, прямо напротив барной стойки. Отсюда был весь зал как на ладони. Это обстоятельство тоже очень удивило Третьякову – обычно в таких местах девчонки старались спрятаться где-нибудь в уголке, где никто и не заметит несколько по-подростковому одетых девчонок.
Но, решив не обсуждать и этот странный факт, она просто подчинилась общему мнению, не имея абсолютно никакого желания ни с кем спорить. Тем более, в таком ресторане вряд ли найдутся какие-нибудь безбашенные фанаты «Ранеток», способные превратить единственный спокойный вечер в очередную автограф-сессию. Но, как только эта мысль проскользнула в мозгу у Третьяковой, она, взглянув на открывшуюся входную дверь, резко вжалась в кресло. Да, фанатов здесь явно не предвиделось. Но лучше бы это были фанаты.
- Лен, что с тобой? – удивлённо спросила Лера, заметив, что Лена напряжённо заёрзала на стуле.
- Ничего, - хмуро отозвалась Третьякова, в душу которой начинало закрадываться подозрение, что «Ранетки» неспроста выбрали именно это заведение. – Вы знали, да? – с плохо скрываемым наездом осведомилась она, продолжая хмуро смотреть на девчонок.
- Лен, ты о чём? – изобразила искреннее удивление Козлова, испуганно посмотрев на Лену.
- Об этом, - махнула головой в сторону стоявшего возле швейцара Абдулова напару с Тропининой, которая просто светилась от лоска, наводимого наверняка не менее двух часов в каком-нибудь салоне.
Ранетки дружно повернули головы в ту сторону, куда кивком указала Третьякова и примолкли. Лера, быстро придя в себя, ответила:
- Ты что, Лен? Откуда нам было знать, что они сюда припрутся? – состроила недоумевающую мордашку она.
- Не знаю, от верблюда, - недовольно отозвалась Третьякова, почувствовав себя ужасно глупо. В самом деле, зачем так себя вести? Это же просто смешно, да и девчонки и так уже странно смотрят. С такими мыслями Третьякова решила изобразить полное безразличие к появившейся парочке, и, словно по мановению волшебной палочки, нацепила привычную ухмылку на лицо и нарочито бодрым голосом предложила, потирая руки: - Ну что, кушать будем, или как?
Ранетки поняли, что шоу начинается, и подчинилась неизвестно откуда взявшемуся задору Третьяковой, начиная обсуждать свой заказ.

Занимая столик неподалёку от сцены, Абдулов думал только об одном – зачем он вообще согласился на этот ужин? С одной стороны, конечно, ему не мешало развеяться. Но что-то в глубине души подсказывало Абдулову, что на месте Алёны должна быть совершенно другая женщина. Прогоняя появившиеся так некстати мысли, Абдулов открыл меню. Алёна сегодня выглядела блестяще – причём в буквальном смысле. Серебристое платье просто ослепляло количеством блёсток, переливающихся от света светильников в красивых абажурах. Чёрт, ну почему его преследует этот серебряный цвет? Абдулов молча водил взглядом по меню, выбирая что-нибудь полегче – желудок, от всё ещё немного повышенной температуры, не желал ничего переваривать, и аппетита совсем не было.

А Третьякова, казалось, напротив, не ела больше трёх суток – потому как она заказала отбивную, спагетти и двойную порцию мороженого. Ранетки с удивлением посмотрели на эту пищевую коалицию, но вслух ничего не сказали.
- Ой, у меня тост, - весело начала Руднева, поднимая бокал, наполовину наполненный шампанским.
Все девчонки замолчали, слушая Аню.
- Я предлагаю выпить за дебют Нюты, пусть её актёрская карьера развивается так же стремительно, как и карьера музыканта, - улыбнулась Аня, поднимая бокал.
- Поддерживаю, - с задором отозвалась Третьякова, не удержавшись и бросив взгляд в сторону Абдулова, разглядывающего меню и Алёны, то и дело поправляющей декольте.
- Ура, - добавила с улыбкой Лера, и послышался громкий звон бокалов.

- Ну что, Виталик, ты выбрал? – кокетливо улыбнулась Тропинина, не переставая постоянно поправлять расходящиеся на груди «половинки» декольте платья.
- Угу, - отозвался Абдулов, задумавшись о чём-то. Кажется, декольте Тропининой его сейчас волновало меньше всего.
Послышался громкий звон бокалов откуда-то слева, и Виталий машинально повернулся на звук. Лучше бы он не поворачивался. За столиком меньше чем в десяти метрах от их с Алёной столика сидела вполне довольная Третьякова, самозабвенно опустошающая почти полный бокал. Алёна, проследив направление заинтересованного взгляда Абдулова, тут же почувствовала негодование, закипающее внутри неё. Опять эта пацанка! Куда ни плюнь – везде она! Машинально сжав вилку пальцами, Тропинина не заметила, как подошёл официант.
- Уже выбрали? – деловито поинтересовался официант, и Алёна, повернувшись к нему, ответила:
- Креветки по-королевски, пожалуйста. Виталик, что ты будешь? – положила она свою ладонь на его руку, отвлекая от жадного созерцания Третьяковой.
Абдулов как будто очнулся, и, повернувшись к Алёне, почему-то удивлённо посмотрел на неё, а потом ответил:
- Какой-нибудь салат и…водки.
Алёна недоуменно уставилась на него, и спросила:
- Виталик, ты уверен? Может, вина?
Абдулову было противно через каждые полминуты слышать из её уст слово «Виталик». Вечное Третьяковское «Абдулов» было для него куда более желанным звуком. «Блин, ну ты можешь о ней не думать хотя бы сейчас?!» - ворчал внутренний голос. Но вслух Абдулов ответил:
- Водки.

Лена выпивала до дна уже второй бокал шампанского. Краем глаза продолжая наблюдать а сладкой парочкой, она заметила, как за соседний столик возле Абдулова села компания молодых людей, выглядевших очень и очень презентабельно. Один из них уже пару раз бросил красноречивый взгляд в её сторону. Или не в её. Может быть, в Леркину? Не важно. Третьякова по прежнему думала, что Абдулов не заметил её. Но, поставив опустевший бокал на стол, она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Подняв голову, она столкнулась с большими карими глазами, выражавшими полное презрение и плохо скрываемую ненависть.
Лена, заметив напряг Тропининой, сделала восхищенное лицо и помахала ей ручкой, изображая преданную фанатку. Алёна только зло усмехнулась и повернулась снова к Абдулову, которой либо делал вид, что не заметил Лену, либо действительно не заметил.

Ранетки уже вовсю болтали, и Лена не была исключением. Настроение почему-то поднялось. Наверное, виной тому было уже три бокала шампанского и заинтересованный взгляд симпатичного молодого человека, сидящего за соседним с Абдуловым столиком. Улыбнувшись молодому человеку, Лена на секунду перевела взгляд чуть левее его – и – электрический разряд по всему телу – сосредоточенный взгляд синих глаз, пронзающий насквозь. Но, удивляясь самой себе, Третьякова не отвела взгляд, а нагло подмигнула в ответ, заметив, как у Абдулова на лице медленно проступает недоумение.
Ритмичная музыка сменилась медленной, и женщина-певица бархатным голосом объявила «белый танец».
Чувствуя, как в теле так всё и переворачивается от приятного тепла, текущего по венам от выпитого шампанского, Лена повернулась к девчонкам, и весело сказала:
- Танцевать хочу.
Ранетки переглянулись. Третьякова явно была не в себе. Что же её заставило настолько кардинально сменить свою позицию по отношению к сегодняшнему вечеру – то она была хмурая как туча, то вдруг ни с того ни с сего повеселела. Они, конечно, догадывали, что. А точнее, кто. Но виду не подали.
Под удивлённые взгляды девчонок, Лена поднялась с кресла и направилась в известную сторону.

Одна рюмка уже была позади. Алёна была явно недовольна выбором напитка, так как плохо представляла, о чём они с Абдуловым будут говорить, когда он опустошит хотя бы третью рюмку.
Когда заиграла медленная мелодичная музыка и объявили «белый танец», он был уже готов к тому, что Алёна пойдёт в наступление. Но, когда он увидел, что Третьякова встаёт с кресла и направляется в его сторону, нагло глядя ему в глаза и хитровато улыбаясь, у него просто пропал дар речи. Неужели она пригласит его танцевать? Внутри всё напряглось от ожидания и предвкушения нескольких минут близости с ней, возможности вдыхать её аромат и просто дышать с ней одним воздухом, прижимая её к себе.

Лена видела, как напрягся Абдулов. Блеск его глаз выдавал его нетерпение. Он, казалось, сидел как на пружине, готовый в любую секунду встать и слиться с ней в медленном танце.
Третьякова, почувствовав внутреннее превосходство, усмехнулась про себя, и, не разрывая контакта своего взгляда и его взгляда, насмешливо сделала бровями «вверх-вниз», и за метр от Абдулова свернула в сторону сидящего позади него парня.
- Потанцуем? – хрипловатым, но каким-то мягким голосом спросила Третьякова, наслаждаясь произведённым эффектом.
Парень, всё это время бросающий заинтересованные взгляды в сторону Лены, улыбнулся в ответ, и произнёс, поднимаясь с мягкого кресла:
- Конечно, - и, взяв под руку так невписывающуюся в обстановку ресторана Третьякову, вышел с ней на середину зала, кладя одну руку ей на талию, а в другую беря её ладонь. Когда они задвигались в такт музыке, Лена чуть прикрыла глаза и подумала про себя, что вот сейчас ей не хватает только одного – фотокамеры. Потому что то выражение лица, которое было сейчас у Абдулова, нужно было запечатлеть для «потомков», и поместить в книгу рекордов Гиннеса, под названием: «Величайший облом современности».

