Сериалы онлайн

*- Пойдём отсюда, - взяв его за руку, сжав влажной ладонью его горячую ладонь, выдохнула она, прижимаясь к нему наполовину обнаженным телом.
На что Виталий, ни слова не говоря, потянул её за собой, идя практически на ощупь, так как свет был включен только в кухне.
Как только открылась дверь в комнату, два обезумевших от внезапно вспыхнувшего желания человека буквально влетели в неё, тут же снова прижавшись друг к другу, обжигая лица друг друга горячим возбужденным дыханием и бессовестным путешествием ладоней обжигая кожу на теле.
Опустившись на прохладную ткань простыни, Лена почувствовала, что джинсы уже сползают с её ног, как по мановению волшебной палочки, наверняка Абдулов уже наловчился в этом отношении. От этого было и здорово и немного страшно одновременно – а её тело уже ныло от предвкушения того, какие ощущения может подарить ему этот взрослый, опытный и безумно притягательный мужчина.*

Тело ныло от горячих прикосновений, и мгновенно пересохшие губы Лены бессвязно пытались шептать какие-то слова. Но не получалось. Безумный ритм сердца и дрожь во всем теле мешали мыслить и отпускали разум в далёкое путешествие куда-то в глубины мозга. Мужские губы, исследующие её тело, сводили Лену с ума, и боль в правом уголке губ, и тупая боль в виске уже давно не давали о себе знать, а теперь, когда Виталий каким-то невероятным образом сумел раздеться, не отрывая губ от её горящей как в огне кожи, Третьякову и вовсе понесло – она обхватила его за плечи и притянула ещё ближе к себе, прикоснулась к таким необходимым сейчас губам, всей настойчивостью и жаром своего поцелуя требуя продолжения банкета.

Виталий сходил с ума. Никогда ещё он ТАК не желал близости с девушкой. Нет, с ориентацией у него всё было в порядке, в полном, даже, пожалуй, слишком полном. Но такого он не испытывал ещё никогда – смесь страсти, нежности, какой-то запретности, и привкуса крепкого кофе, которого дарил ему поцелуй Третьяковой, мешали ему как-либо оценивать ситуацию, и он просто подчинился её требовательным губам, чувствуя, как её горячие пальцы блуждают по его спине, а ноги – сжимают его туловище, будто опасаясь, что он может встать и сбежать. Но этого Абдулов не мог сейчас сделать, даже если бы очень захотел остановиться – тело бы просто его не послушалось.
Судорожный вздох – и кажется, что ещё немного – и тонкие простыни воспламенятся. Чувство боли в уголке губ проснулось с удвоенной силой – но очередной уже немного болезненный поцелуй почему-то не произвел отталкивающего эффекта, а только заставил девичьи пальцы ещё сильнее впиться в крепкую мужскую спину.

Всего пару десятков минут назад Виталий и подумать не мог, что можно чувствовать себя настолько опьянённым. Ни один алкогольный напиток и ни одна, даже самая дорогая, сигарета не могли подарить ему хоть отдалённо похожее чувство. А тёплая, такая странная и притягательная девушка, светлая голова которой сейчас покоилась на его груди, и вовсе в какой-то момент показалась ему лишь качественной галлюцинацией – за сегодняшний день и вечер произошло столько потрясающих душевное равновесие вещей, что он уже запутался – что происходило в реальности, а что – было лишь плодом воображения. Но одно он знал точно – сегодняшнюю ночь он забыть не сможет при всём желании, даже если поспорить на это и проиграть гонку.

Третьякова спала. Точнее, делала вид, что спит. Так странно было ощущать себя здесь и сейчас, в объятиях этого наглого, задиристого мужчины, который каждый раз, когда они встречались, изрядно давил ей на психику. Но сейчас всё было по-другому. Лена не могла понять, почему она вот резко изменила своё отношение к его персоне. Или не меняла его вовсе? Может быть, ещё тогда, в Твери, впервые передёрнувшись от морозного дурмана голубых глаз, она уже что-то решила для себя? От этой мысли почему-то захотелось улыбнуться, что Третьякова и сделала, проведя ладонью по широкой груди Абдулова, и, сморщив нос, уткнулась им в его грудь.
Почувствовав это, он только сильнее прижал её к себе за плечи, и закрыл глаза, обещая себе, что с какой бы нереальной скоростью ни удирала от него Третьякова, он всё равно не даст ей далеко уйти.

Утро наградило Лену жуткой головной болью – видимо, вчерашняя травма не прошла даром, и синяк в районе виска тупым нытьём напоминал о скользкой трассе и ударе головой об оконное стекло. Но было в этом утре и кое-что приятное – лёгкая усталость в теле напомнила Третьяковой, о том, чем же завершился этот сумасшедший вечер. Улыбнулась – снова боль. Блин, ну и вечерок вчера выдался! Мягко выскользнув из-под тяжёлой абдуловской руки, она поискала взглядом предметы одежды, которые могли оказаться в этой комнате. Ага. Джинсы здесь. Что ж, продолжим поиски. Подняв джинсы, она направилась на кухню – с миру по нитке, как говорится. Подняв с пола майку, а за ней и олимпийку, Третьякова направилась в ванную – привести себя в порядок и одеться, сегодня им предстояли ещё съёмки. Будить Абдулова она не собиралась. Почему – и сама не знала. Просто не знала, что ему скажет. А сказать что-то было просто необходимо, и Лену пугало одно – ей с ним ещё работать вместе. А что, если сегодняшней ночью всё ограничится, и он, решив, что наигрался вдоволь, просто забудет о ней? Верить в это не хотелось, однако смыться из его квартиры она всё-таки решила незаметно, отложив важный разговор на неопределённый срок.

Увидев в зеркале ванной комнаты своё отражение, Третьякова едва удержалась, чтобы не выразиться нецензурно и во весь голос – в правом углу губ красовалось смачное зелёное пятно, а в районе виска – синяк размером с перепелиное яйцо. Интересно, что подумают ранетки, увидев её в таком виде? Боже, а родители что подумают?! Решив над этим пока не задумываться, а довериться умелым рукам гримёра, Лена по-быстрому собралась и, сняв уже сухую куртку с вешалки, на цыпочках покинула Абдуловскую квартиру.

Виталий проснулся от звонка будильника, который стоял на восемь утра, предупреждая о том, что через полтора часа – начало съёмок. Вставать дико не хотелось, да не то, что вставать, даже глаза открыть для него было сверхзадачей. Инстинктивно проведя правой рукой по соседней половине кровати и ощутив, что простыня холодная и пустая, Абдулов открыл глаза, и тут же почувствовал, что сон будто рукой сняло.
- Лееен, - позвал он, в надежде, что Третьякова просто ушла в душ или резко проголодалась.
Ответа не последовало. Снова откинувшись на подушку, Виталий провёл ладонью по лицу, как бы разглаживая напрягшиеся мышцы. Сказать, что он был разочарован – значит, ничего не сказать. Ему тут же показалось, что прошедшая ночь, либо его поспешность напугали Третьякову, и именно поэтому она сбежала, ни свет ни заря. А ведь он же пообещал, что не отпустит. Выходит, сам себя обманул. Однако одна здравая мысль всё-таки позволила ему заставить себя поднять задницу с постели и начать собираться на съёмки: ведь то, что он дал ей уйти, ещё не значит, что он не попытается её вернуть, верно?..