Виталий, всего полминуты назад напряжённо сидевший в кресле, готовый в любую секунду вскочить с него, вдруг как-то обмяк и оперся запястьями о край стола. Он чувствовал себя полным идиотом. Вот так вот обломать его могла только Третьякова. А он, идиот, небось, смотрел на неё счастливыми глазами, когда она шла в его сторону. На секунду представив своё возможное выражение лица, Абдулов поморщился. Чувствовал он себя препаршиво.
Алёна молча наблюдала за той сценой, которую устроила ему Третьякова, и, не зная, радоваться или расстраиваться, просто молчала. Но, когда она увидела, что Абдулов как-то расслабился, предложила:
- Может быть, потанцуем? – но, в принципе не надеясь на положительный ответ, предприняла попытку, улыбнувшись во все тридцать два. Хотя, судя по тому, как поработал над её челюстью первоклассный стоматолог, возможно, и во все пятьдесят.
Неожиданно прозвучавшее «Давай», удивило её, и она, вместе с Абдуловым, подорвавшимся с места, поднялась. Они направились в центр зала, становясь среди нескольких танцующих пар. Элегантные мужчины в дорогих костюмах и красивые женщины в изящных платьях покачивались в такт негромкой музыке. Среди всех танцующих выделялась всего одна пара – легко догадаться, какая именно. Молодой человек в элегантном костюме и девушка в кедах на толстой шнуровке и в джинсах с оттопыренными карманами привлекали всеобщее внимание именно необычностью своего танцевального «союза». Чувствуя на своей шее теплое дыхание Алёны, взгляд Абдулова был направлен в ту же сторону, в какую и взгляды «Ранеток», которые с явно «недогоняющими» лицами уставились на танцующую парочку «Третьякова и мистер икс».
Чувствуя, как внутри закипает противное ноющее чувство, Абдулов, больше не в состоянии терпеть это нежное поглаживание «мистером икс» спины Третьяковой, отстранился от Алёны, и подошёл к молодому человеку, по прежнему державшему Лену в своих объятьях.
- Молодой человек, разрешите увести у Вас партнёршу, - вежливо, по всем канонам «высшего общества» попросил Абдулов, сталкиваясь с насмешливым взглядом Третьяковой, направленному на его.
Тут Лена перевела взгляд на Тропинину – та не знала, что ей сделать – не устраивать же скандал в ресторане, где она регулярно появляется? Метнув в сторону Третьяковой ненавидящий взгляд, она сложила руки на груди. Почувствовав своё полное превосходство, Третьякова ухмыльнулась и посмотрела на своего «мистера икс», который так же любезно ответил Абдулову:
- Извините, но, кажется, это – «белый танец», дамы приглашают кавалеров. – И немного насмешливо посмотрел в лицо Абдулову. Тот, собирая последние остатки самообладания, ответил:
- Будем считать, что он закончился, - сквозь зубы процедил он.
- Ммм, сомневаюсь, - не сдавал позиций явно заинтересованный в Третьяковой молодой человек. – Пусть моя партнёрша сама решит, - предоставил он справедливый выбор Лене.
Третьякова, решив добить Абдулова окончательно, ответила выжидающе глядящему на неё молодому человеку:
- Видимо, придётся согласиться. Ты же сам сказал – «дамы приглашают», не могу же отказать человеку в его законном праве, - и ухмыльнувшись, сложила руки на груди. Абдулов стиснул зубы – ну Третьякова! Блин, лучше бы она отказалась. Так опозорить его перед этим сопляком. Поймав её смеющийся взгляд, он увидел, как усмехнулся молодой человек, уже отходящий от парочки и подошедший к одиноко стоявшей недовольной Тропининой, приглашая её на танец.
- Ну? – приподняла брови Третьякова, которой становилось всё веселей от сладкой мести Абдулову.
Тот, не говоря ни слова, приблизился к ней, и, положив одну руку ей на талию, а в другую взяв её ладонь, плотно прижал Третьякову к себе, вкладывая в этот жесть всю злость, которую она успела зажечь в нём за вчерашний и сегодняшний вечера.

Горячая ладонь, прижимающая её, заставляла Третьякову вздрагивать от каждого движения. Музыка всё не заканчивалась.
- Тебе нравится, да? – вполголоса спросил Абдулов, обдавая лицо Третьяковой горячим дыханием.
- Что? – удивленно посмотрела на него она, повернув к нему лицо, стараясь держать себя в руках и заставлять голос звучать уверенно.
- Издеваться надо мной, - тихий, но твёрдый ответ. Взгляд синих глаз буквально впивается в серые, требуя ответа на свой вопрос.
- Не больше, чем тебе надо мной, - лаконичный ответ Третьяковой заставляет Абдулова усмехнуться.
- В этом ты права. В этом есть своя особенная прелесть, - усмехнулся Абдулов, проводя ладонью по её спине, слегка надавливая пальцами, заставляя приятное покалывание возникать в теле у Третьяковой. Его дыхание на её лице становится всё ближе. Небольшое помутнение в голове от выпитого шампанского и сводящих с ума прикосновений заставляет Третьякову ещё сильнее прижаться к Абдулову. Рука самопроизвольно с плеча перемещается на его шею.
- Я гляжу, ты у нас ценитель. Прелестей. – Чуть остудила его пыл Лена, однако, не убирая руку с его шеи. Её недовольная усмешка при воспоминании о его сегодняшнем поцелуе с Алёной выдала её настоящее отношение ко всему произошедшему.
- А я гляжу, ты у нас ревнивая, - немного нахальная улыбка заиграла на лице у Абдулова, и он, заметив, что Третьякова собирается вырваться, удержал её и добавил: - Куда это мы собрались?
- Ты слишком высокого мнения о себе, Абдулов, - процедила Третьякова, которую моментально отрезвило предположение Абдулова по поводу её ревности. Убрав руку с его шеи, она попыталась выпутаться из рук, прижимающих её.
Но Абдулов оказался ловчее – он схватил её руку и не дал уйти, приложив её ладонь к своей груди, а другой рукой продолжая держать её талию.
- Лен, вот опять ты убегаешь. Зачем ты это делаешь? – наконец, решился Абдулов задать вопрос, который мучил его со вчерашнего вечера. И, замолчав на мгновение, добавил: - Я ведь всё равно не отпущу.
Третьякова не знала, что на это ответить – что она боится? Чего? Или что она ничего к нему не чувствует. Но сказать это – значит солгать. Да-да, осознание того, что Абдулов ей далеко не безразличен, уже прочно поселилось в мозгу у Третьяковой.
- Лен, не молчи. Я ведь тебе всё сказал вчера. Почему ты молчишь? Ты мне не веришь? – с отчаянием в голосе спросил Абдулов, продолжая смотреть в макушку Третьяковой, потому что глаза она так на него и не подняла.
- А разве должна? Твои слова расходятся с поступками. – Подняла-таки взгляд она и посмотрела ему в глаза. Сейчас она была уверена, что по её лицу можно прочесть абсолютно всё. Сил прятать свои эмоции просто физически не оставалось – сегодняшний день вымотал её донельзя.
- О чём ты? – удивлённо посмотрел на неё Виталий, переставая двигаться в такт музыке.
- О твоих «лобызаниях» с Алёной, - взглядом обиженного ребёнка посмотрела на него Третьякова, впервые проявив свои эмоции при Абдулове.
- Блин, Лена, это же просто сериал! Ничего личного, - устало вздохнул Абдулов. «Вот в чём всё дело! - подумал он. – Блин, ну ты же ревнуешь, Третьякова!» - с удовольствием отметил про себя он, вслух сказав: - Если хочешь, я вообще с ней общаться не буду.
- А если и хочу? Правда не будешь? – недоверчиво прищурилась Третьякова, как бы оценивая серьёзность слов Абдулова.
- Ну, бесплатно не работаем, - отвел глаза в сторону Абдулов, изображая какого-нибудь мафиози.
Третьякова хмыкнула, оценивая масштаб сделки, и ответила в тон ему:
- Сколько?
- Хотя бы один, - дыхание Абдулова обжигало лицо Третьяковой, и она, набрав воздуха в лёгкие, хрипловато ответила:
- По рукам, - и, подчиняясь власти какого-то внутреннего инстинкта, прикрыла глаза и чуть приоткрыла губы, чувствуя, как Абдулов, будто смакуя каждое мгновение, разделяющее их губы от прикосновения, крепче обхватывает ладонями её талию, притягивая её ближе к себе, насколько это возможно.
Горячее прикосновение его губ к её губам – и пол уходит из-под ног. В голове тут же начинают мелькать навязчивые картинки вчерашнего вечера – «сказка на ночь», чуть было не переросшая в «сказочную ночь» по прежнему заставляла сердце Третьяковой биться чаще, а тело вздрагивать, как от резкого порыва ветра.
Абдулов не понимал, что с ним происходит – этот поцелуй заставил его совсем потерять голову, он, опуская руки чуть ниже, чем следовало бы, чувствовал, как Лена подалась к нему навстречу, гладя его шею тонкими, тёплыми пальцами. Оторвав губы от её губ, он легонько коснулся ими её шеи, совсем забыв, где они находятся и что их странный танец уже вызвал приличный резонанс среди посетителей ресторана. Музыка подходила к концу.
Третьякова поняла, что сходит с ума – такого «крышесноса» у неё не было ещё ни разу в жизни, и это, мягко говоря, настораживало её. Раскалённые, чуть влажные губы Абдулова на её шее заставили Лену забыть обо всех предрассудках, которые мучили её последние пару дней. Какое-то искрящееся тепло, растекающееся по телу, напомнили ей о том, что она – девушка, что нельзя всю жизнь считать бас-гитару своей «второй половинкой». И, поняв, что музыка закончилась, она чуть отстранилась от Абдулова, хотя ей это стоило неимоверных усилий. Тот понял, почему Третьякова отстранилась, и, с какой-то немного глуповатой полуулыбкой заявил:
- Будем считать, что аванс получен, - и, послав ей в глаза очередной красноречивый взгляд, отправился за свой столик, расплатиться по счёту.
Лена, придя в себя от минутного помешательства, прикусила губу и с искрой в глазах посмотрела ему вслед, направляясь в сторону своего столика.

Лена медленно подошла к своему столику и тут же почувствовала на себя обалдевшие взгляды девчонок. Сев в своё кресло, она откинулась на его спинку и прикрыла глаза. Больше всего ей сейчас хотелось просто раствориться и проснуться где-нибудь подальше от этого ресторана и недоумевающих взглядом «ранеток». Никому не хотелось ничего объяснять, не хотелось есть, не хотелось пить. Какая-то приятная слабость поселилась в её теле и мешала Третьяковой разумно мыслить и что-либо говорить. Когда, наконец, девчонкам надоело ждать от неё хоть какой-то реакции на свои красноречивые взгляды, Лера попросту спросила:
- Лен, а что это было? – всё ещё потрясенным голосом осведомилась она.
- Лер, ну ты как будто не видела, - не открывая глаз, ответила Третьякова, растянувшись в кресле.
- Эмм, вот именно, что видела и не могу найти этому объяснения. Мы все не можем, да, девчонки? – Ранетки дружно закивали головами.
- А почему я должна кому-то что-то объяснять? – чуть приоткрыла глаза Лена, думая о том, что сейчас неплохо было бы свалить отсюда и отправиться куда-нибудь, где не будет ни одного знакомого лица. Ну, или почти не одного – поправила сама себя Лена, чуть усмехнувшись про себя. – Ладно, девчонки, вы меня извините, но я пойду. Устала очень, - сказала Третьякова, вставая с кресла и кладя на стол деньги за ужин, - До завтра, - и, улыбнувшись, бросив взгляд куда-то перед собой, развернулась и покинула ресторан, оставляя нетронутое мороженое таять на ресторанном столике.

Абдулов, подойдя к столу, достал бумажник и, отсчитав несколько купюр, положил их на стол. К столику подошла Алёна, оттанцевавшая свой танец с молодым человеком, и выглядящая не очень довольной.
- И что ты в ней нашёл? – прищурившись, спросила она, сложив руки на груди, всем своим видом показывая, что она ожидала совершенно другого финала этого вечера.
- Не понял, - сделал удивлённое лицо Абдулов, который, конечно, предполагал, что Тропинина останется недовольна сегодняшним «ужином» после того, что они с Третьяковой устроили прямо посреди зала. Но он не ожидал, что она открыто заявит ему об этом.
- Странно, мне казалось, что ты понятливый. Но, видимо, я ошиблась. Ты же не нужен ей, она с тобой поиграется и бросит. Она же просто девчонка, ей не нужно от тебя того, чего хочешь от неё ты, - изображая умудрённого опытом человека, медленно проговорила Тропинина, стараясь вложить в каждое своё слово максимум смысла.
- И чего же я от неё хочу такого, что ей не нужно от меня? – собирая всё своё терпение, нервно осведомился Абдулов, засовывая бумажник обратно в карман.
- Постоянства, Виталик, постоянства. Она ещё слишком юна, чтобы этого желать. Какой у неё образ жизни? Постоянные разъезды, гастроли, сериал, записи, фотосессии…У меня, например, вообще в голове не укладывается, чем она заслужила всю эту славу, свалившуюся на неё. Хотя, могу догадаться, чем… - сделала «понимающее» лицо Алёна, входя во вкус, наблюдая за тем, как Абдулов заиграл желваками – было заметно, что вулкан внутри него начинает закипать. Кто знает, может быть ей удастся его переубедить? Алёна искренне на это надеялась.
- Не меряй всех по себе, - бросил Абдулов, выходя из себя, услышав последнюю фразу Алёны, сказанной в адрес Третьяковой. – Это может плохо закончиться, - многозначительно посмотрел он ей в лицо, бросая взгляд в сторону поднявшейся с дивана Третьяковой, явно собирающейся смыться из этого злачного местечка.
- Это угроза? – удивлённо усмехнулась Тропинина, приподнимая идеально прорисованные брови.
- Это совет на будущее, - усмехнулся в ответ Абдулов, надеясь, что Тропинина его поняла, - Всех благ, - попрощался он, и вышел из ресторана вслед за Третьяковой.

Холодный воздух почему-то грел, а мелкие снежинки, падающие из ночного неба, почему-то не кололи лицо, а мягко спускались на кожу, тая от невесомого прикосновения к тёплой поверхности.
Курить Третьяковой, на удивление, не хотелось. Хотелось простоять вот так хоть целую вечность – на душе было легко и тепло, как будто с души сняли неподъёмный камень.
Застегнув воротник куртки, Лена направилась в сторону метро, по пути думая, что надо было одеться потеплее – уже чуть морозный ветер продувал через тонкую куртку. Чуть поёжившись от проникающего под куртку морозного воздуха, Лена чуть ускорила шаг – ей уже не так хотелось бродить по холодной ночной улице.
Она прекрасно понимала, что рано или поздно придётся объяснить «ранеткам» сцену, которую они наблюдали сегодня. Но в данный момент это – неважно. Важно сейчас только то, что теперь Третьяковой абсолютно наплевать, как отреагируют другие. Она влюбилась – и это глупо отрицать. Да и не за чем. Странно, но с осознанием этого факта у Третьяковой в душе почти восстановилось прежнее равновесие. Только вот всё равно чего-то не хватало. В кармане завибрировал мобильник. Открыв входящее смс, она прочла: «Холодно?». Вот. Теперь хватает. Улыбнувшись дисплею телефона, Третьякова замёрзшими пальцами набрала ответ: «Есть немного, а ты где?». Продолжая медленно идти, глядя на отправляющееся сообщение, Третьякова не заметила, как дошла до метро.
«Обернись» - прочла она ответ, открывая очередную смс. Обернулась. Абдулов стоял возле фонарного столба и подпирал его плечом, смеющимися глазами глядя на Третьякову, практически с носом укутавшуюся в воротник куртки.

Абдулов уже две минуты шёл за Третьяковой, пытаясь понять, куда она направляется. Когда он увидел вдалеке большую синюю букву «М», он додумался, что Третьякова направляется в метро. Увидев, как она поёжилась, он понял, что Третьякова снова, как обычно, надела самую тонкую из своих курток, совершенно не задумываясь над тем, что к ночи может ударить мороз. Тогда он достал из кармана мобильник и набрал смс.
«Есть немного, а ты где?» - Абдулов усмехнулся. Неужели она всегда ходит, не оглядываясь? Впрочем, в этом что-то есть. Заметив, что они уже практически дошли до спуска в подземку, он отправил ей ответное смс, остановившись возле ближайшего фонарного столба, метрах в десяти от Третьяковой. Оперевшись на него плечом, он ждал, пока она прочтёт сообщение. Обернулась. Блестящий от холодного воздуха взгляд и чуть насмешливая улыбка дают ему понять, что он может подойти к ней. Положив телефон в карман, он отлепился от столба и подошёл к Третьяковой, став в сантиметрах тридцати от неё.
- Куда направляешься? – спросил он, замечая, как Лена переминается с ноги на ногу, стараясь согреться.
- Домой, куда же ещё, - усмехнулась она, засовывая руки в карманы джинсов и пытливо глядя в глаза мужчине.
- К кому? – с ответной ухмылкой осведомился Абдулов, ощущая острую потребность обнять Третьякову, чтобы она, наконец, перестала дрыгаться на месте.
- Ну не к тебе же, - насмешливо ответила она, ещё шире улыбнувшись ему.
- И почему же? – в тон ей отозвался он, изображая неподдельное удивление.
- А разве надо? – подыграла ему Третьякова, тоже изобразив недоумение на своём лице.
- Ну ты же не бросишь больного человека в одиночестве, - уверенно ответил Абдулов, смотря, как Третьякова делает возмущенное лицо.
- Это ты-то больной? Ха, не смеши мои шнурки. – Ответила она, приподняв носки кед, становясь на пятки.
- Между прочим, у меня до сих пор температура. Разве мама Лена бросит меня одного? – усмехнулся Абдулов, зная, что Третьякова бесится от этого его «мама Лена».
- Вот у неё и спроси, - с той же усмешкой ответила Третьякова, без малейшего намёка на возмущение.
- Хорошо. – Ухмыльнулся Абдулов, и детским голоском начал канючить: - Мама Лена, ты же меня не бросишь? Напоишь меня горячим молоком с мёдом?
- Ты же не любишь молоко с мёдом, - недоверчиво прищурилась Третьякова, продолжая улыбаться уголком губ.
- Зато я люблю маму Лену, - уже нормальным голосом отозвался Абдулов, глядя в блестящие то ли от уличного холода, то ли от внутреннего тепла Ленины глаза.

Третьякова не знала, что на это ответить. Неожиданное признание Абдулова застало её врасплох. Нет, конечно, она прекрасно помнит, что он вчера сказал ей, что влюбился. Но ей казалось, что между этими двумя словами – «влюбился» и «любит» - немаленькая пропасть.
- Ну тогда не бросит, - улыбнулась она, и добавила: - И молоком напоит. – при слове «напоит», Третьякова почувствовала, что сама сейчас не прочь выпить чего-нибудь, желательно минералки. После солёной отбивной и выпитого шампанского во рту сушило.
Абдулов усмехнулся – а чего он мог ещё от неё ожидать? Что она бросится в его объятья и с придыханием ответит: «Я тоже тебя люблю»? Вполне оправданный ответ, и вполне в духе Третьяковой. Абдулов знал, что она – очень непростой человек, и для того, чтобы завоевать её, ему придётся приложить немало усилий. Но, в любом случае, первый шаг уже сделан. Или четыре шага. Посчитав в уме, сколько раз они уже срывались, причём два раза - на глазах у свидетелей, Абдулов удивился, как сразу не догадался о том, что Третьякова ему небезразлична – ладно, допутим, один поцелуй можно назвать нелепой случайностью. Но четыре…причём, один из них чуть было не закончился чем-то большим, говорили сами за себя. Теперь ему точно было ясно одно – Третьякова однозначно что-то к нему испытывает. И рано или поздно она сама скажет ему об этом. Очень хотелось к ней прикоснуться. Но что-то не позволяло ему сделать этого. Каждый раз пытаясь побороть в себе желание выплеснуть все свои чувства, Абдулов вспоминал исчезающую серебристую воду озера посреди пустыни. Тот сон стал для него пособием по завоеванию Третьяковой – главное, не торопиться. Абдулов удивлялся сам себе – когда ещё он придавал такое значение какому-то глупому сну? Да никогда. А теперь вот придаёт, и знает, почему. Потому что теперь ему есть что терять.

- Как добираться-то будем, такси вызовем? – спросил Абдулов, которому после выпитой водки категорически запрещено было салиться за руль, хотя он и не был пьян. Однако добренькому дяде милиционеру ведь не объяснишь, что выпил всего одну рюмку.
- Зачем? – удивленно спросила Третьякова, - Мы поедем на метро.
- Ты издеваешься? – посмотрел на неё удивлённым взглядом Абдулов – он уже почти три года ни разу не спускался в подземку.
- А что тут такого? – усмехнулась Третьякова, - зазнался что ли?
- Да ничего я не зазнался, - проворчал Абдулов, - У тебя что, Третьякова, совсем ку-ку поехало? Если мы сейчас туда спустимся, то нас же на куски порвут. КВМ, забыла? – постучал себе по голове он, показывая, что это не самая лучшая идея.
- Но я же езжу, и ничего, - усмехнулась Лена, - Поверь, там никому и дела нет, кто ты. Все спешат куда-то, погруженные в свои мысли и занятые своими делами. – Уверенно произнесла она.
- Блин, умеешь ты уговаривать, - нехотя согласился Абдулов, тут же с ухмылкой добавляя: - Только если к нам пристанет хоть один фанат, ты я потребую компенсацию за моральный ущерб. Причём не с фаната, а с тебя, - хитрым взглядом изучал он усмехающееся лицо Третьяковой.
- Хмм, и чем же я должна буду расплачиваться? Я ведь так думаю, что одной кружки молока с мёдом будет мало, - сложила руки на груди она, отводя смеющийся взгляд в сторону.
- Не просто мало, а ничтожно мало, - продолжал в открытую заигрывать с ней Абдулов, всё ещё борясь с желанием обнять её. Было заметно, что ей холодно, и он, решив больше её не мучить, предложил: - С компенсацией потом разберёмся, пошли уже в твоё метро.
Дважды Третьякову уговаривать не пришлось – она продрогла до костей, она мысленно умоляла Абдулова обнять её, поделиться с ней хоть чуточкой тепла, но в то же время она прекрасно знала, что он не станет позволять себе лишнего, пока она сама не даст ему повода. Мда. За прошедшие два дня она предоставила ему столько поводов, что, казалось, их хватит ещё надолго. Однако Абдулов не торопился, и это ей даже нравилось.

Они спустились в подземку, в которой, на удивление, было совсем немного народу. Хотя, чему тут было удивляться – начало одиннадцатого, все, кто ехал с работы – уже давно дома. А меньше чем через час метро закроется.
Идя по метрополитену, Третьякова чувствовала невыносимую жажду – всё-таки три бокала шампанского и солоноватая отбивная давали о себе знать.
- Подожди, я сейчас, воды куплю, - сказала Третьякова, направляясь к ближайшему киоску, возле которого уже успели сгруппироваться два молодых человека, выбирающих выпивку для удачного вечера.
Абдулов остановился, огляделся – да, давно он не ходил по метрополитену – воспоминания первых месяцев жизни в Москве начали посещать его голову. Тогда он был никому неизвестным провинциалом – никаких тебе интервью, никаких тебе фанатов. Зато теперь он не может спокойно пройти по улице – тут же находилась какая-нибудь звонкоголосая девчонка, желающая получить автограф у главного физрука страны, или какой-нибудь подросток, мечтающий об автографе от Евсея из «Солдат».
Да, кстати, о фанатах. Абдулов, бросив взгляд на Третьякову, разглядывающую витрину киоска в поисках негазированной минеральной воды, вспомнил об их «договоре» перед входом в метрополитен. Вот и повод прикоснуться к ней. Абдулов усмехнулся своим мыслям, и посмотрел на пацанчика лет четырнадцати, проходящего мимо и увлечённо разглядывающего что-то на экране своего недорогого на вид мобильника.
- Эй, парень, стой, - остановил пацанчика Виталий, и представился: - Я – Виталий Абдулов.
- А я – Максим Петров. И что с того? – как на умалишённого уставился на него парень, всё ещё не понимая, чего от него хотят.
Теперь пришла очередь Абдулова удивляться – парень абсолютно не в курсе, кто он такой. Вот непруха. Хотя, всё ведь можно исправить, - Абдулов сразу понял, как заставить парня «вспомнить» его. Достав из бумажника тысячерублёвую купюру, он протянул её парню и быстро сказал: - Ровно через две минуты после того, как ко мне подойдёт вон та вот девушка, - указал он на склонившуюся к окошку продавщицы Третьякову, - Ты подбегаешь ко мне и требуешь у меня автограф, говоря мне что-нибудь типа «Вы мой самый любимый актёр», ну или сочини чего нибудь. Причём очень настойчиво. Понял? По человечески прошу, очень надо, - провел по горлу ребром ладони Абдулов, показывая, что ему это просто «позарез» необходимо.
- Л-ладно, - недоуменно пробормотал парень и взял из его рук купюру.
- Иди давай, смотри, не проворонь, спасибо, - быстро бросил ему Абдулов, подталкивая парня в спину.

Третьякова отошла от киоска с бутылкой воды в руках, наблюдая за тем, как Абдулов старательно рассматривает помещение подземки. Ещё бы, он небось сто лет уже в метро не спускался. Какой же он иногда забавный – то ведёт себя как беззащитный ребёнок, то как вконец обнаглевший котяра, то вообще как Терминатор, блин. Зато с ним не соскучишься. Подойдя к нему, она отвлекла его от разглядывания серых стен и цветных витрин, сказав:
- Ну что, пойдём?
- Пойдём. – Они неспеша двинулись в сторону поездов. А ты права, здесь спокойно. Никто не достаёт, и не узнаёт, - решил поиграть в невинную овечку Абдулов, прекрасно зная, что Третьякову провести не так уж и легко.
- А что я тебе говорила, - победно произнесла Третьякова, попутно отвинчивая крышку бутылки. – Так что никакого «морального ущерба» не предвидится, - усмехнулась она, поднося бутылку ко рту и отпивая глоток.
Но тут она чуть не поперхнулась от неожиданности – перед ними как из-под земли вырос какой-то подросток, восхищёнными глазами глядевший на Абдулова.
- Ой! Виталий Абдулов! Вы мой самый любимый актёр! Можно ваш автограф, пожааалуйста! – заканючил пацанчик, и Лена очумелыми глазами посмотрела на, казалось бы, тоже порядком удивленного Абдулова, который взял в руку ручку и блокнот и расписался на нём, отдал обратно.
Заметив его довольное выражение лица, Третьякова поняла, что вляпалась по самые уши – видимо, теперь придётся «компенсировать ему моральный ущерб».

Когда они сели в нужный поезд, Абдулов удивлённо огляделся, сказав Третьяковой:
- А где же «проклятые пробки», на которые ты постоянно ссылаешься, когда опаздываешь на съёмки? Лично я не вижу тут никаких столпотворений, - начал он, - или это отмазка за то, что просто очень любишь поспать подольше? – прищурился он, показывая, что раскусил Третьякову.
- Ну ты сравнил – восемь утра и одиннадцать вечера! – хмыкнула Лена, всё ещё изредка отпивая из горлышка бутылки. – Ты бы полюбовался на то, что тут творится с утра.
- Ой, ну ты, как всегда, выкрутишься. – С досадой ответил Абдулов, - Вот и полюбуемся завтра вместе, - уже с легкой усмешкой добавил он.
Увидев удивленный взгляд Третьяковой, он пояснил:
- Моя-то машина осталась на парковке, недалеко от ресторана. Так что завтра на съёмки – на метро.
- Да нет, это я поняла. Я не поняла другого – что значит – вместе? – всё ещё изображая удивление, спросила Лена, оперевшись плечом о стену, - Я разве остаюсь у тебя с ночёвкой?
- А разве нет? – тоже изобразил удивление Абдулов, усмехаясь про себя, - Мы же по-моему договорились.
- Ну, мы-то договаривались на то, что я поеду к тебе и напою тебя молоком с мёдом, - деланно возмутилась Лена, - А насчёт ночевки никто ничего не говорил, - сложила она руки на груди.
- Ну а разве это само собой не разумеется? В одиннадцать ночи-то, - уверенным голосом ответил Виталий, видя по лицу Третьяковой, что она вовсе не недовольна, а просто играет в возмущение.
- А если я боюсь? – посмотрела ему в лицо она.
Абдулов не мог понять, серьёзно она говорит это, или снова шутит. Но на всякий случай спросил:
- Чего?
- Мало ли чего, - уклончиво отозвалась Третьякова, снова отпивая из бутылки.
- Ну например? – осторожно поинтересовался Абдулов.
- Ну а если тебя? – уже не смотря ему в лицо, ответила Лена, старательно высматривая что-то чёрном проёме окна.
- Неужели я такой страшный? – усмехнулся Абдулов, прекрасно понимая, что Третьякова имеет в виду абсолютно не это.
- Проехали, - ответила Третьякова, понимая, что этот разговор ни к чему не приведёт.
А Абдулов, не зная, как продолжить этот самый разговор, просто промолчал. А в самом деле, что он может ей ответить? Блин, умеет же эта Третьякова поставить его в тупик.
Остаток пути до дома ехали молча, и, лишь идя от станции метро к дому Абдулова, перекинулись несколькими фразами по каким-то несущественным поводам типа сценария на завтра и садиста Арланова.

Зайдя в пустую тёмную квартиру, Виталий нащупал выключатель и щёлкнул. Ноль реакции. Щёлкнул ещё раз – снова не помогло. Свет в квартире категорически отказывался включаться и Третьякова, разуваясь в темноте, спросила:
- Ну что там, свет скоро будет?
- Видимо, его вообще не будет, - задумчиво ответил Абдулов, и, если бы он мог видеть глаза Третьяковой в этот момент, но непременно заметил бы в них беспокойство.
- В каком смысле? – услышал он недоумевающий голос Третьяковой.
- В прямом. Света нет. Видимо, профилактические работы или что-то с пробками. – Почесал затылок Абдулов, и снял с себя куртку, - Ну, я думаю, ничего смертельного в этом нет.
- Ты что, издеваешься? И что мы будем делать в темноте? – удивленно спросила Третьякова, стягивая с себя куртку, не задумываясь над тем, что её вопрос звучит немного двусмысленно.
- То же, что собирались делать при свете, - усмехнулся Абдулов, снимая ботинки. Но, услышав в ответ напряженноё молчание Лены, добавил: - Молоко пить. С мёдом.
Даже не видя его лица, Третьякова слышала, что он ухмыляется. Вот скотина, любит поиздеваться.
- Очень смешно, - проворчала Третьякова, доставая из кармана зажигалку и чиркая ей, чтобы хоть как-то осветить себе путь на кухню. Дойдя до кухни и включив конфорку, Лена заметила, что стали чуть видны хотя бы очертания предметов. Глаза уже почти привыкли к темноте, а огонь печной конфорки слабенько освещал помещение.
Открыв холодильник и не увидив там ничего по той простой причине, что в нём было темно, Лена на ощупь нашла пачку вчерашнего молока и достала её. Вылив всё это дело в таким же «осязательным» способом найденную кастрюлю, она поставила молоко кипятиться. Что поделать – обещание есть обещание, каким бы глупым оно не было.
Абдулов что-то пытался найти в тёмной гостиной, - это Лена слышала по звукам глухих ударов и едва слышных ругательств Виталия.
Подойдя к окну, она вспомнила, как вчера стояла вот на этом же самом месте и дрожащими руками поджигала сигарету, а потом вдыхала горький дым и раздумывала над очевидными вещами. Снова захотелось курить. Лена нащупала в кармане джинсов заветную пачку и достала из неё сигарету. Приоткрыв окно, она подожгла один конец сигареты и с удовольствием вдохнула терпкий дым в лёгкие.
Позади послышались торопливые шаги – видимо, Абдулов уже адаптировался в тьме квартиры.
- Я свечи нашёл, - бодро сказал он, ставя на кухонный стол две длинные новогодние свечки.
- Ну так зажигай, - не поворачиваясь к нему, продолжала курить она.
- Спички найти не смогу, дай зажигалку, - попросил Абдулов, протягивая руку.
Третьякова протянула ему зажигалку и снова отвернулась к окну. Странное чувство окутало её с головы до ног – будто бы она дома, там, где должна находиться в данный момент, будто бы это вовсе не чужая квартира, и человек, зажигающий позади неё свечи, - вовсе не чужой ей человек.
Услышав, как кипит молоко, она потушила сигарету о блюдце, в котором стоял горшок с комнатным растением – каким именно, Третьякова в темноте разобрать не могла. Лена выключила конфорку, сняла кастрюлю с плиты и разлила молоко в стоявшие с утра кружки на конторке.
Молоко было налито, а свечи зажжены, и уже сидящий за столом Абдулов вглядывался в очертания девушки, подходившей к столу с двумя кружками горячего молока.
Лена села напротив него, и поставила перед ним кружку. Абдулов продолжал вглядываться в её лицо, будто видел его в первый раз.
- Ну чего смотришь, - стало не по себе Лене от его взгляда, - Пей, давай, «сыночек», - усмехнулась она, накладывая в свою чашку чайную ложку мёда. После промозглой и холодной улицы чашка горячего молока была как раз кстати.
- Думаю вот, - покрутив чашку в руках, - отозвался Абдулов, смотря на то, как Лена помешивает молоко в своей кружке.
- Ого, - с «понимающим» видом отозвалась Третьякова, - Ты не перестаёшь меня удивлять, - ей захотелось подколоть его, чтобы хоть как-то разрядить какую-то немного напряжённую атмосферу, царящую в тёмной кухне. – И о чём же?
- Ни о чём, а о ком, - так же непоколебимо ответил Абдулов, отхлёбывая молока из своей кружки.
- Ну и о ком же? – уже напряжённей спросила Третьякова, заранее предугадывая ответ.
- О себе, - отозвался Абдулов, зная, что она ждёт услышать «О тебе» и решив немного снять напряжение, которое можно было прочесть на её лице в свете зажжённых свечей.
- Кто бы сомневался, - усмехнулась Третьякова, совсем не ожидавшая подобного ответа.
- О том, какой я идиот, - продолжал, как ни в чём ни бывало, Абдулов, попивая молоко, будто это был его любимый напиток.
- Повторюсь: кто бы сомневался, - снова ухмыльнулась она, но тут же добавила, сама не зная, зачем: - Шучу, шучу.
- А я вот не шучу. – Как-то задумчиво ответил он, посмотрев на неё, и, будто решаясь на что-то, помолчал пару секунд, и добавил: - Я совсем не разбираюсь в людях. Точнее мне раньше казалось, что разбираюсь. А теперь вот уверен, что нет.
- С чего ты взял? – удивленно приподняла брови Третьякова, не понимая, к чему он клонит. Она немного сильнее сжала в ладонях чашку и ответила на его внимательный взгляд.
- Я думал, что не бывает людей, которые могут вызывать и гнев и нежность одновременно. Либо одно, либо другое. Третьего не дано. – С досадой в голосе ответил Абдулов, продолжая вертеть чашку.
- А теперь ты думаешь иначе? – во рту у Третьяковой пересохло, и даже молоко, которое она пила, не могло на это повлиять.
- Абсолютно. Мало того, теперь я думаю, что такие люди есть, причём одного такого человека я повстречал, и очень сомневаюсь, что встречу когда-нибудь кого-нибудь похожего на него. На неё. На тебя. – Абдулов оторвал взгляд от кружки и посмотрел на Лену. Теперь она изучала взглядом свою кружку.
- И что теперь? Что теперь будет? – всё ещё глядя в кружку, спросила она, чувствуя, как начинают противно потеть ладони. Внутри всё словно задребезжало, как перед землетрясением.
- Будет так, как ТЫ скажешь, - с надеждой в голосе ответил Виталий умоляя её посмотреть на него.
Она, будто услышав его мысленную просьбу, подняла глаза:
- Всё, что я скажу? – с едва уловимым задором посмотрела она ему в глаза, наблюдая за тем, как он напряжённо пытается предугадать её реакцию на свои слова.
- Именно, - уверенный ответ.
- Тогда поднимайся. – С видом «владычицы морской» приказала она.
- Зачем? – удивленно посмотрел её хитрое лицо Абдулов.
- За шкафом, - нетерпеливо съязвила Третьякова, продолжая сидеть на стуле и с задором в глазах смотреть на него. – Поднимайся, говорю.
Абдулов встал с диванчика и выпрямился, сложив руки на груди.
- Ну и? Что дальше? – снисходительно посмотрев на неё, осведомился Абдулов.
- Подойди.
- Куда?
- Ко мне. Не тормози, - продолжала чувствовать себя главной Третьякова, что ей безумно нравилось – ей начало казаться, что она может вертеть им так, как захочет, и чувствовала от этого непередаваемое чувство, которое и руководило сейчас её разумом и словами.
Абдулов, всё ещё пытаясь угадать, какой очередной подвох готовит для него Третьякова, подчинился.
- Присядь, - уже чуть менее твёрдо, но всё ещё настойчиво приказала Лена.
Абдулов без лишних вопросов перед перед ней, чувствуя, что просто не в силах сопротивляться. Его лицо было чуть ниже её лица, и, впиваясь взглядом в её глаза, он пытался прочесть в них её истинные намерения.
- И?
- Глаза закрой. – Уже совсем не приказным тоном ответила Лена, чувствуя, как внутри всё просто кипит от принятого решения.
Абдулов изо всех сил пытался догадаться, как ещё решила поиздеваться над ним Третьякова, и закрыл глаза.

Абдулов, закрыв глаза, с нетерпением ждал, какой очередной «сюрприз» преподнесет ему Третьякова. Начиная нервничать, он вздрогнул, когда почувствовал её горячий выдох прямо в свои губы. После этого он почувствовал прикосновение горячих от выпитого молока губ. Абдулов не мог поверить, что это происходит на самом деле – она сама целует его?
Дыхание просто куда-то пропало – дышать просто не было смысла. Сейчас его дыханием была она – та, которая всё ещё неуверенно пробовала на вкус его губы. Сама, впервые без его инициативы. От осознания этого у Абдулова перехватило дух, всё ещё сидя на корточках перед сидящей на стуле Леной, он легко коснулся ладонями её коленей, как бы стараясь удержать равновесие. От напряжения в ногах его качало из стороны в сторону, и он был просто вынужден найти хоть какую-то опору. Как только Виталий прикоснулся к ней, то он тут же почувствовал, как она вздрогнула. Почувствовав её руки на своих плечах, он придвинулся ближе, становясь на колени, чтобы вернуть равновесие. Осторожный, пьянящий поцелуй начинал сводить с ума, и Абдулов перенял инициативу в свои руки.

Третьякова, плохо соображая, что делает, просто решила наконец отключить разум и поддаться так настойчиво стучащему в висках чувству. Как только она почувствовала его ладони на своих коленях, по её телу пробежала дрожь, тёплая, трепетная, заставляющая все мысли покинуть голову.
Положив ладони ему на плечи, она почувствовала, как он придвигается ближе. Пьянящее чувство его близости и этого какого-то осторожного, исследующего поцелуя проникало в каждую клеточку её тела. Поцелуй стал откровеннее, и Третьякова почувствовала, как руки Абдулова медленно начали движение по направлению к её талии.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а след от движения его ладоней обжигал кожу сквозь ткань джинсов, а затем и футболки.

Обхватив ладонями её талию, он прижал её к себе, оказываясь между её колен, и почувствовал, как Лена плотнее обхватывает руками его шею. Полное отсутствие разума в его голове давало о себе знать – к вискам прилила кровь, и Абдулову казалось, что даже Третьякова сейчас слышит биение его сердца.

Поцелуй становился всё настойчивее, об «осторожности» уже не могло быть и речи. Руки дрожали, а пальцы сами по себе затерялись где-то в волосах Абдулова. Лена не могла объяснить самой себе, что происходит – она никогда ещё не испытывала такого желания к этому мужчине. Впервые она решилась сама его поцеловать – для неё это было равносильно признанию, но она и представить не могла, что не захочет останавливаться на достигнутом. Однако настойчивые, но в то же время ласковые руки Абдулова убеждали её в том, что все сомнения – всего лишь пыль, что они оба уже давно поняли, что испытывают друг к другу. И тот вечер в клубе, и их позавчерашние глупые ссоры, заканчивающиеся страстными поцелуями, и вчерашний вечер… И его глаза, наполненные странным отчаянием, когда он смотрел на неё вчера, когда говорил, что влюбился, сегодня, когда убеждал, что Алёна ему безразлична. Сегодняшний поцелуй в ресторане окончательно убедил её, что больше так продолжаться не может – эти ни к чему не обязывающие поцелуи, эти постоянные издевательства друг над другом и проверки на прочность уже порядком расшатали в ней уверенность в том, что он вообще серьёзно настроен в отношении неё.
Но сейчас все сомнения и неприятные навязчивые мысли потеряли всякий смысл – она чувствовала, как он подрагивающими руками гладит её спину, как горячими губами заставляет забыть обо всём.

Виталий всё ещё боялся сделать лишнее движение – вдруг она испугается? Вдруг отодвинется? Вдруг встанет и уйдёт, как вчера? Ему казалось, что он просто этого не выдержит. Просто хотелось, чтобы она была рядом, чтобы смотрела на него искренне, не пытаясь в очередной раз скрыть свои эмоции за маской безразличия. Он бы всё сейчас отдал за то, чтобы она сказала ему три заветных слова.
Почувствовав, как она чуть сжала коленями его туловище, Абдулов переместил одну ладонь с её талии на её шею, провел пальцами по тёплой коже и немного отодвинул волосы назад, продолжая целовать её с той же настойчивостью и пьянящей нежностью. С огромным усилием оторвав губы от её губ, он тут же прикоснулся ими к её шее, стараясь вложить в свои поцелуи столько ласки и тепла, сколько он испытывал к этой вредной, но ставшей такой родной и любимой Третьяковой.

Лена не могла остановить это безумие. Да и, если честно, не очень-то и пыталась. Чувствуя, как он, гладя её спину под тканью чуть задравшейся футболки, медленно проводит губами по её шее, она начинала терять голову. Те три слова, которые так хотел услышать Абдулов, сами сорвались с её губ:
- Я тебя люблю.
Губы Абдулова замерли на её коже. Когда она почувствовала легкий холодок в том месте, где они находились всего долю секунды назад, она поняла, что он оторвался от неё и теперь внимательно изучает её лицо обнадёженным взглядом. Она открыла глаза и, встретившись с ним взглядом, услышала:
- Повтори, пожалуйста.
- Зачем? – немного удивленно, приходя в себя от какого-то затуманенного, задурманенного состояния, спросила Третьякова, понимая, что всё-таки сказала это вслух.
- Просто хочу убедиться, что мне не послышалось, - всё ещё не убирая свою горячую ладонь с её шеи, попросил Абдулов, переводя дыхание.
- Я тебя люблю. – Повторила Лена, зная, что если она не повторит это снова, то просто потеряет шанс услышать его признание в ответ. Этого она допустить не могла. Лёгкая полуулыбка сейчас появилась на её лице, доказывая Абдулову, что её слова, сказанные в безумном порыве – правда.

В коридоре включился свет. Лена заметила это и, оторвавшись от губ Абдулова, сказала:
- Свет дали, можно больше не сидеть в темноте.
Абдулов вздохнул и с усмешкой отозвался:
- Нет в тебе романтики, Третьякова! – и задумчиво почесал затылок.
- Как это нет? Ещё как есть, только это не сразу заметно, - хмыкнула в ответ Третьякова, по привычке доставая из-за уха прядь волос, забившихся назад.
- Ты как каменная ходила, я все нервы себе извёл, думая над тем, как ты ко мне относишься, - с лёгкой досадой в голосе сказал Абдулов, немного вопросительно глядя на Третьякову, всё ещё стараясь свыкнуться с мыслью, что все точки над «ё» теперь уж точно расставлены.
- Не заметно было, - сделав чуть обиженное лицо, отозвалась Лена.
Абдулов, всё ещё продолжая стоять перед ней на коленях, возмущенно ответил:
- Ну ты опять про поцелуй? Ну я же тебе объяснил, - протянул он, зная, что Третьякову трудно в чём-либо убедить. – Но я всё видел, - с хитроватым выражением лица добавил он.
- Что? – сделала недоумевающее лицо Третьякова, положив свои ладони на колени.
- Как ты ревновала, - с довольной улыбкой ответил Абдулов, кладя свои ладони поверх её рук.
- Глупости, - с улыбкой, промелькнувшей в уголках губ, посмотрела в сторону Третьякова, зная, что он абсолютно прав.
- Ах, глупости, значит, ну-ну… - угрожающе протянул Абдулов, поднимаясь с коленей, и убирая чашки с остывшим молоком в раковину, - А что, если я завтра ещё раз…
- Только попробуй, - так же «угрожающе» отозвалась Лена, чувствуя, как по телу разливается невообразимое тепло – так непривычно было открыто ревновать его и давать ему это понять. Но от этого не менее приятно.
- И что ты сделаешь? – задиристо осведомился он, наклоняясь к ней, опёрся ладонями о свои колени и упрямо посмотрел в глаза.
- Увидишь, - наглым взглядом продолжала она впиваться в его глаза.
- И всё-таки? – таким же наглым взглядом одарил он её в ответ.
- Лучше тебе не знать, - ухмыльнулась она, и приблизила лицо ещё ближе. – Если поцелуешь её ещё раз, то недосчитаешься либо пары-тройки зубов, либо кое-чего одного, но покрупнее, - кровожадная Третьякова наслаждалась тем, что она может оказывать влияние на этого своенравного и неукротимого Абдулова.
- Ой, боюсь, - продолжал пререкаться Абдулов, чувствуя, что Третьяковой явно по душе эти их препирания, ставшие привычными за долгие месяцы их общения. Но теперь эти препирания приобрели совершенно другой смысл, прямо противоположный, означающий, что они принадлежат только друг другу и никому больше. – А если я тебя поцелую?
- Вот тут уже другой поворот событий, - произнесла, находясь в считанных миллиметрах от его губ, Третьякова.
Абдулов, больше не в состоянии находиться так близко к ней и не прикасаться, поцеловал её, заставляя подняться со стула, на котором она сидела.
Оказавшись с ним на одном уровне, Лена крепко обняла его за шею, позволяя его рукам обвить её талию. Долгий, проникновенный поцелуй, не похожий ни на один из прежних, казалось, вскружил голову окончательно.
Приятная дрожь где-то внутри заставляла Третьякову крепче прижиматься к Виталию. Он, судя по всему, был только «за». Он развернул её спиной к стене и, одной ладонью поглаживая её шею, а другой – спину, всё настойчивее целовал её губы.
Задыхаясь от нехватки воздуха и от внезапно охватившего всё тело невообразимого трепета, Третьякова приподнялась на цыпочки, и ещё ближе притянула его лицо к себе. Становилось трудно дышать, но поцелуя прерывать безумно не хотелось, а пальцы Абдулова, будто испытывая её терпение, чуть впиваясь в кожу, водили по её спине, заставляя целую толпу мурашек пробегать по её телу, подобно электрическому току.

Внезапно зазвонивший телефон прервал, казалось бы, уже и без того затянувшийся поцелуй, и позволил им обоим, наконец, отдышаться, набирая в лёгкие спасительную порцию воздуха.
Лена подрагивающими руками достала мобильник из карманы джинсов и, взглянув на дисплей, нажала на «зелёную трубку».
- Да, мам? – пауза. – Где я? – Третьякова вопросительно посмотрела на облизывающего губы Абдулова и, встретившись с его немного потерянным взглядом, ответила: - Я у Леры. Да, у Козловой. – Пауза. – Останусь. Да, и вчера у неё была. Ну прости, мам, так получается. Я обещаю, что завтра обязательно проведу дома как минимум три свободных часа, - улыбнулась в трубку Третьякова. – Пока.
Наткнувшись на вопросительный взгляд Абдулова она ответила:
- Ну что я должна была сказать? Что остаюсь ночевать у…мужчины?
- Ну блин, не просто же у «мужчины». А у своего мужчины, - уверенно отозвался Абдулов, изучающее глядя на её лицо, которое вмиг как-то изменилось, смягчилось, что ли. – Или я что-то неправильно понял?
- Всё ты правильно понял, - улыбнулась ему Третьякова, кладя телефон в карман. – Давай баиньки укладываться, я безумно устала за сегодня.
Виталий, подойдя к ней, легко коснулся губами её губ и ответил:
- Давай.

Расстелив постель, Абдулов любезно обратился к Лене:
- Прошу, - с наглой ухмылкой осматривая её с ног до головы, произнес он.
- Кхем, это намёк? – осведомилась с усмешкой Третьякова, складывая руки на груди и опираясь плечом о дверной косяк.
- Это предложение, - хмыкнул в ответ Виталий, откидывая край одеяла, приглашая Третьякову укладываться.
- Даже так, - удивленно и одновременно насмешливо, в своей излюбленной манере отозвалась Лена, приподняв брови.
- Это предложение выспаться, - с таким же наглым выражением лица ответил Абдулов, плюхаясь на кровать, - Сегодня бы трудный день, и завтрашний – тоже не фонтан, - добавил он и, разглядывая облокотившуюся на косяк Третьякову, похлопал по кровати рядом с собой, давая понять, что это местечко – для неё.
Лена, смерив его недоверчивым взглядом, отлепилась от косяка и, расстегнув пуговицы на жилете, сняла его, положив на кресло.
Всё это время Абдулов внимательно наблюдал за всеми её действиями, будто стараясь запомнить каждый момент, каждую секунду, проведённую рядом с этой девчонкой, что-то упорно мешало ему оторвать от неё жадный взгляд.
- Чего уставился? – хрипловато-насмешливым голосом поинтересовалась Третьякова, снимая пояс с джинсов.
- А что, нельзя? – с претензией спросил Абдулов, складывая руки на груди, продолжая лежать в том же положении на одной половине кровати, ожидая, пока Третьякова соизволит прилечь рядом с ним.
- А если скажу, что нельзя, перестанешь смотреть? – хмыкнула Лена, продолжая чуть ехидно улыбаться, подходя к кровати, оставаясь в бежевой рубашке и джинсах.
- Ну…попробовать, конечно, могу, но вряд ли получится, - так же улыбаясь, ответил он, чуть приподнимаясь на локтях, когда она села на кровать.
- Ну значит, можно, - логично заметила Лена, откидываясь на подушку, и повернула к нему лицо: - Спать так и будем?
- В смысле? – с интересом осведомился Абдулов, чуть подвигаясь к ней, из последних сил сдерживая себя, чтобы не прикоснуться к ней. Иначе он может просто сойти с ума.
Третьякова, заметив, как заинтригован Абдулов её вопросом, с довольной усмешкой ответила:
- В джинсах и рубашке.
Абдулов замер на полпути к ней и ответил:
- А, ты об этом. – На его лице отразилась некоторая озадаченность, и он продолжил: - Возьми на кресле рубашку и шорты, в которых ты вчера была, помнишь?
Лена чуть замялась, вспоминая события вчерашнего вечера, и чуть слышно ответила:
- Забудешь такое.
- Что? – улыбнулся Абдулов, чуть приобнимая её за талию.
- Да так, ничего, мысли вслух, - чуть насмешливо отозвалась Лена, подаваясь ему навстречу, чтобы ему было удобнее обнимать её.
Оказавшись во власти его рук, она прикрыла глаза, отдаваясь тому ощущению, которое захлестнуло её с головой – ей было так тепло рядом с ним, так уютно и в то же время так диковинно – ещё три дня назад она и предположить не могла, что будет лежать в постели Абдулова, с одним только желанием – чтобы он её поцеловал, прижал к себе, никуда не отпускал. Но на большее она пока не готова.
Непривычно было доверяться человеку, с которым ещё пару дней назад ругалась в три глотки, так, что слышно было на всю съёмочную площадку. Но ничего поделать она с собой не могла, - слишком сильным было притяжение, слишком туманным был разум и слишком остры были испытываемые ощущения.
Он ещё ближе придвинулся к ней, лаская её губы, и поглаживая спину, почти невесомо, чтобы не спугнуть. Он сам не понимал – что именно он боится спугнуть – Третьякову или сладость момента. Наверное, и то, и другое. Чуть нависая над ней, он почувствовал, как она приподнимается и заставляет его лечь на спину, и теперь уже сама целует его, переплетаясь с ним ногами.
Сладкое волнение внутри Третьяковой начало перерастать во что-то большее, она не могла заставить себя остановиться, руки сами гладили его грудь, а ноги как-то сами по себе переплелись с его ногами. Но что-то внутри неё подсказывало ей, что не стОит вот так сразу поддаваться мимолётному желанию. Хотя очень хочется. Но спешить им некуда. Подсказывать-то, конечно, подсказывало, но вот заставить себя оторваться от губ Абдулова и перестать чувствовать его руки на своём теле было выше её сил. Когда первая пара пуговиц на её рубашке была расстёгнута чуть подрагивающими руками Абдулова, повод прекратить это безумие представился сам собой – и, как бы банально это ни звучало, но противный звук мобильника подействовал на них обоих отрезвляюще.
Лена, чуть одернув рубашку и убрав пряди, спавшие на раскрасневшееся лицо, бросила блестящий от внутренних эмоций взгляд в глаза нервно сглатывающему Абдулову, потянулась в карман джинсов.
- Да, Лер? – чуть хриплым от волнения и немного запыхавшимся от недостатка воздуха голосом ответила в трубку Третьякова. – Я? Я…- снова неуверенный взгляд в глаза Абдулову, поправляющему рубашку. – Я дома. – Пауза. – Да нормальный у меня голос, я это…курила. – Соврала Лена первое, что пришло в голову. – Абдулов? Да откуда мне знать, где он. Дома наверное, - снова ответила в трубку Третьякова, едва удерживаясь от того, чтобы не прыснуть со смеху. Посмотрев на ухмыляющегося Абдулова, она всё ещё, еле сдерживаясь, ответила: - Слушай, давай завтра поговорим, спать хочу ужасно. Ты меня, можно сказать, из постели вытянула. – Практически сказала Лере правду Третьякова, за тем исключением, что она не сказала, из ЧЬЕЙ постели она её вытянула. Снова бросив взгляд на уже катающегося по кровати от беззвучного смеха Абдулова, Лена сумела из себя выдавить только: - Лер, давай завтра поговорим, а? – Пауза. – И тебе спокойной ночи!
Как только была нажата «красная трубка», Третьякова повалилась на кровать и дала волю душившему её смеху. Абдулов уже почти успокоился, но, увидев, как заразительно смеётся она, не удержался и снова засмеялся.
- Ну ты и обманщица…- Абдулов сделал по-детски удивлённые глаза и уставился на Третьякову, которая продолжала улыбаться глупости сложившейся ситуации. – Ты как брехливый колобок!
- Чего? Не слышала о таком, - пришла очередь удивляться Лене, всё ещё лежащей поперёк кровати с раскинутыми в стороны руками, в одной из которых покоился мобильник.
- Ну, знаешь, колобок – «Я от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл, и от тебя, лисичка, уйду»! – продолжал запутывать Третьякову Абдулов, с довольным лицом отмечая, что она с интересом слушает его «теорию о брехливом колобке». – А ты как колобок, только брехливый – «Я и маме набрехал, я и Лере набрехал», - не унимался он, замечая, как на лице Третьяковой появляется очередная улыбка и снова производит на него завораживающее действие. Ну вот почему он теряет голову всякий раз, когда она ему улыбается?!
- Только вот тебе, лисичка, брехать не буду, честное слово, - улыбаясь уголками губ, отозвалась Третьякова, чмокая Абдулова в улыбающиеся губы, и добавила: - Давай спать, завтра нам вставать очень рано.
Абдулову ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Уставший за день м измотанный переживаниями организм требовал отдыха. И, переодевшись, Лена и Виталий, поворочавшись ещё пару минут (ну, или пару десятков минут =)), уснули.

Утро нового дня встретило Третьякову хмурым небом и противным стуком мелких капель об оконное стекло. Едва разлепив глаза, она увидела перед собой незнакомый потолок и вспомнила – этой ночью она ночевала не дома. Повернув голову влево, она увидела Абдулова, обнимающего подушку и сопящего в такт бьющимся о стекло каплям. Улыбнулась – она впервые видела его таким.
Вставать совсем не хотелось – погода была убаюкивающей, но Третьякова всё-таки заставила себя отлепить голову от подушки и взглянуть на наручные часы, лежащие на тумбочке.
Сколько?! Без пятнадцати десять?! Через пятнадцать минут они они должны быть на съёмках! Резко вскочив с кровати, она переоделась из рубашки Абдулова в свою собственную и пихнула сопящего Абдулова:
- Вставай! Блин, мы опоздали! – и стянула с себя шорты, натягивая привычные джинсы.
- Лен, не нуди, дай поспать, - отозвался сонным голосом Виталий, поворачиваясь на другой бок.
- Абдулов, ты что?! Вставай! – Возмущенно потрепала его по плечу Третьякова, ища глазами свой пояс.
- Виталик, - всё ещё сонно ответил Абдулов, поднимаясь на кровати и протирая один глаз рукой.
- Что? Какой Виталик? – непонимающе обернулась Лена, подбирая с кресла пояс, оставленный там вчера.
- Я – Виталик. Ты меня по имени никогда не называешь. Почему? – Уже практически проснувшись, встал с кровати Абдулов и дотянулся до рубашки, лежащей на соседнем стуле.
Услышав в его голосе досаду, Лена невольно сжалась – а ведь он прав. Просто называть его по имени для неё было как-то в диковинку. Слишком интимно, что ли. Он всегда для неё был человеком с фамилией «Абдулов». В этом слове для Третьяковой заключалась вся суть этого человека – одним словом «Абдулов», но произнесенным с разными интонациями, она могла сказать о нём всё, что думает.
- Ну, не привыкла просто. Исправлюсь. – Примирительно улыбнулась она, застёгивая ремень на джинсах. – Я готова, пойду умоюсь, и чтобы, когда я вернусь, ты был готов как штык! – приказала она и направилась в ванную.
- Ладно уж, Тре.. Лена, - вслед закрывающейся двери отозвался Виталий, ища брюки. Абдулову очень нравилось имя Лена. Когда именно оно ему так полюбилось, он определить не мог, но знал, что вряд ли когда-нибудь его разлюбит.

Войдя в съёмочный павильон, они наткнулись на недоумевающий и одновременно изучающий взгляд Арланова:
- А чего это вы вместе?
- В метро пересеклись, - ответила первое, что пришло на ум, Третьякова. В самом деле, как она ещё она объяснит их совместное опоздание и совместное появление?
- Абдууулов, ты у нас теперь в метро ездишь? – присвистнул Арланов, явно издеваясь над ними обоими.
- Машину вчера на стоянке оставил, в центре. – Попытался найти оправдание Абдулов, говоря чистую правду.
- Ладно уж, - окинул их оценивающим взглядом Арланов, - Идите, готовьтесь к съёмкам. Сценарий возьмите. – И отвернулся, отдавая указания осветителям, трудящимся над постановкой прожекторов.

Спешно идя по пустому коридору, Лена почувствовала, что Абдулов остановился в десяти метрах от гримёрки, откуда слышались звонкие голоса «ранеток».
- Ты чего? Пойдём, нам сниматься скоро, - позвала она, удивленно отмечая, что Абдулов не сдвинулся ни на сантиметр.
- Я никуда не пойду, пока ты меня не поцелуешь, - заявил Абдулов, складывая руки на груди.
- Аб...Виталик, ты что, сдурел? Пойдём быстрее, нас Арланов живьём съест, - возмутилась Третьякова, усиленно борясь с желанием прижаться к нему и поцеловать прямо здесь, в коридоре. Но нельзя – придётся многое объяснять, если вдруг кто-нибудь увидит. Хотя, и так ведь придётся – ранетки вряд ли забыли вчерашний вечер в ресторане.
- Ты меня с утра так ни разу и не поцеловала, - безапелляционно заявил Абдулов, продолжая стоять с невозмутимым видом и призывающее гладя на мявшуюся в черырёх-пяти шагах от него Третьякову.
- Да куда уж там, - ухмыльнулась Лена в ответ, - если бы я тебя поцеловала, то вряд ли бы мы так быстро оказались здесь, - бросив в сторону многозначительный взгляд, продолжила она.
- Ты надо мной издеваешься? Поцелуй. – Ещё настойчивее сказал Абдулов, продолжая изучать её наглым взглядом.
- Вот сам и поцелуй. – Продублировала его позу Третьякова, ухмыляясь и складывая руки на груди.
- А что мне за это будет? – нагло осведомился Абдулов, прищуривая глаза.
- Сам просит, и сам же ещё что-то вымогает, - деланно возмутилась Лена, приподнимая брови и улыбаясь уголками губ. – Я ведь могу и уйти, - расцепила руки она и развернулась, направляясь к гримёрке. Но, почувствовав руки Абдулова на своём животе, поняла, что далеко ей уйти не суждено. Поняв это, она улыбнулась и почувствовала, как он разворачивает её лицом к себе.
- Я тебе уйду. Всё равно ведь вернёшься. – Прошептал он, прижимаясь к её губам и притягивая её к себе. Ощутив её ладони на своей шее, прижал Лену к себе и провёл ладонями от талии к бёдрам и обратно.
От этого простого действия у Третьяковой всё внутри перевернулось. Запустив пальцы ему в волосы, она двинулась в направлении стены. Абдулов, подчиняясь её шагам, послушно попятился назад. Как только его спина коснулась гладкой поверхности стены, он тут же развернулся на сто восемьдесят градусов, так, что теперь Третьякова была прижата к стене.
Обжигающие прикосновения приятно щекотали нервы, а горячее дыхание Абдулова на её шее сводило Лену с ума. Плохо соображая, что делает, она потянулась к пуговицам на его рубашке. И, только расстегнув первую, поняла, что увлеклась.
- Виталик, нам пора, - сквозь пелену, застилающую разум, выдавила из себя Третьякова.
Абдулов, поняв, что она права, легонько чмокнул её в шею напоследок, и, поправив рубашку, улыбнулся и ответил:
- Вот теперь можно работать спокойно. Пока следующая «доза» не понадобится, - ухмыльнулся он, заметив, как Третьякова, поправляя футболку, убыбается в ответ.
- Лишь бы «ломка» не возникла в самом неподходящем месте и самое неподходящее время, - усмехнулась она, и, бросив на него многозначительный взгляд, направилась к двери гримёрки.
Абдулов, с удовольствием изучая взглядом её спину, направился следом.

- Доброго утречка, - бодрым голосом поприветствовала девчонок Третьякова, входя в гримёрку.
- И тебе добренькое, - заинтересованно отозвались ранетки, рассевшись на диване, ожидая, пока Настя наведёт порядок на голове лохматой Огурцовой. – Как спалось? – ехидно поинтересовалась Лера, замечая, что вслед за Третьяковой в комнату входит Абдулов.
- Физкультпривет, - «по-учительски» поприветствовал их довольный Абдулов, улыбаясь во все тридцать два.
- Здрасьте-здрасте, - с ещё большим интересом посмотрела на них Козлова, сделав «понимающее лицо». – Так как спалось?
- Не поверишь, отлично, - с задиристым видом улыбнулась Лена и плюхнулась на диван рядом с Лерой.
Абдулов сел в кресло напротив, откинувшись на спинку и разглядывая девчонок.
- Ну почему же не поверю? Очень даже поверю, - многозначительно хмыкнула Лера, подмигнув остальным ранеткам, которые поняли, к чему она клонит.
Лена же, напротив, не изъявила никакой реакции на ехидство Леры и, с упоением рассматривая свои ногти, стараясь не смотреть на Абдулова, который то и дело скользил по ней взглядом, спросила:
- А ты как спала, Лерусь?
- Ну видимо похуже, чем ты, - продолжала подначивать Третьякову Лера, которой не терпелось получить достойное объяснение тому, что вчера произошло в ресторане и тому, было ли после ресторана что-то ещё. Её просто снедало любопытство, что она даже не обращала внимания на Абдулова, который, слушая разговор девушек, пристально рассматривал Третьякову.
Третьякова, несмотря на то, что её внутренне передёргивало от этой откровенной Козловской провокации, внешне выглядела спокойной, как танк.
Абдулов поднялся с кресла и покинул гримёрку, доставая из кармана мобильник, а ранетки, как только за ним закрылась дверь, тут же налетели на Лену с расспросами:
- Ну, рассказывай!
- Чего рассказывать-то? – недоумевающее пожала плечами Третьякова, хотя на самом деле прекрасно понимала, чего хотят от неё девчонки.
- Ну…что это было вчера? – с горящими глазами поинтересовалась Руднева, придвинувшись ближе. – Мы же всё видели! Да, и не только мы, - окинула смеющимся взглядом улыбающихся ранеток Аня.
- Поздравляю, - хмыкнула Лена, не горящая желанием делится с девчонками подробностями своей личной жизни. Блин, ну и словосочетание – «личная жизнь». Звучит как-то многозначительно. Лена, решив больше не задумываться над значением этого сочетания, почти соврала: - Это было на спор. Так что можете расслабиться, - окинув довольным взглядом разочарованные лица девчонок, ухмыльнулась она.
Поверили они или нет, - это не особенно волновало Третьякову. Главное, чтобы не приставали с расспросами. Отсутствие никотина в организме давало о себе знать, и Лена, почувствовав, как вибрирует в кармане мобильник, достала его и встала с дивана.
«Выходи из этого курятника :D» - прочла она на дисплее. Улыбнувшись, она положила телефон обратно в карман и, махнув рукой ранеткам, достала из кармана куртки пачку и сигарет и вышла из помещения.
Уверенная в том, что сейчас на неё либо нападёт икота, либо загорятся уши, Лена закрыла за собой дверь. Абдулова видно не было, и она направилась в сторону выхода из школы.

Подожгла желанную сигарету и сделала первую за этот день затяжку. Медленно выдохнула. На душе было легко и в то же время как-то волнительно. Легко от того, что наконец разобралась в себе, а волнительно от того, что они с Абдуловым скрывали их только зародившиеся «отношения». В этом была какая-то особая прелесть, азарт какой-то, что ли. Внутри, казалось, наступила гармония – любить и быть любимой – высшая награда в этой жизни, и Лена наконец поняла это. Немного смущало то, что за её спиной определенно идут постоянные разговоры и разрастаются сплетни, не только из уст «ранеток», которые желали Лене только добра, но и всей съёмочной группы. Но они с Виталиком пока никому ничего не скажут. Пока.
Наслаждаясь привычным ритуалом, Третьякова блаженно выдохнула очередную порцию дыма из лёгких и ощутила, как чьи-то большие тёплые ладони проникают под куртку, обнимая её сзади за талию. Не оборачиваясь, она сделала маленький шажок назад и упёрлась спиной в широкую грудь Абдулова.
- Курим? – услышала она из уст мужчины чуть насмешливый вопрос.
- Угу, - ответила она, чуть улыбнувшись, но, всё ещё не поворачиваясь к нему лицом.
Почувствовав мягкие губы на своей шее, она опустила руку, в которой была зажата сигарета и прикрыла глаза. Вот умеет же он заставить её забыть обо всём! Даже о сигарете – верной подруге и неизменному психотерапевту, помогающему ей в самые хреновые периоды её жизни. Но сейчас надобность в ней почти пропала – сейчас Лене не хотелось ничего, кроме как чувствовать губы и руки Абдулова на своём теле, позволять ему заставить её забыть обо всех условностях и пересудах.
А Виталий зря времени не терял – постепенно подбираясь губами к её уху, он медленно провёл ладонями по её талии вверх, заставляя её тело покрыться мелкими мурашками. Возле входа в школу затормозила красная «Тойота», и её обладательница, вышедшая из салона автомобиля, бросила нервный взгляд на школьное крыльцо.
Завидев Тропинину, Лена повернулась к Абдулову и, встретившись взглядом с глубокими синими глазами, и нетерпеливо прикоснулась к его губам. Виталий, обрадовавшись такому ответу, прижал её к себе и не заметил прошедшую мимо них Алёну, выглядевшую так, будто ей утюгом по лицу хорошенько прошлись – настолько брезгливым сейчас было её выражение лица.
Оторвавшись от его губ, Лена ещё раз взглянула в глаза Абдулова, и, взволнованно сглотнув, отошла от него на шаг, чтобы выбросить всё ещё тлеющую в руке сигарету. Мысли постепенно возвращались в голову, и Третьякова с ужасом для себя отметила, что сейчас собственнический инстинкт сыграл с ней злую шутку – она демонстративно показала Тропининой, ЧЕЙ мужчина Абдулов. И осознание этого было не столько пугающим, сколько безумно приятным.
Вернувшись в помещение школы, Абдулов пошёл на съёмку первой сцены, а Лена направилась в гримёрку. В гримёрке были только Настя и Алёна, сидящая в гримёрном кресле.
Лена, с равнодушным видом плюхнувшись на диван, открыла папку со сценарием, лишь искоса бросив мимолётный взгляд в зеркало, на отражение кислой физиономии Алёны.
Сегодня у Третьяковой сцен с Абдуловым не было. У Алёны была. Одна. Та, где он извиняется перед ней и говорит, что их поцелуй был ошибкой, и что он любит другую. Лена была вполне довольна сегодняшним сценарием, и, отложив папку в сторону, закинула ногу на ногу и прикрыла глаза.

Алёна молча сидела в кресле и изредка поглядывала на Третьякову, сидящую на диване с закрытыми глазами – ну что такого Абдулов в ней нашёл? Мужиковатая грубая пацанка. С грубым голосом, с ужасными манерами и вечной мерзкой ухмылочкой. Сегодня был её последняя сцена с Абдуловым. Быстренько же разрулили их сериальный роман! А вот реальный так и не начался – и это задело Тропинину до глубины души. Нельзя сказать, что она так уж прикипела душой к Абдулову, просто ей было обидно от того, что какая-то сопливая девочка-ранеточка смогла увести у неё мужика прямо из-под носа. Ещё три общих сцены и одна сцена с Абдуловым – и Тропинина покинет эту съёмочную площадку. Что ж, возможно, на другой ей повезёт больше. Ещё один бывший любовник сумел-таки пропихнуть её в эпизод «Кремлёвских курсантов».
Но напоследок очень хотелось как-нибудь задеть Третьякову. Чтобы жизнь мёдом не казалась. Заметив, как Лена открыла глаза, Тропинина оборвала свои раздумья и задумчиво произнесла:
- Насть, а Абдулов со всеми своими сериальными партнёршами спит, или только выборочно?
Настю передёрнуло от заданного вопроса и она сбивчиво ответила, искоса взглянув на напрягшуюся Третьякову:
- Мне-то откуда знать.
- Просто он такой темпераментный мужчина, - с особым нажимом произнесла слово «такой» Тропинина, с удовольствием поглядывая на застывшее лицо Третьяковой.
- Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Настя, укладывая очередную прядь волос Алёны, всё ещё снедаемая любопытством.
- Ну… то, что вчера после съёмок он явно дал понять, что ему от меня нужно гораздо больше, чем просто деловые отношения. До сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю… - закатила глаза Алёна, сделав мечтательное выражение лица.
Третьякова закипала. Конечно, с одной стороны, глупо было верить россказням этой полоумной фифы, но, с другой – чем чёрт не шутит? От одной только мысли, что Абдулов мог прикасаться к этой…этой…подходящих слов она даже подобрать не могла, становилось безумно противно. Мерзко и отвратительно. Но, всё ещё держа себя в руках, Лена откинулась на спинку дивана и с показным безразличием стала рассматривать свой сценарий.
Алёна, заметив, что Третьякова явно старается показать, что ей всё по барабану, продолжила, стараясь уколоть как можно больнее:
- У вас тут такие парты холодные, ужас просто. Сидеть просто невозможно..
- А парты предназначены не для того, чтобы на них сидеть, - заметила Настя, всё ещё не улавливая суть. Зато Третьякова улавливала. И от этого становилось всё противнее.
- Ой, Насть, - махнула рукой Алёна и хитро улыбнулась, - ну не делай вид, что ты не понимаешь, - продолжала «секретничать» с гримёршей Тропинина, боковым зрением наблюдая за Третьяковой, у которой по инерции сжались кулаки и появился недобрый блеск в глазах.
- Не поняла, - сделала непонимающее лицо Настя, чуть замедлив работу.
- Ну что ж тут непонятного, - пояснила Третьякова, которой уже изрядно надоел выпендрёж блондинистой фифы. – Она как собака: где придётся, там и… - не произнеся напрашивающуюся «рифму», протянула она, продолжая с показным равнодушием листать сценарий.
- Ну а кому-то вообще негде…да и не с кем… - закипая, выдавила из себя Алёна очередную колкость.
- Сочувствую, - сделала «соболезнующее» лицо Третьякова и едва заметно сжала в ладонях сценарий, выплёскивая весь негатив на ни в чём не повинный листок формата А4.
- Себе посочувствуй, - злобно сверкнула глазами Алёна, понимая, что номер не прокатил.
- А мне-то что? Мне есть где и есть с кем. И для этого мне не надо себе губы всякой хренью накачивать, - продолжая рассматривать сценарий, протянула Лена, и, бросив насмешливо-оченивающий взгляд на лицо закипающей Тропининой, добавила: - и сиськи, кстати, тоже.
Настя, не выдержав, проглотила нервный смешок, отчего рука её немного дрогнула, и Алёна, почувствовав обжигающее касание плойки, дёрнулась:
- Аккуратней, блин! – прикрикнула она, прикладывая ладонь к обожженному участку макушки.
- Извиняюсь, - хмыкнула Настя, поправляя сбившуюся прядь, и продолжила свою работу.

Лена с самодовольным выражением лица поднялась с дивана и вышла из гримёрки, чтобы чуть-чуть пройтись и собрать мысли в кучу.
Неужели он спал с ней? Лене с трудом верилось в это, но…противная змея, имя которой Ревность, заползла к ней в душу, как только Алёна произнесла свою первую фразу. И неприятное ощущение всё ещё блуждало внутри её тела, заставляя желудок нервно сжиматься и разжиматься, приводя мысли в беспорядок.

- Лен, - услышала она позади себя. Обернувшись, она увидела перед собой Леру, которая стояла, облокотившись о стену прямо рядом с дверью в гримёрку.
- Что? – ответила Третьякова, думая про себя о том, слышала ли Козлова разговор, который сейчас состоялся в гримёрке. Внутреннее напряжение поселилось где-то в районе желудка.
- Брешет как дышит, - с презрением в голосе произнесла Козлова, бросив взгляд в сторону двери.
- Не поняла, - попыталась уточнить Третьякова, что именно имеет в виду Лера.
- Я об Алёне этой. Врёт она, ничего у них не было. Абдулов вчера, сразу после сцены, как только ты ушла, начал тебя искать, а когда не нашёл – уехал домой. Так что ничего у них не было. – Спокойным тоном пояснила Козлова, смотря в лицо Третьяковой и читая на нём внезапное облегчение.
- А почему ты решила, что мне это интересно? – сделала удивленное лицо Лена, стараясь не выдавать свою заинтересованность. Но, почувствовав облегчение от услышанного, сказала это не настолько решительно, насколько собиралась.
- А просто так. Просто так рассказала. – Решила не лезть на рожон Лера. Она и так всё прекрасно понимала – если Третьякова захочет, она сама обо всем расскажет. А если не рассказывает – значит так надо.
- Ну…спасибо, - уже по-настоящему удивилась Лена, не ожидая от Леры того, что та не станет ей снова на что-нибудь намекать. Но Лера не стала. Ещё один повод для облегчения. И, когда Алёна покинула гримёрку, Лена навела свой «марафет», готовясь к съёмкам.